Здесь не смеются

 

 

 

 

 

Артем Белоглазов

Здесь не смеются

Доктор был неулыбчив.

Среднего роста, среднего телосложения, с мятым, не запоминающимся лицом. "Ст. консультант" — значилось на бейдже. Ни имени, ни фамилии, только должность; анонимная, возведённая в квадрат функциональность. Белый халат размывал и без того бледное впечатление, напоминая одновременно и лабораторию, и больницу, и облачённых в униформу сотрудников чего угодно. Лучшая маскировка, между прочим, — стать одним из, раствориться в толпе.

Скрестив руки на груди, Максим наблюдал за консультантом, тот в некоторой задумчивости смотрел на плывущие в небе облака. Ветер гнал их на запад, к городу. Представитель ЗАО "Альтернатива" чуть морщился, словно у него болел зуб. Стёртая внешность, подчёркнуто деловое отношение, уравновешенность и спокойствие. Господин Никто — человек без лица, капля в море; серая клякса. Впрочем, клок седых волос у правого виска и едва заметная хромота могли сойти за особые приметы. Не то чтобы консультант был хмур или вечно недоволен, как врачи из государственных клиник, нет. Вежлив, внимателен; обходителен. Неулыбчив.

— Так, так, — бормотал он, прохаживаясь у окна. — Так, так, так.

Дятел, мысленно окрестил его Максим. Пожилой, серьёзный дятел с седым хохолком. Лесной доктор, санитар больных деревьев. Он продолбит дырку в моей голове, извлечёт плохое, вернёт хорошее, добавит щепоть тайных ингредиентов, взболтает и преподнесёт результат на блюдечке. Если бы так! Не так, молчаливо соглашался консультант, отнюдь нет. Гораздо сложнее, гораздо проще. В октябре надо долбить дупло, а не головы; успеть к холодам. Сидеть в гостевом кресле Максиму не нравилось — слишком глубокое, слишком мягкое, обволакивающее. Встать бы, размяться, но...

За окном шумел осенний лес, и пели птицы. Наверно — не было слышно: ни голосов, ни редких машин, ни собачьего лая. Ничего. Только лес. Сосны, ели; редкие берёзки.

Глухомань. Тоска. Забвение.

До трассы километров двадцать по прямой. Ежели пешком — ну его к лешему, заблудишься. Не в пространстве, во времени. Он ехал по просёлку вдоль покосившихся бревенчатых изб, где копошились в грязи куры и свиньи, где судачили на завалинках дряхлые, замотанные в платки бабки и привычно бранились с жёнами выпившие по случаю праздника мужики. Покров Пресвятой Богородицы удачно выпал на субботу. Женщины, не обращая внимания на ругань, занимались хозяйством: развешивали во дворе бельё, таскали воду, возились с детьми. Разве можно так жить? — думал Максим. Сегодня, сейчас? По соседству с мегаполисом из света и стали? Выходило, что да. Жить по старинке, необустроенно и трудно, с колкой дров, водой из колонки, дощатым сортиром, нищетой и безысходностью. Почему-то деревенский быт представлялся совсем иным: аккуратные домики и огороды, утопающие в зелени сады, цветы в палисадниках, милые хрюшки. Он отворачивался, стараясь не глядеть, и снова глядел, находя в этом неизъяснимо болезненное удовольствие — как ребенок, срывающий с ранки тонкую, не подсохшую еще корочку. Любопытство? Нет, тяга к правде. Обнажив кровь и мясо реальности, Максим чувствовал, что попал в прошлое. Угрюмое, посконное. Чужое.

Попал не туда. Его прошлое и его будущее были намного лучше или намного хуже, смотря с чем сравнивать. Да, он вырос в городе, окружённый благами цивилизации, однако вину перед деревенскими не ощущал. Он сделал себя сам — добивался и выигрывал, терял и нёс ответственность. Сам. У каждого своя судьба, своя колея и свой выбор. Точнее выборы. Большая разветвлённая цепочка, от банального "чай или кофе?" до ключевого "Катя или Марина?". Плюс неучтённые факторы, по сути — чей-то сторонний выбор, произвольный и неподвластный. Раньше Максим дорого бы дал за возможность контроля над людскими поступками, не догадываясь по молодости, во что это обойдётся.

