Волчица и летающий голиаф

Волчица и летающий голиаф.

“Скучный персонаж бродяга,

не интересны приключения матерого бойца,

зачем вообще нужен небритый мужик,

если есть няшные девчата?”

(с)

“Не трать дыхания на мое имя

— я вполне обойдусь и так”

Б.Г. “Селфи”

Человек шагал от Горелой Глотки, и потому Арвер сперва взял его на прицел. Из Глотки в долину никогда не приходило ничего хорошего. Ладно бы еще команда Охотников — им-то как раз в каменной кишке добычи валом! — да только со стороны западного перевала приближался одиночка. Шагал неспешно, ровно, не загребая песка — видать, еще не устал... Арвер еще отметил, что ногу незнакомец ставит “по лесному”, носками несколько внутрь, чтобы увеличить шаг хоть на пол-пяди. Ботинки на незнакомце были непривычной работы, но крепкие с виду. Одежда тоже для жаркого дня чересчур. Зато для ночевки в чаще плотные штаны и мешковатая пятнистая куртка в самый раз.

— Стой! — Арвер переложил одностволку поудобнее и оттянул курок.

Мужчина остановился и попытался улыбнуться:

— Здравствуй, уважаемый-старый-умный.

За свое оружие, висящее прямо на животе стволом вниз, пришелец нарочито не хватался, руки развел пошире.

— До города далеко?

На руках гостя черные стрелковые перчатки, из отрезанных кончиков белые пятнышки пальцев — напоминают рисунок на морде... Арвер едва успел остановиться. Полдень-то полдень, да тварям свет не помеха. Лучше не вспоминать, на чьей морде.

— Какой тебе город? Ты что, не знаешь, куда попал?

— Не знаешь, — повторил гость неприятно-механическим голосом. Потом, видать, спохватился, натянул на загорелую морду еще одну штампованную улыбку и выговорил... Ну точно как детишки стишок за сладкое рассказывают, наизусть:

— Я из Вакуо. Мы там все отбитые!

Незнакомец стоял шагах в десяти. Лошадь не вздрагивала и не храпела, что Арвер посчитал однозначно хорошим признаком. Лицо парня загорелое, правильное, без шрамов, не дергается. Спокоен. Все бы ничего, но быть настолько спокойным, выйдя из Горелой Глотки! Арвер всего лишь отважился срезать путь мимо горловины ущелья — и то был готов стрелять на любое движение. Охотник высшего уровня, разгуливающий по лесам в одиночку? Чудное оружие, ремни, патронташи накрест... Арвер и сам с одностволкой, а как за стенами деревни без оружия? Не столичный округ, помощи не дозовешься, вдруг что!

Видать, отбился от своих. Если не местный, оно и понятно: команду в бою так разметать может, что на сборы и суток не хватит. Особенно в лесистых предгорьях, в каше таких вот полузакрытых долинок, похожих одна на другую, как две капли воды... Арвер махнул рукой вдоль желтой песчаной колеи:

— Там село Кленовая Осень. Садись, подвезу.

— Высшая сила да благодарна тебе, дед! — снова не по-людски завернул гость. Подошел к пустой телеге, подмигнул коню, привычно похлопал его по морде. И одним движением, прямо с места, заскочил на грядку. А не фавн ли это часом? Не то, чтобы в Кленовой Осени зверолюдей так уж ненавидели, но фавн-Охотник, с открытой Аурой... На такой маяк сбежится половина окрестных тварей...

Арвер шевельнул вожжами, лошадка привычно налегла, воз дернулся, заскрипел — покатился.

— Так ты у нас Охотник из Вакуо?

— Вакуо, да! — гость обрадовался знакомому слову. — Мы там все отбитые!

В каких же он вырос гребенях, что всеобщего языка не знает?

— Охотник, да?

— Мало-чуть-немножко, — кивнул мужчина, устраиваясь на доске поудобнее. Арвер собрался было порасспросить, кого же он взялся везти в село, но тут слева, со стороны все той же Горелой Глотки, задергались верхушки кустов; Арвер едва успел приложиться, как из подлеска вылетели две черных твари. Маленький визжащий клубок — борбатоск. За ним тушка побольше — как бы не урса!

