Дьявол Черного моря
Пролог. Глубокое Черное море
Ночные смены — самые скучные. Законопослушные обитатели в этом районе по ночам сидят дома, закрыв стальные двери на десять замков и крепко сжимая спрятанный под подушкой пистолет, все остальные... ну, у них как правило тоже есть другие дела. Вот например — выстрел, по звуку — где-то в паре кварталов. Всего один, оглушительный в ночной тишине — ни крика боли, ни ответного огня, ничего. И не заорут сирены, не набегут копы и не приедет скорая — толстозадые патрульные явятся к утру, оцепят место преступления, наверное, заведут дело... и на этом все закончится.
— Триста грамм отсыпь, огненного.
А еще есть вот такие кадры — заросшие, небритые, крепкие в кости мужики в черной кожаной косухе, шрамом через все лицо и хриплым пропитым голосом. Они — основная причина, по которой я забрал себе половину ночных смен в магазине, и не забрал вообще все только потому, что так у меня вообще своей жизни не останется.
Не то, чтобы там было много терять...
Пока мужик шел от двери до стойки, я успел тяжело вздохнуть и равнодушно отвернуться к мерному аппарату, ввести на клавиатуре запрошенный вес и потянуть за красный рычаг, подставив под струю перетертого до состояния мелкого-мелкого морского песка красного Праха.
— С вас пятьсот льен, — скучным голосом озвучил я цену, аккуратно закрыв герметичный контейнер.
Но стоило обернуться, как в лоб мне уткнулся ствол старого помпового ружья. Скосив глаза за плечо покупателя, я обнаружил еще двоих его подельников, деловито шмыгнувших в стороны. Эти, в отличие от первого, были умнее — и лицо прикрывали маски.
— Код от двери склада и деньги из кассы, — выдохнул мне в лицо грабитель, обдав застарелым недельным перегаром.
Справедливости ради — грабят меня впервые. Прах, которым торгует магазин, слишком легко использовать не только в мирных целях, но и как оружие, ограбление будут расследовать куда старательнее, чем нападение на какой-нибудь ночной ларек, ломбард или даже ювелирный магазин. В прошлый раз такие идиоты нашлись два месяца назад, тогда подстрелили одну из моих сменщиц, Софию, и вроде, тех ребят пока не нашли. Может, потому вот эти и осмелели.
"Может, это даже те же самые" — со злой надеждой подумал я, осторожно поставив контейнер на стойку, не дай бог взорвется, потом из зарплаты вычтут.
— Это вы приходили сюда два месяца назад? — тихо спросил я, не спеша выполнять требования.
— Тебе какое дело, сопляк? — рыкнул мужик, сильнее надавив стволом на лоб, заставив меня откинуть голову.
— Просто ответь.
— Я, мать твою раком до потери сознания, с тобой разговаривать не буду! Касса и код, а не то дыркой в ноге ты не отделаешься.
— Это хорошо, что вы те же самые, — улыбнулся я.
Все было удручающе просто. Грабитель был немного пьян, очевидно, глуп и привык запугивать тех, у кого даже аура не была открыта. Ружье было отбито в сторону ладонью, я схватил его за воротник и притянул к себе, разбил нос ударом лоб-в-лоб — и никто из них не успел даже моргнуть. Перепрыгнув через мешающую стойку, я оказался посреди магазина, прямо между двумя оставшимися грабителями — а они едва начали поднимать пистолеты. Почти одновременно прогремели два выстрела, даже прежде, чем мужик в косухе упал на землю. Привычное усилие воли, напрягшаяся на мгновение душа, и ветер дернул черные волосы, грабители, истошно заорав, рухнули на колени, выпуская из рук оружие, зажимая один простреленное плечо, второй — бедро.
Бой кончился раньше, чем успел начаться, и я едва смог удержать себя от того, чтобы продолжить избиение, придавить рванувшуюся из глубин ярость. Сжав зубы, я застыл на мгновение, переживая короткое острое разочарование их слабостью — я привык к другим боям. Привык к вызову, к напряжению, привык рваться из всех сил и сухожилий, подцеплять победу самым кончиком клинка, а не к... этому.