Чумазая ребятня кричала вслед иномарке что-то обидное. Или, наоборот, восторженное? Скорее первое — в таких-то говнах, да на белом коне... Дурак, не иначе. Попёрся, значит. Поверил. Надежда не умирает и прочий вздор. "Мы работаем исключительно по рекомендациям. Ваша фамилия? Удобная дата и время приёма? Стоимость первичной консультации составит..." Услышав расценки, Максим едва не бросил трубку. Потом вспомнил, Андрей ведь предупреждал — и о ценах, и о том, что это край, и не звони ты, ради бога, забудь, враньё же и бред, мало ли чего люди по пьяни болтают. Он честно забыл, но неделю назад, перетряхивая старые вещи, нашёл бумажку с номером. Случайно? Да! Кстати? Трижды да!! Звонок был спонтанным, решение — взвешенным. Ну а вдруг, чем чёрт не шутит? Говорите, нельзя купить за деньги? Так я попробую!

Теперь, когда под колёсами шуршали палые листья, а до цели оставалось километров пять, поворачивать обратно казалось верхом глупости, как и ехать дальше. Сомнения одолели с новой силой, мысли метались от разочарования к надежде. В общем, куда ни кинь... Собрав волю в кулак, Максим вдавил педаль газа до упора. У обочины паслись привязанные к колышкам козы, худые и флегматичные, им было плевать на всё и на всех. Дорога резко свернула вправо; спустя две минуты просёлок кончился, потянулась бетонка. На стыках плит автомобиль слегка потряхивало. Где-то за деревьями мелькнул забор промзоны с колючкой и предупреждающими надписями. Промзоны на картах точно не было, как и пресловутого ЗАО.

Наконец новенький указатель известил о частных владениях.

Безупречно гладкий асфальт полагался бонусом.

В последний Покров — последний, два года назад — Кате взбрело на ум затащить Максима в церковь, с какими-то тётками, бабками, их мужьями и прочими знакомыми по детским площадкам и мамским форумам. Или не по форумам. Максим был не очень осведомлён насчёт ее нынешнего круга общения. С воодушевлением неофита Катя растолковывала Максиму историю и смысл великого праздника. Мол, некогда, тысячу лет тому в далёкой Византии Дева Мария, сняв с головы платок, укрыла осаждённых язычниками жителей Константинополя. Молившие о заступничестве горожане чудесным образом спаслись, а враг убрался несолоно хлебавши. Ну да, Максим кивнул для приличия. Спаслись? — уже неплохо. Ты не понимаешь! — Катя обиженно поджала губы, Покров на Руси — один из любимых! Прежде его отмечали в деревнях и сёлах, в честь него строят храмы, история Покрова отражена в преданиях и иконографии. А название, знаешь, откуда? — связано с первым снегом. Божий промысел, обряды и народные приметы переплетались в речи жены самым неожиданным образом, под конец Катя запуталась в терминах, но упрямо гнула своё. Надо сходить, обязательно. Ну что ты? Максим насилу отбрехался, сославшись на чрезвычайную занятость по работе: его как раз повысили до начальника отдела.

Если б он поддался на уговоры и сходил, что-то бы изменилось? Вряд ли. Хотя... Нет, оборвал себя, ни к чему бередить давние раны. Тем более сейчас. Очнувшись, поднял взгляд на дорогу: навстречу неслись деревья. Стой, дурак! Куда?! Пальцы сомкнуты на руле — не оторвать, нога прикипела к педали газа, на спидометре сто тридцать... Визг тормозов, ремень безопасности режет грудь, тело оплыло рыхлым мартовским сугробом. Цел? Вроде как да. Уняв дрожь в руках, опустил стекло, продышался. Машину занесло, развернув посреди дороги. Жаль, не курю, подумалось отстранённо — смолил бы сигареты, снимал стресс; опоздал по уважительной, чёрт побери, причине. Медленно тронувшись, он вырулил на правую сторону.

Вспомнилось, как ездил на днях в центр и так же чуть не влетел в ограждение около вокзала, где опять что-то ремонтировали. Вспомнилась привокзальная нищенка, певшая: "Богородице, Богородице, матерь света, любви и добра". Согбенная, сухонькая, замотанная в ветхую шаль, она держалась в стороне от местных попрошаек; у ног, в картонной коробке лежала горсть мелочи. Голос старухи, ясный и звонкий, пробирал до мурашек. "Ты прости меня, Ты спаси меня..." Люди останавливались, слушали. В блёклых глазах старухи застыло непонятное выражение — обречённость? сомнение? вера? Максим кинул нищенке полтинник и быстро ушёл.

Кате бы песня понравилась. Да что там, ему и самому...

"Ты звезда моя, Ты заря моя, Ты луч света в жизни земной".

Автоматический шлагбаум, видеокамеры, ровно постриженные кусты; ряды берёз и клёнов. Чинно, современно. Вокруг ни души, даже охраны не видно. Оставив "Форд" на полупустой парковке, Максим не спеша направился к зданию администрации. По-прежнему никого. Тщательно подметённые дорожки, сиротливый рыжий лист на скамейке; напоенный влагой, слегка горьковатый воздух. И — пожар в кронах, буйство красок! Дыши полной грудью, наслаждайся. Будто для тебя одного, специально. Волшебное чувство.