Конь рванулся — да куда в оглоблях! Воз-то не пушинка! Только дернул напрасно, сбил прицел напрочь! Вот по следам же пришли, к гадалке не ходи! Вот же накаркал, козел старый!

Арвер выпалил — промазал, фонтан песка вырос перед борбатоском. Конь дергался, визжал, как ребенок, и от этого у Арвера тряслись руки, борода путалась и лезла в затвор; с ужасом старик понял, что никак не успеет выстрелить еще хотя бы раз!

Тут над его левым ухом просунулась черная винтовка гостя и шарахнула так, что конь едва не выскочил из оглобель, замолотил всеми четырьмя — и понес, хорошо хоть, по дороге! Арвер безуспешно натягивал вожжи, конь храпел, наверное, крутил головой — стереть пыль с лица старику было нечем, пот выедал глаза, и Арвер ничего не видел, только вздрагивал всем телом каждый раз, когда над ухом равномерно, как огромные жуткие ходики, била винтовка Охотника. Старик не мог измерить, сколько это длилось — просто конь вдруг пошел медленнее, и стало возможно вытереть лицо хотя бы полой рубашки.

Арвер проморгался — вокруг уже распахнулись поля, и полуденное солнце жарило справа, не слева, значит — поворот миновали. Охотник больше не стрелял — как он удержался в телеге? А как сам Арвер удержался? Если это не чудо, то что вообще чудо?

Вожжи, наконец-то, подействовали, конь перестал рваться, а потом и вовсе остановился. Получается, тварей было всего две, и Охотник положил их прежде, чем шум достиг еще чьих-нибудь ушей.

Старик все же перезарядил свой прахобой и только потом слез с воза, чувствуя себя на все сто. В смысле — на все сто лет. Хомут вроде бы уцелел, а вот крепление к оглоблям... Арвер подошел с левого бока и долго-долго гладил коня по крупно дрожащей шее. Ремни упряжи выглядели целыми, а сам-то конь с этаких скачек не надорвался?

Охотник вернулся на телегу; винтовка его будто сама собой оказалась повернута назад, к проклятому лесу.

Старик осторожно продышался. Жив остался — ай, хорошо! Конь вроде бы не пострадал, разве что перепугался — опять хорошо. Что рискнул, верхней дорогой поехал, тоже, получается, хорошо: не придется колотиться ночь в укрытии, сухой погоды день терять... Охотника встретил, да настоящего, судя по всему — это для деревни совсем хорошо. На гримм в одиночку не ходят, стало быть, где-то неподалеку и команда его, а уж команда и вовсе подарок судьбы. Тут не столичный регион, Охотники редкость.

Старик поглядел на спутника внимательнее. Глаза того, по ближайшему рассмотрению, оказались прозрачно-серые, по запястьям и морщинкам в уголках глаз Арвер дал бы попутчику лет... Ну, больше тридцати, дыхание все же не юношеское. Но точно меньше сорока, вон как на воз прыгнул, с места, что твой кот... Запах от гостя был запахом обычного мужика на жаре. Арвер откашлялся и отошел к обочине, сплюнуть. Поглядел на тяжелые колосья — выругался в бороду, чуть не забыл, для чего ходил.

Жать-родить — нельзя погодить!

Тут не одному Охотнику, тут всей команде работы хватит, а было бы две, три команды — и тем бы с перебором хватило!

* * *

С перебором хватило воды: после трехнедельного сухожара наконец-то пришел настоящий ливень. Уперлись в асфальт прямые струи, рассыпались брызги вполнеба, заиграла яркая радуга на черно-синей стене туч по северному горизонту. Загудело красное железо крыш, полетели от напора грозы даже крошки сурика, вскипело в желобах, пошло через край живой хрустальной завесой, и трубы водосточные утробно завыли, задрожали от стиснутых в них драконов.

