Сумерки восьмого солнца

Эта история началась в квадратной комнате с украшенными барельефами каменными стенами. На одной стене барельеф изображал Кецалькоатля, на другой Тлалока, а что изображено на третьей и четвертой стенах, никто так и не понял, потому что боги отличаются один от другого только в деталях, а чтобы разобраться в деталях, надо быть жрецом, а где теперь найдешь живого жреца? Нынче проще пернатого ленивца найти, чем живого жреца.

Посреди квадратной комнаты лежал круглый ковер, расписанный геометрическим узором, символизирующим непонятное. Посреди ковра стояло большое деревянное блюдо, не настоящее, импровизированное, раньше оно было какой-то храмовой утварью. А теперь на блюде лежала кукурузная каша, только что приготовленная, еще не остывшая.

Вокруг блюда сидели, скрестив ноги, четверо мужчин, их имена таковы: Ловец Рабов, Семь Тапиров, Осенний Хвост и Мыш. Последнее имя на самом деле прозвище, настоящее имя Мыша никому не известно, потому что он не разговаривает. Слышит нормально, но не разговаривает, Ловец Рабов говорит, так бывает, если человека сильно напугали. А Ловец Рабов знает толк в том, что говорит, он раньше ловил в лесах дикарей, которых красили синей краской и возлагали на пирамиды. А Осенний Хвост был как раз таким дикарем, но его племя было удачливым и за все обозримое прошлое никто из них в плен не попался. Однажды, правда, одна старуха пропала без вести, в племени думали, что ее изловили, но Ловец Рабов сказал, что такого быть не могло, потому что старух никогда не ловят, а если случайно поймали — отпускают. Но не сразу, сначала доводят до города, а там уже отпускают, потому что на марше от старух немало пользы, они заботятся о легкораненых и способствуют порядку. А детей отпускают сразу, от них на марше никакой пользы нет, только беспокойство.

Но то было в прошлом, когда седьмое солнце занимало подобающее место на небосводе. А теперь седьмое солнце закатилось, все изменилось и ничто не осталось прежним, охотник и добыча разделяют общую трапезу, а на прибрежных камнях, говорят, скоро вырастут ноги с пальцами. Семь Тапиров приготовил кукурузную кашу, Ловец Рабов зарезал индюшку, покрошил в кашу индюшкино мясо, получилось прекрасно, сидят четверо мужчин вокруг блюдообразной доски, черпают пальцами по очереди, вкушают пищу, хорошо!

Доели, облизали пальцы, достал Ловец Рабов трубку мира, набил, задымил, пустил по кругу. В дни седьмого солнца курить трубку без повода не полагалось, но теперь солнце закатилось и стало можно почти все.

Семь Тапиров выпустил дым кольцом, а второе кольцо пропустил сквозь первое. И сказал:

— Там налево от входа в одной комнате есть полный сундук какао-бобов.

Сделал грустное лицо и цокнул языком.

Надо сказать, что Семь Тапиров в прошлом торговал в городе на рынке и потому знал цену какао. Но теперь старые ценности ушли в прошлое.

— А не видел ли ты женских следов? — спросил его Ловец Рабов.

— Нет, — помотал головой Семь Тапиров. — Следов не видел. Только кости.

Надо сказать, что Ловец Рабов был молод и потому страдал от отсутствия женщин сильнее других. А женщин нынче разыскать нелегко, почти всех скосила пузырчатая лихорадка, ?женщины теперь чаще всего предстают в виде обглоданных костей, а те, кого пощадила лихорадка и обошли стороной разбойники, те, во-первых, обезображены болезнью, а во-вторых, прячутся. Потому что среди мужчин, переживших мор, почти все разбойники, а таких мужчин лучше обходить стороной.

— В правом крыле я нашел погреб, — сообщил Осенний Хвост. — Там внутри много кукурузного зерна в корзинах. Может, заквасим?

Надо сказать, что в дикарском племени, к которому принадлежал Осенний Хвост, кукурузную брагу квасить не умели и впервые Осенний Хвост испробовал ее только недавно. А дикарей, как известно, кукурузная брага восхищает сильнее, чем городских ацтеков, и Осенний Хвост не стал исключением. При каждом удобном случае он предлагал заквасить, два раза Ловец Рабов с ним соглашался, а в другие разы отказывал, потому что если много квасить, к этому привыкаешь и становишься дурным. Но дикари того не понимают, на то и дикари.

