Мажор - прода 25/09

Глава 9.

Я не знаю, чем руководствовался господин Азиз ибн Сулейман, запихивая меня помощником механика на судно. Допускаю, что выбирать ему было не из чего, вряд ли доктор постоянно промышлял укрывательством нелегалов и знал в порту все входы-выходы. Но даже так медик оказался непрост, ох, как непрост! Количество хоть чем-то обязанных ему людей впечатляло, а главное, качество! Вальяжные портовые чиновники, начальники участков, таможенники, вообще какая-то шушера! Последний выбивался бы из ряда, если не знать, что неприметный человечек со дна общества имел полноценную "мантию", то есть однозначно не мог быть нищим попрошайкой, за которого себя выдавал.

Отъезд из Аравии чем-то напоминал годовалой давности прибытие: меня по цепочке передавали незнакомым людям, пока не оказался на борту. И только там окончательно выяснилось, что я не пассажир, а, оказывается, нанялся в рейс до Австралии! До Австралии, ёпта!!! Для парня, не выбиравшегося первые шестнадцать лет жизни никуда дальше Екатеринодара, я слишком стремительно осваивал глобус.

Экипаж круизного лайнера "Лабрадор", идущего под канадским флагом, подобрался интернациональный, говорили все в основном на английском, реже — французском. И тот и другой языки я когда-то изучал в школе и дома, потом неплохо закрепил частым использованием в Слободке, так что никаких проблем с общением не возникло. Сначала немного опасался показывать диапазон знаний — откуда арабу из глубинки знать несколько иностранных языков? — но, как оказалось, заглядывать мне в паспорт никто не собирался, а умение объясняться приписали национальной особенности:

— Завидую я вам, арабам! Языки вам легко даются! — разглагольствовал как-то за работой мой непосредственный начальник Сэм Морти, принципиально не владеющий ничем, кроме родного американского. Если бы не наловчился трындеть с его соотечественниками, составляющими немалый контингент Сити, то со своим классическим образованием понимал бы его речь через слово, — Твой предшественник — Али, он их штук восемь знал, в каждом порту на местном чирикал. И ты, такой молодой, а уже три знаешь.

— А куда он делся?

— Кто?

— Али.

— Сошел на берег в Джидде и не успел к отплытию, сукин сын!

— Не надо ругаться так! — задрюченный валькириями я знал, что почти не злое для американца ругательство, настоящему арабу будет тяжело снести, — Сукин сын — это серьезное оскорбление.

— Он тоже так часто говорил, но, парень, привыкай, здесь не твоя Арабика!

— Аравия! — поправил я.

— Я так и сказал! Потрешься среди нормальных людей, еще и возвращаться не захочешь! — не то, чтобы стало обидно за мнимую родину, скорее покоробила бесцеремонность, с которой это было произнесено, но увлеченный своими поучениями механик моих гримас не заметил, — Это Али уже взрослым был, его не перевоспитать, а ты парень молодой, можешь еще попробовать перебраться в местечко поцивилизованней. Взять хотя бы наш случай, вот смотри: у нас здесь стоянка пять дней должна была быть. Свободных от вахты в увольнение на берег отпустили, туристы на экскурсии разбрелись. А ваши власти нас взяли и развернули: траур, видите ли! Нельзя развлекаться! Вот скажи, в какой другой стране такое может случиться? — и сам же себе ответил, — Нет! Хорошо еще наши пассажиры не успели куда подальше отъехать, всех на борту собрали, а несколько матросов так на берегу и остались! Вернутся в порт, а кораблик-то "ту-ту"!

— Что за траур? — удивился я тому, что в своем горе пропустил, похоже, нечто важное.

— Джек! — имя Закир для него оказалось невыговариваемым, поэтому сразу же переименовал, а потом так и прилипло, — Это ты мне должен сказать! Местный тут ты, а не я!