На ресепшене скучал бородатый парень лет тридцати.

— Добрый день, — поздоровался Максим.

— Добрый, — хмыкнул парень.

— Я по записи, на четырнадцать ноль-ноль.

— Хорошо, ждите. Гардероб вон там.

Присев за низкий столик, Максим поворошил разложенные журналы. Читать не стал. Достал и убрал телефон — интернет не работал, да и сигнал почти отсутствовал. Второй телефон, неубиваемый, простой как кирпич, разрядился в ноль. С утра индикатор батареи показывал три деления. По спине пробежал неприятный холодок, а ну случись что? Никто не в курсе его поездки. Ищи-свищи, весной откопают. Менты называют такие трупы подснежниками. Юмор, конечно, специфический, но в логике не откажешь. Деля диван на двоих, рядом примостилась паранойя, обняла когтистой лапой. Мол, выше нос, дружище, что у тебя в кармане? Складной нож? Доставай! Где наша не пропадала!..

В холл спустился сотрудник в халате, нет, не к нему, а сидящему в углу толстяку, которого Максим не заметил. Паранойя, свернувшись клубочком, прикорнула у ног. Свистни, если что. Прорвёмся. Ожидание затянулось, и Максим с нетерпением поглядывал на часы; девушки с глянцевых обложек напрасно строили ему глазки. Внутри рос протест, выпирал тестом из квашни, грозя обернуться скандалом. Хотелось вскочить и уйти, без объяснения причин. Вскоре он понял — отчего. Его не обхаживали, как в других подобных учреждениях и, что совсем странно, не улыбались.

Первым делом старший консультант извинился за задержку и после оплаты услуг — наличными, в кассе — предложил пройти в корпус "Б", где, собственно, вёлся приём. Бесшумный лифт вознёс их на четвертый этаж; затем была длинная череда коридоров, гулкое эхо и сквозняки на лестничных пролётах. Дверь в кабинет, безликая, как её товарки, открылась беззвучно. Еле слышно щёлкнул замок.

А-м-мм, подшутил над паранойей Максим. Сердце ёкнуло, зачастило; ладони взмокли. Увы, не смешно.

— Прошу, — указал на кресло консультант.

Обойдя высокий офисный стол, не захламлённый по обыкновению, а до неприличия чистый, сел напротив. В удобное кресло-вертушку с подлокотниками. Открыл ноутбук — мегабук, сказал бы Максим, навороченную, с огромным экраном модель, — клацнул выдвижным ящиком, достав планшет с бумагами и карандаши. Включил кубик проектора, превратив часть стены в рамку презентации. Не хватало таблички "Идёт вебинар. Не беспокоить".

Здесь было светло и неуютно; обстановку дополняли шкаф-купе и пара абстрактных картин, у дверей расположился кулер. Ни безделушек, ни цветов на подоконнике, ни даже пыльного завалящего фикуса. На рыжем, под ольху, ламинате резвились солнечные зайчики.

— В корпус нет отдельного входа? — спросил Максим.

— К сожалению, — подтвердил консультант.

— Почему?

Тот неопределённо развёл руками. Дескать, упущение в проекте, оплошность строителей, исторически сложилось, ваш вариант. Ладно, решил Максим, в чужой монастырь... Куда больше его интересовало отсутствие ФИО на бейдже.

— Вы не представились. Как мне к вам обращаться?

— Как хотите. Например, Иван Петрович.

— И всё же?..

Консультант, помолчав, хрустнул пальцами; в тишине хруст прозвучал неожиданно громко. Как выстрел из пистолета с глушителем. Сразу в яблочко. Headshot1, контрольный не нужен. Склонил голову набок, выпрямил. Ни тени на лице, ни морщинки. Вот их выдрессировали! Или в кабинетах тоже камеры?

— Пётр Иванович. Годится?

— Нет, у меня плохая память на вымышленные имена. "Доктор" вас устроит?

— Более чем. Но в каком смысле? — удивился консультант.

— В любом. На вас белый халат.

Один-один, подвёл итог Максим. Пока ничья. 1 Выстрел в голову (англ.). Игровой сленг. Убийство противника одним выстрелом в голову. [назад]

— ...Авиакатастрофа?

— Да, теракт.

— Синай, Шарм-эш-Шейх. Два года назад?

— Нет, Бодрум. Полтора.

— Жена, ребёнок?

— Жена. Дети, слава богу, целы.