По тротуарам враз покатились пенные гребни, а после того, как листья и пыль смыло — даже вполне прозрачные волны. Над решетками закрутились маленькие водяные циклоны, а далеко-далеко внизу по течению из канализации осколками взрыва выскочили сорванные с привычных мест крысы, и громко заругались видевшие это люди.

В кабинете никто не ругался и даже не издавал ни звука. В кабинете собирались, вообще-то, на совещание. Вопрос был серьезный, а вот люди... Люди как раз остались людьми, несмотря на все звания, чины и прожитые годы. Мужчины с треском раскрыли раму. И теперь все собравшиеся просто смотрели на ливень, выбивающий из столицы сонную жаркую одурь, как пыль из ковра.

Самый важный по званию, председатель комитета государственной безопасности Союза Советских Социалистических Республик, генерал Серов Иван Александрович, смотрел на летнюю грозу в Москве, даже не шевеля губами. Его подчиненный у правого края окна напевал про себя, неслышно, и отстукивал ритм по белой крашеной доске подоконника. Мужчины были в штатском, в сшитых по фигуре летних серых костюмах и щегольских туфлях — почти одинаковые, только подчиненный вдвое моложе Серова.

Левее мужчин о подоконник опирались две девушки. Несмотря на жаркий июль, обе носили плотные юбки в самый пол, алые носки туфелек едва выступали под синим блестящим шелком подолов. Белые рубашки у обеих сияли одинаково, а вот короткие жилетки-душегрейки каждая выбирала в цвет волос. Светло-зеленую с алым узором — под красные глаза и русые волосы старшей; темно-серую, почти черную, с такой же красной окантовкой — под янтарные глаза и белые волосы младшей.

Окно в кабинете председателя КГБ тесным никто бы не назвал, так что созерцать ливень все четверо могли, не толкаясь локтями.

Сильные ливни редко бывают долгими. Вот грохот и гул воды сменился шумом, шелестом листьев, громким назойливым шорохом шин по мокрому асфальту, да и сам асфальт показался из-под воды; вот красное железо крыш перестало гудеть под ударами, осталась только барабанная россыпь крупных капель — и тогда собравшиеся услышали, что именно тихонько поет подчиненный генерала Серова: “Юго-восток, ненастная страна... Далекий город образ корабля приобретает в этой непогоде... Но там никто по палубам не ходит, и не стоит на вахте у руля”...

Девушки переглянулись, но промолчали, чтобы дослушать. Генерал несколько мгновений не мог понять, откуда этот новый звук. Ливень уже превратился в обычный плотный дождь, и последняя фраза песни на фоне шепота и шороха вспыхнула как алмаз на бархатной подложке:

— В сезон дождей предписано уставом — команде спать, прикинувшись усталым... Корабль дымит, но с места никуда...

Серов повернулся и поднял бровь удивленно-вопросительно:

— Капитан?

Капитан смущенно замолчал, но девушки хором потребовали:

— Дальше!

— Не выучил дальше, — капитан вздохнул. — Рифма сложная. Прошу простить.

— Что ж, — девушки снова переглянулись и старшая повернулась к генералу:

— Я обдумала вашу просьбу и согласна ее исполнить.

Младшая серьезно наклонила голову:

— Мы вам поможем.

Серов тяжело переступил внутрь комнаты. Капитан, высунувшись до пояса, с грохотом закрыл деревянные рамы, остекленные еще при царе в мелкую клетку — и шум дождя исчез. Комната словно бы вырастала вокруг рассаживающихся за столом: из полированного паркета поднимались светло-бежевые стены, сбежались кожаные стулья, натопырили вопросительно гнутые спинки, а картотечные шкафы и дорогой изукрашенный сейф прищурились на них щелями-ящиками презрительно. Из напряженного нетерпения и ожидания сконденсировался приставной столик, на котором некогда квадратно-гнездовым способом посеяли четыре телефона прямой связи, без диска номеронабирателя — словно безлицые манекены модного магазина. Теперь на столике произрастало уже шесть рядов о семи аппаратах каждый, Мичурину на зависть, и толстая плетенка их корней-кабелей уходила в гипсовую розетку с масонскими символами.

