Мы вьемся в воздухе, распарывая вечер единым ритмом движений, следуя за ветром замысловатыми иероглифами. Нам знаком этот бесконечно изменчивый и безмерно постоянный рисунок боя — один из нас рвется вперед, а его брат защищает от чужого выпада... или наоборот? Иногда же мы оба стремимся к сердцу врага, иногда — вдвоем уходим в оборону, но всегда и неизменно танцуем вместе. Если ритм нарушен, если сверкает лишь один из нас — значит, случилось нечто неверное, чего быть не должно.

Нам нравится вечер. Он окутывает нас темным покрывалом — и сквозь него сияет свет звезд и фонарей. Черное и белое — наши цвета.

Я бью как молния. Быстро и точно. Безмерно быстро. Безмерно точно. Так было всегда. Так будет всегда.

Ветер скользит по телу. Тихий восторг. Вспышка радости на острие. Счастье боя. Счастье достойной схватки.

Близнецы достойны. Они быстры. Они умелы. Знают себя. Понимают меня. Я — понимаю их.

Мои удары — их плоть крошится. Странно. Они лечатся? Они приходят вновь?

Но я бью снова. И снова. И снова. Сквозь синий вечер. Сквозь красную кровь.

Мои цвета.

Он очень хорош — мы с братом не можем этого не признать. Хотя, конечно, в его движениях сквозит явное удивление: он не ожидал столкнуться с нами. Естественно, он мог ждать пришествия Разящего — а мы оказались сюрпризом. Это хорошо. Мы любим и умеем удивлять врагов, достойных или нет... хотя недостойные удивиться обычно не успевают.

Вот сейчас он явно озадачен. Наш нынешний противник явно привык кончать бой быстро и сражать одним ударом — но ему неясны секрет нашей стойкости и причина, по которой мы еще танцуем сквозь вечерний ветер.

Ну что ж, мы не собираемся раскрывать все секреты. Мы вообще неплохо умеем вводить в заблуждение... Хорошая тактика, верно?

Темный цвет вечера — цвет одежды шпиона, белый свет звезд и фонарей — цвет духов. Цвета тех, кто умеет лукавить и скрываться.

Не люблю обманов. Странно, что дерусь с ними. Странно, что потратил время. Надо заканчивать. Но не выходит. Они вертятся, мечутся и уходят.

Очень быстры. Непривычно. Опасно.

Плевать на опасность. Давно не радовался. Давно не рвался в такой бой.

Вперед! Вперед!

Они лукавы — я быстр. Они танцуют — я рвусь вперед.

Темная синева открытого неба. Киноварь будущей крови. Честные, прямые цвета.

Мы призваны в этот мир, чтобы сражаться и защищать. Так длится уже долгое время, пусть этот призыв и отличается от других... но нам ли сетовать на судьбу? Мы сотворены, стократ отражены и воссозданы, чтобы сражаться — и мы рады это делать.

Как может быть иначе?

Я бил рыб. Бил древние силы. Я зрел героев. Сражал героев.

Здесь и сейчас — бьюсь снова. Иначе — нельзя. Иначе — не мой путь. Таков удел. Такова цель — что сковала меня, что и есть я.

Нельзя иначе.

Мы — Каншо и Бакуя.

Я — Га Болг.

Черное с белым.

Синее с красным.

Удар!

16.05.2012

II. Пустота и свет

С первой нашей встречи я стремилась к тебе. Впервые ты предстал, укутанный непроницаемым покровом дыхания Адада, что скрывал твой облик, но уже тогда сила твоя мерцала сквозь этот недостойный плащ. Сквозь золотой покров узрела я тебя, и не смогла забыть, когда Воин мой ушел от той битвы, недостойной узреть его силу и еще более недостойной моего касания.

Ты бился с двумя братьями, сквозь плоть которых были видны разрушительные проклятия. Быстры были их удары, но разве могли они сравниться с незримым движением твоим, что вставало на их пути? Если бы не ошибка Воина твоего — разве смогли бы они надеяться на победу? Нет, лишь гибель принесло бы им твое могучее касание.

