Пролог. Эстель - значит надежда. 1.Первым делом, первым делом - Следопыты...

Олег Верещагин

ЗВЕЗДА КОРОЛЕЙ

На свете есть так много огня,

Тому, кто ждёт Звезду Королей,

Сколь часто я, пытаясь пить,

Резал губы об лёд.

Столь часто станут дожди нисходить,

А нам — доживать до Звезды Королей...

...иль умирать за неё.

Арандиль. Звезда Королей.

ПРОЛОГ.

ЭСТЕЛЬ — ЗНАЧИТ "НАДЕЖДА".

Раздол.

Лето 2941 года Третьей Эпохи.

Самый страшный зверь - неуверенность.

У него гладкая шерсть и ядовитые когти.

Он спит по ночам у моей кровати

И прячется от солнечных лучей за шкафом.

От его дыхания стынет воздух

И увядают цветы в вазах.

Но я возьму кривой отточенный нож

И вонжу его в горло этому зверю!

Amarin. Бестиарий.

Дракон издыхал.

Ещё упирались в землю могучие лапы, ещё горели алым грозным светом свирепые глаза, ещё сыпались из отверстой жуткой пасти жгучие искры... Но вошедший по самую рукоять под нижнюю челюсть эльфийский, откованный древними мастерами, меч не оставлял огромному чудищу надежд выжить. Пришла его расплата — неотвратимая расплата за сотни лет безжалостного и свирепого истребления слабых и беззащитных!

Бесстрашно подойдя к самой пламенеющей пасти, юный воин-победитель решительным властным жестом взялся за рукоятку меча...

...Эстель со вздохом выпустил гладко выструганную, правильно обмотанную ремнём рукоять. С отвращением — очарование игры спало — посмотрел на нелепую коряжину, которую ещё какой-то миг назад — подумать только! — воображал драконом. Эхххх... Да нет. Какой дракон? Ничего общего, конечно. Уголёк в левом глазу потух, и казалось, что дракон с чего-то вздумал весело подмигивать. В правом ещё горел...

Мальчишка сердито пнул по "нижней челюсти" — из "пасти" веером посыпались искры от набитых туда углей. Ничего, скоро потухнут сами — трухлявая коряга сырая насквозь...

Самодельный меч он всё-таки вытащил, жалко было оставлять плод долгого труда, получившийся очень похожим на настоящий. Удивился мельком — а древесина-то под "челюстью" не такая уж трухлявая, пожалуй, и настоящий меч так в неё не вгонишь. А он развоевался и каким-то образом ухитрился всадить деревяшку по самую рукоять.

Дракон больше не пугал, играть не хотелось. Эстель подошёл к "драконьему хвосту" и, усевшись на него верхом, достал из стоявшей тут же сумки платок, в который были завёрнуты краюшка хлеба, пара толстых ломтей ветчины и привядшие, помятые перья сладкого лука. Расстелил платок, поставил рядом флягу с разведённым вином и заболтал было ногами, но тут же перестал — подкатило раздражение. То самое, которое и погнало его в лес...

...Да он выше любого из этих гномов!!! (Что уж говорить про невысоклика, который больше походил на перепуганного и измождённого суслика, подчиняющегося неумолимым обстоятельствам — казалось, он готов вцепиться в какую-нибудь дверь и завопить, что никуда не поедет, а мешает этому только понимание, что гномы его всё равно с собой утащат, и вдобавок ещё надают пинков перед этим. На прикорм дракона они его с собой взяли, что ли? Вряд ли он на что-то ещё годится...) И он, Эстель, лучше любого из гномов умеет владеть мечом — они-то больше привычны к кайлу! Ввввоины! На ходу наступают на свои же бороды! О несправедливый, жестокий, глупый мир! Гномы едут воевать дракона! Гномы! А настоящий взрослый... почти взрослый воин всей душой, всем сердцем стремится к подвигам — и его за шиворот извлекают из тюка. Где это видано?! Где видано, чтобы воин вообще отправлялся на войну в тюке?! А ведь пришлось... Под взглядами — изумлёнными, правда, не насмешливыми — этих длиннобородых коротышек, самый высокий из которых на полголовы ниже его! Под взглядами — удивлёнными, укоризненными, хорошо, что тоже не насмешливыми — эльфов.

ЗА ШИВОРОТ!!!

Эстель свирепо шмыгнул носом.

Гномы и этот... суслик мохнолапый... ушли на дракона. На дракона! О Элберет Гилтониэль и прочие Валар!!! Да от них шуму больше, чем от камнепада! Дракон умрёт от хохота... Хотя... может, это как раз и есть их план? Ха.

Но они-то так или иначе ушли воевать. А он остался. И юные эльфы, в том числе — и друзья-приятели — не были столь тактичны, как их старшие. Куда там! Уже к тому вечеру он услышал, как даже малыши, едва-едва только научившиеся ходить, увлечённым громким хором, слаженным и звонким, как после долгих репетиций, типично эльфийским таким, тут и там распевают песенку про отважного воина, который, чтобы не бить ноги в долгом пути, поехал убивать дракона в качестве гномьего груза. Но вот беда — забыл спросить маму, можно ли ему пойти в сраженье...

