Здесь не смеются

Артем Белоглазов

Здесь не смеются

Доктор был неулыбчив.

Среднего роста, среднего телосложения, с мятым, не запоминающимся лицом. "Ст. консультант" — значилось на бейдже. Ни имени, ни фамилии, только должность; анонимная, возведённая в квадрат функциональность. Белый халат размывал и без того бледное впечатление, напоминая одновременно и лабораторию, и больницу, и облачённых в униформу сотрудников чего угодно. Лучшая маскировка, между прочим, — стать одним из, раствориться в толпе.

Скрестив руки на груди, Максим наблюдал за консультантом, тот в некоторой задумчивости смотрел на плывущие в небе облака. Ветер гнал их на запад, к городу. Представитель ЗАО "Альтернатива" чуть морщился, словно у него болел зуб. Стёртая внешность, подчёркнуто деловое отношение, уравновешенность и спокойствие. Господин Никто — человек без лица, капля в море; серая клякса. Впрочем, клок седых волос у правого виска и едва заметная хромота могли сойти за особые приметы. Не то чтобы консультант был хмур или вечно недоволен, как врачи из государственных клиник, нет. Вежлив, внимателен; обходителен. Неулыбчив.

— Так, так, — бормотал он, прохаживаясь у окна. — Так, так, так.

Дятел, мысленно окрестил его Максим. Пожилой, серьёзный дятел с седым хохолком. Лесной доктор, санитар больных деревьев. Он продолбит дырку в моей голове, извлечёт плохое, вернёт хорошее, добавит щепоть тайных ингредиентов, взболтает и преподнесёт результат на блюдечке. Если бы так! Не так, молчаливо соглашался консультант, отнюдь нет. Гораздо сложнее, гораздо проще. В октябре надо долбить дупло, а не головы; успеть к холодам. Сидеть в гостевом кресле Максиму не нравилось — слишком глубокое, слишком мягкое, обволакивающее. Встать бы, размяться, но...

За окном шумел осенний лес, и пели птицы. Наверно — не было слышно: ни голосов, ни редких машин, ни собачьего лая. Ничего. Только лес. Сосны, ели; редкие берёзки.

Глухомань. Тоска. Забвение.

До трассы километров двадцать по прямой. Ежели пешком — ну его к лешему, заблудишься. Не в пространстве, во времени. Он ехал по просёлку вдоль покосившихся бревенчатых изб, где копошились в грязи куры и свиньи, где судачили на завалинках дряхлые, замотанные в платки бабки и привычно бранились с жёнами выпившие по случаю праздника мужики. Покров Пресвятой Богородицы удачно выпал на субботу. Женщины, не обращая внимания на ругань, занимались хозяйством: развешивали во дворе бельё, таскали воду, возились с детьми. Разве можно так жить? — думал Максим. Сегодня, сейчас? По соседству с мегаполисом из света и стали? Выходило, что да. Жить по старинке, необустроенно и трудно, с колкой дров, водой из колонки, дощатым сортиром, нищетой и безысходностью. Почему-то деревенский быт представлялся совсем иным: аккуратные домики и огороды, утопающие в зелени сады, цветы в палисадниках, милые хрюшки. Он отворачивался, стараясь не глядеть, и снова глядел, находя в этом неизъяснимо болезненное удовольствие — как ребенок, срывающий с ранки тонкую, не подсохшую еще корочку. Любопытство? Нет, тяга к правде. Обнажив кровь и мясо реальности, Максим чувствовал, что попал в прошлое. Угрюмое, посконное. Чужое.

Попал не туда. Его прошлое и его будущее были намного лучше или намного хуже, смотря с чем сравнивать. Да, он вырос в городе, окружённый благами цивилизации, однако вину перед деревенскими не ощущал. Он сделал себя сам — добивался и выигрывал, терял и нёс ответственность. Сам. У каждого своя судьба, своя колея и свой выбор. Точнее выборы. Большая разветвлённая цепочка, от банального "чай или кофе?" до ключевого "Катя или Марина?". Плюс неучтённые факторы, по сути — чей-то сторонний выбор, произвольный и неподвластный. Раньше Максим дорого бы дал за возможность контроля над людскими поступками, не догадываясь по молодости, во что это обойдётся.