Пару раз глубоко вздохнув, я вырубил хрипло матерящихся сквозь зубы бандитов, отобрал у них оружие, заковал в специально для этого припасенные наручники и нажал тревожную кнопку под стойкой. Достав из кармана Свиток, быстро набрал короткий номер:
— Полиция? Это магазин Праха на улице Морской, 15... да, "Черное Море". Меня тут попытались ограбить... Нет, все в порядке, я справился — вам только забрать. Имя?.. Ахилл Пиррос.
На зарплату продавца Праха, даже учитывая повышенную ставку за ночные смены, много себе не позволишь. Я снимал комнатку в одном из доходных домов в паре кварталов от работы — двадцать жилых метров, кровать, крохотная кухня и кресло со старым телевизором, как бы цветным, но будто выцветшим от времени. Слава богу, хоть от запаха предыдущих жильцов мне удалось избавиться за эти три месяца, аромат старости и болезни — худший рецепт для здорового сна в целом мире.
На ощупь дотащился до холодильника, вытащил сразу целую упаковку пива и плюхнулся в кресло, даже не озаботившись включить свет. Достав Свиток, хмыкнул, и быстро ответил моему мудаку-работодателю: "Иди нафиг, Скай. Я спас твой магазин от ограбления — это считается как повод к отгулу. Там крови натекло на пару котят, и уборщицей я не нанимался".
Зашвырнув телефон на кровать, закрыл глаза и "пшикнул" крышкой бутылки, сходу высосал сразу половину, заглушая жажду, стянувшую горло и губы, закинул ногу на тумбочку и закрыл глаза, намереваясь уснуть.
Напрасно. Злая нервная энергия, так и не получившая выхода в короткой схватке, все еще бурлила внутри, гнев бился о стенки сознания — ярость, на себя, на других, на весь этот гребанный мир, которую некуда было выплеснуть. Просто не было вокруг никого и ничего, что могло бы выдержать это бешенство, не сломавшись и не умерев.
Я честно пытался с этим справиться, как учили в подготовительной школе — дыхательная гимнастика, дисциплина ума и духа, спокойствие и самоконтроль, неизменные атрибуты Охотника, но все было напрасно. Зазвенела в ночной тишине металлическая посуда, мелко задрожало здание, будто при землетрясении — казалось, еще чуть-чуть и оно рухнет под собственным весом, стальная арматура пропорет стены, превратив дом в дикобраза.
Мне все-таки удалось взять Проявление под контроль. Мне всегда удавалось. В последний раз глубоко вздохнув, я прикончил вторую половину бутылки и оглядел мутным взглядом квартиру. Разумеется, по закону всемирного свинства, свет из окна падал прямо на кучу золотых кубков, неопрятной грудой сваленных в углу. В лунном свете я мог даже прочитать надпись на одном из них "Победителю юношеского турнира Мистраля". Где-то там валялись и награды за первый, и за второй, и за третий, тупая медалька за один международный, еще какая-то дрянь, из соревнований поменьше... Рядом, в самом углу, собирало пыль мое оружие — прославленные Мило и Акуо: круглый бронзовый щит с удобной выемкой для копья или винтовки, и трансформ-оружие, копье-меч-винтовка. Я никогда не проигрывал, если в руках у меня были эти двое.
Я вообще не помню, когда в последний раз проигрывал, даже если выходил против своих тренеров, раньше казавшихся недостижимым идеалом, против взрослых Охотников, против... да против кого угодно.
Я не могу проиграть в бою — это истина, которую я доказал себе уже давным-давно. Жаль, забыл, что арена — не единственное поле боя, на котором можно сражаться.
