Врата дракона

-Прошлое нам неподвластно,но будущее зависит от нас.—

=Петр Чаадаев,русский философ=

Императорский Дворец в Ливадии. Крым.

20-е октября 1894 года...

...Император Александр III умирал, сидя в огромном, малинового цвета, вольтеровском кресле, выставленном на открытой террасе Малого Ливадийского дворца.

В последние дни состояние императора становилось все более угрожающим. Всякое движение причиняло ему мучительную боль. Александр III не мог даже лежать в постели. Врачи ничего не могли предпринять. Они лишь назначали смертельно больному императору новую диету и настаивали на приеме болеутоляющих лекарств, к которым Александр III относился с недоверием.

Немного легче государю становилось лишь тогда, когда его оставляли на террасе Малого Ливадийского дворца, о котором он сохранил самые теплые воспоминания с той поры, как будучи еще наследником престола, часто живал в нем. Отсюда, с террасы, Александр III мог видеть олеандры, сбегающие по склонам гор к берегу моря, и вдыхать воздух, напоенный ароматом крымских виноградников.

Накануне вечером государю стало плохо. Ночь Александр провел почти без сна, тяжело страдая от сильного горлового кашля. Предчувствуя свой скорый конец, царь причастился. А рано утром, задыхающимся голосом, государь сказал своей супруге, императрице Марии Федоровне :

-Мари...Сегодня, кажется..., мне протрубят...отбой...

Мария Федоровна, с вечера почти ни на минуту не отходившая от умирающего, побледневшая, осунувшаяся, отвернулась в сторону и беззвучно заплакала. Стоявший подле императорского кресла лейб-медик царя, Густав Иванович Гирш деловито спросил:

-Не позволите ли, Ваше Величество, позвать к Вам наследника-цесаревича?

Голова Александра III сейчас же приподнялась с подушки, заботливо подложенной Марией Федоровной, и государь сказал поспешно:

-Да-да, Густав Иванович..., сделайте это. И не забудьте известить ...остальных...детей...

...Наследник-цесаревич Николай Александрович, двадцатишестилетний, бледнолицый, чуть выше среднего роста, плотного сложения, с полной шеей, с несколько непропорционально развитой верхней частью фигуры, придававшей ему неповоротливый вид, пришел на террасу довольно скоро— его покои располагались рядом со спальней государя. Он был взволнован, полагая, что случилось наихудшее— отец скончался или вот-вот умрет...

Сердце Николая Александровича неприятно заныло, едва только он вошел на террасу, вмиг сделавшуюся многолюдной: у кресла государя молча стояли духовник Александра III отец Иоанн Якушев, лейб-медик Гирш, знаменитый священник отец Иоанн Кронштадтский, московский светила, доктор Захарьин -маленький человечек со злым невыспавшимся лицом; в дверях толпились великие князья, братья императора, несколько свитских, в глубине спальни, возле императрицы Марии Федоровны суетились супруга Николая Александровича, Александра Федоровна, фрейлины и Мария Николаевна Гессе, супруга командира Императорской Главной квартиры, Свиты Е.И.В. генерал-майора Гессе.

Николай Александрович понимал, зачем его позвали: все последние дни государь, медленно угасавший в Ливадийском дворце, приготовлял наследника к неизбежному, к тому, что придется царствовать. Уже теперь цесаревич знакомился со всеми бумагами, привозимыми фельдегерями из Петербурга. Доктора являлись к нему регулярно и сообщали все подробности относительно того, в каком состоянии они находят государя, а так же то, что они считают нужным для него сделать. Николай Александрович настоял на том, чтобы доктора говорили с ним обо всем, совершенно откровенно, ничего не скрывая и не приукрашивая.

...Будущее рисовалось Николаю Александровичу довольно мрачным. Перспективы своего царствования цесаревич оценивал как туманные и преисполненные потрясений. Он не строил иллюзий по поводу выздоровления отца, но страшился того неизбежного дня, когда Господь отзовет к себе дорогого, горячо любимого Папа. Здесь, в Ливадии ,цесаревич то и дело ловил себя на мысли о том, что все происходящее вокруг— какая-то ужасная фантасмогория. Ему не хотелось верить в страшное, неминуемое, думать о неправдоподобной действительности, о близкой смерти отца. Еще три недели тому назад, в Спале, государь, со всеми вместе выезжал на охоту(хотя и становился к ней безразличен, терял сон и аппетит),а по приезде в Севастополь давал смотр своему Черноморскому флоту... Отец казался ему великим и несокрушимым столпом, оплотом веры, государства и народа, человеком, по воле обстоятельств возложившем на свои плечи тяжелое и хлопотливое бремя правления Россией и сумевшем для этого найти и силы, и твердость. Когда же цесаревич из уст известного в Европе берлинского специалиста, именитого профессора, приглашенного для консультации в охотничье имение под Варшавой, узнал о страшном диагнозе отца— водянке, им овладела паника. Николай Александрович знал, что не готов царствовать. Он с трудом представлял себя в роли российского самодержца. Собственная мать, государыня-императрица Мария Федоровна не раз говорила ему: "Сын! Ты не имеешь воли и характера императора. Ты слишком мягок!". Николай Александрович неоднократно заводил с отцом разговор о том, чтобы престол перешел к младшему брату, Михаилу, умолял позволить ему отречься. С момента приезда в Ливадию таких разговоров было три. Но Александр III был непреклонен— Николай, как наследник, должен взойти на престол. Закон о престолонаследии обязан соблюдаться. По воле отца Николай Александрович не мог уклониться от тяжелого и хлопотливого бремени правления империей.

...Устало прикрывший веки Александр III слабым голосом, приказал цесаревичу, не мешкая, тут же, на террасе, подписать загодя заготовленный манифест с обращением к подданным Российской империи о восшествии на престол.

-Зачем, зачем я должен это делать?!— воскликнул Николай Александрович, патетически вскидывая руки,— Зачем это надобно?! Господи! Господи! Как страшно, как беззащитно все теперь станет! Что же должно нынче произойти со мною, с Аликс, с Мама, с Ксенией, с Ольгой?! Что же должно теперь произойти со всей Россией?! Ведь я не готов царствовать! Я не готов быть царем. Да я никогда и не хотел им быть! Ты слышишь, Папа?! Я ничего не понимаю в делах правления империей. Откуда мне взять силы, откуда взять твердость?! Да я даже не представляю себе, как надобно разговаривать с министрами!

-Ну...,для этого много ума не требуется,— попытался улыбнуться царь. Дыхание его было затруднено и стоявший подле императорского кресла лейб-медик Гирш то и дело давал государю вдыхать кислород.— Ты Ники...еще не прошел самой трудной, самой...важной...части пути. Брать уроки жизни, понимать...,сложность событий...Вот все, что нужно для того, чтобы... вести государственный корабль...Это основа, Ники! Это-бесценный компас...Забудешь условие— посадишь корабль на мель. Я... вверяю тебе Россию! Послушай меня, сын...,Я ухожу, вверяя тебе самый великий со времен сотворения мира государственный корабль— Россию! И прежде, как ты знаешь из истории...,были государственные корабли, целые империи, что в Европе, что в Азии... Тому виной были неразумная политика и бессмысленные...действия. Запомни основу, Ники. Надо понять требования эпохи, направлять по нужному руслу народные...усилия, укреплять в народе нашем веру...Многие неверно понимают слово"Отечество"...Они думают, что это башня, которой не...страшны никакие бури...Они лишь гордятся...ее внешним видом...Ники! Тебе предстоит взять с моих...плеч тяжелый груз государственной...власти....И нести его до...могилы, так же как нес его...я, как несли...наши предки...Я передаю тебе царство, Богом мне врученное...Я принял его тринадцать...лет тому назад, от истекавшего кровью...отца, твоего деда. За те важные реформы, что дед...твой, с высоты престола провел, для блага...русского народа, он получил...от рэволюционеров бомбу...и смерть. В тот трагический день...встал передо мною вопрос-какой...дорогой идти, по той...ли дороге на которую...толкало меня так называемое"передовое"общество, зараженное...либеральными идеями Запада, или той..., которую мне подсказывало...мое собственное убеждение, мой высший, священный долг Государя...,и моя...совесть...Я избрал свой путь...Либералы окрестили его реакционным. Меня же интересовало только...благо государства и ...народа.., чтобы государство могло спокойно... развиваться, крепнуть, богатеть ...и благоденствовать...Не знаю, насколько удачно мне удалось сохранить историческую индивидуальность России...самодержавие создало историческую индивидуальность России...Рухнет самодержавие, не дай...Бог, и тогда рухнет и Россия...Падение же исконной русской власти...откроет эру бесконечных смут...и междуусобиц...Я завещаю тебе любить все, что служит чести.... И достоинству России. Сохраняй... самодержавие! Помятуя при...этом, что ты несешь ответственность за судьбу... своих подданных пред...Престолом Всевышнего! Вера в Бога и в святость... твоего царского долга да будет...для тебя основой жизни, укрепляй семью, потому что...она основа...всякого государства. Будь тверд...и мужественен, не проявляй никогда...слабости, Ники! Ты должен служить не политике, но...России. Это-главное! Судьба России нынче...висит на волоске...Я не боялся остаться в одиночестве, без европейских и заокеанских...союзников...Я строил государство, поддерживал созидательную энергию нации, укреплял...армию, флот, денежную единицу, сделав ее одной из самых устойчивых... в Европе...А помнишь, сын, под... каким девизом строится наш Великий...Сибирский рельсовый...путь? "За русские деньги русскими людьми!".

-Да, я хорошо это помню-, встрепенувшись, громко сказал Николай Александрович, до этого молча, не перебивая, глядевший неподвижно устремленными на умирающего государя глазами. Казалось, цесаревич даже не слушал, что говорил император, он будто бы унесся мыслями куда-то,— Но я вполне уверен в том, что у меня не получится стать столь мудрым правителем, как ты, Папа!

