Записки Люцифера

Глава 1

— Люцифер, ты уверен, что из этого получится что-то дельное? — со скептицизмом в голосе произнес я, зябко поежившись.

Прохладно здесь ночью. В тюрьме с ее мощными стенами было теплее. Да еще и голова болит после удара. Только недавно в себя пришел, что, впрочем, не мешало мне обсуждать с товарищем по несчастью возникшую у него идею.

Я продолжил говорить:

— Мне бы просто записи без твоей этой писательской обработки. Конечно, мне кажется, маловероятным то, что это снова случится, но раз уж у нас сейчас выдалось "свободное время", то почему бы и нет?

Я скорее убеждал сам себя, нежели предвкушающе скалящегося Люцика. Его хлебом не корми, дай что-нибудь накропать. На самом деле в этой идеи было зерно здравого смысла, просто обстановка не располагала к данному действию и поэтому я неохотно откликнулся на предложение Люцифера. Потому что "свободное время" у нас образовалось из-за того, что мы угодили в ловушку — вырытую в земле глубокую яму. И как мы не заметили ее? Ладно я, но как Люцифер ее прошляпил? Я ломился сквозь джунгли так, что едва-едва разбирал, где пальмы, а где можно пробежать не рискую устроить ДТП с участием дроу и дерева, а вот Люцифер мог бы и приметить ловушку. После этой беготни, у меня до сих пор сердце трепыхается в груди, подобно пойманной в силки животине — выносливость не самый прокаченный мой параметр, хотя в последнее время я бегаю с завидной регулярностью, ощущая как связки трещат и дышит в спину смерть.

Люцифер, тем временем, уверенно проговорил:

— Клык даю, все будет топ-топ. А что касается неких моих вкраплений в твою историю — это издержки производства. Иначе мне будет неинтересно писать.

Я принялся рассуждать вслух:

— Если вдруг по какой-то причине я останусь без своих спутников, знающих о моей проблеме и способных объяснить, что со мной произошло, то имея подобный дневник и заглянув в него — я многое пойму.

Люцифер быстро закивал головой, соглашаясь с моими словами. В темноте задорно блестели его зеленые глаза с вертикальными зрачками. Он был в нетерпении и скалился во всю розовую пасть. Кажется, в отличие от меня, Люцика нисколько не смущало наше положение.

Я вспомнил, как впервые встретил его. Это была ночь, не такая как сейчас — локации все-таки разные, но многое до чертиков схоже. Тогда я тоже был совсем не уверен в том, что все закончится благополучно. Отчасти поэтому я, несколько поколебавшись, спросил его:

— Ты даешь гарантии, что твоя писательская обработка напрочь не убьёт истину в моей истории?

— Да что б мне пусто было, если будет так, — уверенно выдал он. — Я совсем немного, пару штришков.

Его слова меня не убедили, но попытаться стоило. Даже если из этой затеи ничего не выйдет, то хуже точно не будет. Так что надо пробовать.

— А тайну исповеди обещаешь? — спросил я затаив дыхание. Очень уж не хочется, чтобы моя история покинула эту яму. — Ну, не исповеди, ты же все-таки не священнослужитель, но... в общем, ты меня понял.

— Кто же меня возьмёт-то в священнослужители? — залился Люцифер, режущим ухо смехом, будто кто-то по асфальту гоняет жестяную банку из-под консервов. — Я не подхожу для этого бизнеса.

— Тут ты прав, — хохотнул и я.

Отсмеявшись, он сказал:

— Обещаю, обещаю.

— Тогда слушай. Буду повествовать в том порядке, в каком это происходило, — сказал я, тяжело выдохнув, собираясь с мыслями, сам желая поскорее начать — заразился его энтузиазмом.

Люцифер быстро потер лапы друг об друга, словно разминая их, раскрыл подаренную мне Бояром тетрадь и занес коготь над баночкой с чернилами.

— Что-то отвратительно я начал различать цвета, перестав быть человеком, — посетовал Люцифер, глядя на баночку. — Это какой цвет у чернил?

— Красный, — быстро сказал я. Цифровая темнота мне была не помехой.