Дни прошли — и узрела я великую силу твою, что просияла над миром и рассекла небо и волны. Как Мардук поразил Тиамат — так ты сразил мерзейшее чудовище, оскорбляющее вселенную одним только обликом своим, и испепелил гнусного колдуна, что посмел призвать тварь свою против героев пяти эпох.

И тогда я поняла, как мы отличаемся и как мы похожи. Поняла и возрадовалась, ибо истинно велик ты оказался и достоин сравниться со мной.

Ты — ветер, облекающий ослепительный, всесокрушающий свет. Сияющей волной является в мир твоя сила, что рассекает даже плоть бессмертных, и убивает тех, кому нельзя длить бытие свое. Святым зовут тебя, но святость твоя — святость великой войны, что ты ведешь многие сотни лет.

Я — ветер, что устремляется в безбрежную голодную бездну. Пустотой дышит могущество мое, и алчет эта пустота, взыскует она бытия, что способно ее насытить. О, как жаждет она наполниться твоим светом, принять его в себя, взрастить пылающее семя, способное восстать волной мощи!

Мы не встали друг против друга в той войне — но лишь потому, что глупость человеческая и воля того, кому недолжно жить, помешала нам. Позволь же поведать о себе, дай рассказать о силе, что дремлет во мне, и что освобождается словами Воина моего.

О тот, кому нет равных — смотри на меня, узри могущество мое, послушай о деяниях моих!

Сила моя рассекла мир, и пролегла по плоти его ущельем, что лишено дна. Сотни тысяч мужей устремились туда с доспехами и оружием; камни мои разорвали плоть их, выпустив алую кровь, волны мощи моей поглотили их и развеяли сиянием искр по ветру. Сам мир, что встал пред Воином моим, я сокрушила, изорвав солнце, подобное лику Шамаша и небесный покров, сотканный в подражание Ану.

Клинок мой прорвал доспех короля врагов, и кровь его хлынула по сияющей плоти моей. Смерть ему принес мой удар, напилась я жизни, имевшей вкус сердца его, ощутила и выпила срок земной того, кто покорил многие страны.

Посмотри на меня — разве я не прекрасна? Разве не сияют знаки мои великим пламенем Гибила, разве не подобно движение мое смене времен дня и года? Разве не наделена я властью над мирским и разве не могу разорвать я душу, полную силы героя, так же легко, как и тело, сквозь которое струится божественный ихор?

Облик твой длинен и тонок, острым величием лучишься ты; я же исполнена благородных изгибов, и не найти во мне ни одной резкой черты. Истинно ты — единственно достойная меня пара, как и я — единственная, кто владеет правом на свет твой. И не только мы столь схожи, о сверкающий!

Мой Воин — лучший из мужей, доспех его сияет полуднем, взор лучится закатом, кожа белее драгоценного мрамора, волосы подобны лучам солнца. Неисчислимы его богатства и нет наделенного разумом и не преклонившего пред ним колен. Сказано в древности о Мардуке — "спинной хребет его — кедр, пальцы его — тростник, череп его — серебро, излияние семени его — золото", и разве не то же ученые скажут о спутнике моем?

Твой Воин — высшая из женщин, чьи глаза подобны изумрудам, тело чисто, светло и покрыто сияющим серебром и небесной синевой. Золотой пшеницей сверкают волосы ее, и вела она за собой мужей, что прославились в веках. Ветер в дланях ее, легкостью движений подобна она Нинлиль, и а взор ее сияет царским достоинством.

Коль станут они бок о бок — не смогут люди отыскать превосходящей их пары под солнцем и луной, и сама Иштар возденет руки, восклицая "Вижу я союз, которому нет равных под взором отца моего, безбрежного неба!"

