Орлята. 1.Мы остаёмся тут

Олег Верещагин

ОРЛЯТА

У власти орлиной орлят — миллионы,

И нами гордится страна!

Я.Шведов. Орлёнок.

Дворянам обеих Империй Человечества, отборным людям из отборного материала, выполнившим свой долг перед Правдой, людьми и Вселенной до конца без оглядки на возраст и личное — посвящается.

16-Й ГОД ПЕРВОЙ ГАЛАКТИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ.

ЗОНА УПРАВЛЕНИЯ ВРЕМЕННОЙ ЗЕМНОЙ ВОЕННОЙ АДМИНИСТРАЦИИ.

ПЛАНЕТА РУБЕЖ (БЫВШАЯ ДЖАГГАНСКАЯ КОЛОНИЯ ГАУЛХА).

ВАДИМ БЕРЕСТОВ.

1.МЫ ОСТАЁМСЯ ТУТ.

Они пришли — как лавина, как горный поток.

Они нас просто смели и втоптали нас в грязь.

Все наши стяги и вымпелы вбиты в песок.

Они разрушили всё. Они убили всех нас...

... Я вижу тень, вижу пепел и мёртвый гранит,

Я вижу то, что здесь нечего больше беречь,

Но я опять поднимаю изрубленный щит

И вырываю из ножен бессмысленный меч.

С.Калугин. Последний воин мёртвой земли.

Мы с отцом в последний раз побывали на Синих Откосах, когда уже была закончена эвакуация.

Я хорошо знал эти места. Именно тут семь лет назад я, ещё совсем щенок, убил зубореза (1.). разозлился на Света, который надо мной посмеивался, посмеивался над моим охотничьим энтузиазмом, посмеивался над моей новенькой мелкокалиберной винтовкой, которую для меня сделал по своим собственным чертежам и подарил на восьмилетие отец — посмеивался весь вечер, понемногу, но регулярно и едко, и довёл-таки меня до белого каления. Я вскочил с коротким привизгом-полурыком, схватил винтовку и убежал из лагеря под смех Света, который крикнул вслед: "Смотри, самые свирепые суслики могут от твоей пули и не пасть, осторожней, эй!"

1.Пользуюсь случаем в очередной раз поблагодарить Павла Волкова и его сайт http://sivatherium.narod.ru, материалами которого я часто пользуюсь в описании фауны и флоры иных планет.

Хорошо помню, что, когда быстрая жёлто-бурая, но в ночи казавшаяся скорей серо-чёрной, туша появилась — стремительно и почти бесшумно — из-за кустов выше по склону и сделала ко мне первый прыжок, я не только не испугался, я обрадовался самым откровенным образом. Мне и в голову не приходило, что я могу промахнуться, что могу не успеть убить зубореза, что он запросто может меня растерзать, что, наконец, я могу его просто не встретить, если уж на то пошло. Всё получалось, как надо. Я выстрелил навскидку и, честное слово вам, не удивился, когда делавший второй прыжок зуборез прямо в воздухе вдруг потерял собранную сжатость пружины и неловко, мешком грохнулся на откос в десятке шагов от меня. Моих шагов. Моих тогдашних шагов. Недалеко, короче говоря.

Когда я опустил винтовку, ещё сам не очень веря в то, что сделал и не сводя глаз с дёргающейся туши зверюги, с оскаленной пасти её с жуткими кинжалами зубов — Свет бесшумно соскочил со скалы позади меня и сказал серьёзно: "Молодец." Я хотел в него выстрелить, как сейчас помню, но только бросил, презрительно кривя губы: "Теперь ты не скажешь, что я трус и что я не могу ничего." Он кивнул, обнял меня и прижал к себе. И я сразу ему всё простил...