— Как будто кровью буду писать, — сказал он и снова залился своим непередаваемым смехом, только теперь постаравшись подпустить в него дьявольские нотки: получились царапающие барабанные перепонки звуки, от которых у меня аж волосы подмышками зашевелились. — Ну что ж, начнем.

Я принялся ему диктовать, ощущая, как из-за царящей вокруг влажности, одежда начинает прилипать к телу:

— Я осознал, что стою на холме. Рядом были какие-то люди... Эээ постой, ты, что там пишешь?

Люцифер, высунув кончик острого языка, с удовольствием вывел когтем, обмакнутым в чернила, гораздо больше слов, нежели я надиктовал ему.

Я заглянул в тетрадь и пораженно прочитал вслух:

— Вспышка света. Необычайная легкость царила в голове: ни единой мысли не витало в ее вакууме. Ветер лениво треплет черный плащ на моих плечах. Вид, открывающийся с крутого холма, заставил мое сердце тревожно забиться, — я прервал чтение и возмущенно воскликнул, глядя на его усатую наглую физиономию: — Ни фига себе пару штришков! Ты чего это творишь?

Он безмятежно уставился на клочок ночного неба, видимый где-то очень высоко. Несколько пальмовых листьев, сиротливо свисающих по краям ямы, немного затрудняли обзор.

Я посмотрел на Люцифера и громко повторил:

— Ты чего это творишь?!

Недописатель, будто не слыша моих слов, продолжал пялиться в небо, словно пытаясь высмотреть там летний вариант Санта-Клауса или пересчитать все звезд, что серебрёными гвоздиками мерцали далеко-далеко. И рожа-то у него была такая вдохновленная. Мне даже стало как-то неловко на него голос повышать. Не поймешь, что сейчас творится в его душе-потемках — это одному Богу известно, ну или создателям этого места. Думается мне, что они на это вполне могут быть способны.

Наконец Люцик с тяжелым вздохом уставшего грузчика отвлёкся от созерцания небосклона, перевел взгляд на меня и грустно произнес:

— А что ты хочешь? Душа писателя требует, чтобы я сухую информацию привел в вид удобоваримого чтения. Если не согласен на это, то вот тебе... — он решительно сунул мне кукиш под нос, — ...а не записки багнутого.

— Ладно, ладно, — пошел я на попятную, — меня всё устраивает. Не так уж сильно ты и приукрашиваешь.

— Давай тогда дальше излагай, — Люцифер занес коготь над страницей и выжидающе посмотрел на меня.

И я снова принялся диктовать, вновь ощущая всю правоту Бояра. Да, действительно она мне пригодилась...

* * *

Вспышка света. Необычайная легкость царила в голове: ни единой мысли не витает в ее вакууме. Ветер лениво треплет черный плащ на моих плечах. Вид, от-крывающийся с крутого холма, заставил мое сердце тревожно забиться. Там был дымящийся город. На фоне багрового заходящего солнца он смотрелся апокалиптически, будто этот мир вот-вот провалится в тартарары.

— Что это за город? — раздался рядом со мной сухой голос.

— Что это "был" за город. Это Ддинас, — поправил говорившего мужчина, стоящий по праву руку от меня. Его голова, покрытая глубокий капюшоном, была повёрнута в сторону города.

Над головой мужчины были выстроившиеся в ряд знаки препинания и пунктуации, и цифра — 193. Я пребывал в легкой прострации, словно отходил от наркоза, ни черта не понимал кто я и где я, но точно знал, что над головой персонажа должен быть уровень и ник, состоящий из букв и складывающийся во что-то пафосное, а не подобная белиберда как у этого типа.

Я сделал неуверенный шаг назад и помотал головой, словно бык, отгоняющий мух. Глаза скользнули к земле и уперлись в ботфорты с серебряной пряжкой. Рука пробежала по портупеи и легла на эфес шпаги. Я вздрогнул, дернув головой, будто от сильнейшей пощечины. Рука была черной и по-женски изящной. Твою мать я негр?! Да еще и баба?!! Постой-постой. Что-то не так. Если я такой с рождения, то почему эти мысли так шокируют меня?