— На лицо мое посмотри! — отбрехался я заготовленной сказочкой, — Не повезло с невестой — у нее слишком много дядей и братьев, а у меня слишком мало денег! Сначала у родственника отлеживался, но и там эти дети Шайтана выследили! Пришлось срочно убираться из города, мне не до глобальных событий было!

— А-а... — понимающе протянул он, — Родственники невесты — это зло! Слава богу, моя Мэри сирота! — я опять поморщился — благодарить за смерть близких жены? — У правителя вашего мать вроде бы умерла.

— Елена?! — изумленно переспросил я, — Да ей же сорока еще не было!

— Джек, что слышал, то и отвечаю! Расспроси потом команду, кто на берег сходил, может, что еще расскажут, я в этот раз так и просидел из-за Али на борту!

Не поленился, последовал совету, расспросил потом других, но ничего сверх сказанного не узнал — кто там будет делиться с чужаками сплетнями и подробностями? Да и меня смерть чужой королевы мало взволновала. Люди смертны, даже относительно нестарые — эту истину я за последний год хорошо усвоил.

Нарастающая "вуаль" порадовала меня еще тремя всплесками "сияния", за время которых я стал на корабле своим в доску, сняв первоначальную настороженность к новичку, но сам не спешил с кем-то близко сходиться — не давала горечь недавних потерь. Да и не с кем, если разобраться. Общение с Санни, Незабудкой, Христ и еще несколькими валькириями меня разбаловало — они, может, университетов и не кончали, но сами по себе были умными людьми с широким кругозором. А у палубной команды и машинистов все интересы сводились к трем китам: выпивке, жратве и бабам. Еще поругать начальство — это святое! И если в последнем я еще мог к ним присоединиться — Сэм со своими поучениями достал уже через день, — то первые три пункта отпадали. Выпивка — из-за легенды, я и так положенных молитв и постов не соблюдал, не хватало еще на таком простом вопросе спалиться! Жратва — ну не мог я всерьез и долго обсуждать достоинства макарон по-флотски или каши с тушенкой! Один-два раза еще куда ни шло, но не каждый же вечер! Женщины... не сыпьте соль на раны. А публика повыше рангом в свою очередь не спешила снисходить до общения со мной: "Эй, Джек!", "Джек, сгоняй!", "Джек, принеси!" — вот и все разговоры.

Но, несмотря ни на что, путешествие мне нравилось. Круизный лайнер неспешно тащился от порта к порту. Сэм, несмотря на занудливость и ограниченность, был человеком беззлобным и на берег меня отпускал. Так что уже через декаду начал всерьез обдумывать: а не задержаться ли мне здесь? Теплые моря, экзотические страны...

И лишь приняв решение, полной мерой схлопотал откат — меня залихорадило, внезапно начало сбоить сердце, сон из просто не всегда спокойного, превратился в сущее мучение — кошмары следовали один за другим, снова и снова снился последний бой отца. Окружающие решили, что я подцепил какую-то экзотическую болячку, потащили в лазарет, но я-то знал, что корабельный док ничего не найдет! Словами не объяснить — просто знал и всё!

Разобраться удалось быстро, слово — в голове дающего, а мое подсознание раз за разом показывало мне момент, когда я его дал: "Вернусь и отомщу! Дайте мне только время!" Про себя я тогда подразумевал, что вернусь, как только это станет безопасным. Пока я сидел в Слободке и считал, что только с совершеннолетием смогу ее покинуть, — это было одно. Теперь же у меня были документы, и на корабле меня держал только подписанный контракт до Австралии. Это обязательство тоже являлось уважительной причиной — просто потому, что так меня приучили. Зато подписать новый наем — это уже воспринималось как уклонение, и договориться самому с собой не получалось. Пришлось начать обдумывать свои действия по возвращении на родину.