Как созданы они для того, чтобы встать вместе и вдвоем возвыситься над миром — так и мы сотворены для того, чтобы стать едины. Множество существ пожрет пустота, что подвластна мне — разве не милостиво будет позволить им узреть испепеляющий свет твой пред тем, как уйдут они в царство Нергала и Эрешкигаль?

Недавно я вновь смотрела на тебя сквозь золото. В руках девы твоей ты бился с мерзкими созданиями, которых я сочла бы недостойными своего прикосновения — и вновь их направляла колдунья. Но пала она под ударом младших собратьев моих, когда мой Воин простер длань свою, подобную молнии господина плотины небес.

Сейчас вновь я взираю на тебя — но уже не через завесу величайшей сокровищницы мира. Ветер этих земель скользит по пылающей плоти моей, и бледный свет Нанны озаряет нашу встречу. Так же светила луна и тогда, когда узрела я тебя впервые — разве это не знак?

Явившись на свет спустя эти годы — дрожу я, исполнена я нетерпения, как невеста, которой пришло время сбросить свадебный наряд пред мужем. Совлечен уже твой покров, и сияешь ты золотом Шамаша и синевой Ану, и имя твое замерло на устах женщины, которой ты позволил себя сопровождать.

Даже имена, дарованные нам, начинаются одинаково — воистину, сами боги желают нашей встречи! Трепещут они в воздухе, и ждем мы оба начала первого, истинного нашего боя. Да, содрогаюсь и я, готовая излить в мир свою мощь, вновь напомнить вселенной о силах, способных ее разрушить. Ты ведь ждешь того же, верно? Ты жаждешь столкнуться со мной, испытать свое подобное лучам Шамаша сияние и узреть, как истинно столкнутся наши Воины?

Они уже начали битву слов — но звуки неважны, и лишь мы с тобой решим исход этой встречи. Сдержу я силу свою, не буду грозить этому миру — и тем острее и сладостнее будет наслаждение, когда пылающее сияние твое сплетется с мощью, таящейся в моих изгибах и движениях.

Десять лет я ждала этой встречи — и хоть безгранично мое бытие, но из кувшина терпения моего истекают последние капли. Наконец мы сойдемся, и наконец-то истинно прикоснемся друг к другу, насладимся силой, что бурлит в наших совершенных телах. Я ждала — я не могу больше ждать, я все ускоряю движение свое, взывая к лучшему из мужей, что сопровождает меня.

Ну же, мой Воин! Говори! Произнеси слова, что позволят нашим силам наконец встретиться, наконец позволят твоему свету войти в мою пустоту!

— Энума Элиш.

26.07.2012 — 27.07.2012

III. Страж

Леса полоса

На склоне горы, словно

Пояс для меча

Эти стихи читает один из монахов в храме. Мне нравится звучание слов и образы, встающие за ними. Особенно сейчас — когда и сам я стерегу храм на горе, поросшей лесом.

Имя мое — Монохошизао из рода длинных мечей но-дачи, имя спутника моего — Сасаки Коджиро, что славен скоростью своей и гибелью в поединке с мастером. Вновь мы пришли в мир по колдовскому зову, встав у ворот храма Рюдо, скованные приказом охраны и служения.

В имени храма свернулся дракон, но ныне в сердце его сплела гнездо свое греческая змея. Сама она была вызвана, и силой своей проложила дорогу в мир мне и спутнику моему.

Но мы с Коджиро не чувствуем благодарности. Всю свою жизнь мы были воинами — а призыв определил нам дорогу убийц. Я привык сходиться в бою с мастерами по всей Тростниковой равнине — а теперь принужден сторожить один-единственный храм.

Единственное, что примиряет меня с таким положением — само место. Лес, покрывающий гору, исполнен темного величия, гора стара и напоена силой, сам же храм дышит умиротворением и спокойствием. У врат его приятно умирать.

Призвавшая нас чужда этому мирному бытию. В храме она творит темные чары, и я знаю — каждый день по всему городу люди слабеют и впадают в забытье, когда она тянет из них жизнь. В храме же она принимает своего союзника и любовника, человека с шагами наставника и глазами убийцы.