Максим стиснул зубы. Выдохнул. Ме-е-едленно, как учили на тренировках; с недоумением посмотрел на руку. Он сжимал в кулаке носовой платок, комкая до боли, до беспамятства. Слёз не было, только в глазах поселилась колючая резь.

Его сбивчивая история и безумное желание не произвели особого впечатления.

"Поверьте, молодой человек, таких историй наберётся вагон и маленькая тележка" — Максим ожидал увидеть в глазах консультанта именно это. Не увидел.

— Ясно, — вот что он сказал.

И покачал пальцем, предупреждая дальнейшие вопросы.

ЯСНО?!!

Глубокое мягкое кресло помешало вскочить немедля, заорать, затопать, краснея и брызжа слюной. И хорошо, что помешало. Скрестив руки на груди, Максим наблюдал за консультантом. Тот, бормоча, прохаживался у окна. Так-так-так, тук-тук-тук. Пожилой, серьёзный дятел с седым хохолком. Скоро ударят морозы, придёт зима. Снежник-декабрь, студень-январь. Без дупла никак. Надо долбить, надо лечить, исправлять ошибки. Успеть к холодам.

В стылом голубом небе сияло солнце, инверсионные следы перечёркивали небосклон с запада на восток и с юга на север, выписывая замысловатую вязь; бесформенные облака цепляли макушки сосен. Мене, мене, текел, упарсин2 — гласили следы. Дева Мария сняла с головы покров и укрыла им "Боинг". Хотелось верить, так и случилось.

Вернее, случится.

Полтора года назад. 2 Исчислено, исчислено, взвешено, разделено — слова, начертанные на стене таинственной рукой во время пира вавилонского царя Валтасара незадолго до падения Вавилона. Ветхий Завет. Книга пророка Даниила. [назад]

— Не отвлекайте меня, пожалуйста, минут десять. Я займусь предварительным анализом, — так и не выразив соболезнований, консультант уткнулся в ноутбук.

И на том спасибо, нарочитое сочувствие встало бы костью в горле. Раздражает, мешает, а чтобы выплюнуть и речи нет. Того гляди подавишься.

Минуты текли бесконечной вереницей, копошились улитками. Сидя как на иголках, Максим думал, неужели всё? Лихорадочные метания между работой и домом, походы к психологам, ворох накопившихся дел — уже в прошлом. Сейчас, мановением "волшебной палочки" и безумного количества денег, проблемы начнут решаться. Причём с самой главной. Консультант щёлкал кнопками, повторяя "так-так-так", иногда что-то отмечал карандашом. От волнения у Максима перехватило дыхание, лёгкие будто зажали в тисках, в ушах появился пульсирующий гул — мозг требовал новую порцию кислорода. Он, как древний водолаз в водолазном колоколе, брёл наугад, силясь найти неведомо что, а воздух вот-вот грозил закончиться...

Наконец консультант оторвался от ноутбука, с тихим шелестом опустились неприметные до поры шторы; в рамке презентации на стене высветилась запутанная схема.

— Условное дерево решений. Нет, не то, что вы изучали в школе или в вузе, но смысл тот же. Случайные графы, вероятностное пространство, узловые точки. С учётом корреляций, наложений, петель, дисперсии. Впрочем, матчасть вам ни к чему.

В школе?.. Максим судорожно вздохнул и закашлялся.

— Каждый исход из определённого набора, который соответствует заданному состоянию среды, мы именуем альтернативой. — Консультант извлёк лазерную указку. Но это была не указка: повинуясь движению руки, трёхмерная схема приблизилась, ожила. — Обратите внимание, ваша альтернатива имеется, то есть полететь вы могли. Туда и обратно. На факт крушения не влияет. Альтернатива жены опоздать на самолёт, увы, нет. Задержка рейса, плюс семь-девять минут. Нет, мало. Служба безопасности аэропорта Милас-Бодрум проморгала террористов, без вариантов. Невылет из Турции отпадает. Отпуск в другом городе или стране и вариант без отпуска. Как ни странно, нет.

Цветные линии и стрелки гасли одна за другой.

Не странно. Катя мечтала об отпуске всю беременность и второй декрет. Отдыхать в Египте она в принципе не желала, на Европу тогда не наскребли, а Бодрум — о-о! — столица ночной жизни, дайвинг, яхты, Эгейское и Средиземное море, замок Святого Петра.

— Разве... — Максим с трудом разлепил пересохшие губы, — нельзя предупредить? Намекнуть?.. Не прямо, разумеется. Я понимаю, вмешательство минимально. Косвенно...

Строгий взгляд убил вопрос на корню.

— Мы лишь реализуем потенциально допустимые альтернативы. При искусственном создании ветвлений последствия непредсказуемы.