-Должно получиться. Ты...высокообразованный человек, с широким...кругозором. Ты знаешь русскую историю, литературу..., ты владеешь основными европейскими языками...У тебя цепкая память, ты располагаешь к себе...людей. Ты получил всестороннюю подготовку... к государственной деятельности...Я верю, что ты сумеешь найти в себе силы принять...эту ответственность, не перекладывая ее...ни на кого. Хочется надеяться...в последние часы моей жизни. что основой... твоей государственной политики станет...продолжение стремления придать...России больше внутреннего единства путем...утверждения русских элементов. И еще, Ники...Россию нужно спасать от ее вчерашних союзников...Друзей у России— верных...,истинных, нет, это ясно и вполне определенно показали события последних двух десятков лет...Есть партнеры...,которые чрезвычайно опасаются ...нашей огромности, которые норовят нынче создать вокруг России сплошное...кольцо ненависти и недоброжелательства...надо вести себя с ними...соответственно, не как с...друзьями, но как с партнерами...Одиночество России...В этом беда ее, но в этом и ее...сила. Да! Сила! Воли и духа! Нас не любят...,нам не от кого ждать помощи. Никто не...протянет нам руку помощи в трудную минуту. Но все, слышишь, Ники, все! Будут...требовать руку помощи от нас...Россия привыкла рассчитывать только на себя...,так всегда было и так всегда и будет...Комбинируй, играй...на противоречиях, играй... с партнерами, но по-настоящему...никому из них не...доверяй, не верь, не давай...опутать себя обременительными договорами. Служи России...,делай все на пользу России! Избегай войн и революций...Прислушивайся ко всем, выслушивай, незазорно это...Но верь только...себе и своему сердцу.

Николай Александрович, не выдержав, зарыдал по-бабьи, в голос. Из его больших серо-зеленых глаз хлынули слезы...

-Подписывай манифест,— сказал Александр III еле слышным голосом.

-Точно так, папенька...,— сквозь слезы сказал Николай Александрович.

-С Богом.— тихо произнес государь.

Он попытался перекрестить наследника, но рука безвольно свесилась с кресла. Николай Александрович испуганно глянул на лейб-медика Гирша. Тот покачал головой, негромко сказал:

-Государь слаб...

Но Николай Александрович понял, что все вот-вот будет кончено: он увидел, как к умирающему поспешно наклонился отец Иоанн Кронштадтский и возложил свои руки на голову государя.

-Как...хорошо...-прошептал царь.

Это были последние слова государя. Собравшиеся вокруг императора, словно по команде стали опускаться на колени. Николай Александрович тихонько застонал, закусил нижнюю губу. Послышались слова молитвы об упокоении души почившего в бозе государя-императора Александра III. Затем наступила мертвая тишина. Никто, кроме Николая Александровича, не рыдал. Тихо, как только возможно было, все стали подниматься, подходить к императору, молча целовать ему лоб и руку... Потом все так же молча целовали государыню-императрицу Марию Федоровну, и впервые— уже как государю, целовали руку Николаю...

Императорский штандарт над Ливадийским дворцом стал медленно спускаться...Стоявшие на ялтинском рейде корабли Черноморского флота загрохотали пушечным салютом, скорбя о смерти Александра, которого Господь отозвал к себе и одновременно приветствуя вступление на престол нового русского государя-императора— Николая II ...

Царское Село.

22 сентября 1898 года.

...Император Николай II со своей семьей готовился выехать в Беловежскую Пущу, на традиционную сентябрьскую охоту.

...Каждый год, как только весна приходила в Царское Село, императорское семейство спешило от холода и сырости на юг, к цветущим садам Крыма. Выработался даже своеобразный циклический характер ежегодных "миграций"государя и его домочадцев. Март знаменовал собой отъезд Их Императорских Величеств в Крым— ранней весной всем другим местам России государыня-императрица Александра Федоровна предпочитала Ливадийский дворец. Лучше всего она чувствовала себя именно в Крыму, достаточно удаленном от шумливого Петербурга, из которого то и дело накатывались житейские и государственные бури...

В двадцатых числах мая государь выезжал в Красное Село-средоточие летних лагерей петербургской гвардии и столичных военных училищ. На все время традиционного лагерного сбора Красное Село превращалось в роскошное дачное место. Перед деревянными дворцами великих князей и высшего военного начальства благоухали цветы, дорожки посыпались ярко-желтым песком, и пыльное шоссе поливалось по нескольку раз в день из бочек, развозившихся на одноконных повозках. Потом появлялась неизбежная дворцовая полиция и конные гвардейские жандармы, которые, в отличие от гражданских жандармов, носили светло-голубые нарядные мундиры. Наконец приезжали военные прелестно разодетые дамы, и ходить на учение становилось не так скучно, как в начале лагерного сбора.

Так называемый главный лагерь тянулся на семь верст вдоль пологого ската долины речонки Лиговки, начинавшейся у живописного Дудергофского озера. Высокая гора Дудергоф скрывала в своем густом лесу и на дачах не один роман юнкеров с офицерскими женами.

Главный лагерь, предназначавшийся для пехоты, состоял из рядов белых палаток, перед которыми была посыпанная песочком линейка. За палатками зеленела сплошная полоса березовых рощ, в глубине которых вдоль шоссе вытянуты были ряды офицерских дач, окрашенных в цвета мундиров соответственных гвардейских полков. На другом берегу долины Лиговки вдоль Военного поля тянулся авангардный лагерь, предназначенный для армейской пехоты и военных училищ. Кавалерийские полки занимали по традиции всегда одни и те же деревни, разбросанные в районе десяти верст от Военного поля. Пехотные стрельбища тянулись во всю длину позади главного лагеря. Они были хорошо оборудованы на все дистанции. Здесь-то и проходила та часть обучения — стрельба из винтовок,— на которую было обращено особое внимание в русской армии после войны 1877 года; в этой войне, как и в Крымской, героизм русского солдата был сломлен превосходством ружейного огня его противника.

При Николае Александровиче красносельские маневры перестали быть только лишь хорошо отрепетированным за многие годы представлением, где все давным-давно было известно заблаговременно, где действия войск тщательным образом были расписаны: такую-то возвышенность всегда полагалось атаковать с юга, такому-то полку дневку следовало устраивать там-то, а после дневки выдвигаться туда-то...Государь запретил пускать пыль в глаза и самолично следил за тем, чтобы не было отрыва подготовки войск от действительных требований военного дела. Была прекращена и такая порочная практика, когда выступление в лагерь гвардейских полков очень смахивало на красивый и веселый пикник: с роскошными палатками для офицеров, с персидскими коврами в них, с серебряной посудой, с буфетчиками и официантами из лучших петербургских рестораций, и при этом не имели иногда до половины офицерского состава— в лагерь выходила в большинстве молодежь, остальные, "старики", разъезжались по своим имениям, на заграничные курорты, и их до осени никогда не видели.

Николай любил военное дело, считал себя профессиональным военным ( не однажды, в шутку, жаловался супруге, императрице Александре Федоровне, что застрял в чине полковника, а по восшествии на престол дальнейшее продвижение не положено по закону). Государь, в бытность свою наследником престола, в течение шести лет последовательно командовал батальоном лейб-гвардии Преображенского полка, эскадроном лейб-гусар, батареей в конной артиллерии, прослушал академический курс лекций по тактике, фортификации, истории военного искусства. Николай Александрович чрезвычайно интересовался новейшими достижениями военного дела, с охотой использовал технические новинки в повседневной жизни. Неизменное удовольствие Николай Александрович испытывал всякий раз, когда следил за ходом разворачивающихся маневров, за тем как батальоны ходят в атаку, как стрелки проделывают рассыпной строй, как лихо гарцует кавалерия, как выдвигаются на позиции артиллерийские и пулеметные запряжки. Во время красносельского лагерного сбора обязательно проводились длительные, с отрывом от лагерей, войсковые учения, на которых происходила отработка новых способов и форм ведения современного боя. Особое внимание уделялось взаимодействию пехоты, кавалерии и артиллерии в различных видах сражения и управлению войсками. Учения производились, как правило, в интересной по замыслу, сложной и весьма поучительной для войск и командования тактической обстановке. По окончании каждого дня маневров для государя было правилом обязательно присутствовать на долгих разборах. Слушал он по обыкновению непроницаемо, но суть доклада схватывал быстро, отлично улавливал, зачастую с полуслова, смысл нарочито недосказанного. Николай Александрович был чуток к оттенкам формулировок, симпатизировал толковым докладчикам, особенно тем кто умел ясно и кратко излагать запутанные вопросы, не выходя из разговорного тона. В его рассуждениях и репликах генералы чувствовали ясность суждений и остроту мышления.

Но еще больше Николаю нравилось проводить время на вольной природе. В Красном Селе он был преисполнен энергией и бодростью. Царь любил лагерную жизнь, подъемы среди ночи, марши, скачки по пересеченной местности, объезды полков. Большой охотник до всяческих состязаний, Николай лично раздавал призы лучшим стрелкам, лучшим наездникам, и даже лучшим кашеварам. Между кашеварами ежегодно устраивались состязания в варке щей и каши, для чего котлы врывались заранее в один из склонов Дудергофской горы; судьями были фельдфебеля, и призы присуждались тайным голосованием.

Вечером— обеды попеременно, то у преображенцев, то у лейб-гусар, то у артиллеристов, то на казачьих бивуаках, с трубачами и песенниками. После— все неслись на тройках, парах и извозчиках в Красносельский лагерный театр, где блистала звезда столичного балета несравненная Матильда Кшесинская(которой любовались сразу все два ее последовательных августейших любовника — сам Николай II, и его молодой дядя Сергей Михайлович).

Красносельский лагерный сбор завершался большими корпусными маневрами, после которых Николай Александрович с семьей переезжал в Петергоф, поближе к морю, на "дачу". Если погода выдавалась хорошая, а море спокойное Николай катался с супругой на лодке, или на паровом катер, играл с домочадцами в лапту, в "городки", иногда в лаун-теннис, ездил в фазанник под Ропшу, стрелял уток, наблюдал с берега за гонками вельботов (порою переживал за "своих" гребцов, настолько азартно и искренне, что мог подбодрить их крепким словцом, благо знал их немало от отца-императора Александра III,но только в том случае, ежели не было рядом супруги и детей), или просто прогуливался по окрестностям Петергофского дворца.

В июле, если не было зарубежных, заранее запланированных визитов, Николай II совершал обязательный недельный круиз на императорской яхте "Штандарт" по финским шхерам. На яхте во время плавания играли во всевозможные корабельные игры, читали, разговаривали, когда проходили близко от берега, любовались прелестными видами открывавшихся шхер, по пути делались остановки, все съезжали на берег, устраивались пикники, совершались пешие прогулки. Самая значительная по времени остановка традиционно бывала в Гангуте— очаровательном курортном местечке: сухой песчаный берег, пляж, сосновые леса, морские купания, водолечебницы, живописные скалы Гангута привлекали в летний период тысячи людей. Николай всякий раз, из года в год, осматривал Гангут, любовался им. Все в Гангуте восхищало его: нравы горожан, своеобразная архитектура, чистота улиц, столь несвойственная городам России. Маленький, словно игрушечный, городок, застроенный в основном одноэтажными и двухэтажными разноцветными домами, населяли главным образом шведы— содержатели отелей, казино, магазинов, лодочных станций, прогулочных яхт. Государь усердно изучал местные достопримечательности. Их, впрочем, было немного: ржавые корабельные пушки, поднятые со дна моря, развалины старинных шведских и русских фортов, гранитные утесы Королевской горы...Панорама Гангута открывалась с колокольни местной лютеранской кирхи или с вершины водонапорной башни.

