Изнывая от тревоги, Дмитрий Лазарев сидел в приемном покое госпиталя Камберленд-универа и подрыгивал ногой. Время от времени он хватал рукой эту вышедшую из-под контроля конечность, утихомиривал ее, но стоило отпустить, как колено вновь начинало прыгать. По первости дежурная медсестра пыталась задавать ему вопросы (что-то о фамилии, медицинской страховке, удостоверении личности, месте жительства), он вроде бы что-то отвечал, но видимо такую несуразицу, что она прекратила вести запись в журнале и замолчала, недоуменно поджав губы. Потом она, вроде бы ушла, приходил кто-то еще, тоже пытался спрашивать, но Митя с таким страданием посмотрел на этого мужика, что тот тоже ушел.

Вдруг в приемную вошел еще один медик в ином, синем халате и шапочке на голове и, растирая левой кистью правую, подошел к Лазареву с вопросом:

— Это Вы привезли девушку с пулей в брюшной полости?

— Я-я, — нервно сказал Митя. — Вы ее спасли?

— После того как этот здоровенный свинцовый кругляш порвал ей весь кишечник, разворотил печень и застрял в позвоночнике? Мы не боги и не филлипинские хилеры, к сожалению. Она умерла еще до окончания операции....

Подбородок Митин задрожал, зубы застучали, а из глаз брызнули слезы. Врач постоял возле него, потом повернулся и пошел назад, сказав медсестре:

— Когда он придет в себя, добейтесь от него четких данных о его финансовой состоятельности и о страховке. Мы не можем терять деньги на том основании, что пациент скончался.

Смерть и Дженни настолько были далеко друг от друга в Митином сознании, что он продолжал не верить сообщению хирурга, хотя его слова стали крутиться на сетчатке невидящих глаз в виде ленты: — Мы не боги.... Она умерла.... Но вот эта круговерть прекратилась, оставив лишь транспарант "Она умерла". Митя выпрямился на диване, вытер рукавами глаза, повернулся к нудящей медсестре и сказал:

— Я понял. Она умерла. Я должен вам деньги?

— Вы же понимаете, что мы понесли большие траты на эту операцию....

— Да, я понял. Простите, где здесь туалет?

— Да, да, приведите себя в порядок. В коридоре, сразу за углом.

Лазарев встал, нашел туалет и огляделся внутри него. За кабинками виднелось высокое окно с рамой, открывающейся вовнутрь. Он легко вспрыгнул на подоконник, открыл эту раму, протиснулся в окно, спрыгнул на газон и быстрым шагом пошел к высокой изгороди, возле которой рос клен с пышной кроной. В два счета он залез на дерево, перебрался на изгородь с внешней стороны и спустился в окружающий госпиталь парк. Через десять минут он был уже далеко от этого проклятого госпиталя, который обрушил его надежды на счастливую жизнь.

В дальнем углу парка, на склоне, обращенном к реке Камберленд, Дмитрий Николаевич просидел несколько часов: сначала бездумно, оживляя в памяти те или иные эпизоды своей жизни с участием Дженни (под рефрен "Милая, как же так, что я теперь без тебя буду делать?"), потом стал вяло соображать, что, в самом деле, теперь ему делать? В пистоне на поясе он нашел пять монет: четыре серебряных номиналом в один доллар и одну золотую в десять. "Реализовать их надо у нумизмата, не в ломбард же нести....".

Потом он снял с себя серый китель с дурацкими желтыми галунами на рукавах и двумя рядами латунных пуговиц ("одной нет, другая вот-вот оторвется"), встряхнул его пару раз, побил рукой в попытке избавить от пыли и, наконец, повесил на куст, на солнце — пусть прожарится. Снял порядком запылившиеся черные короткие сапожки из мягкой кожи и носки, а потом голубоватые брюки (из хлопковой джинсы!) с не менее дурацкими желтыми лампасами, тоже побил их и повесил рядом с кителем. Снял и белую свободную рубашку, осмотрел ее критически и сморщился: воротник, конечно, далек от свежести. Ну а вместо уставных кальсон он носил свободные трусы из ситчика (в достатке сшила Дженни), в которых и стал расхаживать под лучами еще жаркого предвечернего солнца, поглядывая с неудовольствием на свое бледное тело и загорелые кисти рук и перебирая возможности легализации в современных Штатах.

