Врата дракона

-Прошлое нам неподвластно,но будущее зависит от нас.—

=Петр Чаадаев,русский философ=

Императорский Дворец в Ливадии. Крым.

20-е октября 1894 года...

...Император Александр III умирал, сидя в огромном, малинового цвета, вольтеровском кресле, выставленном на открытой террасе Малого Ливадийского дворца.

В последние дни состояние императора становилось все более угрожающим. Всякое движение причиняло ему мучительную боль. Александр III не мог даже лежать в постели. Врачи ничего не могли предпринять. Они лишь назначали смертельно больному императору новую диету и настаивали на приеме болеутоляющих лекарств, к которым Александр III относился с недоверием.

Немного легче государю становилось лишь тогда, когда его оставляли на террасе Малого Ливадийского дворца, о котором он сохранил самые теплые воспоминания с той поры, как будучи еще наследником престола, часто живал в нем. Отсюда, с террасы, Александр III мог видеть олеандры, сбегающие по склонам гор к берегу моря, и вдыхать воздух, напоенный ароматом крымских виноградников.

Накануне вечером государю стало плохо. Ночь Александр провел почти без сна, тяжело страдая от сильного горлового кашля. Предчувствуя свой скорый конец, царь причастился. А рано утром, задыхающимся голосом, государь сказал своей супруге, императрице Марии Федоровне :

-Мари...Сегодня, кажется..., мне протрубят...отбой...

Мария Федоровна, с вечера почти ни на минуту не отходившая от умирающего, побледневшая, осунувшаяся, отвернулась в сторону и беззвучно заплакала. Стоявший подле императорского кресла лейб-медик царя, Густав Иванович Гирш деловито спросил:

-Не позволите ли, Ваше Величество, позвать к Вам наследника-цесаревича?

Голова Александра III сейчас же приподнялась с подушки, заботливо подложенной Марией Федоровной, и государь сказал поспешно:

-Да-да, Густав Иванович..., сделайте это. И не забудьте известить ...остальных...детей...

...Наследник-цесаревич Николай Александрович, двадцатишестилетний, бледнолицый, чуть выше среднего роста, плотного сложения, с полной шеей, с несколько непропорционально развитой верхней частью фигуры, придававшей ему неповоротливый вид, пришел на террасу довольно скоро— его покои располагались рядом со спальней государя. Он был взволнован, полагая, что случилось наихудшее— отец скончался или вот-вот умрет...

Сердце Николая Александровича неприятно заныло, едва только он вошел на террасу, вмиг сделавшуюся многолюдной: у кресла государя молча стояли духовник Александра III отец Иоанн Якушев, лейб-медик Гирш, знаменитый священник отец Иоанн Кронштадтский, московский светила, доктор Захарьин -маленький человечек со злым невыспавшимся лицом; в дверях толпились великие князья, братья императора, несколько свитских, в глубине спальни, возле императрицы Марии Федоровны суетились супруга Николая Александровича, Александра Федоровна, фрейлины и Мария Николаевна Гессе, супруга командира Императорской Главной квартиры, Свиты Е.И.В. генерал-майора Гессе.

Николай Александрович понимал, зачем его позвали: все последние дни государь, медленно угасавший в Ливадийском дворце, приготовлял наследника к неизбежному, к тому, что придется царствовать. Уже теперь цесаревич знакомился со всеми бумагами, привозимыми фельдегерями из Петербурга. Доктора являлись к нему регулярно и сообщали все подробности относительно того, в каком состоянии они находят государя, а так же то, что они считают нужным для него сделать. Николай Александрович настоял на том, чтобы доктора говорили с ним обо всем, совершенно откровенно, ничего не скрывая и не приукрашивая.

...Будущее рисовалось Николаю Александровичу довольно мрачным. Перспективы своего царствования цесаревич оценивал как туманные и преисполненные потрясений. Он не строил иллюзий по поводу выздоровления отца, но страшился того неизбежного дня, когда Господь отзовет к себе дорогого, горячо любимого Папа. Здесь, в Ливадии ,цесаревич то и дело ловил себя на мысли о том, что все происходящее вокруг— какая-то ужасная фантасмогория. Ему не хотелось верить в страшное, неминуемое, думать о неправдоподобной действительности, о близкой смерти отца. Еще три недели тому назад, в Спале, государь, со всеми вместе выезжал на охоту(хотя и становился к ней безразличен, терял сон и аппетит),а по приезде в Севастополь давал смотр своему Черноморскому флоту... Отец казался ему великим и несокрушимым столпом, оплотом веры, государства и народа, человеком, по воле обстоятельств возложившем на свои плечи тяжелое и хлопотливое бремя правления Россией и сумевшем для этого найти и силы, и твердость. Когда же цесаревич из уст известного в Европе берлинского специалиста, именитого профессора, приглашенного для консультации в охотничье имение под Варшавой, узнал о страшном диагнозе отца— водянке, им овладела паника. Николай Александрович знал, что не готов царствовать. Он с трудом представлял себя в роли российского самодержца. Собственная мать, государыня-императрица Мария Федоровна не раз говорила ему: "Сын! Ты не имеешь воли и характера императора. Ты слишком мягок!". Николай Александрович неоднократно заводил с отцом разговор о том, чтобы престол перешел к младшему брату, Михаилу, умолял позволить ему отречься. С момента приезда в Ливадию таких разговоров было три. Но Александр III был непреклонен— Николай, как наследник, должен взойти на престол. Закон о престолонаследии обязан соблюдаться. По воле отца Николай Александрович не мог уклониться от тяжелого и хлопотливого бремени правления империей.