Вот и всё... Контрольный, из пистолета с глушителем. Прощаюсь, и назад — забирать из дежурной группы сада Димку с Вадиком. И без разницы, очередной это лохотрон или...

На схеме, в мешанине линий до сих пор мерцали стрелки с пиктограммами. В центре и по бокам тусклого клубка выделялись яркие нити.

— Чужие альтернативы, имеющие опосредованное влияние на объект, — пояснил консультант.

Максим вяло кивнул. По барабану, вариантов нет.

Потраченное время, потраченные нервы. Опять зря. Максим встал, собираясь пройти к дверям:

— До свидания.

— Сядьте. — Консультант тоже встал, седой хохолок топорщился колючим гребнем. — Вы не дослушали.

Взмахнул рукой:

— Нас интересуют три из них.

Часть схемы увеличилась. Жирные красные линии горели факелами в ночи.

— Первая. Бомбу могли заложить в другой самолёт.

Консультант посмотрел на Максима поверх ноутбука. Тот замер — кролик перед удавом — ни жив ни мёртв.

— К сожалению, альтернатива под запретом. Мы не берём и никогда не возьмём ответственность за чужую смерть.

Верхняя, самая узкая линия и часть пиктограмм померкли.

— Вторая. Бомба не взорвалась. Шансы у цепочек с вариантом без взрыва крайне низки. Кстати, альтернатива пересекается с первой — при закладке бомбы в другой лайнер вероятность детонации падает. Не спрашивайте, почему. Однако нет.

Погасла нижняя пунктирная линия. На фоне серой путаницы, разгоняя тьму, светил единственный луч. Широкий и яркий.

Последний маяк надежды.

— Третья. Наиболее правдоподобная. Выжившие пассажиры. Вы знаете, что люди порой спасаются в ужаснейших авиакатастрофах, упав с неимоверной высоты? Чудо, один шанс на миллион, счастливый билет. Всё зависит от места в салоне, высоты, на которой произошёл взрыв или разгерметизация, характера разлёта обломков, района приземления, погоды и прочих факторов.

Бам-м-м!.. Чудо-юдо рыба-кит зацепила колокол исполинским хвостом. Водолаз рухнул на колени, оглушённый, раздавленный; счастливый. Найди то, не знаю что. Нашёл.

Пузыри... Лопаются. Огромные, крошечные. Бу-у-ульк... бульк...

— ...с вами?.. нормально?..

Звуки, гулкие, раскатистые, доносились как со дна колодца. Кровь пульсировала в ушах, мешая слышать. Взор застила алая пелена.

Консультант что-то кричал, немо разевая рот. Бил Максима по щекам. Бей, не жалей! Давай! Хук, апперкот.

Что?! Отрезвляя, в нос ударил едкий запах нашатыря.

— Максим Сергеевич, вы в порядке? Вы согласны?

— Я? Да...

Железо куют пока горячо. Ловко взяв быка за рога, консультант наседал на потрясённого Максима.

— Поработаете на нас месяца три. До Нового года, думаю, управимся. Максимум до февраля. Составим график. Быть может, вам придётся бросить работу или поссориться с друзьями, кого-то подставить. Нарушить закон. Может, нет. Неизвестно. Иногда ничего не требуется. Предупреждаю заранее, график жёсткий. Будете выполнять, что скажут — в определённый день, час и минуту, инструктаж по телефону. Либо — сию секунду, немедленно! — отменяете по звонку дела, встречи, что угодно, если они войдут в противоречие с планом коррекции. Короче говоря, сидите и не рыпаетесь.

Стены кабинета давили на грудь, смыкались тесным ущельем; на крышку гро... потолка упали первые комья земли. В корпус "Б" нет отдельного входа. И выхода.

— Ясно?

Голос консультанта лязгал гусеничными траками:

— За неисполнение — санкции. Расторжение контракта в одностороннем порядке.

Грохотал танковой колонной на марше:

— За срыв сроков, ненадлежащее или несвоевременное исполнение — расторжение контракта.

Гремел медью и сталью:

— За нарушение плана коррекции...

Расторжение? За каждый чих и мелочь? Взамен — роль мальчика на побегушках? Сидеть и не рыпаться?! Максим вскочил, взвился — из мягкого глубокого кресла. Угрожающе навис над столом. Ты! Да ты!.. Мне?! Ярость клокотала в глотке. Складной нож? — обрадовалась паранойя. Доставать?

Доставай. Найдут по весне. Если злая мачеха не пошлёт за подснежниками раньше.

Консультант отшатнулся.