— Эй, снежок! — раздался вдруг наглый голос за его спиной. Лазарев повернулся и увидел двух молодых афроамеров (тощего и одутловатого), вышедших из кустов и покручивающих в руках ножи-бабочки. — Гони баксы, козел голый!

Митя почему-то совсем не дрогнул (а в России всегда подонков опасался), подошел

к сапогам и вынул один носок, затем достал из брюк монеты, бросил их в носок и крутнул его в воздухе.

— Че ты там носком драным машешь? Нас пугать им вздумал?

Митя стремительно сблизился с грабителями (они резко раздвинулись в стороны), крутнулся на месте, намеренно подставив спину толстому и, завершая оборот, ударил сунувшегося к нему с ножом жирдяя монетами в лоб. Тот молча рухнул на землю, а Митя, продолжил движение, уходя с линии удара тощего ниггера, помог ему левой рукой проскочить мимо себя и ударил тем же кистенем в затылок. Этот улегся почти рядом с первым и тоже молча. Ну а Митя приступил к действию под названием "грабь награбленное"....

Через два часа он вышел из электропоезда в Нэшвилле, держа в руках упакованный в бумагу тюк, в котором была его конфедератская форма и кое-какие лишние шмотки с тел грабителей, оставленных в парке связанными, в одних трусах. Сдав тюк в автоматическую камеру хранения, Лазарев двинулся на поиски нумизмата, продолжая ощущать брезгливость от вынужденного ношения чужих одежек. Под вечер народу на улицах этого города, расположенного в субтропическом поясе, было много: одни шли с работы, заходя по пути в магазины, другие только окунулись в праздную вечернюю жизнь. Перед глазами Мити мелькало великое антропологическое разнообразие, но он практически никого не замечал, разглядывая на своей сетчатке милую рожицу Дженни — почему-то именно ту, с которой она появилась перед ним в том лондонском баре....

Вдруг его будто толкнул кто изнутри: он очнулся от грез, повернул голову и увидел вывеску "Нумизмат". Повернул и, как манекен, вошел внутрь стеклянной лавки. Через пятнадцать минут он вышел из нее с двумя тысячами баксов в кармане, сознавая, что вислоносый еврей "обул" его не менее чем на тысячу. Но торговаться в этот раз не было никакой охоты.

Глава вторая, в которой герой находит в Нэшвилле оазис

На улице он впервые осмотрелся более внятно и увидел на нескольких баннерах над проезжей частью портреты Маккейна, а на фасаде небоскреба — портрет Обамы. "Это что же, я в 2008 год попал?" — предположил Лазарев и не ошибся: в газете "The Tennessean" он увидел дату выпуска: 2 июня 2008 г. "Значит, там, в Красноярске, мне всего 30 лет, я сейчас плыву на теплоходе в составе геологической партии по Енисею в пос. Бор, откуда нас вертолетом забросят в исток Кутукаса — и мы пустимся на резиновых лодках вниз, описывая обнажения обрывистых берегов. Веселое было время, беззаботное.... А здесь что будет?"

В это время его желудок обиженно пробулькнул: мол, ты что, хренов хозяин тела, так и будешь над своими внутренностями издеваться? Корми давай, пои, а потом уж к химерам своим можешь вернуться.... Что ж, деньги есть, можно и поесть. Но лучше не в центре, зачем вдвое переплачивать....

Он попетлял по городу с полчаса, не решаясь выбрать пункта питания: итальянская пиццерия не привлекла, от японского суши-бара шарахнулся, "Макдональдс" — полное фуфло, какой-то КФЛ совсем не знаю.... Вдруг рядом с придорожным мотелем он увидел странную вывеску "Borsch", пару секунд вникал в нее и, наконец, просиял: так это ж "Борщ"! Украинская кухня?