"Ты только начал, сын — у тебя впереди взрослая лига" — говорил отец. "Я так горжусь твоими спортивными успехами, сынок!" — ворковала мама, собираясь на очередной банкет, куда ее позвали лишь ради того, чтобы она притащила с собой сына. "Улыбайся, Ахиллес. Нет, не так, будто хочешь перегрызть мне горло. Представь, будто я тебе нравлюсь" — дрессировал рекламный агент. "Ешь хлопья Памкин Пит — и станешь как я!" — очаровательно улыбалось с каждой коробки хлопьев собственное лицо. "Боевые миссии? — удивился Лайонхарт, директор Хейвена. — Что ты, что ты! Мы не можем рисковать таким дарованием!"
Попытка объяснить директору, агентам и родителям, что в гробу я видал все эти чемпионаты, фанатов и дурацкую светскую жизнь привели к скандалу и неприятному открытию — я не вправе распоряжаться собственной судьбой, пока действуют заключенные контракты. Разорвать их — значит заплатить огромную неустойку, оставшись без гроша в кармане. Не заключать заново, с теми же или другими (но точно такими же) после истечения — столкнуться с гневом родителей, и всеобщим непонимающим осуждением. Как можно променять судьбу национального героя на опасную жизнь Охотника, зачастую вне безопасных стен, спать на камнях и рисковать жизнью ежесекундно?.. Любой разумный человек предпочтет славу и комфорт опасности.
Я хотел быть Охотником, героем, спасать людей... мне говорили, что для этого надо стать сильным, научиться побежать. Я верил — и рвал жилы на тренировках, выкладывался на полную катушку, завоевывая один титул за другим, повергая одного противника за другим... и слишком поздно осознал, что сойти с этого пути уже никто не позволит. Охотников много — и сильных хватает, а вот дойных коров, которые позволили бы сделать из себя золотого тельца, приносящих деньги и славу, как оказалось, вечная нехватка...
Оказалось, что стоит рвануться, закусить удила и пойти на принцип — и те, кто поддерживал меня на всем пути, отец, тренера и фанаты, имеют собственное мнение о той Судьбе, что мне уготована. Мастера рекламы, работавшие на меня, стоило лишь заикнуться на очередном приеме, что я не собираюсь продолжать карьеру, вылили сверху ушат дерьма, преданные фанаты слали грозные письма, гребанная компания гребанных хлопьев — угрожала судом. Я оказался перед выбором — сдаться или пойти до конца, добиться цели, не считаясь с ценой.
Я не стал бы тем, кем стал, если бы пасовал перед трудностями. Если между мной и целью стоит мир — тем хуже для мира.
Победа осталась за мной, также, как и всегда, но на этот раз — дорогой ценой. Родители отказались от меня ("Ты все равно ничего не добьешься без наших денег!"), агенты и тренера вдоволь потоптались на репутации, наверняка наварив неплохой куш на безумном ажиотаже вокруг судьбы единственного в истории четырехкратного чемпиона Мистраля. Я остался без денег, с "волчьим билетом" для всех академий Ремнанта — Лайонхарт сделал свою позицию по этому вопросу более чем прозрачной: "Или ты будешь учиться здесь — или нигде. Я смогу это устроить, Ахиллес, можешь мне поверить".
Оставаться в Мистрале, где меня знала каждая собака, было невыносимо, и я переехал в Вейл — без особых причин, просто собрал вещи и на последние деньги купил билет на ближайший рейс. Перекрасил волосы, подстригся, сменил имя и фамилию, даже работу нашел. Через полгода должны были начаться вступительные экзамены в Бикон — я собирался попробовать и в жопу Лайонхарта, нет такого экзамена, которого я не прошел бы, нет такого врага, с которым не справился бы.
Но сейчас... сейчас я не мог сделать ничего. Оставалось терпеть, ждать и копить в себе эту ярость, чтобы, когда придет час — обрушить ее на врага.
Аккуратно стряхнув с ладони раздробленные в мелкое крошево останки бутылки и понаблюдав, как светятся ярким темно-алым светом быстро заживающие порезы, открыл следующую и вновь закрыл глаза, исполняя привычную дыхательную гимнастику, пытаясь загнать возбужденное сознание обратно в мягкое спокойствие медитации, но...