Подрался, конечно. Что ещё оставалось... Не с малышами, разумеется, а с теми, кто их подучивал — благо, те и не думали скрываться и тоже вовсю распевали. Он честью попросил перестать, когда услышал песенку в очередной раз. Даже почти спокойно попросил. Даже почти вежливо. Ага. Конечно. Перестали они. Разошлись ещё больше! Ну и пришлось... тем более, что назревала уже и большая драка — юные приятели из людей, сперва тоже с трудом сдерживавшие смех, наконец обиделись за Эстеля ещё сильней, чем он сам — и её надо было остановить, как положено вождю, выйдя на поединок...

...А мама опять огорчилась — во второй раз. За два дня. Нет, в третий. Первый раз — когда узнала, что он хотел убежать с отрядом Торина. Второй раз — когда узнала про драку (не скрывать же было). Третий — когда пришлось признаться, что он плюнул на костюм Эрестору, который их, дерущихся, разнимал. Звонкоголосому подлизе Лагору хорошо, он тут же сделал скромное лицо и что-то шелестел под нос извинительное и умильное, его и на землю-то сразу поставили, он достал белоснежный с кружевной вышивкой, совершенно... совершенно... совершенно девчачий, вот! ДЕВЧАЧИЙ! ДЕВЧАЧИЙ! — платочек и начал лечить свой нос (ха-ха! Хороший был ударчик!) А ему-то что делать, если второй раз за день хватают за шиворот и поднимают над землёй так, что даже не лягнёшь и не укусишь?!

Он и плюнул.

Нет, противно, конечно, если честно говорить. Гадко даже. Не по-воински совсем. И мама огорчилась очень...

...Эстель сник. И никакой Лагор не подлиза, просто эльфы не ссорятся со своими старшими, потому что те никогда даже не ругают своих детей не за дело. Если ругают — значит, было за что... А Эрестор за костюм и не сердился вовсе, его, Эстеля, поставил наземь и только головой покачал укоризненно, и только Лагору и выговаривал — за то, что "если язык такой острый, то нужно следить за ним, как за мечом в неопытной руке — не ранить бы друга! А лучше и вовсе не доставать его без дела из ножен; но что у тебя было за дело? Высмеять того, кто совершил поступок, о котором ты и сам мечтаешь, но на который не осмеливаешься?" Припёк, Лагор даже захлюпал тихонько... И разбитый подбородок он же сам Эстелю и лечил потом, когда Эрестор ушёл — сосредоточенно водил руками и ответственно-серьёзно хмурил брови, пока ссадина не сошла. А потом ещё и прощенья попросил.

А у него, Эстеля, язык в ответ не повернулся. Он что-то буркнул грубо и ушёл вместо того, чтобы ответить тем же — а ведь драку-то затеял он!

Я очень плохой, подумал Эстель с типично детским раскаяньем. От меня всем на свете одни хлопоты и неприятности. Только и могу, что побеждать выдуманных драконов из коряги... да драться с друзьями и огорчать маму.

Он подпёр подбородок кулаком и глубоко задумался, неподвижно сидя на "хвосте": мальчишка-нуменорец чистой крови, о чём ясно говорили длинные тёмные волосы и большие серые глаза. Он и правда был повыше любого гнома — длинноногий, худощавый, но уже плечистый, выглядевший на обычный человеческий взгляд не на десять, а скорей на двенадцать лет, а то и побольше. Простая охотничья куртка, потёртая и продранная в нескольких местах, но аккуратно зачиненная явно женской рукой — надета поверх серой рубахи, кожаные штаны — в таком же состоянии, что и куртка, мягкие высокие сапоги подбиты сталью и тоже изрядно замучены владельцем. На широком поясе с бронзовой витой пряжкой висел охотничий нож — настоящее оружие, не деревянный меч...

...Но вот интересно, как же я всё-таки так ударил деревяшкой?

Соскочив наземь, Эстель немедленно попробовал повторить удар. Меч в общем-то вонзался... но хорошо если на пол-ладони, а от ударов в полную силу заныли кисть, локоть и плечо. И ещё — при особо свирепом ударе фляжка упала с "хвоста" и, конечно, разлилась.

Мир был против десятилетнего дунэдайн. Определённо.

Эстель постоял, угрюмо глядя себе под ноги. Потом тяжело вздохнул и, сев наземь, уже не на дра... тьфу, корягу! — принялся за еду. Во фляжке ещё осталось на пару глотков, а когда вкусно ешь, то мысли сами собой становятся посветлей, даже если всё очень плохо. За деревьями и ниже не так уж далеко шумел Бруинен, и Эстель подумал, что, если уж так, то можно будет выкупаться. Конечно, одному купаться неинтересно, а компанию искать — не хочется, по крайней мере — пока... но всё-таки! Ещё один светлый лучик радости в беспросветной жизненной мгле, как в одной книжке написано. Книжку Эстель не очень понял, но выражение ему понравилось и запомнилось.