Чумазая ребятня кричала вслед иномарке что-то обидное. Или, наоборот, восторженное? Скорее первое — в таких-то говнах, да на белом коне... Дурак, не иначе. Попёрся, значит. Поверил. Надежда не умирает и прочий вздор. "Мы работаем исключительно по рекомендациям. Ваша фамилия? Удобная дата и время приёма? Стоимость первичной консультации составит..." Услышав расценки, Максим едва не бросил трубку. Потом вспомнил, Андрей ведь предупреждал — и о ценах, и о том, что это край, и не звони ты, ради бога, забудь, враньё же и бред, мало ли чего люди по пьяни болтают. Он честно забыл, но неделю назад, перетряхивая старые вещи, нашёл бумажку с номером. Случайно? Да! Кстати? Трижды да!! Звонок был спонтанным, решение — взвешенным. Ну а вдруг, чем чёрт не шутит? Говорите, нельзя купить за деньги? Так я попробую!

Теперь, когда под колёсами шуршали палые листья, а до цели оставалось километров пять, поворачивать обратно казалось верхом глупости, как и ехать дальше. Сомнения одолели с новой силой, мысли метались от разочарования к надежде. В общем, куда ни кинь... Собрав волю в кулак, Максим вдавил педаль газа до упора. У обочины паслись привязанные к колышкам козы, худые и флегматичные, им было плевать на всё и на всех. Дорога резко свернула вправо; спустя две минуты просёлок кончился, потянулась бетонка. На стыках плит автомобиль слегка потряхивало. Где-то за деревьями мелькнул забор промзоны с колючкой и предупреждающими надписями. Промзоны на картах точно не было, как и пресловутого ЗАО.

Наконец новенький указатель известил о частных владениях.

Безупречно гладкий асфальт полагался бонусом.

В последний Покров — последний, два года назад — Кате взбрело на ум затащить Максима в церковь, с какими-то тётками, бабками, их мужьями и прочими знакомыми по детским площадкам и мамским форумам. Или не по форумам. Максим был не очень осведомлён насчёт ее нынешнего круга общения. С воодушевлением неофита Катя растолковывала Максиму историю и смысл великого праздника. Мол, некогда, тысячу лет тому в далёкой Византии Дева Мария, сняв с головы платок, укрыла осаждённых язычниками жителей Константинополя. Молившие о заступничестве горожане чудесным образом спаслись, а враг убрался несолоно хлебавши. Ну да, Максим кивнул для приличия. Спаслись? — уже неплохо. Ты не понимаешь! — Катя обиженно поджала губы, Покров на Руси — один из любимых! Прежде его отмечали в деревнях и сёлах, в честь него строят храмы, история Покрова отражена в преданиях и иконографии. А название, знаешь, откуда? — связано с первым снегом. Божий промысел, обряды и народные приметы переплетались в речи жены самым неожиданным образом, под конец Катя запуталась в терминах, но упрямо гнула своё. Надо сходить, обязательно. Ну что ты? Максим насилу отбрехался, сославшись на чрезвычайную занятость по работе: его как раз повысили до начальника отдела.

Если б он поддался на уговоры и сходил, что-то бы изменилось? Вряд ли. Хотя... Нет, оборвал себя, ни к чему бередить давние раны. Тем более сейчас. Очнувшись, поднял взгляд на дорогу: навстречу неслись деревья. Стой, дурак! Куда?! Пальцы сомкнуты на руле — не оторвать, нога прикипела к педали газа, на спидометре сто тридцать... Визг тормозов, ремень безопасности режет грудь, тело оплыло рыхлым мартовским сугробом. Цел? Вроде как да. Уняв дрожь в руках, опустил стекло, продышался. Машину занесло, развернув посреди дороги. Жаль, не курю, подумалось отстранённо — смолил бы сигареты, снимал стресс; опоздал по уважительной, чёрт побери, причине. Медленно тронувшись, он вырулил на правую сторону.