Петербург встретил дождем со снегом пополам. Позади больше половины земного шара, неохваченными остались только обе Америки. Не раз за путь вознес хвалу Аллаху — пусть чужой бог сбережет умельца из Джидды, состряпанный им паспорт не вызвал ни единого нарекания ни на одной границе. Будь безымянный суетливый старичок хоть сколько-нибудь магом, ему бы перепал с моих дум нехилый профит — на первых проверках я сильно волновался, а так, надеюсь, просто где-нибудь зачтется.

Воздух родины пьянил. То, что все вокруг говорят по-русски, поначалу вводило в недоумение: отвык, даже у самого легкий акцент в речи появился. Впрочем, полдня хватило, чтобы пропал. Паспорт? Если чему и научил меня прожитый год, так это наглой уверенности: червонец сверху, и портье вписывает в журнал учета постояльцев левые данные. Широко улыбнулся и поощрил ретивого работника гостиничного дела еще одной десяткой.

— Мы рады, что вы выбрали наш отель, господин Минихузеев!

— Минихузеев?..

— Ильяс Равильевич, — понятливо прогнулся портье в поклоне.

Пришлось добавить еще десятку, не обеднею.

Пока не стукнуло восемнадцать, обнародовать свои ФИО я не собирался: я был богат, но все же не настолько, чтобы за судьбой отцовского состояния пристально следили миллионы глаз. А насчет собственных морально-волевых качеств обольщаться не приходилось: при планомерной обработке подпишу отказ от наследства как миленький, жизнь показала, что обереги не панацея. Да и снять их при некоторых усилиях можно, разбитые суставы для пытливого ума не преграда, уж в крайнем случае — вместе с пальцами. Вот использовать кому-то другому — для этого надо моим близким кровным родственником быть, а лишить защиты — запросто. И то, что моя смерть в планы "опекуна" не входила — в этом случае деньги отошли бы на благотворительность — слабо утешало. Так что до четвертого марта вход в контору "Путятин и сыновья", занимавшейся отцовским наследством, был мне заказан. Ничего, я и у "Валькирий" заколотил немалые для обывателя деньги, на мои нужды хватит!

Добираясь до бара с прозаическим названием "Пиво и рулька", лениво раздумывал: есть ли где-то кабак "Вино и ветчина" или "Водка и холодец"? И можно ли, опираясь на фантазию держателей питейных заведений, собрать из запчастей целого кабана? По всему выходило, что нет: "Сердце борова" или "Мозги хряка" не вписывались в концепцию — недостаточно пафосно. А без сердца и мозгов животинки не выйдет, такими только люди бывают.

Кабак, где отирались наемники, порадовал почти забытой за месяцы путешествия атмосферой — обстановка другая, но если закрыть на это глаза — почти как в Слободку вернулся. Адреса заведений заставил заучить Санни еще на первых порах знакомства. Несколько названий потом подкинула Мадлен, но там были места сбора техников. Тоже из разряда "только для своих", но в них я собирался появиться, только если нужны будут деньги.

— Ути-пути! Кто это тут у нас такой сладкий нарисовался? — поднялся с места сидевший у стойки здоровяк. Первая часть проверки началась.

Охранника узнал по эксклюзивной татуировке — Санни ее подробно описал, и вряд ли найдется еще один шутник, набивший на предплечье... скажем так, мое прозвище.

— Привет тебе от Санни, Малыш! — и подкрепил пароль распальцовкой, не приведшей, однако, к нужному результату.

— Что?! — взревел вышибала, — Этот гавнюк!.. — и захлебнулся собственными зубами. А я ведь до последнего сомневался: брать или не брать кастет? Но стоило вспомнить нравы Слободки, как гнутая железка сама скользнула в карман пальто. И так-то неспортивно, а сорок четыре замаскированных руны — не чета грубо сляпанному прототипу — кого угодно надолго отправят созерцать фейерверк перед глазами.

— Не тебе, Малыш, поганить это имя! — когда не особо крупный юноша называет огромного лба Малышом — это нормально, не я виноват в специфическом юморе наемников, присваивающих клички. Но то, что я проговаривал эти слова, возвышаясь над лежащим вышибалой, многих впечатлило.