Здесь, где он сейчас находился, росли в основном ели, а выше, над крутыми склонами Мглистых Гор, начинались во все шесть времён года (1.) полные холодного ветра вересковые пустоши. А вот ниже, у самой реки, лес светлел — буки и дубы подбирались почти к самой воде. Западней лежал брод, а восточней — мост, вёдший в сам Последний Домашний Приют. За ним ещё дальше к востоку можно было подняться к единственному здесь перевалу через Мглистые Горы — Ступеням Димрила.

1.По календарю Раздола в году именно столько времён года: туилэ (весна) — лайрэ (лето) — йавиэ (осень) — лассе-ланта (увядание) — хривэ (зима) — койрэ (пробуждение). Между осенью и увяданием есть пять особых дней-эндери, а завершается год меттарэ ("никаким" днём).

Ривенделл — Разол, Имладрис, Карнингул — был маленьким, если подумать. И всю свою жизнь — сколько помнил он себя — Эстель жил здесь.

Нет, тут не было скучно. И уж тем более — не было плохо. Это был Дом. Тут хватало места для учёбы и для любой игры. Для интересной жизни. И мама тут была. И друзья. И много всякого, за что Эстель был благодарен этой самой интересной жизни — впрочем, благодарен в очень небольшой степени, если честно, потому что искренне считал все эти блага неотъемлемой частью этой самой жизни. А за то, что кажется нам неотъемлемым, мы не благодарим и не испытываем благодарности. И ценим это, вспоминаем это, стремимся к этому — лишь когда теряем так мало ценившееся. Но... но в конце-то концов, за пределами этого спокойного, уютного, весёлого дома жили (и злодействовали!) настоящие, не из коряги, драконы, врубались в недра гор гномы, и в длинных подземных переходах перемигивались их рабочие фонари. Где-то жили эти мохнолапые полурослики — в конце концов, наверное, тоже интересная земля... Мчались по загорным степям конные отряды, и высокие травы хлестали по носкам сапог в чеканных стременах. Орочьи шайки спускались со склонов гор по ночам. Лесными тропами наперерез шли Следопыты. Двигались по древним трактам караваны, везли из земель под иными звёздами чудесные товары, загадочные вещи, невиданных зверей. Поднимались ввысь белые башни людских городов, струились реки, и на чёрные, бурые и золотые пляжи мерно накатывались волны вечного Моря...

И обо всём этом Эстель читал. Ему об этом рассказывали. Рассказывали те, кто всё это видел. Кто участвовал в этом. И глупо было бы требовать, чтобы он не мечтал об этом и не рвался отсюда. И если раньше это были лишь мечты, то в последние год-полтора мечта стала мучительным желанием. Эстеля сдерживало лишь то, что он не очень понимал — и отдавал себе отчёт в этом непонимании — что он будет делать там, в этом мире?

А вот вчера — словно бы лопнули какие-то цепи. Цепи благоразумия, что ли? Много ли его у мальчишки, которому от роду десять лет?! Они и так его уже очень-очень долго удерживали, если по правде.

Я всё равно убегу, подумал Эстель, вставая и медленно собирая вещи. Я обязательно убегу и всем докажу, что...

Дальше — увы — мыслей не было. Точнее, было что-то, что непременно нужно было сделать, чтобы доказать всем на свете: он — мужчина. И воин. Чтобы бороться со Злом — как в книгах, песнях и рассказах воинов, которые можно слушать часами — хотя бы в Каминном Зале... В конце концов — разве выдумка всё, что там рассказывалось? Нет, не выдумка. И разве не было тех, кто отважно сражался, будучи не старше его самого?! Нет, были!

А пока — надо искупаться. Просто необходимо. Чтобы остыть. И поскорей, иначе Бруинен вскипит, когда он в него прыгнет.

Мальчик ещё раз бросил взгляд на корягу. Дракон подмигнул алым глазом, и Эстель опасливо задержался. И первый десяток шагов сделал спиной вперёд, не сводя с коряги глаз.

Может, всё-таки она — немного дракон? Только этот дракон притворяется?..

...Эстель не собирался ни от кого прятаться. Он просто шёл, как ходил всегда, и если бы ему сказали, что он движется бесшумно и незаметно — он бы искренне удивился. Но так или иначе, а шум голосов был им услышан издалека.

На берегу Бруинена — как раз там, где он собирался искупаться — уже кто-то был. Судя по голосам — дети. Вообще-то в Раздоле жило не так уж мало детей — и детей эльфов, и маленьких дунаданов. Но крики, как мог разобрать задержавший шаг Эстель, были на северном наречии весторна — на нём в Имладрисе не говорили, хотя все его знали.

Эстель не привык бояться чужих. Не умел он их бояться, если уж совсем точно. Ни разу в жизни не видел он злого — не разозлившегося, а именно злого — человека, ну а злых эльфов вообще не бывает. И сюда никак не могли попасть на самом деле злые существа-нелюди. Никакие. Поэтому, в первые мгновения замедлив шаг, мальчик тут же ускорил его — ему стало любопытно, кто же там, на небольшом галечном пляже около холодного потока?