— Какой, к дьяволу, план? — закипая, прошипел Максим. — Какие санкции?! Я покупаю сомнительные услуги мутной конторы — да! да! мутной! и не надо тут. Плачу бешеные бабки. За однократное вмешательство... — он запнулся. — А после знать вас не знаю! При чём здесь друзья и работа? При чём проблемы с законом? С какого перепуга я вообще должен что-то делать?! Три месяца подряд. Три!! По инструкции. Вдобавок под Новый год. С ума сбрендили?!

Наверное, он вынул нож... Или нет? Или да? Раскрыв стальные крылья, тот выпорхнул из кармана. Поздняя осенняя бабочка, решившая погреться на солнышке. Нет! Не-е-ет! Максим выдохнул. Ме-е-едленно, как учили на тренировках. С недоумением посмотрел на...

Лицо консультанта посерело, на скулах проступили пятна. Не выдрессировали, с мрачным удовлетворением отметил Максим. Дрессируйте ещё.

Впрочем, консультант быстро взял себя в руки.

— Вы абсолютно правы, вмешательство однократное и отмене не подлежит, но заблуждаетесь насчёт остального. Жёсткость графика, необычные требования, сроки и санкции — отнюдь не прихоть, а суровая необходимость. Во-первых, вы подтверждаете серьёзность намерений. Во-вторых, вносите посильный вклад в общее дело. В-третьих и в-главных, план коррекции не ваш и не для вас.

— Чей же? — начиная прозревать во что вляпался, хмуро бросил Максим.

— Будущих заказчиков. Кто-то выручит вас, кого-то — вы.

— Кого я выручу? Как?

Консультант не спеша выключил презентацию, поднял шторы. Раздельно, по слогам повторил:

— Будущих заказчиков. В прямом, буквальном смысле.

— То есть... — Максим ткнул пальцем вверх. — А мой план, план для Кати, соответственно...

— В прошлом. Вы правильно поняли. Если люди — такие же, как вы, люди — не подведут и, если не подведёте вы, коррекция состоится. Иначе никак, мы инженеры, а не волшебники. И не ищите скрытой подоплёки. Cui prodest? Nemini. Omnibus3. 3 Кому выгодно? Никому. Всем. (лат.) [назад]

Никому не выгодно, говорите? Максим усмехнулся. Гладко стелете, да только ложе ваше прокрустово. Шаг в сторону — и, как пел Галич, мордой в снег. Попробуй, рыпнись. Гостевое кресло приняло обратно как родного; гнев схлынул, было немного стыдно, пульсировала на шее вспухшая жилка. Лукавите, господин старший консультант. Выгодно раздающему. Тому, кто держит банк, ведёт игру, отслеживает альтернативы. С учётом слепого подчинения инструкциям и категоричности требований, когда побоку закон, мораль и даже собственные убеждения, когда честь и гордость — пустой звук, вырисовывается и вовсе безрадостная картина.

Подобные условия выкатывают сразу, а не когда клиент дозрел и его можно брать тёпленьким. С другой стороны — правильно. Дожимай и бери. Здрасьте, приехали. Работает тяжёлая артиллерия. Давай-ка, мил человек, выправляй по указке чужие судьбы, контролируй поступки, дёргай за ниточки. Мечтал когда-то? Не о том, правда. Или думал, деньги решают? Заплатил и свободен? Ошибаешься. Придётся внести вклад в общее дело, а если по-простому — замазаться. Любезный, ты наш с потрохами. Причём добровольно. Ловкие ребята. Найти работников не за страх, а за совесть? Извольте. Совместить марионетку с кукловодом? Пожалуйста. Ничего не забыл? Ах да, беспрекословное, рабское повиновение. Тьфу, ерунда!

Но ведь кто-то поможет его жене. Там, в Бодруме, полтора года назад. Девушка на стойке регистрации, которая посадит Катю на правильное место. Диспетчер, который выделит эшелон для самолета интервалом ниже. Растяпа-техник аэродромной службы, неразбериха с багажом или другой сбой, которые приведут к задержке вылета и более раннему срабатыванию взрывного устройства. На меньшей высоте.

Представь сообщения информагентств. Найдены выжившие пассажиры. Двое. Нет, одна. СМИ бьются в падучей: немыслимо! полшанса на миллион! Представил? Это твой счастливый билет.

Всё разложено по полочкам, правильно, чётко, без подвоха. Вероятности и варианты просчитаны до тысячных долей процента. Альтернатива А, альтернатива В. План коррекции вступит в силу после выполнения заказчиком обязательств перед ЗАО. Список лиц, векторы влияния... Впрочем, детали реализации вам ни к чему. Старший консультант качает головой, он не ждёт возражений; победно топорщится колючий гребень-хохолок.