...Устало прикрывший веки Александр III слабым голосом, приказал цесаревичу, не мешкая, тут же, на террасе, подписать загодя заготовленный манифест с обращением к подданным Российской империи о восшествии на престол.

-Зачем, зачем я должен это делать?!— воскликнул Николай Александрович, патетически вскидывая руки,— Зачем это надобно?! Господи! Господи! Как страшно, как беззащитно все теперь станет! Что же должно нынче произойти со мною, с Аликс, с Мама, с Ксенией, с Ольгой?! Что же должно теперь произойти со всей Россией?! Ведь я не готов царствовать! Я не готов быть царем. Да я никогда и не хотел им быть! Ты слышишь, Папа?! Я ничего не понимаю в делах правления империей. Откуда мне взять силы, откуда взять твердость?! Да я даже не представляю себе, как надобно разговаривать с министрами!

-Ну...,для этого много ума не требуется,— попытался улыбнуться царь. Дыхание его было затруднено и стоявший подле императорского кресла лейб-медик Гирш то и дело давал государю вдыхать кислород.— Ты Ники...еще не прошел самой трудной, самой...важной...части пути. Брать уроки жизни, понимать...,сложность событий...Вот все, что нужно для того, чтобы... вести государственный корабль...Это основа, Ники! Это-бесценный компас...Забудешь условие— посадишь корабль на мель. Я... вверяю тебе Россию! Послушай меня, сын...,Я ухожу, вверяя тебе самый великий со времен сотворения мира государственный корабль— Россию! И прежде, как ты знаешь из истории...,были государственные корабли, целые империи, что в Европе, что в Азии... Тому виной были неразумная политика и бессмысленные...действия. Запомни основу, Ники. Надо понять требования эпохи, направлять по нужному руслу народные...усилия, укреплять в народе нашем веру...Многие неверно понимают слово"Отечество"...Они думают, что это башня, которой не...страшны никакие бури...Они лишь гордятся...ее внешним видом...Ники! Тебе предстоит взять с моих...плеч тяжелый груз государственной...власти....И нести его до...могилы, так же как нес его...я, как несли...наши предки...Я передаю тебе царство, Богом мне врученное...Я принял его тринадцать...лет тому назад, от истекавшего кровью...отца, твоего деда. За те важные реформы, что дед...твой, с высоты престола провел, для блага...русского народа, он получил...от рэволюционеров бомбу...и смерть. В тот трагический день...встал передо мною вопрос-какой...дорогой идти, по той...ли дороге на которую...толкало меня так называемое"передовое"общество, зараженное...либеральными идеями Запада, или той..., которую мне подсказывало...мое собственное убеждение, мой высший, священный долг Государя...,и моя...совесть...Я избрал свой путь...Либералы окрестили его реакционным. Меня же интересовало только...благо государства и ...народа.., чтобы государство могло спокойно... развиваться, крепнуть, богатеть ...и благоденствовать...Не знаю, насколько удачно мне удалось сохранить историческую индивидуальность России...самодержавие создало историческую индивидуальность России...Рухнет самодержавие, не дай...Бог, и тогда рухнет и Россия...Падение же исконной русской власти...откроет эру бесконечных смут...и междуусобиц...Я завещаю тебе любить все, что служит чести.... И достоинству России. Сохраняй... самодержавие! Помятуя при...этом, что ты несешь ответственность за судьбу... своих подданных пред...Престолом Всевышнего! Вера в Бога и в святость... твоего царского долга да будет...для тебя основой жизни, укрепляй семью, потому что...она основа...всякого государства. Будь тверд...и мужественен, не проявляй никогда...слабости, Ники! Ты должен служить не политике, но...России. Это-главное! Судьба России нынче...висит на волоске...Я не боялся остаться в одиночестве, без европейских и заокеанских...союзников...Я строил государство, поддерживал созидательную энергию нации, укреплял...армию, флот, денежную единицу, сделав ее одной из самых устойчивых... в Европе...А помнишь, сын, под... каким девизом строится наш Великий...Сибирский рельсовый...путь? "За русские деньги русскими людьми!".

-Да, я хорошо это помню-, встрепенувшись, громко сказал Николай Александрович, до этого молча, не перебивая, глядевший неподвижно устремленными на умирающего государя глазами. Казалось, цесаревич даже не слушал, что говорил император, он будто бы унесся мыслями куда-то,— Но я вполне уверен в том, что у меня не получится стать столь мудрым правителем, как ты, Папа!