...Свет погиб через год после той охоты во время так ничем и не окончившегося встречного боя двух эскадр, нашей и дайрисов, в космосе — одного из множества таких боёв... Погиб, оставив после себя жену и маленькую дочку, мою племяшку, которой сейчас было почти шесть лет. А на Синие Откосы мы прилетали и приплывали при первой возможности. Иногда даже жили тут целыми неделями. Три года назад даже мама с моей старшей — и тогда ещё единственной — сестрой прилетали сюда вместе со мной. Но что тут есть такие пещеры — я даже не мог предположить. Может, отец и тут постарался сам, пещеры, в конце концов, можно вырезать в скале... Может, ему помогал и Валька. Хотя сейчас Вальки с нами не было. Правда, он тоже находился на Рубеже. Лейтенант Валентин Берестов был старше меня на два года. Его кирасирский взвод, который он совсем недавно получил под команду, сейчас как раз занимал позиции, мы с братом попрощались два дня назад. И мы с отцом закладывали всё вдвоём в эти пещеры, с помощью двух платформ-погрузчиков. Откуда отец всё это взял, я не знал тогда, не дознавался потом и не знаю сейчас. Во всяком случае, всё это было нашим, земным, причём довоенного производства Русской Империи. Мы привезли груз на нашем личном дирижабле, отцовской воздушной яхте, не очень большой, но мощной и с высокой грузоподъёмностью. Его борт украшал под девизной лентой "НЕ ОСТАНОВИТЬ !" золотой итальянский щит со скрещёнными чёрной и красной саблями, герб рода Берестовых.

Дирижабль отец тоже собирался оставить мне. Я умел его водить и много раз делал это. и всегда мечтал, что когда-нибудь эта яхта будет моей.

Пусть бы она и дальше была отцовской...

...Продуктов в армейских пайках нескольких типов, оружия, боеприпасов, горючего, снаряжения тут было человек на двести на год боевых действий, не меньше. Мы выгрузили помимо прочего четыре параплана, два лёгких самолёта и столько же лёгких трёхместных вертолётов. Работали весь день, пусть и здешний короткий день, но — весь день, и весь день отец молчал, только показывал, что и где располагать. Я молчал тоже — ждал.

Вечером мы устроились на площадке над долиной — поужинать и отоспаться. Я разжёг костёр, насыщенные маслом толстые хрупкие ветки сгорали быстро, давая высокие язычки синеватого пламени с небольшой рыжей сердцевинкой. Отец стоял на краю площадки, у больших валунов, похожих на низкую арку выстроенных человеком ворот — и не отозвался, не пошевелился, когда я позвал его есть. Тогда я отнёс ему кружку с чаем и открытую банку саморазогрева — горячая говядина с гречкой. Обычно, когда мы выбирались на природу, то готовили что-нибудь сами. Но сейчас не было ни времени, ни — главное — настроения, и он принял от меня и кружку, и банку, поблагодарил кивком. Я остался стоять рядом. Что бы ни случилось в мире, а аппетит у меня всегда был хорошим. А вот отец поставил банку на выступ камня и только прихлёбывал чай, глядя на тёмную массу леса на противоположной стороне Откосов. Я только сейчас увидел, что он накинул на плечи рыжую кожаную куртку с погонами. Я привык, что у отца серебряные витые узкие погоны ОВС Земли без знаков различия, как у всех военных, которые были вокруг меня с детства. А эти погоны были широкими, защитного цвета, с двумя узкими продольными малиновыми полосками и тремя четырёхконечными серебристыми звёздочками. Я вспомнил — это были погоны подполковника русской армии. Такие носили наши офицеры до пятого года войны, когда на её время была окончательно проведена унификация Объединённых Вооружённых Сил Земли. Отец был уланским подполковником, когда это произошло. Сейчас петлицы его парадной формы украшали три золотых свастики генерал-лейтенанта ОВС Земли.

Но он стоял здесь, над заложенным нами складом, в ночи над долиной — в этой куртке со старыми погонами уланского полковника Русской Империи.

— Говорят, Берестовы служили ещё старой Империи, — сказал он неожиданно. — Той, что была два с половиной века назад. Я никогда этим особо не интересовался, может быть, Геральдическая Палата знает.

Я промолчал. Выжидающе. Молчанием можно сказать почти всё, если не торопиться трепать языком. На молчание нередко отвечают быстрей, чем на вопросы. Отец опять отпил чая. Продолжал:

— Завтра я улетаю на терминал. А через неделю максимум меня и Валентина не будет в живых.