Но почему эти люди так поступят? Вряд ли они связаны контрактом или имеют отношение к конторе, значит вольны делать, что хотят. Вольны, да не совсем. Когда приказывают, заставляют и покупают, никто не волен. Врать, лицемерить, манипулировать — вот что потребуется от него. Переступить через себя ради... себя. Неужели он подтолкнет кого-то к подлости, низости или предательству? Заставит, купит и вынудит.

Что важнее, принципы или Катя? ЧТО?!

Мы гарантируем выживание, сказал консультант. Заметьте, выживание, а не стопроцентное здоровье. За чудесным спасением — не к нам. Ваша жена может сломать рёбра, ноги или руки, потерять половину зубов, получить множественные ожоги или впасть в кому. Риски вы берёте на себя, претензии по данному пункту не принимаются. Отмена, как и повторная коррекция задействованной цепочки, исключена.

Дуло у виска, холод металла; жгучее, как лёд, нетерпение. Решай. Ну же! Палец жмёт на спусковой крючок. Headshot.

— То есть грязную работу вы повесите на меня, а сами, белые и пушистые...

— Максим Сергеевич, какая грязь? — возмущённо перебил консультант. — Что за домыслы? Клиенты, в том числе вы, формируете сетку коррекции, подталкивая нужных людей к нужному выбору в определённый момент времени.

— Кому нужному? — не сдержавшись, съязвил Максим.

Взгляд консультанта сочился укоризной. Ласковой, отеческой.

— Нам. Вам. Всем. Что до издержек, они неизбежны.

Солнце скрылось за пеленой облаков, и скачущие по ламинату зайчики притаились в углах.

— Я попью. — Максим подошел к кулеру у дверей. Вода была невкусной, горьковатой. Смочить пересохшее горло? — сойдет и такая.

Консультант наблюдал за ним, скрестив руки на груди. Они будто поменялись ролями. Невзначай коснувшись дверной ручки, Максим поймал напряженный взгляд.

— Надеюсь, не заперто?

— Проверьте, — без тени улыбки откликнулся консультант.

До хруста смяв пластиковый стаканчик, Максим швырнул его в урну:

— Шуточки у вас...

Вернулся, сел в кресло. Консультант кивнул, точно соглашаясь: у нас, у нас, где ж еще?

— Отчего вмешательство не подлежит отмене? — рубанул с плеча Максим.

— Долго объяснять.

— Давайте коротко.

— Альтернативы схлопнутся. Для отката понадобятся колоссальные затраты энергии, — не вдаваясь в подробности изложил консультант. — Гигантские. Сравнимые с искусственным созданием... Не спрашивайте, крепче будете спать.

Максим потёр переносицу. Устал, он чертовски устал. Поспать бы, да.

— Куда уж крепче...

Небо исподволь прояснялось; зайчики выбрались из углов, прыгая по рыжему, под ольху, ламинату. В светлом и неуютном кабинете зайчики в отличие от Максима чувствовали себя замечательно.

— Еще вопросы? — прервав молчание, осведомился консультант.

— Любые?

— Личного характера. Постараюсь ответить.

Он вновь стал похож на пожилого, серьёзного дятла с седым хохолком. Колючий гребень? Лязг гусеничных траков? Холод металла? Сгинули без следа. Дятел деловито обстукивает дерево: ищет болезнь. Тук-тук-тук, так-так-так. Долбить, лечить, исправлять ошибки. Труженик в белом халате.

— Жена будет помнить или знать?

— Конечно, нет.

— А я?

— Кроме вас — никто. Должный порядок вещей, понимаете? Было, прошло, случилось. Именно так, а не иначе. Остальное — умозрительные построения и зыбкие варианты "что если...".

— Но ведь не только жена...

— Конечно, — терпеливо повторил консультант. — Коррекция затронет целый пласт событий, повлияет на жизнь десятков людей. Если считать косвенно — сотен.

— Мир встанет на новые рельсы? Вы поставите? — Максим приподнялся, опёршись о стол. — Целый огромный мир? Смеётесь?!

Консультант шевельнул рукой: мол, сядьте. Не властно, как прежде, — доброжелательно.

— Не мир, Максим Сергеевич. Вы. Сольётесь с другим вариантом, другим "я". Ваша позиция сместится. Альтернативы, где вы не звоните нам, отказываетесь или не выполняете условия контракта, продолжат существовать. Текущая схлопнется.

— Погодите, как это? Мир исчезнет?

— Нет. Пропадёт ваша альтернатива, тоненькая веточка в огромной раскидистой кроне.

Взяв карандаш, консультант что-то черкал в планшете. Рисовал дерево? Для убедительности? Максим готов был поклясться, что нет. Просто черкал. Выводил каракули. Нервничал. Отчего?