Так оно и оказалось. И владела этой забегаловкой именно украинская семья, правда, видимо неполная: мать в качестве повара и дочь лет двадцати — подавальщица. Обе статные, полногрудые, кареглазые и шустрые. Все это Дмитрий Николаевич сообразил сам, через наблюдение, но получил подтверждение и от некоего громоздкого словоохотливого посетителя харчевни, который всякий раз как девушка проносила мимо кушанья, говорил: — Галю, до чього ты хороша!

Борщ оказался тем самым, настоящим: густым, ароматным, щедро заправленным сметаной и паприкой. И порции были щедрыми и хлеба подали вволю да черного! Тут и второго блюда никакого уже не надо.... Но при виде горки пельменей с той же сметаной аппетит нашел скрытые резервы и помог справиться и с ней. Натурально отдуваясь, Митя откинулся на спинку дивана и посмотрел одобрительно на проходящую мимо Галю.

— А Вы, дядьку, не из наших будете? — спросила его вдруг Галя по-русски.

— Да, Галенька, из наших, — сказал Митя тоже по-русски, вовсе не желавший до того себя раскрывать.

— У Вас в глазах такой огонек светился, когда наш борщ ели, — ответила Галя на его невысказанный вопрос. — Вы тут проездом или поживете?

— Я уже поселился в другой части города, — сказал Лазарев, не желая Гале и ее маме проблем. — Здесь оказался случайно, но теперь буду заходить иногда пообедать: очень уж вкусно вы готовите....

— Мама в Полтаве поваром была, в ресторане. Ей американца по переписке сосватали, она и приехала сюда, со мной вместе. Мне тогда десять лет было. Потом она от американца ушла, а дядька Твердохлеб, владелец мотеля, ей позволил рядом харчевню эту открыть. Вот здесь и кукуем.

— Я уже заметил, что Нэшвилл — это настоящий интернационал, — сказал вежливо Лазарев. — Ты же в него вписалась?

— Не очень-то. Они все меня пугают: и негры и мексиканцы, да и белые америкосы на наших ребят не похожи. Так что я мечтаю обратно в Украйну уехать....

— Ну, если родня там осталась, чего ж не поехать....

— В том и беда, что близких уже никого нет: кто умер, кто уехал тоже....

— Значит, дорогая панна, надо здесь вить свое гнездо. Ведь украинцев, да и русских в Америке сейчас много....

— К нам заходят иногда, но тут же уезжают. Вот как Вы: встанете сейчас, скажете до свиданья и исчезнете....

— Вот уж нет. Если я говорю до свиданья, значит, оно непременно состоится. И вовсе не из вежливости, а потому что здесь для меня теперь будут три магнита: ты, Галя, твоя мама и ваш волшебный борщ.

Лазарев завершил этот панегирик легким поклоном, улыбнулся девушке и пошел на выход.

Спустя час он отыскал, наконец, в Нэшвилле "блошиный рынок" и когда его покинул, то был уже одет вполне прилично, а в кармане его лежал мобильник — и все удовольствие меньше чем за 100 долларов. Теперь следовало найти интернет-кафе и поискать "жучков", занимающихся изготовлением поддельных документов — в частности, автомобильных прав....

Поздним вечером такие права он получил в обмен на 800 баксов (на имя Дмитри Перкинса), забрал еще пакет из камеры хранения — и пошел с полным правом устраиваться на ночлег в заранее подобранный отель на северной окраине Нэшвилла, близ парка развлечений. К чести украинок съеденный им обед был настолько калориен, что никаких голодных сцен его желудок на ночь не устраивал. Митя же перед сном открыл большую цветную "Книгу любви" Роберта Ли Кемпа, купленную по дороге в книжном магазине, и стал внимательно ее штудировать, делая выписки в толстую тетрадь.