— Посмотрим, — сказал Ловец Рабов. — Может, заквасим. Я пока не решил, останемся ли мы здесь на долгую стоянку.

— Останемся, — сказал Осенний Хвост.

— Пойдем дальше, — сказал Семь Тапиров.

— Почему? — удивился Ловец Рабов.

— Тут неупокоенные души являются, — объяснил Семь Тапиров.

После этих слов мужчины заволновались, принялись расспрашивать подробности. Семь Тапиров изложил подробности, Ловец Рабов засмеялся и сказал:

— Да это чайки! Их всегда полно рядом с морским берегом!

— Ты полагаешь, они не опасны? — спросил Семь Тапиров.

— Я в этом убежден, — ответил Ловец Рабов.

— А я сомневаюсь, — сказал Семь Тапиров. — Бледнолицые явились из моря? Из моря. Лихорадка вышла из моря? Из моря. Плохое место море, зря мы к нему пришли.

— А много ли корзин с кукурузой ты нашел в погребе? — обратился Ловец Рабов к Осеннему Хвосту.

Осенний Хвост восстановил перед глазами вид погреба и принялся считать, загибая пальцы. Сбился со счета и сказал:

— Много.

— Сдается мне, не зря мы сюда пришли, — сказал Ловец Рабов. — Пожалуй, мы все же останемся на долгую стоянку.

— Заквасим! — мечтательно улыбнулся Осенний Хвост.

Мыш тоже улыбнулся, он всегда отвечает на улыбку и не поймешь, с пониманием или бездумно, как собака хвостом виляет или даже еще бездумнее. А Семь Тапиров не улыбнулся, он редко улыбается потому что боится заболеть. У обычных людей при лихорадке на коже вздуваются пузыри, а потом, если человек не умер, на месте пузырей остаются шрамики, а у Семи Тапиров лихорадка прошла без пузырей и теперь он сомневается, а точно ли переболел в полной мере и не предстоит ли ему заразиться еще раз и все-таки помереть. Да и вообще он суеверный.

— Ох! — вскрикнул вдруг Семь Тапиров.

Указал пальцем в дверной проем, а там стоит белая птица, та самая, которую Ловец Рабов назвал чайкой. Лапы перепончатые, как у утки, а клюв здоровенный, как у вороны, но другой формы.

— Кыш! — крикнул птице Ловец Рабов, подобрал с пола камушек, метнул.

Птица щелкнула клювом, поймала на лету, проглотила.

— Добрая примета, — сказал Ловец Рабов.

— Дурная примета, — сказал Семь Тапиров.

Посмотрели они друг на друга, Ловец Рабов рассмеялся, а Семь Тапиров нахмурился. Осенний Хвост подумал-подумал и тоже рассмеялся и Мыш тоже рассмеялся следом. Ловец Рабов отложил погасшую трубку, вскочил на ноги, потянулся, мяукнул, как ягуар, и сказал:

— Пойдемте, пошарим по дальним кладовым, может, найдем что-нибудь полезное.

— Хорошо бы женщина нашлась! — сказал Осенний Хвост. Подумал и добавил: — А лучше две!

Он добавил последние слова, потому что подумал, что если найдется ровно одна женщина, Ловец Рабов заберет ее себе в жены, а если две, то вторая достанется ему, потому что Семь Тапиров нерешительный и робкий, а Мыш тем более.

Птица крякнула, почти по-утиному, но чуть иначе. Осенний Хвост протянул руку, схватил меч, вскочил на ноги. Он сразу сообразил, что птица беспокоится не зря, тело в таких случаях реагирует само, он ведь не городской житель, а лесной, а в лесу бдительность теряется раз в жизни, никакой воин не сравнится в бдительности с лесным дикарем, хотя Ловец Рабов, пожалуй, сравнится, тоже выхватил меч, принял стойку, Семь Тапиров и моргнуть не успел, а они двое уже готовы к бою, какие молодцы!