Где-то за окном громыхнул выстрел, следом — еще несколько, из разных стволов, короткий крик боли, затем — гнева, смазанных расстоянием ругательств... и все стихло. Замерев, я ждал продолжения — полицейской сирены, скорой помощи, или хоть чего-то, хотя прекрасно знал, что ничего из этого не произойдет. Здесь, в портовом районе "Черное море" все были сами по себе. Никто не придет. Кто хотел бы — боится выйти на улицы в ночное время, кто не боится — помогать не желает.
Трущобы и район бедняков, по соседству с фавн-районом — не то место, куда будет заглядывать полиция по ночам, его давно поделили между собой банды. Я жил здесь совсем недолго, всего пару месяцев, но уже успел наслушаться правил поведения, в какое время относительно безопасно ходить по улицам, а в какое нет; людям в цветах каких банд нужно уступать дорогу и не стоит смотреть в глаза; о том, что, если увидел белую маску Белого Клыка — надо прятаться и молиться, чтобы бешенные фавны тебя не нашли. Пока мне везло — я почти не бывал на улице, мотаясь между работой и своей комнатушкой, которую язык не поворачивался назвать домом, либо днем, либо в такую несусветную рань, когда спали даже преступники.
Где-то там кто-то истекал кровью. Может быть, это был такой же бандит, который сегодня пытался меня ограбить, возможно, просто случайный прохожий, оказавшийся не в том месте, не в то время, или усталая копия Софии, двадцатилетней матери двоих детей, растящая их в одиночку, магазин которой сегодня решили ограбить.
Кто бы он ни был, скорее всего, он умрет без помощи, или уже мертв. Потому что в Черном море каждый был сам за себя. Потому что все давно махнули на это место рукой, потому что "зато они всегда знают, откуда придут Гримм". Собрать весь негатив в одном месте, отделить зерна от плевел — и пусть в случае чего Твари Темноты приходят убивать тех, кого не жалко, а не добропорядочных членов общества. Изнанка благополучного светлого мира, в котором я прожил всю свою жизнь, где каждому находилось занятие и поддержка, где само общество, нацеленное на уменьшение негатива, просто выдавливало все неприемлемое с глаз долой, и оставляло там — чтобы сдохнуть, когда придет час, без помощи и надежды.
Может быть, это было правильно. Может, это был самый лучший путь обеспечить выживание большинства. Может, и не стоило пытаться ничего с этим сделать — всего полгода и я покину это место, поступлю (иди в жопу, Лайонхарт!) в Бикон и навсегда оставлю позади Черное море, место, где оказывались те, кому больше некуда было идти, где рождались и умирали в поисках выхода, которого не было.
Поднявшись с кресла, я сунул руку под кровать и выудил аптечку, купленную по старой памяти — на тренировках всякое случалось, и ауру, бывало, пробивали "до дна", и реальные раны случались.
Или, может быть, нет. Может быть, кто-то должен вмешаться, спасти одну жизнь или две, хотя бы попытаться сделать хоть что-то. Может быть, если я хочу быть героем, то мне стоит начать прямо сейчас — и не ждать, пока взрослые умные дяди покажут мне пальчиком на врага и скомандуют "Фас!" Я сыт по горло теми, кто указывает мне, как жить.
Возможно, все они ошибаются, а если даже и нет — может быть, мне просто плевать. Может быть, я просто точно знаю, что там, на ночных улицах Черного моря, я всегда смогу найти тех, на кого можно будет выплеснуть свой гнев, сломать пару костей, пустить пару литров крови и отправить в больницу — и никому не будет до этого дела.
Глава 1. "Это — моя земля"
Мягкая постель — роскошь, которую начинаешь ценить, только лишившись ее. Она — удовольствие, познать все грани которого возможно лишь проведя два месяца за пределами Королевств, мотаясь от одной Близнецами забытой дыры к другой, проведя шестьдесят одну ночь в спальном мешке или неудобной жесткой лавке старенького воздушного транспорта, в любой момент грозившего развалиться прямо в полете.
