Четвертый всадник

...Для того, чтобы сошла лавина — чаще всего нужен всего лишь небольшой толчок. Для того, чтобы бежала армия и пал город — достаточно одного гвоздя, который забыли вбить в подкову.

Для того, чтобы уничтожить человечество — достаточно просто желания его осчастливить.

Города опустели. Страх гнал из них одних. Новые желания — других. Вторых было больше.

Эмоции — оказались под запретом. Мать, лишний раз поцеловавшая ребенка — могла быть на месте убита отцом этого ребенка. Любовники, взявшиеся за руки — рисковали так и умереть держа друг друга за руки.

"...И ад следовал за ним" — Иоанн смотрел в корень. Это был ад. И этот ад был внутри каждого. Сама жизнь требовала стать монстром — просто ради того, чтобы выжить. А ведь все началось с великого открытия...

За 317 дней до падения цивилизации.

... Хибики Масашика с тоской посмотрел на дверь, ведущую в подвал их с сыном дома. Снизу снова был слышен смех мультипликационных девушек. Перед дверью стоял пустой поднос из-под еды. Во всяком случае Като поел. Бывали дни, когда он даже ради еды не открывал вечно запертую дверь.

Хибики сжал кулаки. Болезнь отбирала у него ребенка. Единственную память о Санако. А он, профессор, медик — ничего не мог сделать. Болезни психики — были не по его части.

Стучать старик не стал. Знал, что дверь не откроют. Знал он также, что его сын угасает и сделать с этим он ничего не сможет. Попытка войти туда силой — просто убьет ребенка. Он уже пробовал это сделать. Смерть Санако сказалась на всей семье...

Отец с тоской посмотрел на стоящую на столе глиняную бутылочку саке. Строго говоря, не в японских традициях было напиваться дома, в гордом одиночестве. Но ничего лучше в голову не приходило, а пить антидепрессанты Хибики заставить себя не мог.

Где-то на четвертой чашке, когда мысли почти покинули измученное сознание старого профессора — возникла Она. Позже, Хибики вспоминал, что это было воплощение самой Аматерасу, сошедшей к почти сдавшемуся отцу. Она провела своей точенной ручкой по его волосам, наклонилась к уху... Он почувствовал тонкий запах пряных трав от ее волос, когда одна прядка скользнула шелком по его лицу.

А затем она что-то зашептала ему на ухо. Старый ученый пытался сосредоточится, но смысл ускользал... Расплывался... А затем наступило спасительное забвение...

...Понадобилось всего десять дней, чтобы совершить чудо. На следующее утро, Хибики проснулся без привычного уже похмелья, и с полным осознанием того, что ему предстояло сделать. Он спасет своего сына. Он спасет всех детей Ямато.

Утром, он прибыл на работу раньше всех. Директору НИИ он написал, что использует свое право на независимый проект и просит выделить вменяемого ассистента и ни о чем не спрашивать до завершения исследования. Старик знал, что ему не откажут. Слишком велик был авторитет лучшего генного инженера планеты.

Общие черты проекта были готовы к обеду. Осталось только подобрать правильные кодоны, чтобы описать те изменения, которые необходимо внести в организм. Вектором Хибики выбрал AAV вирус, в силу его высокой контагиозности и малой патогенности. К тому же, штамм AAV2 специфичен к нейронам, а, по сути, основное воздействие Хибики планировал оказать именно на клетки мозга.

Идея вирусолога была достаточно проста: повысить уровень секреции допамина, чтобы снизить стрессовость, и повысить социальную адаптивность. С этой же целью повышалась секреция анандамида, который к тому же должен был уравновесить повышенную секрецию тестостерона. Последний был необходим, чтобы расшевелить больного, повысить его активность, в том числе и сексуальную. Агрессия снималась за счет высоких уровней допамина и анандамида. Важнейшим фактором был существенно увеличенный синтез окситоцина. В целом, гениальный вирусолог использовал весь небогатый объем AAV под завязку. Имея чуть меньше 5000 пар свободных для записи генетической информации нуклеотидов — он использовал их все, подчас весьма хитроумно, кодируя выработку белков ступенчато, и заставляя определенные опероны выполнять сразу несколько задуманных функций. Получившийся генный материал — был шедевром.