— Пива? — невозмутимо спросил толстый бармен, когда я подошел к стойке, — Кумыса не держим.

— Темного чешского.

— И как там?..

— Пыльно.

Обмен короткими репликами показал, что пошел второй этап проверки. Но она не состоялась, потому что меня окрикнули из глубины зала:

— Кабан!

Обернулся на зов. В который раз убеждаюсь, что мир тесен — окликнул меня наемник, которому когда-то перенастраивал отцовский браслет.

— Рулька, это Кабан! — представил меня неспешно перешагнувший через тело все еще пребывающего в стране снов Малыша, подошедший к стойке Клещ, — Я его знаю. Рунист от бога, трофеи взламывает влет.

— Привет! — поздоровался с неожиданным поручителем.

— Привет! — удостоился сначала крепкого рукопожатия, а потом не менее крепких объятий, — Кабан! Если б не ты! И не тот браслет!

— Жарко пришлось? — понимающе спросил знакомого.

— Не жарко — адски жарко! Защита держалась, как видишь, живой, но и то досталось! — он с готовностью продемонстрировал еще красный уродливый рубец выше локтя.

Пристальное внимание, вызванное в баре моим появлением, пошло на спад. Хотя отметил, как некоторые буквально насторожили уши после слов Клеща — говорил он громко, а чистый, непривязанный ни к кому артефакт мог стоить заоблачную цену, и у кого-то в загашнике наверняка валялось что-то подобное. Меньше всех заинтересованным выглядел сам бармен. Ну-ну, верю-верю!

Очень скоро пришлось вспомнить, за что Клещу дали его прозвище. Найдя свежие уши, он вцепился в меня всеми конечностями, увлек за собственный столик и где-то час вещал о своих приключениях. И пули свистели над головой, и шрапнель, зато он, такой-сякой... по мере потребления горячительных напитков враги становились все сильнее, но он их ух! Если принимать все на веру и не делить на восемь, то только его участия не хватало королевским войскам, чтобы наконец-то разгромить повстанцев. Не отрицаю роль человека в истории, лично мне посчастливилось знать одного такого, и это даже не Санни. И уж тем более не Клещ, о чьем существовании вряд ли знал кто-то за пределами бара. И только с приходом товарищей Клеща удалось вырваться из его общества и снова подойти к барной стойке.

— Интересует работа? — спросил бармен, когда я, получив свой заказ, не стал возвращаться к столику.

— Не совсем, хотя не откажусь. Информация, а точнее человек, который может мне ее найти.

— Что-то конкретное?

— Что-то конкретное, — согласился я, обломав любопытство собеседника.

— Здесь или за границей? — сузил область бармен.

— Здесь.

— Тогда надо к Умнику. За плату он соберет все, что надо.

— Умник?..

Вместо ответа бармен подтолкнул ко мне уже набившее оскомину водное кольцо. У этого разве что кривая привязка к владельцу имелась, а так — ничего выдающегося.

Щелк, щелк! Для такой простой работы инструменты мне теперь не требовались. Четыре выпавшие руны, кольцо на палец, зарядка, активация — на стойку полилась струя чистейшей воды.

— Штамповка! — презрительно бросил, возвращая артефакт, — Две тысячи рублей, и только из уважения к материалам.

— Ты, Кабан, как будто не в Аравии работал! — возразил бармен, пряча безделушку в карман, — Три, не меньше! Сейчас в Египте дела завертелись, а там такие поделки тоже в цене!

Если этот пройдоха говорит три, значит впулит за четыре-пять, не меньше. Взял на заметку: по общей классификации водосборники едва вытягивали на первый класс в основном благодаря компактности, если бы не она, цена бы существенно снизилась.

— Так как насчет моего дела?

— Умник обычно к восьми приходит, но не каждый день. Посиди, свистну.