Из Гангута, с уютного Лаппвикского рейда, императорская яхта шла открытым морем, мимо шхер Бьорке и Гогланда— мрачного, с таинственным видом острова, сплошь поросшего сосновым лесом, часто покрытого туманом, со спускающимися прямо в воду скалами, с красивыми озерами.

В конце августа всем семейством Романовы выезжали в Данию, в фамильный замок Фреденсборг, чтобы погостить у своих датских родственников. Король Христиан IX был известен всем как "европейский тесть", многолюдные семейные собрания называли "галереей шепчущихся", а кайзер Вильгельм любил повторять утверждение Бисмарка, что в замке Фреденсборг разрабатываются политические планы, и не раз заявлял, что ни за что бы не стал слушать "этот ужасный шум".Отъезд императорской семьи в Данию представлял собою целое событие. Чтобы доставить багаж из Петергофа в Петербург, требовалось двадцать железнодорожных вагонов. Оттуда его перевозили на баржах в Кронштадт. Маршрут путешествия, некогда разработанный императором Александром III, не менялся ни на йоту. Семью императора сопровождало свыше ста человек, а в составе багажа находились даже походные кровати— традиция, заведенная еще Петром Великим.

Царская яхта в продолжении всего трехсуточного перехода к датским берегам походила на Ноев ковчег. На борту "Штандарта" находилась даже корова— еще одна традиция, появившаяся уже в царствование Александра III(тогда императрица Мария Федоровна считала, что без свежего молока никак нельзя обойтись).

Собрание венценосной семьи в Фреденсборге поистине было сбором кланов: в Данию съезжались принц и принцесса Уэльская, герцог Йоркский, король и королева Эллинов— Георг и Александра и их семеро необычайно шустрых отпрысков, герцог и герцогиня Кемберлендские, а также множество родственников из всех частей Германии, из Австрии, Швеции, вместе со своими детьми и челядью. Так повтрорялось из года в год.

После поездки в Данию следовало краткое пребывание в Крыму, где Александром III был выстроен белый дворец в мавританском стиле. Царское поместье простиралось от поросшего лесом подножия горы Ай-Петри до побережья Черного моря. Весь черноморский берег от Севастополя до Ялты был усеян прекрасными летними виллами, утопавшими в зелени садов, где росли ореандры, глицинии, багрянец, тысячи роз, кипарисы. Великолепные поместья, расположенные на южном берегу Крыма принадлежали великим князьям: Николаю и Петру Николаевичам, Александру и Георгию Михайловичам. Такие же поместья были у знатных княжеских родов, в том числе у Воронцовых, Юсуповых, Барятинских, которым не терпелось привлечь внимание императорской семьи. Наступала прелестная пора пикников, игр в лаун-теннис, хождения под парусами, плавания. Вечерами устраивались танцы и ужины под открытым небом и под аккомпанемент оркестра, исполнявшего музыкальные произведения на борту императорской яхты.

В середине сентября императорское семейство выезжало в Беловежскую Пущу, в удельное охотничье имение. Это были особенные дни-дни Большой Императорской Охоты. В Беловеж съезжались великие князья, министры, чины генералитета, посланники великих держав, светские особы, представители самых родовитых дворянских фамилий России.

Беловежская Пуща испокон веков славилась охотой. С незапамятных времен в пуще охотились только сановные особы-князья и короли. Сюда приезжали охотиться князья Тройден, Витенес, Гедимин, Ягайло, Стефан Баторий, король Сигизмунд Август, курфюрст Саксонский Август II,русские цари. Охота в Беловежской Пуще действительно устраивалась грандиозная— конные переходы на сорок и более верст,в любую погоду, в дождь, в холод, стояние на "номерах" (изнурительное, но почти всегда удачное), стрельба по кабанам и оленям, тетеревам и зайцам, фазанам и куропаткам. Здесь же, в Беловеже— псовая охота для дам, обеды на триста и больше персон, с музыкой, с шампанским, из рога, по кругу, за добытые охотничьи трофеи. Для любителей местной экзотики устраивались выезды в пущу, знаменитые не только разнообразием древесных пород, произраставших в ней, но в особенностями— зубрами, последними зубрами в Европе (их было около семисот). Звери тщательно охранялись. Даже участникам императорской охоты разрешалось стрелять только отбежавших от стада зубров (ибо эти одиночки были особенно злы и нападали на сородичей).

Охота в Беловежской пуще считалась одной из самых завидных в Европе. Многие страстно желали быть приглашенными в Беловеж, но не все, однако, такой чести удостаивались.

Государь сам всегда тянул номер со всеми другими приглашенными ,у заранее приготовленных охотничьих стендов. Лотерея эта составляла предмет особой гордости Николая II.Царь стрелял очень хорошо. Из самолюбия стрелял он только наверняка, хотя, на крайний случай, на стенде его подстраховывали два егеря с рогатинами, чтобы они могли остановить раненного зверя. По окончании охоты каждый участник получал печатный список убитых им зверей и птиц.

Охотничий дворец в Беловеже, построенный в 1889-1893 годах, располагался в прекрасном месте: к северу от дворца ландшафт представлял гладкую местность с парковыми посадками, переходящими в крестьянские поля. Вид на юг был еще более живописным— довольно крутой склон, спускавшийся к долине реки Наревки, а также искусственная насыпь бывшей головинской батареи, производили впечатление, будто дворец стоит на утесе. Крутизны насыпи у самого дворца были обрамлены диким камнем, обсажены вьющимися растениями. В дворцовой усадьбе было несколько больших и малых зданий для свиты царя и придворных служащих.Свитский дом находился в северо-западном углу парка и представлял собою комфортабельное помещение с отдельными комнатами, общей столовой, бильярдной, ваннами. Невдалеке от дворца находилась группа зданий, образующих целый городок. Тут были кухонные постройки, дворцовые конюшни на сорок лошадей, галерея с прачечной и телефонной станцией, цейхгауз, дом для служителей конюшни, большое трехэтажное здание для гофмаршальской части, дом смотрителя дворца, сараи, ледники, пекарня, машинное здание, домик с навесом для взвешивания и разделки дичи, егерский дом, электрическая станция...

Кирпичное двухэтажное здание дворца, своеобразной и очень красивой архитектуры было построено в духе средневекового замка с высокими башнями, круглыми остроконечными крышами. Особенный "шарм" зданию придавали архитектурные "аксессуары"— мансардные перекрытия с открытыми конструкциями фронтонов, декоративная кладка фризов, пилястр и даже печных труб. Конструкция крыши, по конькам которой были поставлены ажурные металлические решетки, еще больше уводила взгляд ввысь и придавала зданию воздушность. Для отделки и меблировки дворца были использованы породы, в изобилии произраставшие в пуще: сосна, ель, дуб, ильма(береза), граб, клен, белый бук, ольха и осина. Для придания дереву нужного оттенка материал подвергался продолжительной варке в воде и только затем тщательно высушивался. Каждая комната во дворце, благодаря подбору пород древесины приобретала оригинальный характер и узнаваемость. Хорошо освещенная "царская гостиная"имела мягкую спокойную цветовую гамму, созданную благодаря использованию в панелях стен и мебели светлого клена в сочетании со шпалерами из английского ситца цвета ранней травы. "Великокняжеская гостиная" была решена в более напряженной гамме. Здесь мебель была выполнена в "американском стиле" из прочного и тяжелого дуба. Несколько комнат отличалось особенной оригинальностью: одна— для свиты, была оклеена старыми почтовыми марками со всего света, другая— украшена игральными картами, так же была оформлена мебель. Большинство комнат дворца наделено было именами собственными: например великокняжеские покои именовались "комнатами со львами", "Берестовая", "Сосновая", помещения для фрейлин носили названия "Маки", "Беседка",а комнаты для свиты по какой-то причине-"Ночь", "Заря", "Красная", "Зеленая". Ванные комнаты были с бассейнами...

...В последних числах сентября, по заведенному государем обыкновению, императорское семейство на три-четыре дня заезжало в Спалу— удельное охотничье имение недалеко от Варшавы (тут тоже устраивалась охота, но в отличие от Беловежа на нее никого не приглашали), а затем перебиралось в Царское Село, в Александровский дворец— изящное двухэтажное здание в простом классическом стиле. Николай Александрович превратил Александровский дворец в свою главную резиденцию. Здесь он основал свой мир, вполне отвечавший его неприхотливым вкусам. Здесь он проводил большую часть времени и здесь же государыня-императрица Александра Федоровна вела тщательно спланированное, по-немецки обстоятельное, расчетливо-бережливое домашнее хозяйство. В Царском Селе императорское семейство обыкновенно проводило всю зиму, никуда почти не выезжая из красивого городка, расположенного в двадцати верстах к югу от Петербурга. Исключением из установленного правила были редкие выезды государя на приемы представлявшихся ему лиц в Зимний дворец и ежегодный придворный костюмированный бал в Эрмитаже.

Царское Село.

22 сентября 1898 года.

Перед отъездом государь строго-настрого приказал: никаких провожающих. Все же, несмотря на царское приказание, в зале первого класса Царскосельского вокзала собралось довольно много придворных, ожидавших приезда Их Величеств. С нетерпением они поглядывали на двери царского павильона, которые должны были быть открыты за пять минут до вступления в них императора с супругой.

Уже стемнело, когда на первый путь Царскосельского вокзала паровоз, ведомый рукой опытного машиниста, бесшумно втащил императорский состав. Дворцовая полиция сноровисто оцепила перрон, подходы к царскому павильону и залу первого класса, у которого столпились чины императорской свиты.

Наконец, из темноты, со стороны Александровского дворца показался царский экипаж. Все облегченно вздохнули. Николай Александрович вышел из экипажа первым, провел рукой по лбу, рассеянным взглядом обвел станционные постройки.

Царь был одет в серую, аккуратно затянутую черкеску и папаху. Он выглядел не совсем здоровым: у него было желтое измятое лицо. Николай помог государыне, державшей на руках годовалую великую княжну Татьяну, сойти из экипажа, слегка придерживая ее под локоть левой руки, затем принял в объятия старшую дочку— великую княжну Ольгу, которой без малого было уже три года. К Их Величествам приблизились придворные, но государь досадливо поморщился и махнул на них рукой.