— Если... схлопнутся все? — осторожно, словно пробуя слегой топь, спросил Максим. — Сольются в одну, единственно верную?

— Спросите еще, есть ли Бог.

В ровном голосе консультанта сквозило раздражение. Личного характера — как бы намекал он, задавайте вопросы личного характера. Максим поёрзал в неудобном гостевом кресле:

— Я не хочу помнить.

— Справитесь. Многие не хотят.

Он ждал ободряющей улыбки. Ждал, что ему подмигнут: держись, осилишь. Ждал чего-нибудь. Не дождался. Консультант вёл себя предупредительно, не более. Вежлив, внимателен; неулыбчив. Почему? Почему неулыбчив?! Вашу ж мать!

В груди неприятно царапнуло. Закусило. Понесло:

— А вы, вы справитесь?! Вам-то какой прок?

— Справимся, — отрезал консультант. — Не ваше дело. Сетку коррекции формируют клиенты. Мы — направляем.

Грифель карандаша раскрошился от чересчур резкого нажатия. Консультант будто ставил точку в разговоре. Не ваше. Дело.

— Гребёте жар, значит? Каштаны таскаете? — чуя, что зацепил за живое, за мякотку, надавил Максим.

Кулак с грохотом жахнул по столу. Не его кулак, консультанта.

— Послушайте. — От ледяного тона сводило скулы. ("Дурак! Скотина! Чего ты лезешь?! КУДА ты лезешь?!" — мерещилось невпопад.) — Цель заявлена, условия озвучены. Вам шашечки или ехать?

На миг стало страшно, до одури, до икоты. Привет, паранойя. Тебе тоже?

— Мне завернуть, — буркнул Максим. — При таком раскладе Новый год, сами понимаете, под вопросом. А детям обещана ёлка и Дед Мороз со Снегурочкой.

Консультант сочувственно кивнул. Сочувственно? Бог ты мой! Неужели? Контраст между льдом и участием был разительным. Мать-и-мачеха, есть такой цветок. Весной появляется, с подснежниками.

— Если я откажусь?

— Ваше право. Но вы не откажетесь.

— Точно?

Консультант пожал плечами:

— Я так думаю.

Думаешь? Или уверен? Максим отрешённо смотрел в окно: на небо и сосны, и редкие берёзки. Быть пешкой в чьей-то неведомой игре? орудием? инструментом?! Ходить по команде с клетки на клетку, дёргать за ниточки, кого-то подставить или преступно пройти мимо. Подтолкнуть и дать оступиться другим... Выбор сделан, выбора больше нет. Катя... звезда моя, заря моя. Единственный светлый луч, широкий и яркий, в тоскливой сумятице нынешней жизни. Катя садилась в "Боинг", лайнер взлетал, и... Мене, мене, текел, упарсин. Полтора года назад, здесь и сейчас.

Дева Мария, укрой её.

Где-то далеко гудело шоссе, во дворах брехали собаки, а дятел в лесу долбил трухлявое дерево — готовил дупло на зиму. Только не было слышно. Совсем.

Глухомань. Безнадёга. Отчаяние.

— Я согласен.

Третья заповедь гласит: не взывай к Господу всуе. Сие грешно. Но нет заповеди, запрещающей делать это пьяным. Забрав детей из сада, умыв, накормив и спать уложив, Максим крепко выпил. Так крепко, как и не снилось угрюмым деревенским мужикам, отмечающим сегодня праздник Покрова.

Пресвятая Богородица, дай мне сил, разума и терпения — неумело, впервые молился атеист Максим. И удачу, конечно же. Удача девка ветреная, лишней не будет. Нет, я не богохульствую, чёрт возьми! Просто не умею, не знаю как... Это будет самый фантастический Новый год в моей жизни, а если "повезёт", то и старый Новый год тоже. И, пожалуйста, Богородица, пусть Катя не останется инвалидом. Понятно, полшанса на миллион, диво! чудо! выжить — и то за счастье, но мне нужно настоящее, вышнее счастье. Выстраданное. Заглавными аршинными буквами. Мне и Димке с Вадиком. СЧАСТЬЕ. Я договорился с доктором, он добавит в контракт щепоть тайных ингредиентов. Взболтает, перемешает и откупорит под бой курантов. А я добавлю двенадцатый удар часов и сокровенное желание.

И неважно, когда мы с женой чокнемся бокалами — днём раньше, днём позже, или за праздничным новогодним столом. Важно, что это непременно произойдёт.

Всё будет хорошо. Правда.

Ведь альтернатив бесконечно много.

Аминь.

13 — 16.10.2017

Вторая редакция

©  Артем Белоглазов aka bjorn