Я опять промолчал. Отец говорил то, что я и так хорошо знал. А значит, в этом был какой-то пока непонятный мне смысл.

— Кольцо я отослал на Землю. Жене всего пять лет. Может быть, он доживёт до нашей победы и станет старшим в роду. Если нет — то кольцо перейдёт к близняшкам твоего дяди Олега, они его как-то поделят, — отец усмехнулся.

Я молчал. Если считать, что отец уже записал себя и Вальку в мёртвые, то старшим мужчиной в роду оставался я. И если он отослал родовое кольцо на Землю, значит, и я — тоже...

Но и в этом для меня не было новости. Я ждал. И не ошибся...

— То, что ты будешь делать — вещь не совсем обычная. Поэтому ты не можешь попасть в плен. Ни при каких обстоятельствах, — он отставил кружку и посмотрел на меня. Его глаза посвёркивали отблесками тумана. Я позволил себе пожать плечами:

— Зачем ты говоришь мне это?

— Чтобы ты крепче это запомнил, сын.

— Мне незачем запоминать то, что невозможно забыть.

— Если каким-то чудом тебе удастся остаться в живых до возвращения наших — Евгений не будет оспаривать твоё право на старшинство.

— Ты повторяешь прописные истины, — осторожно сказал я. — Прости...

— Ничего, — он снова отвернулся. — Ты не поймёшь. Может быть, понял бы, пройди ещё лет десять. У меня есть два сына, которые рядом со мной на одной планете. И мне достаточно отдать короткий приказ — и уже завтра вы будете лететь в тыл. Меня даже никто не осудит. Старшего сына я ведь уже потерял.

— Отец? — мне показалось, что я ослышался. — Это шутка?

Он не смотрел на меня, но по голосу я понял, что отец усмехается:

— Только что я обдумывал эту мысль всерьёз, сын. Видишь, как глубоки корни у трусливой подлости и как легко она вылезает на свет, размахивая транспарантом с оправданиями, написанными крупными чёткими буквами? Поэтому я сделал так, что Валентин встретит удар десанта Чужих в числе первых. А тебя я обрёк на тяжкое существование и безвестную гибель. И поэтому же я напоминаю тебе — ты не можешь попасть в плен. Даже если это будет целесообразно, разумно и вообще — на время; подлость будет тебе кричать эти слова, будь уверен. Я не хочу, чтобы мужчину из рода Берестовых показывали в агитационных роликах врагов. Пусть даже в этом нет позора.

— Я не попаду в плен, — на этот раз я сказал это, всё обдумав. И спросил: — А ты написал матери?

— А ты нет? — отец не шевелился, я лишь слышал его голос... и мне казалось сейчас, что со мной говорит камень.

— Нет. Это не женские дела. И потом... — я замялся, и отец закончил за меня:

— ...у неё останется немного надежды. Не волнуйся, в письме я сказал, что ты в безопасном месте. Я даже не солгал, ты ведь в самом деле не будешь участвовать в боях и на какое-то время ещё останешься в безопасности... Она любит тебя больше Валентина. Больше Света, хотя он был у нас первым. Даже больше Жени, хотя он — младший. Может потому, что ты единственный из наших сыновей похож на неё.

Я действительно был похож на мать. Отец, Свет, Валентин — все были светловолосые, могучие, голубоглазые атлеты. И по Женьке уже было видно, что он будет таким же, когда вырастет, и наши девчонки, две моих сестры, старшая и младшая, тоже пошли в отца в общем-то. А у меня волосы пепельно-русые и глаза серо-синие, как у матери. И я хотя и рослый, но скорей уже поджарый, чем атлетический...

— Иди спать, — сказал отец. Это был никакой не приказ, а просто слова. Но я кивнул и лишь спросил:

— А ты?

— Я высплюсь завтра в шаттле. Иди. Ложись.