-Ну...что?— спросил он.

Из-за спин придворных появился человек в мундире железнодорожного ведомства— начальник Царскосельского вокзала и, сделав шаг вперед, торжественным голосом сказал:

-Ваше Императорское Величество, состав к отправлению готов!

-Ежели все готово, чего же мы ждем?— пожав плечами, сказал царь.

Он оглянулся, словно не замечая ни людей, ни самого поезда. Свиты Его Величества генерал-майор Константин Николаевич Рыдзевский, заведующий канцелярией Министерства императорского двора и уделов, почтительно-приглашающим жестом указал на дверь царского вагона, возле которого, вытянувшись во фрунт, замер жандармский полковник Евгений Никифорович Ширинкин, любимец государыни, являвшийся фактическим руководителем дворцовой охраны. Государь медленно, словно нехотя, ведя Ольгу, прошел вслед за государыней, несшей Татьяну, на перрон, козырнул окаменевшему полковнику Ширинкину коротким взмахом руки к папахе, взялся за поручень, и через мгновение скрылся в тамбуре вагона...

Любая поездка государя и его семейства по железной дороге всегда вызывала крупные осложнения. Ведь сколько инструкций надо было составить! Дворцовая полиция— организация охраны пути. Железнодорожный батальон— охрана мостов и тоннелей во время движения литерного поезда. Военное ведомство — выставление часовых на всем протяжении пути императорского поезда. Министерство внутренних дел — кто и где будет представляться Их Величествам в дороге. Гофмаршальская часть — подготовка резиденции императора и оборудование ее всем необходимым. Инспекция императорских поездов — утверждение маршрута и графика следования поезда. Личный кабинет Его Величества -подарки, которые необходимо взять на всякий случай, ибо нельзя было предугадать, кому, когда и в какой форме царь захочет сделать подарок, кто и где удостоится высочайшей милости.

Конечно, в устоявшихся передвижениях и в размеренном ходе жизни государя и его семейства, бывали исключения. Но чаще всего они носили запланированный характер: поездки за границу с частными и государственными визитами (по большому счету все это были посещения многочисленных венценосных родственников в Дании, в Германии, в Англии), путешествия по России, увеселительные прогулки.

Приготовления к путешествиям по железной дороге затруднялись еще и тем обстоятельством, что все поездки Их Величеств окружались с некоторых пор великой таинственностью. Царь, не любивший длительных отлучек из Царского Села, но вынужденный большую часть времени проводить в дороге, терпеть не мог отвечать на вопросы о том куда поедет, кто и когда будет ему представляться, кого он будет принимать. Генерал Рыдзевский, один из немногих людей, входивших в число самых доверенных и ближайших к государю лиц (он умел глухо молчать о делах монарха, но при этом собирал массу всяких полезных и интересных слухов и сплетен; был всегда собран, точен, неутомим, скрупулезен, держал в своей цепкой памяти все указания и пожелания государя, безошибочно угадывал настроение Николая II.Всякий раз, зная какую и в каких пределах следует проявить инициативу, какие бумаги приготовить, кого и к какому времени вызвать, он ничего не забывал, не терял, следил за ходом дел государя, за его распорядком дня. И при этом он не был назойлив, заметен, словно бы его и не существовало вовсе) зачастую не знал во сколько будет назначен отъезд. Поддерживая "дружеские отношения" с дворцовой челядью, лакеями, горничными, скороходами, гоф-курьерами, генерал Рыдзевский узнавал от них, что государь или государыня "изволили сказать" относительно предстоящей поездки. Само собой, разумеется, подобные "дружеские" услуги не были бескорыстными: Рыдзевский платил "своей агентуре" золотом. Это обстоятельство позволяло ему слыть при дворе наиболее осведомленным лицом, его расторопностью нередко был удивлен и доволен государь, его дружбой дорожили, его расположением стремились заручиться, с ним считались.

Для своих путешествий и поездок по железной дороге царь располагал двумя поездами, внешне неотличимыми друг от друга— восемь вагонов синего цвета с гербами и вензелями Их Величеств. Государь с семьей и чинами свиты передвигался в одном из поездов, второй служил в качестве камуфляжа. Он шел пустым либо впереди, либо позади императорского поезда. Даже начальники пассажирского отдела не знали, в каком из них едет царская семья.

В первом вагоне размещался конвой. Во втором помещались: кухня, оборудованная тремя плитками, ледник, винный погреб, купе для метрдотеля и поваров. Третий вагон служил гостиной и вагоном-рестораном-с тяжелыми драпировками на окнах, обшитый панелями из красного дерева, обитыми бархатным штофом. Одна треть вагона была оборудована под столовую. Здесь же стояло и пианино. Столовая была рассчитана на шестнадцать кувертов.

Государь с государыней располагались в "своем", четвертом, вагоне. Первое купе, двойного размера, представляло собой рабочий кабинет государя. В нем стояли письменный стол, пара кресел и маленький книжный шкаф, в которой помещалась небольшая, "походная", как ее называл царь, библиотека, собранная им лично. Составлена она была, главным образом, из всевозможных статистических справочников, подшивок "Нового Времени", "Русского Инвалида", "Гражданина", "Биржевых Ведомостей", "Морского Сборника" и "Вестника Европы".Имелись и заграничные газеты, преимущественно немецкие. Художественной литературы было мало: несколько произведений Достоевского, томик стихов Пушкина, Лермонтов, Тургенев, "Война и мир" Толстого.

Николай Александрович, начиная с ранней юности, пожалуй как никто другой из императорской семьи, стремился узнать все, что его могло бы заинтересовать в тот или иной момент, и поэтому читал очень много, даже не читал, а изучал то, что было написано в книгах (он и сам "пописывал"-отметился несколькими "бытовыми", очень живописными очерками о своем, почти что кругосветном плавании на крейсере "память Азова" в 1891 году, еще будучи наследником престола; очерки были написаны в подражании стилю известно морского беллетриста Станюковича и даже имели некоторый успех у романтически настроенной флотской молодежи). Николай Александрович слыл человеком литературно грамотным, даже в своем роде стилистом, хотя и допускал иногда элементарные грамматические ошибки или описки. В придворных кругах его звали "недурно пишущим царем"-преподносились его гибкий слог и чувство стиля.

Книги сопровождали Николая Александровича всегда и везде. Государь, однако, не был коллекционером книг, он не собирал, а отбирал их: в его библиотеках, и в "походной",и в личной, дворцовой, царскосельской, были только те книги, которые Николай предполагал как-то использовать в будущем(это обстоятельство, впрочем, не мешало заведующему Собственной Его Величества библиотекой Василию Васильевичу Щеглову представлять царю каждый месяц, по крайней мере двадцать интересных книг, вышедших в этот период. Такой порядок Николай Александрович установил самолично по возвращении из Японии, где он совершенно некстати получил довольно-таки серьезную рубленую рану головы от удара саблей полубезумного японского жандарма Тсуды Сацо— да так, что едва жив остался. Чтение книг помогало забыть о головной боли от полученной раны— порой боль становилась трудновыносимой. Не все книги Николай II прочитывал, иные и вовсе не брал в руки, возвращал в библиотеку с неразрезанными страницами).

Следом за кабинетом Его Величества шли ванная и спальня, отделанная по желанию государя в восточном, китайском стиле. Мебель в спальне была из красного дерева, покрытая темно-зеленым сафьяном. Белокафельная ванная комната была оборудована искусно сделанной купальней, вода из которой не выплескивалась даже на крутых поворотах.

Наконец, еще тройное купе представляло собою гостиную государыни-императрицы Александры Федоровны. Мягкая мебель и стены гостиной были обиты ее любимым светлым кринолином.

В пятом вагоне помещались великие княжны: трехлетняя Ольга Николаевна и годовалая Татьяна Николаевна, обер-гофмейстерина Высочайшего Двора, статс-дама Их Императорских Величеств, государыни-императрицы Александры Федоровны и государыни-императрицы Марии Федоровны Елизавета Алексеевна Нарышкина, воспитательница великих княжон Дарья Федоровна Тютчева и любимая фрейлина государыни-княжна Софья Орбелиани, двадцатидвухлетняя красавица, веселая и независимая девушка, совсем недавно занявшая место штатной фрейлины и еще не вовлеченная в придворные интриги. Она была прекрасной наездницей, отличалась веселым и открытым характером. Подобно многим молодым аристократкам, Соня прекрасно владела иностранными языками, хорошо рисовала, отлично танцевала и была богато одарена в музыке: играла на пианино, прелестно пела. Орбелиани была большой спортсменкой, она чудно ездила верхом и великолепно играла в теннис. Это был настоящий живчик, веселый, вечно в движении, всегда готовый на все, где можно было показать свою ловкость и лихость. Императрица Александра Федоровна быстро привязалась к новой фрейлине, чему в немалой степени способствовала "восточная преданность" Сони. А императрица весьма чутко и, как правило, безошибочно угадывала эту искреннюю преданность, столь редкую в среде придворной аристократии, и тем более ценившая ее. К тому же Соня Орбелиани позволяла себе говорить императрице правду в глаза, как бы она горька не была.

Шестой вагон по обыкновению отводился ближайшей свите государя. Он был разделен на девять купе, из которых одно, двойного размера, в середине вагона, предназначалось для министра императорского двора барона Владимира Борисовича Фредерикса. В остальных купе помещались самые необходимые придворные: начальник Собственного Его Величества Конвоя барон Александр Егорович Мейендорф (бывший "дирижер" придворных балов, сумевший завоевать благодаря своему веселому и общительному характеру симпатии обеих императриц, чрезвычайно симпатичный; все его любили, но никто с ним серьезно не считался), флаг-капитан Его Величества контр-адмирал Николай Николаевич Ломен, генерал Рыдзевский, лейб-медики Густав Иванович Гирш и Сергей Петрович Федоров, дворцовый адъютант генерал-лейтенант Петр Иванович Гессе, главноуправляющий Собственной Его Императорского Величества Канцелярией, обер-гофмейстер, почетный член Академии Наук, Александр Сергеевич Танеев. Девятое купе обычно не занималось, оставалось свободным. В нем располагались лица, представлявшиеся Их Величествам в пути и почему-то оставленные в царском поезде.

Все купе по уровню комфорта не уступали международным вагонам, имели на дверях таблички со вставленными в них типографски напечатанными карточками с именами лиц, их занимающими.