Однажды колдунья заставила меня охранять ее покои — в моменты страсти ее власть над разумом монахов ослабевает, и кто-то из них может случайно подойти. Она приказала убить такого человека, если подобное случится, и я был рад, когда никто не приблизился к комнате.

Незримо оставаясь у приоткрытой двери, я мог видеть, как на кровати сплетаются тела. Только здесь колдунья отбрасывает мантию и скрывающий лицо капюшон, и только здесь она позволяет себе быть обнаженной и уязвимой. Почему бы и нет? Разве не для этого входит она в комнату с мужчиной — чтобы предаться в его власть, ощутить, как руки его скользят по нагому телу, и как не требующее колдовства орудие пронзает ее?

Мы могли бы убить их. Ворваться в комнату, нанести смертоносный удар — поглощенная страстью колдунья не успела бы отдать приказ, а ее любовник не смог бы совладать с моей сталью, быстрой как полет ласточки.

Я представлял себе, как оно может случиться. Смертоносно быстрое движение, выпад — и плоть колдуньи расступается под моим острием, пронзающим ее горло, минующим кости и рассекающим мозг. Тройной взмах клинка, принесший нам с Коджиро бессмертную славу — и ее союзник застывает на мгновение, прежде чем его тело нальется кровью по прервавшим его жизнь линиям и распадется на части.

Но я знаю, что Коджиро не сделал бы такого, а если бы пожелал — я бы налился тяжестью в его руках.

Пусть давшие мне новое бытие слова назвали меня клинком убийцы — Монохошизао не бьет в спину. Только лицом к лицу мы сражаемся с врагами, даже недостойными того. А наставник-убийца — боец, заслуживающий поединка хотя бы за свое мастерство.

У врат я стою — и вспоминаю каждую секунду недавнего боя с золотом, сокрытым под покровом ветра. В этом клинке не чувствовалось фальши, пусть даже он и скрывал свое обличье; мы похожи, пусть даже родом из разных стран и принадлежим к разным семьям.

Я вспоминаю тот бой, когда воздух на ведущей к храму лестнице расцветает золотом — но иным, сияющим надменной уверенностью. Воин в доспехах небожителей идет к нам, и за плечами его возникают десятки орудий, каждое из которых стократ превосходит меня по силе.

Явился он на лестнице из уважения или желая посмеяться? Трудно сказать. Ясно лишь, что в бою с мастером Пяти Колец мы могли обрести победу, в этой же схватке — обречены. Если только не бить в спину, как бы ни эфемерна была такая возможность.

Но нет. Мы названы убийцами, но не становимся ими.

— Слуга Ассассин, Сасаки Коджиро, — произносит мой спутник, принимая телесное обличье и вознося над головой стальную молнию, что есть плоть моя.

— Монохошизао, Страж храма Рюдо, — отзываюсь я звоном и бликами лунного света, расступающегося под лезвием моим.

Пришедший лишь улыбается — и, повинуясь его воле, древние клинки покидают золотой туман.

Я встречаю их узором боя и полетом смертоносной ласточки.

У этих врат приятно умирать.

Долгий путь пройден,

За далеким облаком.

Сяду отдохнуть.

IV. Клинок былого и грядущего

Закованные в сталь пальцы сжимают мою рукоять. Непривычная хватка, с меньшей твердостью и большим уважением, чем обычно. Неудивительно; впервые за долгие годы меня касается чужая рука.

Я привык к совсем иному прикосновению. Сила и легкость, с какой я сражал врагов на поле боя, вошли в легенды — как и человек, что был моим спутником все эти годы.

Артур, Король Рыцарей, образец монарха, предсказанный владыка, человек, осененный помощью магии и благословением небес. Артур, создатель Круглого Стола, владыка Камелота, несокрушимый, несгибаемый, сияющий правитель.

Лишь немногие знали о том, что под доспехами короля скрывается юная женщина — ее ближайший родственник, ее наставник-чародей...

123

↓ Содержание ↓