Я ошеломленно оглядел себя. Фух, я хоть не женщина, вполне себе мужик, только какой-то совсем не по-мужски утонченный. Уж не за другую ли я команду играю? Судя по тому отвращению, с которым я подумал об этом — нет, точно не за них. Я стопроцентный вагинатарианец.

Мой внешний вид породил еще целую массу вопросов. Почему на мне плащ? Кожаные штаны? И кожаный же панцирь гоплита? Боже мой, еще и шляпа с пером? Ау, Атос, Портос и Арамис! Вы где мои верные друзья? Те четверо, что стояли рядом со мной, мало походили на литературных мушкетеров. Если изначально я был сконцентрирован только на себе, что не удивительно, и мало глядел по сторонам, то начав рассматривать их, я почувствовал, как мои глаза пытаются покинуть предназначенное им эволюцией место и перебраться на лоб.

Меня окружали весьма экзотические тушки. Особенно заинтересовал один персонаж. Он даже на фоне других сумел выделиться. Это был мужчина 201-го уровня с ником "Гринбой". Сам-то парень и его облачение были, как я начал догадываться, нормальными для этих мест, а вот его оружие... Но все по порядку. Сперва человек, потом бездушная железка. Гринбой был хорошо сложенный высокий мужчина, прекрасно физически развитый. Возраст его я оценил где-то в районе тридцати лет. Был он закован в рыцарскую броню из стальных пластин в палец толщиной, покрытых серебряной чеканкой. Его меховые сапоги смотрелись немного дико на фоне царящей атмосферы лета, но это ерунда по сравнению с его оружием — вот теперь пришло его время. Оно-то и выделяло его среди, наверное, уже, нас — я, похоже, вместе с ними добровольно. Это была двухметровая боевая коса, шестом для которой служил кровоточащий хребет какого-то человекоподобного существа. Ее боевая часть была сделана из металла по виду похожего на медь, но явно не являющегося таковой. Я не был экспертом в вопросе металлов, но точно знаю, что даже до опупения натертая медь не блестит, словно затвердевший протуберанец Солнца.

* * *

*

Люцифер посмотрел на меня и неуверенно спросил:

— Может, напишем, что это был солнечный металл?

— Зачем? Я же потом все равно узнал, что это. Так что не будем нарушать хронологию событий.

— А так как-то не законченно выглядит описание оружия.

— Да и ладно, — махнул я рукой. — Мы же здесь не шедевр пишем.

Судя по тому, как на мгновение исказилась морда Люцифера, он хотел бы написать шедевр.

— Продолжим, — проговорил он, тщательно скрывая налет печали в голосе.

* * *

*

Я бы, наверное, и дальше в остолбенении рассматривал четверку людей, которая была рядом со мной и с разной долей любопытства смотрела на позднесредневековый город, который был, не хило так, разрушен, если бы мое изучающее оцепенение не разрушила речь немолодого полного мужчины в черном видавшем виды цилиндре. Слова, произнесенные хриплым, надрывным голосом, звучали печально:

— Это был удивительный, для этого погрязшего в разврате мира, город. В его стенах царил покой и смирение. Сюда стекалось множество разумных в поисках лучшей доли. Воздушные арки и красные черепичные крыши Ддинаса, служили маяком для всех несчастных, жаждущих найти дом и прожить жизнь под сенью Бога.

Профиль мужчины, обрамленный ухоженной, черной как смоль, несмотря на возраст, бородой, переходящий в бакенбарды отчетливо выделялся на фоне еще виднеющегося солнца. Тучное тело было затянуто в черный сильно потертый сюртук, под которым виднелся шелковый жилет поверх когда-то белой, а сейчас серой от въевшейся грязи рубашки с кружевными частично изорванными манжетами. Свободные черные штаны в тонкую серую полоску и сапоги со стоптанными подметками смотрелись на нем весьма органично. На боку висела сумка, из которой выглядывал край пухлой книги.

Он то и дело вытирал лицо от струящегося по нему пота грязным не успевающим высохнуть носовым платком — если бы не это мое "эпическое" наблюдение, то я, возможно, дольше бы не обращал внимания на духоту, царящую вокруг. Тут же начала неприятно зудеть кожа на спине. К телу липло нижнее белье. Захотелось срочно покинуть покрытый высокой желтой травой холм и попробовать спрятаться вон в том густом лесу. Так, а что это там за троица на опушке костер разводит?