В дверях показался чужой человек. Высокий, статный, по краям лица шрамы, искусно нанесенные правильным полукругом, в ноздрях священные палочки, на шее ожерелье из волчьих клыков (на самом деле собачьих, но вслух так не говорят), на бицепсах кольцевые орнаменты, пояс расшит бисером, знатный воин, короче. А в руке у него меч! Не деревянный с обсидиановыми чешуйками, как у обычных воинов, а волшебный, заморский, от бледнолицых пришельцев! Всем известно, что бледнолицые владеют волшебством превращать камень в так называемую "сталь", которая во всем подобна обсидиану, но гораздо прочнее и удобнее в обработке. Стальной меч пробивает обычный доспех будто доспеха нет, а стальной доспех никаким мечом не пробить, кроме стального, а дубина стальной доспех не раскалывает, а всего лишь оставляет небольшой ушиб на теле. А если стальной горшок надеть на голову, воин становится вообще неуязвим. Но на явившемся человеке ни доспеха, ни других волшебных вещей не было, только меч в руке и ничего более.

Поглядел человек на четырех мужей, улыбнулся и сказал:

— Бросайте оружие, бродяги, вы обречены.

— Да пошел ты на хер! — крикнул ему Ловец Рабов. — Изменник, предатель, подлый раб бледнолицых!

Осенний Хвост подумал, что пришелец сейчас поднимет меч и все увидят воочию, правда ли, что стальным мечом можно срубить голову с одного удара. Но не поднял пришелец меча и даже не разгневался, а улыбнулся, будто Ловец Рабов произнес не оскорбление, а шутку.

— Ошибаешься, глупец, — сказал человек со стальным мечом. — Я бледнолицым не раб, но товарищ.

— Пошел мыш дружить с хорьками, конец предсказуем! — крикнул Ловец Рабов.

Человек сделал удивленное лицо и воскликнул:

— Однако ты произнес вису на нашем наречии! Я не знал, что так можно!

— Что он произнес? — переспросил Осенний Хвост.

— Вису, — повторил человек. — Это вроде стихов, но по-другому. Бледнолицые пришельцы высоко ценят это искусство.

Ловец Рабов плюнул пришельцу под ноги и сказал:

— Я произнес не вису, а злословие, и если у тебя есть честь, ты сейчас же начнешь сражаться!

"Ну, теперь он точно разгневается", подумал Осенний Хвост.

Однако пришелец сохранил спокойствие.

— Честь у меня есть, но сражаться с тобой я не стану, — сказал он. — Ибо не сражение будет между нами, а убийство, ведь зарезать тебя не труднее, чем свинью.

— Каркнул ворон на ягуара, орать не мешки ворочать! — крикнул Ловец Рабов.

— И снова ты произнес вису, — заметил пришелец.

— Да пошел ты на хер! — крикнул Ловец Рабов.

— Ты повторяешься, — заметил пришелец.

На эти слова Ловец Рабов не нашел, чем ответить, и в споре возникла пауза. Ее нарушил Семь Тапиров.

— Как твое имя, почтенный? — обратился он к незнакомцу. — Кто ты такой и что тебе нужно?

— Завали хавло, дурень! — рявкнул Ловец Рабов. — Разве ты не видишь, что он нам враг и желает возложить нас на пирамиду во имя говнобогов, которым поклоняются бледнолицые!

— Имя мое Поющий Тростник, — представился воин. — И вовсе я не собираюсь приносить вас в жертву. Знайте, глупцы, что боги бледнолицых не приемлют возложений на пирамиды, а тех, кто этот запрет нарушает, бледнолицые карают смертью!

— Я тебе не верю! — крикнул Ловец Рабов.

— Мне все равно, чему ты веришь, а чему нет, — сказал Поющий Тростник. — Выбор у тебя такой: либо бросаешь говномеч и уходишь со мной, либо остаешься здесь навсегда.

— Немного чести в первом выходе, — сказал Ловец Рабов.

— А во втором еще меньше, — сказал Поющий Тростник.

— Да пошел ты на хер! — закричал Ловец Рабов и бросился на противника.