Я не стал больше ничего говорить отошёл к месту ночлега, повозился, чтобы устроить себе место поудобней — и улёгся. Я вообще, конечно, очень легко мог просто приказать себе уснуть, но делать этого не стал. И лежал на разостланном изолирующем покрывале, закрыв ноги его свободным краем — с открытыми глазами. Смотрел туда, где по-прежнему неподвижно стоял отец. И думал, думал, думал — о том, что происходит...

...Если честно — я до сих пор не знаю, поручал ли кто-то отцу делать ту закладку, поручали или нет вообще ему организовывать партизанское движение на Рубеже? Может, это была его собственная инициатива? Он когда-то сражался за Рубеж, когда мы отбивали планету у джаго. Может быть, ему теперь было противно отдавать её задёшево?

Не знаю. Гадать не хочу, а у него уже не спросишь. Впрочем... в тот момент, когда я услышал, о чём он хочет со мной говорить, то на какое-то время почти уверился в том, что вся операция санкционирована сверху. Можно "достать" в частном порядке и оружие, и самолёт. А вот выпускника Лицея в частном порядке не "достанешь", даже если он твой сын. Нами не разбрасываются почём зря...

...Я получил корнета (1.) вскоре после своего пятнадцатилетия и сдачи полного курса лицейских экзаменов. Я был почти уверен, что меня распределят в уланы (2.), благо, я туда просился с семи лет. Но вместо этого мне было объявлено, что я должен явиться за дальнейшими указаниями относительно своей карьеры в распоряжение военного губернатора Рубежа.

1.Вадим Берестов несколько обиженно лукавит. С 5 г. П.Г.В. и вплоть до конца Первой Галактической в связи с созданием на основе национальных имперских армий ОВС Земли старые национальные звания не присваивались ни в АСИ, ни в РИ, а новые были предельно стандартизированы. Выпускник Лицея (РИ) или Публичной Школы (АСИ), обучающийся на офицера в любых сухопутных войсках, получал звание виц-лейтенант, в котором, как правило, ходил очень недолго. Но Вадиму приятней именоваться "по старинке" — корнетом. Подобное на неофициальном уровне было широко распространено. 2.Мобильные части, предназначенные для глубинных рейдов.

То есть — моего отца. Генерал-лейтенанта Берестова.

Вообще-то корнет, как и прапорщик, мичман или хорунжий — это не совсем офицер. Это обозначение места, которое ты занимаешь, пока на тебя смотрят старшие товарищи и думают, что же из тебя получится. И оказаться он может где угодно и на какой угодно должности... да... да, но — на Рубеже уланских частей не было. Меня даже посетила ужасная мысль, что отец решил сделать меня личным своим адъютантом.

В нашем Минском лицее я специализировался на физике пространства и движущих системах. По второй специальности даже опубликовал... ну, скажу так — работу, хотя это, в общем-то, компиляция была. Но компиляция обширная и подробная, можно и погордиться. Ну а из практики — почти непременная для дворянина полевая медицина, логистика и малая война. То есть, в принципе в адъютанты я вполне годился. Но... это же тыл! Служба в тылу! Под родительским крылышком!

В то время я ещё не знал ничего. Ни о нашем начавшемся постепенно большом отступлении, ни о том, какая судьба ждёт Рубеж. Планету, которую я, в общем-то... ну да.

Любил.

У неё сумасшедшая скорость вращения — чуть больше 12 земных часов, отчего у людей вечные смешные (а бывает, что и не очень смешные) проблемы с днём-ночью и некоторая нервозность ритма жизни и работы. И в сочетании с примерно земной массой это даёт просто изумительное магнитное поле типа "хоть стой, хоть падай". Из-за чего на Рубеже возможны, по выражению отца, "всякие чудеса". Например, в полярных зонах возникали айсберги надводной высотой в два-три километра и такой формы, что держались они в воздухе и на плаву вообще против всех законов земной физики. А чуть южней мог запросто вырасти ни с того, ни с сего водяной смерч, не уступавший тем пылевым чудищам, которые гуляли по Венере до начала терраформирования. Одно время даже опасались, что планета негативно подействует на людей, но пока ничего не была заметно даже в тщательно исследованной учёными дальней перспективе.