Глава третья, в которой герой готовится стать астрологом

— Что там за Роберт Ли Кемп? — спросит все же читатель, хоть и попривыкший к кренделям Мити Лазарева. — Неужели нарисовал американский вариант Камасутры?

Отнюдь, господа, отнюдь. Его книга представляет собой ультрагороскоп. Вы люди хоть и грамотные и наверняка знаете о зодиакальном и китайском гороскопах, а также о цифровом и по имени, но изобретение Ли Кемпа превосходит их в несколько десятков раз. Потому что в тех гороскопах речь идет о родстве людей по годам рождения (китайский) или по месяцам (зодиакальный), а в этом шедевре человеческого ума сходство людей уловлено по дням рождения. При этом каждому дню соответствует определенная карта в колоде из 53 карт; соответственно, есть разные дни с одинаковыми картами, но в пределах одного месяца повторения исключены. И если сочетать этот гороскоп с зодиакальным, получится идеальная матрица для всех дней рождения! Это ли не клад для мошенника, умеющего вешать лапшу на уши доверчивым людям, очень желающим знать, кто все-таки они такие "объективно", а также кем являются их мужья, дети, друзья-приятели и врагини подколодные.... Но это и кусок хлеба для приличного человека, попавшего в затруднительную экономическую ситуацию — вот как сейчас Д.Н.Лазарев в этой проклятой Америке.

"Приличный человек никогда не пойдет на обман других приличных людей — это аксиома!" — воскликнет праведник. Можно было бы согласиться, если бы не повсеместный экономический обман, распространившийся во всех государствах, возглавляемых приличными внешне людьми. А в данном случае эта аксиома вряд ли применима: чем больше Митя вникал в трактовку характеров по той или иной карте, тем больше поражался явному их сходству! Будучи аналитиком, он понимал, что у Кемпа не было проведено достаточного количества психологических исследований групп людей по дням рождения, что Кемп чистый эмпирик и интуит, но на примере хорошо знакомых Мите людей он удивился: эта группировка работает!

Вот близкий друг А, король бубен по карте. Основные предсказанные черты: пуп земли, очаровашка, при этом финансово всегда в шоколаде — ну про него же! Или вот друг Б, шесть червей: учитель, причем сердечный — тоже про него, учит нас и учит по любому поводу, но сердечно, от души! Я сам, десятка червей: охранник особ "королевского" дома, предприимчивый, вдумчивый, в меру амбициозный, притом тоже сердечный.... А Маринка, девятка крестовая? Сибаритка до мозга костей, поставившая личные удовольствия во главу угла, притом что сама пальчиком не пошевелит для того, чтобы эти удовольствия организовать.... Что же Дженнифер, пиковая пятерка? Основная страсть — путешествия, стремление к неизведанным краям и людям. При этом интраверт, женщина-загадка. Эх, Дженни.... Знала бы ты, как мне без тебя плохо жить на свете! И какой фигней сейчас я вынужден заниматься — просто для того, чтобы обрести финансовую возможность жить достойно в государстве неограниченных возможностей....

А что же он за песни не берется? — спросит дотошный читатель. — Так пел, заливался, авось и здесь себе аудиторию найдет....

Этот вариант Митя даже не рассматривал. Остыло его сердце к песням. Совсем.

Утром Лазарев продолжил свою энергичную деятельность: после завтрака (одно название: бутерброт с маслом и сыром и кружка кофе с молоком) опять занялся выписками из книги, потом стал было делать аккуратные карточки на картоне с характеристиками для каждого персонажа.... Плюнул, сходил в ломбард и купил облупленный ноутбук (за 300 долларов), на котором набирал эти карточки до обеда. Прихватил и обеденное время, распечатывая их на принтере (в соседнем магазинчике канцелярских принадлежностей) в 10 экземплярах каждую. Отнес в двух тяжелых пакетах в отель и сказал вновь бурчащему желудку: все, все, едем к Гале....

Галя просто просияла, завидев вчерашнего русского. Вихрем слетала за первым блюдом и сказала чуть извиняясь:

123 ... 91011

↓ Содержание ↓