Седьмой вагон предназначался для багажа. В нем же, как могли, помещались канцелярия Двора и походная канцелярия. В восьмом вагоне следовали инспектор высочайших поездов, комендант поезда, свитская прислуга и походная аптека.

...Едва поднявшись в вагон, Николай II поспешил пройти на свою половину. В кабинете горел тусклый свет настольной лампы.

Поезд тронулся так плавно, что государь этого и не заметил. Только когда открылась дверь в коридор вагона, он услышал глухой рокот колес. В дверном проеме возник генерал Рыдзевский.

-Разрешите, Ваше Величество?

Государь кивнул, но глянул на Рыдзевского настороженно— неужели он с какими-нибудь неотложными делами?

-Разрешите доложить, Ваше Величество. Поезд отошел согласно намеченного графика, в двадцать пятнадцать. Наружная температура плюс девять градусов.

-Хорошо,— равнодушно сказал царь. Он подошел к письменному столу, взял коробку папирос, спички, закурил, неторопливо затянулся, пододвинул папиросы поближе к краю стола,— Хотите курить, Константин Николаевич?

-Благодарю, Ваше Величество!

-Заметно потеплело,— сказал Николай,— вы не находите, генерал?

-Пожалуй что так, Ваше Величество.

-Хотя по-прежнему сыровато, ветрено и пасмурно.

— В конце сентября — начале октября обыкновенно бывает возврат тепла: на сравнительно короткое время устанавливается солнечная, тёплая и сухая погода,— сказал Рыдзевский.

-Да-да,— рассеянно ответил царь,— Да вы присаживайтесь, генерал!

Царь жестом указал Рыдзевскому на кресло.

-Раньше думал, что табак успокаивает нервы, отвлекает от забот и головной боли. Все вздор и чепуха. Не отвлекает, не успокаивает! А мыслей черных еще больше в голове. Да и боль не проходит.

Царь поднес ко рту позолоченный мундштук папиросы, с печалью в голосе продолжил,— Вот доктора запрещают мне курить эту дрянь. По утрам у меня случается жуткий кашель. И все равно— я не могу без табака, не нахожу себе места, если не закурю. А знаете почему? Нервы.

-А Густав Иванович Гирш, знаменитый не столько врачебной эрудицией, сколько склонностью к афористичным высказываниям, выдал как-то: " Никотин — это яд медленного действия. Я его принимаю пятьдесят лет подряд, и он ничего со мной не делает",-сказал Рыдзевский.

Николай Александрович подошел к окну, пустил к потолку клубок дыма, негромко спросил:

-Из Петербурга...срочного ничего?

-Ничего, Ваше Величество.

-Позовите Фредерикса.

Министр императорского двора и уделов барон Фредерикс появился в кабинете государя через несколько минут. Не здороваясь— со своими ближайшими сановниками он обыкновенно не здоровался и не прощался, царь сказал:

-Владимир Борисович, давеча, перед отъездом, я просил вас подобрать материалы по переговорам о русско-французском соглашении и что-нибудь интересное относительно возможного совместного выступления в случае обострения кризиса из-за Фашоды.

-Точно так, Ваше Величество.— ответил Фредерикс, склонив голову.

-Я намерен поработать с бумагами.

-Нужные бумаги в синей папке, Ваше Величество.

-Хорошо,— сказал царь,— Я благодарю вас, Владимир Борисович. И вот еще: распорядитесь, пускай накроют легкий ужин здесь. В кабинете. Постная ветчина, зелень, подогретый черный хлеб и крепкий чай с лимоном и сахаром.

-На сколько персон накрывать ужин?— полюбопытствовал барон Фредерикс.

-На три.

-Кто будет иметь честь быть приглашенным, Ваше Величество?

-Только вы, Владимир Борисович, да пожалуй, генерал Рыдзевский...

...За легким ужином в кабинете царь обратил внимание на газету, с которой пришел генерал Рыдзевский.

-Ну, Константин Николаевич, что там просвещенная Европа обо мне, тиране, пишет?— весело поинтересовался государь,— это у вас, если не ошибаюсь, британский "Экономист"?

-Хорошего пишут мало, Ваше Величество,— ответил Рыдзевский,— особенно стараются англичане. Вот, "Экономист" начал самую настоящую травлю, развернул против нас компанию. Пишут о России как о "смердящем трупе",пугают своих банкиров— Ревельстока, Ротшильда.

-Вот как? Что ж, нападки Лондона объяснимы: англичане пытаются оказать давление на Францию из-за событий в Фашоде и Верхнем Судане. Но по-настоящему Лондон страшит другое— английский Питбуль опасается, что мы будем в состоянии угрожать британским владениям в Индии, приберем к рукам Афганистан, Тибет, Персию и утвердимся на берегах персидского залива. Этого Лондон допустить никак не может!

-Индия есть vulnerability England*,-заметил барон Фредерикс.

-Я не исключаю вероятности того, что англичане, с целью отвлечения нашего интереса к Крайнему и Среднему Востоку попытаются втянуть нас в европейскую войну,— сказал Рыдзевский.

-Едва ли,— пожав плечами, сказал Фредерикс,— в Европе сейчас нет достойных соперников. Впрочем, достойных партнеров тоже.

-А мне, Ваше Величество, кажется, что Берлин может далеко пойти, чтобы заручиться вашей монаршей поддержкой в европейских делах,— возразил Рыдзевский,— вполне вероятно образование некой антибританской комбинации, если принудить Германию присоединиться к России и Франции и сформировать антибританскую европейскую коалицию.

-К войне мы не готовы,— задумчиво сказал царь.

-Ваше Величество, когда Россия была готова к войне?— воскликнул Рыдзевский,— Никогда! Всегда война нас врасплох заставала.

-У нас, генерал, идеи нет...-сказал Николай II,-общенациональной идеи. А нам нужна такая идея. И смысл ее в широкой привлекательности, в общедоступности. Национальной ли, общечеловеческой ли...Я не сомневаюсь в том, что война все же вспыхнет. Безразлично отчего: из-за наших ли манджурских дел или из-за несговорчивости Франции по вопросу о Верхнем Ниле. Но необходимо принять в расчет, что хотя русский народ и русская армия с прежним самоотвержением будут исполнять монаршую волю, отдавая и жизнь и добро для достижения полной победы, но сознания важности целей, для которых война и ведется, не будет. Не будет поэтому и того подъема духа, того взрыва патриотизма, которым сопровождались войны с целями, близкими русскому народу.

-Увы, Ваше Величество,— вздохнул Фредерикс,— мы переживаем тяжелое время: враг стремится разрушить самые священные. Самые дорогие устои нашего бытия, пытается внести отраву даже в ряды нашей доблестной армии. Недовольство и брожение охватывают значительные, устойчивые до сей поры слои населения. Однако, надеюсь, зло еще не пустило глубокие корни в русскую почву. И строгими, но в тоже время мудрыми мерами, зло будет уничтожено.Ну а газеты, все эти бумажные компании против "смердящего трупа"...Эта опасность для нас не слишком серьезная, скажем так— несколько преувеличенная. Газеты вообще ведут себя как сплетницы, особливо в Европе— что услышат, то и кричат. Приятного, конечно мало, но кто у нас в России газеты читает?

-В Петербурге газетные сплетни читают все,— заметил Рыдзевский,— а все дела делаются в столице...

-Газетами можно управлять. Хотя это и требует некоего умения.

-Газеты напечатают то, что им укажут,— внушительно сказал царь,— вопрос только в том, как подать газетам нужный материал? Мне представляется, что в этом направлении правительство, в первую очередь правительство, должно работать тонко, формируя необходимое для власти общественное мнение. Вообще, власть ныне должна работать над объединяющей национальной идеей, раз ее пока нет у нас. Национальная идея должна стать главной целью нашей государственной политики. Мы признаем, что русский народ является государственнообразующим? Признаем! Значит, от его состояния зависит будущее России. Ежели русские сумеют защитить свои интересы, пусть даже сии интересы будут состоять в необходимости поддержать братьев-христиан в Абиссинии, на Балканах, это принесет благо и всем народам, населяющим Россию.

-Наша пресловутая общественность подобное отвергает.— заметил генерал Рыдзевский,— сразу начинает кричать о национализме и националистах.

-Что отвергает?— тотчас вскинулся государь,— национальную идею? Тогда это и не общественность вовсе, а пустая говорильня! Verwöhnt Musik!*Национальная идея-право нации выше права личности. Для пользы всего народа любой обязан претерпевать лишения, приносить жертвы. Счастье и доблесть не в удовлетворении личных потребностей— но главными личными потребностями должны стать потребности нации. Национальная идея невозможна без патриотизма. Без веры и преданности государству! Без бескорыстия, ежели хотите, без комплекса превосходства, гордости и достоинства. Национальная идея взывает к величию!

-У нас так называемое общественное мнение презирает националистов и отвергает национализм,— негромко сказал Рыдзевский.

-Отвергает любовь к своей Отчизне, к своему народу? Отвергает интересы своего государства и своего народа и ставит интересы других держав и других народов выше? Отказывает в правоте борьбы за справедливое место своего государства в международном распределении статуса и ресурсов? Отказывает в национальной солидарности внутри Отчизны?

-Ваше Величество,— сказал Рыдзевский,— Вы говорите об отсутствии национальной идеи. А что такое— национальная идея? В чем ее суть? В чем ее отличие, скажем от идеи государственной?

-В моем понимании это, скорее, идея народа в ее этническом значении. Если существует народ, существует и его национальная идея. Национальную идею следует рассматривать как цель, поставленную Богом перед данным народом. Как тот взгляд, который в соответствии с планом Божьим, данный народ должен внести в мировое развитие. Государственная идея-это совокупность принципов. Юридических, политических, хозяйственных, на которых основывается государство, где проживает данный народ. Следовательно, оптимальная государственная идея-это такая идея, которая в наилучшей степени способствует развитию процесса реализации цели, заданной в идее национальной. Таким образом, если национальная идея является целью существования того или иного народа, то оптимально правильную государственную идею следует рассматривать в качестве достижения данной цели.

-Ваше Величество, не всякая государственная идея способствует воплощению в жизнь национальной идеи народа,— осторожно возразил Рыдзевский.