Пока я пытался сообразить исходит ли от них опасность и стоит ли обращать на это трио внимание моих товарищей — назову их пока так, человек с мешаниной знаков вместо нормального ника, ехидно поинтересовался у тучного:

— А ты-то, откуда знаешь? Дальше своей Државы не высовывался. А ее границу мы прошли еще, когда только в Старый Лес вступали.

Пронзительные черные глаза, царящие на смуглом полном лице, вонзились в говорившего, как два испанских стилета. Даже его пухлая рука с платком возмущенно замерла на половине пути, так и не достигнув струящихся водопадов.

— Не правда! — воскликнул он. — Я много путешествовал, когда был молод.

— Ну-ну, — не поверил ему обладатель 193-го уровня.

— Бояр Колдун никогда не лжет! — от гнева, прозвучавшего в его голосе, аж качнулся второй подбородок и притихли кузнечики, стрекочущие в траве.

Слова Бояра возымели действие и на второго участника диалога. Он примирительно поднял руки и, имитируя испуг, быстро проговорил:

— Верю! Верю! Только не бей меня грозный колдун.

Я повернулся лицом к лишенному нормального ника человеку и принялся беззастенчиво рассматривать его. На нем было одето что-то вроде треугольного пончо, сотканного, словно из маленьких блестящих рыбьих чешуек. Под пончо он носил голубого цвета рубаху с вышитыми серебряными нитями магическими символами. Глубокий капюшон был пришит к пончо, и снять его было невозможно. Штаны, которые были явно из одного сета с рубахой, заправлены в высокие сапоги из плотной материи. В руке он сжимал резной костяной посох с навершием в виде золотого орла, распростёршего серебряные крылья.

Он заметил мой неприкрытый интерес и резко качнулся ко мне. В темноте капюшона сверкнули две красноватые точки глаз. Я испуганно отшатнулся и наткнулся на пристальный взгляд Бояра.

— Айван, ты что-то хотел? — спросил он, придержав рукой цилиндр, который попытался сорвать с него сильный порыв внезапно налетевшего горячего ветра.

Айван? Меня зовут Айван? Голову пронзила игла боли.

— Айван, — повторил уже другой голос встревоженно. — Что с тобой?

— Его опять переклинило, — с тяжелым вздохом проговорил красноглазый человек в капюшоне. — Натерпимся мы с ним.

— Он один из нас. Мы должны ему помочь, — попытался защитить меня Гринбой.

— Отчасти ты прав. Только вот твой друг, такой же непредсказуемый как отечественный автопром, — саркастически произнес красноглазый и замер, ожидая реакции на шутку. Через пару секунд он кисло улыбнулся, поняв, что никто ее не оценил. Тогда красноглазый кивнул головой на остальных, стоящих рядом с нами полукругом разумных и проговорил:

— Вас я уже знаю и могу предполагать, чего от вас ожидать, а вот Айван полон сюрпризов. Вспомните хотя бы ту историю в деревне.

Что еще за история? Я кого-то убил? Изнасиловал? Украл курицу? Мой растерянный взгляд перебегал с одного лица на другое. Я будто бы бился в стену, наглухо перекрывшую доступ к воспоминаниям. Что я здесь делаю? Кто я вообще такой? Кто они такие? Они же явно меня знают. Смотрят так привычно, будто мы уже не один день вместе. Только вот чувства в их глазах были весьма разнообразны: от сострадания до некой брезгливости. Один вон, рассматривает меня с болезненным любопытством. Высокий такой, худой, будто жердь, человек 179-го уровня с моноклем на золотой цепочке. В левой руке он сжимал трость из красного дерева с серебряным набалдашником, в виде двух змей, изогнувшихся над чашей. Зовут его Люка Живительный, если верить нику. А монокль у него не простой. Вместо обычной стеклянной линзы, его линза была словно соткана из сизого тумана. Туман таинственно клубился в золотой оправе с маленькими, смутно заметными геометрическими фигурами, равномерно разбросанными по окружности.