Вспомнилось, как ездил на днях в центр и так же чуть не влетел в ограждение около вокзала, где опять что-то ремонтировали. Вспомнилась привокзальная нищенка, певшая: "Богородице, Богородице, матерь света, любви и добра". Согбенная, сухонькая, замотанная в ветхую шаль, она держалась в стороне от местных попрошаек; у ног, в картонной коробке лежала горсть мелочи. Голос старухи, ясный и звонкий, пробирал до мурашек. "Ты прости меня, Ты спаси меня..." Люди останавливались, слушали. В блёклых глазах старухи застыло непонятное выражение — обречённость? сомнение? вера? Максим кинул нищенке полтинник и быстро ушёл.

Кате бы песня понравилась. Да что там, ему и самому...

"Ты звезда моя, Ты заря моя, Ты луч света в жизни земной".

Автоматический шлагбаум, видеокамеры, ровно постриженные кусты; ряды берёз и клёнов. Чинно, современно. Вокруг ни души, даже охраны не видно. Оставив "Форд" на полупустой парковке, Максим не спеша направился к зданию администрации. По-прежнему никого. Тщательно подметённые дорожки, сиротливый рыжий лист на скамейке; напоенный влагой, слегка горьковатый воздух. И — пожар в кронах, буйство красок! Дыши полной грудью, наслаждайся. Будто для тебя одного, специально. Волшебное чувство.

На ресепшене скучал бородатый парень лет тридцати.

— Добрый день, — поздоровался Максим.

— Добрый, — хмыкнул парень.

— Я по записи, на четырнадцать ноль-ноль.

— Хорошо, ждите. Гардероб вон там.

Присев за низкий столик, Максим поворошил разложенные журналы. Читать не стал. Достал и убрал телефон — интернет не работал, да и сигнал почти отсутствовал. Второй телефон, неубиваемый, простой как кирпич, разрядился в ноль. С утра индикатор батареи показывал три деления. По спине пробежал неприятный холодок, а ну случись что? Никто не в курсе его поездки. Ищи-свищи, весной откопают. Менты называют такие трупы подснежниками. Юмор, конечно, специфический, но в логике не откажешь. Деля диван на двоих, рядом примостилась паранойя, обняла когтистой лапой. Мол, выше нос, дружище, что у тебя в кармане? Складной нож? Доставай! Где наша не пропадала!..

В холл спустился сотрудник в халате, нет, не к нему, а сидящему в углу толстяку, которого Максим не заметил. Паранойя, свернувшись клубочком, прикорнула у ног. Свистни, если что. Прорвёмся. Ожидание затянулось, и Максим с нетерпением поглядывал на часы; девушки с глянцевых обложек напрасно строили ему глазки. Внутри рос протест, выпирал тестом из квашни, грозя обернуться скандалом. Хотелось вскочить и уйти, без объяснения причин. Вскоре он понял — отчего. Его не обхаживали, как в других подобных учреждениях и, что совсем странно, не улыбались.

Первым делом старший консультант извинился за задержку и после оплаты услуг — наличными, в кассе — предложил пройти в корпус "Б", где, собственно, вёлся приём. Бесшумный лифт вознёс их на четвертый этаж; затем была длинная череда коридоров, гулкое эхо и сквозняки на лестничных пролётах. Дверь в кабинет, безликая, как её товарки, открылась беззвучно. Еле слышно щёлкнул замок.

А-м-мм, подшутил над паранойей Максим. Сердце ёкнуло, зачастило; ладони взмокли. Увы, не смешно.

— Прошу, — указал на кресло консультант.

Обойдя высокий офисный стол, не захламлённый по обыкновению, а до неприличия чистый, сел напротив. В удобное кресло-вертушку с подлокотниками. Открыл ноутбук — мегабук, сказал бы Максим, навороченную, с огромным экраном модель, — клацнул выдвижным ящиком, достав планшет с бумагами и карандаши. Включил кубик проектора, превратив часть стены в рамку презентации. Не хватало таблички "Идёт вебинар. Не беспокоить".

Здесь было светло и неуютно; обстановку дополняли шкаф-купе и пара абстрактных картин, у дверей расположился кулер. Ни безделушек, ни цветов на подоконнике, ни даже пыльного завалящего фикуса. На рыжем, под ольху, ламинате резвились солнечные зайчики.

— В корпус нет отдельного входа? — спросил Максим.

— К сожалению, — подтвердил консультант.

— Почему?