Государь неожиданно почувствовал в левой стороне груди давящую боль: такое же ощущение тупой боли в груди Николай II испытал впервые в Ливадии, когда ему сообщили скорбную весть о близкой кончине отца...Он встал из-за стола, подошел к окну, чтобы не было заметно, как он болезненно морщится. Боль слегка отпустила и царь, повернувшись к столу, сказал:

-Я исхожу из религиозного характера национальной идеи, как установленной для народа самим Богом. Из этого вытекает, что основная ее суть заключается в ее объективности. То есть она существует независимо от желаний, умонастроений и воли данного народа. Русская национальная идея сформулирована в виде триады: православие, самодержавие, народность. Для православного русского патриота сохранение и процветание русской нации, ровно также и крепкое, развитое государство, являются целями крайне важными. Для православного русского патриота, верующего человека, нет никаких сомнений в том, что крещение Руси именно в православную веру является Божьей волей и Промыслом. Именно исходя из этого я и прихожу к выводу, что русской национальной идеей является православие. Национальная идея народа существует объективно, как задача свыше, независимо от того, реализует ли ее народ в ходе своей истории или нет. Православие продолжает оставаться русской национальной идеей в силу своей традиционности, пришедшей с Крещением Руси от самого Бога и обусловившей само возникновение русской нации.

-Ваше Величество, неясен механизм того, каким образом удастся донести эту самую идею до простого народа. Как объяснить русскому мужику из Тамбовской губернии, что война с какой-то Англией, с англичанкой, которая изволит вечно гадить, из-за какой-то Абиссинии, о которой он отродясь слыхом не слыхивал— угодное Богу дело?

Царь вынул серебряный портсигар, милостливым тоном произнес:

-Господа, кто желает курить— курите. И продолжим беседу...

vulnerability England*-уязвимое место Англии(англ.).

Verwöhnt Musik!*-испорченная музыка(нем.)

-Помните, генерал, как Достоевский в своих дневниках говорил о русском народе?

-Ваше Величество, должен признаться— Достоевский по мне весьма тяжелый писатель, я с трудом его понимаю,— сказал Рыдзевский.

-Достоевский верил, что русский народ— единственный народ-богоносец и спаситель мира, воплощение Бога. Лишь православие сохранило божественный образ Христа во всей его чистоте и потому может быть поводырем других народов в заблудшем мире.

-Ваше Величество, позволю себе смелость возразить: и азиатских народов?

-Да.

-И африканских?

-Да.

-Ваше Величество, в Азии, на Крайнем Востоке существуют государства с многовековой историей, устоявшимся жизненным укладом. Есть ли смысл ломать их уклад и навязывать им свой? Я уже не говорю об Африке...

-Если высший нравственный идеал христианства требует, чтобы мы любили всех людей, как самих себя, а люди не существуют вне национальности, то прямой логический вывод отсюда есть тот, что мы должны любить все народности, как свою собственную. И в конце концов— мы же в самом деле, зла им не желаем, не насильственного растворения других народов мы желаем, пожалуйста— признавай их право на существование, как и своё собственное, живи и жить давай другим, в свободном соревновании сопрягая свои усилия. Идея подмять все народы под один народ или растворить все национальные культуры в бесцветности и безвидности всесмешения -идея нерусского и нехристианского происхождения.

-И поэтому мы приветствуем возрождение русского национализма, -сказал Фредерикс, глядя на государя,— чтобы русские люди не связывали себя никакими симпатиями или обязательствами.

-Да. Приветствуем. -кивнул Николай Александрович,— Христианство обращается к конкретному, живому человеку, который не может быть вне национальности. Но в то же время зовёт к единству, которое выше национального. Это единство в Боге. Но духовное единство не отменяет национальности. Каждый народ славит Бога по-своему. Пусть так и остается.

-Хорошо. Национальность есть природная данность, а задача христианства не бороться с природой, но преображать её?— спросил Рыдзевский.

-Да.

-Другое дело, что здоровый национализм скорее исключение, чем правило, так как национализм гораздо более связан с ненавистью к чужому, чем с любовью к своему.— вполне к месту вставил Фредерикс.

-Всякий национализм, и стихийный, и творческий, религиозен по своей природе.— заявил генерал Рыдзевский,— Всё дело в "качестве" этой религиозности. Язычество, с его абсолютизацией государства и нации, порождает стихийный национализм. Зов крови объединяет людей в их борьбе за своё место под солнцем.

-А христианство?— полюбопытствовал Фредерикс.

-Христианство, с его обращением к каждому человеку ,независимо от расы, национальности и племени, развивает творческий национализм.— сказал царь.

-Ваше Величество, у нас традиция такая— поиск положительных начал национализма, -усмехнулся Рыдзевский,— неотъемлемо сие и специфично.

-Достоевский, если уж брать его политические взгляды и сочинения, оказывается сплошь и рядом чуть ли не поджигатель войны, ненавистник поляков, евреев и вообще всех инородцев.— подал голос Фредерикс.

-Но он то и дело оговаривался, то и дело ссылался на общечеловеческую миссию России, -сказал государь.

-Не потому ли, Ваше Величество, Достоевский так популярен в Европе, что своими политическими памфлетами только подогревал антирусские течения?— заметил Рыдзевский.

-Подозрение, что будто бы Запад строит козни против России и явно или тайно презирает нас— один из основных мотивов славянофильства,— заметил Фредерикс, и тут же поспешно добавил,— но это, разумеется, несправедливо по отношению к Германии, которая считала союз с Россией основой своей внешней политики.

-Все наше славянофильство и западничество есть одно только недоразумение. Хотя и необходимое исторически. -сказал царь,— по Достоевскому наш удел всемирность и не мигом приобретенная, но силою братства.

-Но Достоевский говаривал сам, что это глубоко и полно воплотилось только в литературе, Ваше Величество,— сказал Рыдзевский.

-Но он же и подчеркивал-"нельзя же предположить смешную мысль, что природа одарила нас одними только литературными способностями",-парировал тотчас царь,— Однако же, почему я заговорил о Достоевском? Оттого ли, что призывал установить своего рода "равновесие"и "открыть окно в Азию"? Призывал обратиться к проблеме Азии?

-Эта проблема нуждается в глубоком осмыслении,— сказал Рыдзевский.

-Писатель Достоевский, впрочем, как и Чаадаев, по сути своей не был ни западником, ни славянофилом, -сказал Фредерикс,— Хотя его и пытались не раз, как мыслителя, свести к славянофильству. На новой, уже осознанной основе он стремился восстановить ту всесторонность мировосприятия, которая была утрачена Россией после Пушкина...

-Пушкин— наше все. -с усмешкой вставил Рыдзевский.

Достоевский исходил из всемирной точки зрения, а не из замкнуто национальной. Мировосприятие всех, подлинно значительных писателей и мыслителей, так или иначе принадлежащих к западничеству или славянофильству, всегда было заведомо шире и глубже самых этих тенденций. Западничество, как ходячая тенденция, основано в конечном итоге на убеждении, что русская культура, в том числе и в литературе— это, в сущности, одна из западноевропейских культур, только очень сильно отставшая от своих сестер; вся задача сводится к тому, чтобы в ускоренном развитии догнать и в идеале перегнать своих сестер. А с точки зрения славянофильства, опять-таки как общей тенденции, русская культура-это особая культура, славянская культура, принципиально отличающаяся от западных культур и ее цель состоит в развертывании своих,"самобытных основ",родственных культурам других славянских племен.

-Но это представление построено, конечно же, по аналогии, или даже по модели романских или германских культур?— подал реплику государь.

-Вероятно, Ваше Величество. Романские или германские культуры уже достигли своего расцвета, задача же русской культуры, опять-таки сводится к тому, чтобы догонять их на своем, особом славянском пути, стремясь к равноценному, или в идеале, еще более высокому расцвету.

-К чему клоните-то, Владимир Борисович?— усмехнулся генерал Рыдзевский.

-Кардинальное отличие и западничества и славянофильства от той мысли, которая воплотилась в духовном наследии и Чаадаева и Достоевского состояло в том, что русская культура в обеих этих теориях не несла в себе непосредственно всемирной миссии. Национальные культуры Европы в своем совместном, неразрывно взаимосвязанном творческом подвиге, осуществили уже совершенно очевидную и грандиозную всемирную миссию. И западничество, если и предполагало всемирное значение русской культуры, то только в ее присоединении к этому подвигу. Славянофильство видело цель в создании рядом, наряду с романскими и германскими культурами, еще одного, пусть даже глубоко самобытного, культурного мира, славянского, с русской культурой во главе.

-По-вашему, Владимир Борисович, выходит, что и в том и в другом случаях смысл и цель русской культуры воссоздаются как бы с модели, предложенной Западом? -спросил государь.

-Насколько я знаком с русской культурой, Ваше Величество, и в мысли Чаадаева и в мысли Достоевского русская культура имеет совершенно самостоятельный смысл и цель, -сказал Рыдзевский,— А всестороннее и глубокое освоение западной культуры предстает как путь, разумеется абсолютно необходимый, путь осуществления этого смысла и этой цели...

-Вы имеете в виду всечеловечность?— полюбопытствовал Николай Александрович.

-Именно.

-И всемирность?

-Точно так, Ваше Величество.

-Но между тем Достоевский, как и ранее Чаадаев, совершенно объективно оценил русское стремление в Европу, -сказал Фредерикс.

-Это только одна сторона дела,— государь извлек серебряный портсигар, закурил, -в высшей степени замечательно, что Достоевский сразу после "Речи о Пушкине" обратился и к теме Азии. В "Речи о Пушкине" с такой силой, с такой ясностью провозглашено:"Для настоящего русского Европа и удел всего великого арийского племени так же дороги, как и сама Россия, как и удел своей родной земли, потому, что наш удел и есть всемирность". Каково? В своей последней предсмертной записной тетради Достоевский написал, что Россия не в одной только Европе, но и в Азии, и что в Азии может быть, больше наших надежд, чем в Европе.

-Глубокое осмысление самой проблемы Азии— это особенно важная и насущная задача,— сказал Рыдзевский,— под силу ли?

-Под силу ли нам, азиатам?— усмехнулся государь,— К стыду нашему и к стыду собственному, но Запад по-прежнему считает нас "азиатами".Восток издавна был и остается в глазах Европы только "объектом",только материалом для удобрения. Ущербна ли такая точка зрения? Вне всякого сомнения. Ущербна ли точка зрения Запада в отношении нас, России? Безусловно! Россия является рубежом между Европой и Азией конечно же не только в силу своего географического положения. Русская литература во всех своих подлинных проявлениях воплотила мощный и глубокий пафос равенства и братства с народами Востока и Запада, создав, таким образом, своего рода духовный мост меж Азией и Европой. России еще предстоит сгруппировать вокруг себя все просыпающиеся народы Востока...

Государь снова закурил.