Взмахнул он мечом и Поющий Тростник тоже взмахнул мечом и перерубил пополам деревянную основу меча противника, а на обратном замахе срубил Ловцу Рабов запястье и произошло это так легко, будто рука Ловца Рабов состояла не из мяса и костей, а из говна и палок, будто Ловец Рабов был не воином, а огородным пугалом. А третьим взмахом Поющий Тростник рубанул Ловца Рабов по голове и срубил половину черепа наискосок, будто голова Ловца Рабов тоже состояла из говна и палок. Это было так неожиданно, что Осенний Хвост застыл в остолбенении, а потом ненадолго потерял разум. Закричал он нечленораздельно, как дикий зверь, бросился прочь и пробежал мимо Поющего Тростника, а тот его не атаковал, потому что был изумлен нечеловеческим воплем. Побежал Осенний Хвост дальше по коридору, а там какие-то воины, но не с волшебными мечами, а с обычными дубинами. Закричал Осенний Хвост повторно, они изумились и пропустили его.

Выбежал Осенний Хвост во двор, огляделся. Рядом с крыльцом стоял прирученный заморский зверь лошадь, вроде тапира, но крупнее и немного другой обликом. А воинов рядом нет, видимо, совсем маленький у них отряд, все вошли в дом, никого снаружи не оставили. Обрадовался Осенний Хвост потому что понял, что никто не стоит между ним и свободой. Побежал прочь через ворота наружу, а ворота вовсе не наружу! Пробежал Осенний Хвост ворота, а за ними другой двор, похожий на первый, но другой. А за тем двором опять распахнутые ворота, а за ними третий двор! Понял Осенний Хвост, что духи его заморочили, опечалился и хотел было заплакать, но не получилось, потому что когда охотишься, сражаешься или убегаешь, заплакать нелегко. Пробежал Осенний Хвост в третий двор, глядь, а он тот же самый, что первый, закружили духи, запутали, погубили! А из дома вышли воины-враги, смотрят на него, тычут пальцами, смеются, мол, глядите, дурак кругами бегает. А он не дурак, его духи запутали!

Вышел Поющий Тростник, посмотрел на Осеннего Хвоста, тоже посмеялся. А потом посторонился он, а младшие воины протащили мимо него Семь Тапиров и Мыша и у обоих руки были связаны, но не так, как принято у городских ацтеков, а попроще, пленников не привязали к длинной общей палке на сворку, а просто связали запястья веревкой. Ловец Рабов говорил, что пленников так вяжут, если путь недалек. А Ловца Рабов не вывели, потому что убили.

— Бросай говномеч и подставляй руки! — приказал Поющий Тростник.

Поднял Осенний Хвост меч, чтобы бросить, и тут в него вселился то ли Тлалок, то ли бледнолицый Тор. Закричал Осенний Хвост, зарычал, заулюлюкал, закрутил меч над головой и набросился на Поющего Тростника. Тот хотел было встретить меч мечом, но Осенний Хвост уклонился, пригнулся, атаковал колющим ударом, противник тоже уклонился, но не до конца. На обратном движении рванул Осенний Хвост меч на себя, резанули обсидиановые чешуйки по обнаженному боку, заскрежетали нерукотворные стекляшки по реберным костям, встопорщилось мясо, брызнула кровища, завопил Поющий Тростник, крутанул своим волшебным мечом, срезал Осеннему Хвосту прядь волос надо лбом, будто обсидиановой бритвой, да не на упоре, а прямо в воздухе! А с другой стороны прилетела дубина да как ударит в плечо! Выпал из руки обсидиановый меч, упал наземь, а Поющий Тростник осторожно ткнул Осеннего Хвоста стальным острием между ключиц и надавил. Пришлось Осеннему Хвосту завалиться назад, тут его и повязали. Перевернули на живот, руки закрутили за спину и связали в запястьях, но не туго, не как обычно связывают пленников. А на щиколотки надели большие стальные кольца, соединенные как бы веревкой из маленьких стальных колец, с этой штукой ходить можно, а бегать нельзя. А руки развязали.

Вздернули на ноги, повели. Стал Осенний Хвост проверять путы на ногах на прочность, сначала исподволь, а потом заметил, что стражи не злятся, а только хохочут, стал уже не скрываясь дергать ногами в разные стороны, подпрыгивать и приплясывать. Но все было тщетно потому что не в человеческих силах избавиться от стальных пут. Понял это Осенний Хвост и опечалился.