Тот неопределённо развёл руками. Дескать, упущение в проекте, оплошность строителей, исторически сложилось, ваш вариант. Ладно, решил Максим, в чужой монастырь... Куда больше его интересовало отсутствие ФИО на бейдже.

— Вы не представились. Как мне к вам обращаться?

— Как хотите. Например, Иван Петрович.

— И всё же?..

Консультант, помолчав, хрустнул пальцами; в тишине хруст прозвучал неожиданно громко. Как выстрел из пистолета с глушителем. Сразу в яблочко. Headshot1, контрольный не нужен. Склонил голову набок, выпрямил. Ни тени на лице, ни морщинки. Вот их выдрессировали! Или в кабинетах тоже камеры?

— Пётр Иванович. Годится?

— Нет, у меня плохая память на вымышленные имена. "Доктор" вас устроит?

— Более чем. Но в каком смысле? — удивился консультант.

— В любом. На вас белый халат.

Один-один, подвёл итог Максим. Пока ничья. 1 Выстрел в голову (англ.). Игровой сленг. Убийство противника одним выстрелом в голову. [назад]

— ...Авиакатастрофа?

— Да, теракт.

— Синай, Шарм-эш-Шейх. Два года назад?

— Нет, Бодрум. Полтора.

— Жена, ребёнок?

— Жена. Дети, слава богу, целы.

Максим стиснул зубы. Выдохнул. Ме-е-едленно, как учили на тренировках; с недоумением посмотрел на руку. Он сжимал в кулаке носовой платок, комкая до боли, до беспамятства. Слёз не было, только в глазах поселилась колючая резь.

Его сбивчивая история и безумное желание не произвели особого впечатления.

"Поверьте, молодой человек, таких историй наберётся вагон и маленькая тележка" — Максим ожидал увидеть в глазах консультанта именно это. Не увидел.

— Ясно, — вот что он сказал.

И покачал пальцем, предупреждая дальнейшие вопросы.

ЯСНО?!!

Глубокое мягкое кресло помешало вскочить немедля, заорать, затопать, краснея и брызжа слюной. И хорошо, что помешало. Скрестив руки на груди, Максим наблюдал за консультантом. Тот, бормоча, прохаживался у окна. Так-так-так, тук-тук-тук. Пожилой, серьёзный дятел с седым хохолком. Скоро ударят морозы, придёт зима. Снежник-декабрь, студень-январь. Без дупла никак. Надо долбить, надо лечить, исправлять ошибки. Успеть к холодам.

В стылом голубом небе сияло солнце, инверсионные следы перечёркивали небосклон с запада на восток и с юга на север, выписывая замысловатую вязь; бесформенные облака цепляли макушки сосен. Мене, мене, текел, упарсин2 — гласили следы. Дева Мария сняла с головы покров и укрыла им "Боинг". Хотелось верить, так и случилось.

Вернее, случится.

Полтора года назад. 2 Исчислено, исчислено, взвешено, разделено — слова, начертанные на стене таинственной рукой во время пира вавилонского царя Валтасара незадолго до падения Вавилона. Ветхий Завет. Книга пророка Даниила. [назад]

— Не отвлекайте меня, пожалуйста, минут десять. Я займусь предварительным анализом, — так и не выразив соболезнований, консультант уткнулся в ноутбук.

И на том спасибо, нарочитое сочувствие встало бы костью в горле. Раздражает, мешает, а чтобы выплюнуть и речи нет. Того гляди подавишься.

Минуты текли бесконечной вереницей, копошились улитками. Сидя как на иголках, Максим думал, неужели всё? Лихорадочные метания между работой и домом, походы к психологам, ворох накопившихся дел — уже в прошлом. Сейчас, мановением "волшебной палочки" и безумного количества денег, проблемы начнут решаться. Причём с самой главной. Консультант щёлкал кнопками, повторяя "так-так-так", иногда что-то отмечал карандашом. От волнения у Максима перехватило дыхание, лёгкие будто зажали в тисках, в ушах появился пульсирующий гул — мозг требовал новую порцию кислорода. Он, как древний водолаз в водолазном колоколе, брёл наугад, силясь найти неведомо что, а воздух вот-вот грозил закончиться...