К исходу девятого дня вектор был готов. Пора было реплицировать достаточное количество вирусных единиц и приступить к испытаниям. Препарат должен был инфицировать Като воздушно-капельным путем. Для этого, Хибики планировал впрыснуть вирусный материал через вентиляцию прямо в "царство" своего сына, которое тот обустроил в своем подвале.

Репликацию старик поручил ассистентке Кейт Грейхок — студентке по обмену из Йеля. Девушка, даром, что гайдзин — узнав, с кем ей придётся работать, впала в эйфорию и порадовала своим невероятным энтузиазмом старика. Часами возилась с препаратами, искала заданную профессором информацию, обрабатывала данные. В общем, зарекомендовала себя наилучшим образом. Единственный её недостаток — отсутствие знания языка, компенсировался тем, что сам профессор свободно говорил на английском.

Хибики ушел домой. Даже японцам, особенно старым — иногда нужно спать. К тому же — Като необходимо было кормить, а еду, оставленную чужим человеком, хикикомори не принимал принципиально. Иногда Хибики задумывался, как сын умудряется различать этот нюанс. Пришел к выводу, что обостренное обоняние Като позволяет ему улавливать обонятельную сигнатуру повара. Теория была так себе, но лучше в голову не приходило.

Кейт с удовольствием засиживалась в лаборатории до упора. Старый гений не открывал ей конечной цели их работы — говорил, что это будет сюрприз и подарок всему человечеству. В принципе, участвуя в работе, Кейт уже поняла, что это что-то связанное с коррекцией социального поведения. Умная девушка сложила два и два и пришла к выводу, что речь идет о коррекции знаменитой японской застенчивости и неспособности к сексуальному поведению. Исходя из этого, в ходе разработки направления коррекции — она подкинула генному инженеру пару своих идей и была очень рада что он их принял. В частности, когда он просил найти способ форсировать секрецию нейромедиаторов, усиливающих сексуальное влечение, Кейт, помучившись несколько часов, выдала красивый метод, завязанный, к тому же, на существенном увеличении секреции феромонов. Осознавая, что в ходе эволюции органы чувств человека практически перестали воспринимать феромональное воздействие — Кейт добилась роста синтеза феромонов на несколько порядков. Как уже было сказано, профессор идею принял, впрочем, к вящему огорчению девушки — так и не похвалил ее гениальное решение по вложенному синтезу. Впрочем — кто он, и кто она. Разницу между уровнями Кейт понимала прекрасно. Посему не роптала, продолжая честно работать.

Домой уходила настолько поздно, что несколько дней назад ее продуло ночными ветрами на окраине Саппоро, которые в конце апреля еще были вполне способны продрать до костей. В итоге, Кейт шмыгала носом, чихала, но не сдавалась и упорно продолжала работу.

В этот раз, завершив все процедуры и убрав биоматериал — она отправилась в виварий к резусам, выступающим живыми репликаторами in vivo для модифицированного AAV. Следовало покормить Цезаря (кто-то в виварии очень любил фильм "Планета Обезьян") и взять у него пробы крови. Вирус был введен накануне и пока отреплицироваться в необходимом количестве не мог. Тем не менее контроль был необходим. К тому же, важно было контролировать число аденовирусных единиц в крови обезьяны.

Обыкновенно спокойный Цезарь в этот раз вел себя странно. Нервничал, не давался в руки, а во время взятия пробы умудрился даже укусить девушку. Кейт не успела полностью отдёрнуть руку, так что получила глубокую царапину на тыльной стороне руки. Цезарь, впрочем, будучи обезьяной добродушной и ручной, увидев, что натворил, успокоился, и даже наоборот бросился к девушке ластиться, извиняясь за сделанное. Чертыхаясь Кейт убрала пробу в центрифугу, после чего обработала свою царапину и погасив свет вышла из вивария.