-Должно получиться. Ты...высокообразованный человек, с широким...кругозором. Ты знаешь русскую историю, литературу..., ты владеешь основными европейскими языками...У тебя цепкая память, ты располагаешь к себе...людей. Ты получил всестороннюю подготовку... к государственной деятельности...Я верю, что ты сумеешь найти в себе силы принять...эту ответственность, не перекладывая ее...ни на кого. Хочется надеяться...в последние часы моей жизни. что основой... твоей государственной политики станет...продолжение стремления придать...России больше внутреннего единства путем...утверждения русских элементов. И еще, Ники...Россию нужно спасать от ее вчерашних союзников...Друзей у России— верных...,истинных, нет, это ясно и вполне определенно показали события последних двух десятков лет...Есть партнеры...,которые чрезвычайно опасаются ...нашей огромности, которые норовят нынче создать вокруг России сплошное...кольцо ненависти и недоброжелательства...надо вести себя с ними...соответственно, не как с...друзьями, но как с партнерами...Одиночество России...В этом беда ее, но в этом и ее...сила. Да! Сила! Воли и духа! Нас не любят...,нам не от кого ждать помощи. Никто не...протянет нам руку помощи в трудную минуту. Но все, слышишь, Ники, все! Будут...требовать руку помощи от нас...Россия привыкла рассчитывать только на себя...,так всегда было и так всегда и будет...Комбинируй, играй...на противоречиях, играй... с партнерами, но по-настоящему...никому из них не...доверяй, не верь, не давай...опутать себя обременительными договорами. Служи России...,делай все на пользу России! Избегай войн и революций...Прислушивайся ко всем, выслушивай, незазорно это...Но верь только...себе и своему сердцу.

Николай Александрович, не выдержав, зарыдал по-бабьи, в голос. Из его больших серо-зеленых глаз хлынули слезы...

-Подписывай манифест,— сказал Александр III еле слышным голосом.

-Точно так, папенька...,— сквозь слезы сказал Николай Александрович.

-С Богом.— тихо произнес государь.

Он попытался перекрестить наследника, но рука безвольно свесилась с кресла. Николай Александрович испуганно глянул на лейб-медика Гирша. Тот покачал головой, негромко сказал:

-Государь слаб...

Но Николай Александрович понял, что все вот-вот будет кончено: он увидел, как к умирающему поспешно наклонился отец Иоанн Кронштадтский и возложил свои руки на голову государя.

-Как...хорошо...-прошептал царь.

Это были последние слова государя. Собравшиеся вокруг императора, словно по команде стали опускаться на колени. Николай Александрович тихонько застонал, закусил нижнюю губу. Послышались слова молитвы об упокоении души почившего в бозе государя-императора Александра III. Затем наступила мертвая тишина. Никто, кроме Николая Александровича, не рыдал. Тихо, как только возможно было, все стали подниматься, подходить к императору, молча целовать ему лоб и руку... Потом все так же молча целовали государыню-императрицу Марию Федоровну, и впервые— уже как государю, целовали руку Николаю...

Императорский штандарт над Ливадийским дворцом стал медленно спускаться...Стоявшие на ялтинском рейде корабли Черноморского флота загрохотали пушечным салютом, скорбя о смерти Александра, которого Господь отозвал к себе и одновременно приветствуя вступление на престол нового русского государя-императора— Николая II ...

Царское Село.

22 сентября 1898 года.

...Император Николай II со своей семьей готовился выехать в Беловежскую Пущу, на традиционную сентябрьскую охоту.

...Каждый год, как только весна приходила в Царское Село, императорское семейство спешило от холода и сырости на юг, к цветущим садам Крыма. Выработался даже своеобразный циклический характер ежегодных "миграций"государя и его домочадцев. Март знаменовал собой отъезд Их Императорских Величеств в Крым— ранней весной всем другим местам России государыня-императрица Александра Федоровна предпочитала Ливадийский дворец. Лучше всего она чувствовала себя именно в Крыму, достаточно удаленном от шумливого Петербурга, из которого то и дело накатывались житейские и государственные бури...

В двадцатых числах мая государь выезжал в Красное Село-средоточие летних лагерей петербургской гвардии и столичных военных училищ. На все время традиционного лагерного сбора Красное Село превращалось в роскошное дачное место. Перед деревянными дворцами великих князей и высшего военного начальства благоухали цветы, дорожки посыпались ярко-желтым песком, и пыльное шоссе поливалось по нескольку раз в день из бочек, развозившихся на одноконных повозках. Потом появлялась неизбежная дворцовая полиция и конные гвардейские жандармы, которые, в отличие от гражданских жандармов, носили светло-голубые нарядные мундиры. Наконец приезжали военные прелестно разодетые дамы, и ходить на учение становилось не так скучно, как в начале лагерного сбора.

Так называемый главный лагерь тянулся на семь верст вдоль пологого ската долины речонки Лиговки, начинавшейся у живописного Дудергофского озера. Высокая гора Дудергоф скрывала в своем густом лесу и на дачах не один роман юнкеров с офицерскими женами.