-Ваше Величество,— сказал Рыдзевский,— Когда мы говорим о себе"великий народ с великой историей"-что мы подразумеваем? Победы? Завоевания? Увы, но победы наши иль далече иль в будущем...Христианскую миссию нашего народа? Но она неотделима от миссии любого другого православного народа, греков, болгар...

-Если мы спросим людей: история какого еще народа больше всего похожа на крестный путь, смерть и чудесное воскрешение Господа нашего Иисуса Христа, то любой честный человек, и здесь, у нас, в России, и в Европе— просто не сможет найти другого такого народа, кроме русского. Можно конечно, вспомнить и сербов и армян, обагренных жертвенной кровью, знавших тяжелейшие падения. Но они не знали таких высочайших взлетов. Убежден, в России решались и решаются судьбы мира, вековечные вопросы человечества. У нас, в России стало так очевидно и величие души человека и низость его материальной природы. Мы бесприютны не в географическом ,а в духовном смысле. Мы легко впадаем в отчаяние— но разве сам Господь на мучительном пути к своей Победе не ослабел на миг? И у него не мелькнула мысль, что он оставлен?

Государь, разволновавшись, неожиданно почувствовал в левой стороне груди давящую боль; такое же ощущение он испытал впервые в Ливадии, когда сообщили скорбную весть о кончине отца...Николай Александрович обеспокоенно огляделся, прошелся по кабинету, подошел к окну, чтобы не было заметно как он болезненно морщится. Боль слегка отпустила и царь, повернувшись, продолжил:

-Мы вышли на скорбный путь, страстный путь борьбы и не стоит ждать на нем каких-то отдельных удач. Der Kampf hat gerade erst begonnen.* Наши усилия более всего содействовали освобождению Германии, Австрии и прочих стран Европы от гегемонии наполеона вовсе безо всякой прямой цели что-либо завоевать. То же делали мы, способствуя освобождению Румынии, Сербии и Болгарии от турецкого владычества. Да и Китаю мы помогли в 1895-м...Наши начала иные. Для выполнения наших исторических задач, часть которых лежит в освоении и развитии Крайнего Востока, мы должны придерживаться освободительной и просветительной роли. Особенно по отношению ко всей Азии! Однако, господа, est regna magna tacere, как говорил Марциал болтливым-важная вещь— замолчать! Laboremus**,господа!

*Борьба только начинается(нем.)

**будем трудиться!(лат.)

Императорский поезд.

22 сентября 1898 года.

Едва Рыдзевский и Фредерикс вышли из рабочего кабинета, государь принялся за синие министерские пакеты, взятые из Царского Села.

Среди изрядного количества почты государя ожидал отчет о перлюстрации писем. Отчет был прислан министром внутренних дел Горемыкиным еще несколько дней назад, но Николай по целому ряду причин все откладывал знакомство с ним.

К отчету о перлюстрации прилагалось несколько писем и выписки из них. В свое время Николай Александрович самолично указал Горемыкину готовить подобные отчеты, особенно в отношении тех писем, где содержалось хоть что-то, касавшееся "Большой Азиатской Программы"-хотелось знать, что в "сферах" думают о его азиатской политике истинно, а не то, что вслух произносят в салонах, клубах, на приемах и аудиенциях, в желании понравиться монарху.

Николай стал просматривать выписки из перлюстрированных писем.

-Помощник прокурора приамурского военного округа полковник Латернер писал своему знакомому в Петербург:

"...Относительно ныне строящейся Китайско-Восточной железной Дороги я всегда говорил, и теперь говорю, что это такой вопрос, о котором надо думать и думать. С одной стороны, американцы у себя и англичане в Канаде прокладывали рельсовые дороги через пустыни и горы к Тихому океану и были правы, но с другой стороны, страна Манджурия слишком сурова и неприветлива, мало исследована и, вероятно, мало пригодна для земледелия. И главное— американцы богаты, а мы бедны. Военное значение как пути подвоза— несомненно, но в стратегическом отношении направление дороги невыгодно и даже опасно. Нужно, на мой взгляд, подумать о возобновлении работ на Амурской дороге. Чем севернее будет проложен рельсовый путь, да еще и прикрытый Амуром, тем положение его будет безопаснее..."

-поверенный в делах в Корее Матюнин, писал приятелю, Александру Михайловичу Безобразову, бывшему корреспонденту государственного коннозаводства по Иркутской губернии, автору обширной, сочувственно встреченной в придворных кругах, записки, в которой предсказывал неизбежность войны Японии с Россией:

"...Приезжайте сюда. Вы многое увидите такое, что покажет Вам наглядно разницу между "докладом" министра финансов Витте и действительным положением дел. Вы, между прочим, увидите, как постройка интересующей государя дороги, которая теперь уже стоит сто тысяч рублей верста, а будет вероятно, стоить по окончании ее и все сто двадцать тысяч, продвигается на самом деле. При этом, спросите Вы, сколько подобные дороги обходятся в Америке и в Канаде, или хотя бы в нашей Финляндии; между тем большинство здешних работ исполняются "крайне легко",тогда как на работах сплошь китайцы, а они, как известно, чрезвычайно дешевы. Даже не знаю, что Витте придумает, чтобы оправдать существование того, что никогда и не существовало...."

Граф Капнист из Карлсбада писал полковнику Вогаку, военному агенту в Китае:

"Между прочим, здесь в Карлсбаде, мне довелось разговаривать с одним американцем австрийского происхождения, приехавшем из Рима, где он состоит корреспондентом американской газеты. Этот американец, ссылаясь на секретаря английского посольства в Петербурге процитировал мне слова британского посла: "было бы желательно, чтобы Россия и Япония возможно сильнее потрепали друг друга, чтобы не исчезли между ними такие географические районы на Крайнем Востоке, в которых возможны трения. Япония в таком случае не будет угрожать Англии в Малайе, а Америке— в южных морях".Теперь мне ясно, что потуги наших доморощенных "ост-индцев" в лице Безобразова и его компании, все шаги, предпринимаемые хитрецом Витте, пытающемся играть собственную игру на Крайнем Востоке— смешны и жалки. Настоящую игру ведут американцы и англичане. Впрочем, не все еще ясно— в Европе откровенно побаиваются того, что государь все чаще стремится выстраивать собственные политические комбинации и может выкинуть непредсказуемый финт. По опыту своему знаю, что Европа боится России и не понимает ее. Любой шаг Петербурга и царя, не поддающийся хоть сколько-нибудь внятному толкованию, пугает европейцев до дрожи. Особливо нынче, когда раскручивается пресловутый фашодский инцидент с французским капитаном Маршаном"...

...Николай Александрович синим карандашом подчеркнул выдержки из письма графа Капниста, затем перечитал еще раз, отложил отчет о перлюстрации писем. Ему захотелось переговорить с супругой.

...В отличие от матери, императрицы Марии Федоровны, которая хоть и поверхностно, но тем не менее вмешивалась в государственные вопросы, особливо когда они касались Дании или Англии, супруга Николая Александровича, государыня-императрица Александра Федоровна старалась совершенно не влезать в дела своего венценосного мужа. Дражайшая, любимая Аликс полагала, что главный ее удел-воспитание детей, благотворительность. Она была настоящей супругой государя и хранительницей семейного очага. Тем не менее государь к ее мнению прислушивался— суждения Аликс зачастую выглядели весомыми и компетентными. Он никогда не забывал, что Аликс прослушала курс наук в Оксфорде и была по-европейски широко просвещенной особой. Николай Александрович сам делился с императрицей наиболее важным, когда это, например, касалось выбора той или иной кандидатуры, или когда не был до конца уверен в правильности своего решения.

Государь прошел на половину супруги.

Молодая, очень красивая императрица Александра Федоровна, с нервными, усталыми движениями, одетая просто, едва увидев Николая, завела разговор о детях. Она говорила довольно долго, с жаром, о том, что очень трудно найти действительно хорошую няню, о том, какие живые и подвижные девочки— великие княжны. Государь слушал терпеливо, поддакивал, но выглядел несколько рассеянным.

-Но я вижу, что тепе, Ники, хочется погофорить сопсем о другом,-сказала государыня.

-Ты как всегда права, Аликс,— вздохнув, ответил царь.

Александра Федоровна странно улыбнулась, быстро взглянула на Николая, откинулась на спинку кресла, сцепила длинные пальцы, оперла на них подбородок, приглашая государя высказаться. Императрица не заблуждалась относительно своего мужа. Как никто другой она видела его недостатки, изучила его характер. Но Александра Федоровна никогда не показывала мужу, что видит его насквозь, читает его мысли и государь высоко ценил ее природный такт. Он не потерпел бы подле себя женщины, которая постоянно бы давала ему понять, что отлично разбирается во всех состояниях его души, и в подлинных целях всех его поступков. Точно также государя не устроило бы постоянное присутствие женщины, которой были бы попросту недоступны и чужды его радости и печали. Аликс совмещала в себе и то и другое— способность видеть мужа насквозь и никогда этого не обнаруживать.

-О чем же, дорогой, ты хочешь погофорить?

-В последнее время я получаю все больше и больше фактов негативного характера, касающихся министра финансов Витте и его деятельности.

-Тепя это озадачифает?

-Разумеется, Аликс. Я склоняюсь к мысли, что пора поискать ему замену.

-На смену Фитте должен будет прийти сильный челофек. Люпой случайный преемник Фитте на посту министра финансов долго не продержится.

-Да, Аликс. Ох, Витте, ох Сергей Юльевич...Отец о нем неплохо отзывался, да и Мама его ценит. Тем не менее...Für eine solche Schlussfolgerung gibt es Gründe*.

— Фитте слишком своенрафен,— сказала государыня,— и он не слишком подходить на роль исполнителя монаршей воли.

-Он хороший специалист. В курсе всех финансовых вопросов. У него есть репутация в деловых кругах, в том числе и в европейских...

-Я уферена, Никки, что ты примешь прафильное и ферное решение. Но о преемнике Фитте следует позаботиться заблагофременно.

-Ох, Аликс...Еvery day a difficult task**,как говорят англичане...

-Ты спрафишься с этой непростой задачей, дорогой,— улыбнулась императрица,-Но,Ники,аlle mit waile

* * *

...

====================================

Für eine solche Schlussfolgerung gibt es Gründe*-для такого вывода имеются основания?(нем.)

Еvery day a difficult task**-каждый день трудная задача(англ.)

аlle mit waile

* * *

-поспешай с промедлением(нем.)

-Мне даже голос его в последнее время стал неприятен,— сказал государь.— Резкий голос. И это "южное", "одесское" произношение...