Наконец, белый потолок завершил сцену; генерал выдохнул:

— Почему вы решили нам помочь?

Старшая улыбнулась тонко, а младшая несколько грустно:

— Ваш мир — самый могущественный наш союзник. У нас больше нигде нет выхода на первых лиц громадной державы, способной купить все, что бы мы только ни предложили, способной продать нам огромный ассортимент в невообразимых количествах. Вы же знаете, за чем плыл Колумб?

Серов знал:

— За пряностями. Потому что в средние века холодильников не было. Мясо можно было худо-бедно коптить с пряностями либо забивать в бочки с большим количеством соли.

Младшая кивнула и поправила снежно-белые волосы:

— В обычных средних веках соль, специи, сахар, удобрения, порох — все, для чего нужна химия — делается магами в гомеопатических дозах. Или выпаривается из морской воды с огромными затратами дров, угля — или добывается в заднице шайтана. Себестоимость настолько большая, что до прибылей можно просто не дожить. А вы можете предложить нам, к примеру, соль — вагонами! Составами!

— Это важное обстоятельство, но не главное, — старшая метнула острый взгляд:

— Вы не пытаетесь на нас давить. Почему?

— Ваш возраст... И ваш опыт, — генерал переложил кожаную папку, — не подсказывают вам ответа?

Старшая вздохнула:

— Не спрашивай старого, спрашивай бывалого. Моя сказка про совершенно иных героев.

Младшая улыбнулась:

— Герои, допустим, у нас имеются. Но там, куда мы на этот раз влезли, не помешает грамотная силовая поддержка. С высоты уже вашего... Специфического, назовем так, опыта.

И обе девушки поглядели на капитана.

Капитан спокойно встретил янтарный и алый взгляды:

— А что там?

— А там, капитан, крокодилы.

— И волки-беовульфы, и медведи-урсы, и кабаны-борбатоски.

— И огромные слоны с зубами, голиафы называются.

— И неверморы — вороны величиной с дом.

— Про драконов говорят, как про погоду, обыденно. Но врать не стану, сама не видела.

— Зато как девчонку живьем грызли, наблюдала в подробностях. Едва успела вытащить.

— И все эти твари, называемые местными “гримм”, в отличие от обычного зверья, после смерти просто рассыпаются в черную пыль. У них внутри ни костей, ни сердца. Вот как это может объяснить хоть магия, хоть вера, хоть наука?

— Нет, — капитан поднял руки протестующе, — раз ваши штатные герои не справились, я и ожидал чего-то... Сложного. Но ваша цель там — что? Минерал, человек, сведения?

— У них все держится на Прахе.

— На пыли?

— На Прахе, именно с большой буквы, — старшая вытащила из внутреннего кармана жилетки небольшой пенал тусклого металла, положила на стол, сдвинула крышку. Мужчины заглянули, едва не столкнувшись лбами:

— Как порох, — сказал генерал, — в полузарядах такой.

— У них этот материал вместо пороха. А еще вместо светопроизводящих машин. Вместо быстросчетных машин.

— Как? Генераторы на порохе? ЭВМ на порохе? Это как вообще? Это что за...?

— Не на порохе, генерал. На Прахе. Там этого Праха столько разновидностей... — старшая осторожно задвинула крышечку, спрятала пенал и только потом разрешила себе глубокий вздох:

— Я впервые пожалела, что никогда не училась в хорошей школе. Про людей, отношения, психологию эту вашу я кое-что узнала, срок жизни-то у меня известно какой. Как вы говорите, зайца можно научить курить! А вот естественные науки...

— Наша цель этот самый Прах. Понять, что за оно — а тогда станет ясно, кому его можно продавать, — закончила младшая.

— Вот, — кивнула старшая, — и я помню вашу давешнюю просьбу: как пойдем еще куда, то прихватить с собой вашего человека. Вам-то, наверное, по первому разу нет разницы, куда именно? Знаю по себе: в первый раз все интересно!

* * *