-И рост,— добавила государыня.

-Рост? Что рост?

-Высокий рост вкупе с широкими плечами. Он на голофу выше челофека обыкновенного роста даже в России, где высокие люди не редкость.

-Тщеславен и самолюбив,— дополнил нелицеприятную характеристику Витте государь.

-Но ты сам позфоляешь много шестолюбифому старику.— с улыбкой заметила государыня,— я чуфствую, что он уже мештает стать перфым презитентом Российской Республики.

-Я слишком доверчив для императора?

-Расфе ты не знаешь, что и англичане ,и французы, и даже немцы предпошитают налашифать отношения с Россией через Фитте?

Государь вздохнул.

До последнего времени фигура министра финансов, обладавшего немалым политическим весом не только в России но и в Европе, вполне устраивала царя. Но с некоторой поры Николай Александрович с неудовольствием отмечал, что министр финансов чувствует себя слишком свободно, чуть ли не "истинным хозяином Земли Русской".Витте особенно и не скрывал свои политические убеждения, полагал, что в будущем Россия, рано или поздно"сделается конституционным государством".Из поступков министра, из его частных, "приватных" бесед, становившихся известными Николаю Александровичу, усматривалась тенденция, причем явная, представить дело так, будто бы власть в России государю не принадлежит, будто бы царь ничего не знает, что делается в империи. Витте несомненно, было известно, что в Царском Селе им недовольны, но не был уверен в шаткости своего положения-вдовствующая императрица Мария Федоровна ценила Сергея Юльевича и это обстоятельство позволяло чувствовать себя достаточно прочно при дворе.

-Пока я к сожалению, не вижу никого, кто мог бы заменить Витте на посту министра финансов,— сказал Николай Александрович-,Но я буду думать над этим...

-Тем паче, в условиях разрастающегося политического кризиса, всякие замены в правительстве могут иметь некоторые нежелательные последствия.— добавил после короткой паузы, государь.

-Ты гофоришь о кризисе вокруг преслофутой Фашоды? Думаешь, французы решатся на фойну с Британией?-встревоженно спросила Александра Федоровна.

-Не знаю,— задумчиво сказал Николай,— не представляю, насколько далеко могут зайти французы с этой Фашодой.Мои министры ныне выясняют ,что предпримут французы,ведутся консультации...

-Насколько фысоко ты оцениваешь фероятность фойны?

-Достаточно высоко, Аликс. Достаточно высоко...И вероятно, ежели война все же разразится,в нее окажемся втянуты и мы.

-Услофия нашего союзного догофора с Францией, кажется, не предполагают выступления в случае, если французы начнут фойну с англичанами? Догофор касается только вероятного фыступления протиф Германии?

-Франция усиленно зондирует почву на предмет расширения и уточнения соглашения. Президент Фор давеча заявил Муравьеву, что Англия в Африке такой же враг Франции, каким она является для России на Дальнем и Ближнем Востоке, и "мы должны руководствоваться этим сознанием в нашей политике". После этого Муравьев ожидал, что Делькассе будет просить его о поддержке в переговорах с Англией. Я послал одновременно с Муравьевым в Париже с визитом военного министра Куропаткина, который был принят президентом Фором, встречался с военным министром и начальником Генерального штаба. Все эти деятели ставили перед ним вопрос о желательности уточнить и дополнить военную конвенцию.Ты знаешь, Аликс, что французское правительство обратилось за помощью ко мне. Франция не скрывала, что добивается созыва международной конференции по египетскому вопросу, но не исключает и военного варианта исхода противостояния с Великобританией, и с самого начала переговоров не собиралась занимать оборонительную позицию. Накануне обострения "фашодского инцидента" министр иностранных дел Франции Делькассе запросил, какую позицию займет русское правительство в случае возможного англо— французского конфликта. Это обращение по времени совпало с предложениями Османской Империи открыть проливы для прохода Черноморского флота во исполнение условий франко-русского союза в обмен на дипломатическую поддержку Порты со стороны Парижа и Петербурга.

-Турки предложили открыть проливы? Сами?

-Да. Англичане успели, кажется, рассориться со всеми. Абдул-Хамид предлагал, причем весьма настойчиво предлагал, открыть проливы для прохода Черноморского флота. Его можно понять. Он посчитал необходимым действовать решительно. В создавшейся ситуации Абдул-Хамид, правитель, крепко и цепко, в том числе и по соображениям престижа, держащийся за свои права, подчеркивавший свое значение как повелителя правоверных мусульман, предпочел продемонстрировать твердость своей политики и силу Османской Империи.

-Что ты отфетил французам?

-Ответил не колеблясь, что "в данном случае, как и во всех вопросах, касающихся Египта, императорское правительство готово идти вместе с Францией и согласовывать свою позицию с французской".. Такая позиция наша вполне соответствует, как союзническим обязательствам, так и собственным интересам в Египте. Я стремлюсь не допустить монопольного хозяйничанья Англии и не давать последней возможности закрыть по своему желанию Суэцкий канал и действовать как Лондону заблагорассудится в зоне Персидского залива.

-Если пы ти зналь,как я хочу спать,-призналась Александра Федоровна,-Покончим на секодня с делами.Спать,спать часов семь,а пожалуй и фсе восемь.

-Конечно ложись,Аликс.Я вижу ,ты устала...

-А ти,Ники?

-Я еще поработаю с бумагами...Может в шахматишки партию-другую сыграю с Рыдзевским,ежели он,конечно,не уснет к тому времени.-ответил Николай.

-Ники,ты знаешь,я не люпиль шахмат с детстфа,там много есть китрость,а ф шашки есть доферчифость.Они нрафятся детям...

 Императорский поезд.

22 сентября 1898 года.

Поезд шел через всю Россию, с севера на юг. Мощный паровоз тянул синие лакированные вагоны с золотыми монограммами и двухглавыми орлами почти безостановочно. За окнами менялись ландшафты и климат.

Во время поездок Николай предпочитал работать в своем кабинете, просматривая взятые им из Царского Села бумаги. Бумаг было много— государь и в поезде не забывал пунктуально выполнять государственные обязанности. Работал царь далеко за полночь, нередко до двух часов ночи, причем никогда не спал днем, если не считать короткого(не более получаса) отдыха перед обедом. За работой царь курил, временами помногу. При этом он отдавал предпочтение папиросам "Сальве" или "Континенталь",крепким сигарам или трубочному табаку. Трубкой или мундштуком Николай Александрович пользовался редко.

На своем письменном столе Николай II держал календарь ежедневных дел и встреч и вел его сам. Царь любил работать с бумагами.

В отличие от большинства монархов и глав государств, в отличие даже от собственной супруги, царь не имел личного секретаря. Николай II предпочитал все делать лично. Впрочем, официальные бумаги, письма, документы не строго личного характера писались канцеляриями, статс-секретарь Танеев составлял рескрипты чиновникам, министр двора Фредерикс или генерал Рыдзевский— официальные письма членам императорской фамилии, министр иностранных дел Муравьев— по должности ведал корреспонденцией с иностранными монархами и главами государств.

Когда приходили письма или официальные бумаги царь открывал их, читал, делал пометки, подписывал и сам же убирал в конверты или складывал в большие картонные папки, обшитые темно-зеленым сафьяном. Специально для государя, из-за его любви к красивым вычурным канцелярским предметам, изготовлялись особые письменные приборы, печатались записные книжки на золотообрезной бумаге, в необыкновенных кожаных переплетах с орлами и вензелями...

...Государь еще раз проглядел отчет по перлюстрации писем, достал из письменного стола папку с "личным архивом",где хранились несколько писем и телеграмм кайзера Вильгельма. Николай Александрович не отказал себе в удовольствии перечитать их. Государя интересовали те места в посланиях "кузена Вилли", где он, в свойственной ему грубоватой манере демонстрировал своему "венценосному другу" пример "новой европейской политики" и предлагал Петербургу "бескорыстную и длительную дружбу".

" Милейший Ники!

Недавно узнал я через Вену, нечто такое, что должно тебя заинтересовать и позабавить. Американский посланник Сторер рассказал одному из моих венских друзей, что он встретился в Мариенбурге с Ротшильдом. Ротшильд стал говорить о необходимости оставить Россию на долгое время совершенно беспомощной в финансовом отношении. Как кажется, он боится, что Россия усилится..."

" Милейший Ники!

"Континентальный союз", пользующийся содействием Америки, является, на мой взгляд, единственным средством закрыть путь к тому, чтобы весь мир стал частной собственностью английского Джона Буля, который его эксплуатирует по своему усмотрению, после того как он, при помощи бесконечных интриг и лжи, перессорил между собою все остальные цивилизованные народы.Англия и теперь старается подкупить французов фразой: "сообща сберегать интересы либерализма во всем мире и проповедовать его в других странах".Это значит-подстрекать к революциям,помогать им повсюду в Европе,особенно в странах,которые,к счастью,пока еще все же находятся вне той неограниченной власти,что представляют собою "адские парламенты".А обязательство России по отношению к Франции могут иметь значение лишь постольку,поскольку она своим поведением заслуживает их выполнения..."

К этому письму кайзера был аккуратно подклеен лист тонкой бумаги,исписанной иезуитским почерком директора департамента полиции Зволянским-это была стенограмма одной из "частных бесед" кайзера с британским послом в Берлине накануне подписания англо-германского соглашения о разделе португальских колоний в Африке,полученная по каналам заграничной агентуры.Зволянский не поленился переписать ее лично. "Кузен Вилли" говорил,что Германия и Англия в конце концов должны договориться и взять Россию в клещи.Если бы был возможен континентальный союз Англии,Германии и Франции,то немыслимой стала бы любая попытка русской экспансии на Востоке или в Европе.

" Милейший Ники!

В продолжение той темы, что я затронул в одном из своих предыдущих посланий: мне представляется, что три наших государства, я конечно же имею ввиду Германию, Россию и Францию-наиболее естественная группировка держав, являющаяся "представительницами континента". К ней примкнут другие, более мелкие державы. Америка будет на стороне этой политической комбинации..."

...Раздался скрип двери.В кабинет вошел генерал Рыдзевский.Только он и министр Фредерикс могли входить без предупреждения.

-Что-нибудь сверхсрочное,генерал?-спросил государь.

-Нет,Ваше Величество,-пожав плечами,ответил Рыдзевский,-Полагал,коль вы еще не спите...

-Расставляйте фигуры,генерал,-бодро сказал царь,-Одну-другую партию в шахматы на сон грядущий мы с вами как-нибудь-то осилим,а?

конец 1-й части.