Цезарь проводил её тоскливым взглядом. Он не любил, когда люди уходили. Впрочем, от печальных мыслей обезьянку отвлек раздражающий зуд под коленкой. Там уже второй день рос прыщик, который ужасающе чесался. В очередной раз резус изогнулся, как заправский гимнаст, и с наслаждением вцепился в раздражающее место зубами. И без того расчесанный до крови участок кожи не успел зарасти ещё с прошлого раза, но, во всяком случае, Цезарь почувствовал себя существенно легче.

...Путь в тысячу ли — начинается, как известно, с одного шага. Обвал — с одного камушка. Система — всегда сложнее суммы сложности составляющих её частей.

Это синергия в действии.

Когда в и без того зараженный вирусом гриппа организм попадает генетический вектор, да еще и осложненный аденовирусом — может произойти многое. К тому же — вектор был намерено модифицирован так, чтобы быть зооантропозным. Ну а аденовирус у Кейт нашелся свой — не даром уже второй день першило горло. Механизмы вирусной гибридизации до сих пор остаются процессом, человеком до конца не изученным. Впрочем, как правило, гибридизация сводится к обмену одним-двумя оперонами, возможно даже с фатальными для самого вируса последствиями (тут, впрочем, вступает в силу естественный отбор, уничтожая такой штамм). По большому счету, ничего страшного случится не должно было. Вот только — синергия...

Трудно описать всё, что произошло в ту ночь. Важно лишь то, что на свет появился новый вирус. Нечто, причудливо соединившее в себе свойства как аденоассоциированного вируса, так и сезонного штамма гриппа восточного происхождения. Это стало дополнительным негативным фактором: западный организм девушки был просто не приспособлен к такого рода сюрпризам. Иммунитет ещё не раскусил новую заразу. А после интеграции генетического материала — стало просто поздно. Был ли это нелепый выверт природы, или шутка богини Аматерасу, обидевшейся на смертных, но новый вирус оказался, помимо прочего — попросту неуязвим для иммунитета.

Впрочем, сам новичок оказался так же не в своей тарелке, прежде всего из-за получившейся рекордно длинной для вируса цепочки ДНК. Размножался в тканях гибрид крайне медленно.

Но упорно.

...Хибики как вкопанный застыл перед дверью сына. Поднос с едой стоял нетронутым. Прошло уже больше суток, как сын не притрагивался к еде. Раздумывал ученный недолго — плечом он выбил хлипкую дверь... И обнаружил Като повесившимся. Короткая предсмертная записка, написанная рванным, нервным почерком — сообщала что он не может жить в мире, где никогда не сможет быть вместе с Хацуне Мику. Записку Хибики дочитал скорее по инерции — к этому моменту великий ученый был уже, фактически, мертв. Старик не выдержал стресс.

Падая — он зацепил рукою консоль "Сони" стоявшую перед смятым логовом сына. За консолью последовал телевизор, на котором виртуальная девочка-голограмма что-то беззвучно и бесконечно пела.

Японская техника обычно славится своей надёжностью, но в ситуацию снова вмешалась синергия. Впрочем, здесь ее можно было бы счесть "роялем в кустах" от судьбы, явно решившей покончить с человечеством. Телевизор опрокинул кувшин с водой. Короткое замыкание продолжалось доли секунды — затем сработали предохранители... Но этой доли секунды хватило, что бы искра упала на тончайший лист рисовой бумаги, на котором искусными взмахами кисти было выведено лицо виртуальной девочки. Лист вспыхнул, от него занялся блокнот, ковер, белье....

Когда приехали пожарные — им осталось лишь констатировать смерть семьи Масашика... На месте некогда прекрасного и древнего особняка — ветер шевелил непрочный пепел. Нестерпимо пахло горелым мясом и плавленым пластиком. Новенький ультрабук содержавший в себе все наработки старого ученого — сгорел дотла, оставив после себя лишь неприятный запах.

Университет Саппоро тяжело перенёс смерть великого ученого. Кейт еще два дня рыдала, понимая, какой великий ум ушёл, и какой шанс она упустила. Не в силах оставаться в стенах университета после этой трагедии, девушка засобиралась домой. Бесценные записи профессора — она передала профессору Мамору. Тот, впрочем, особого энтузиазма не проявил (что, в общем-то и стало последней каплей в решении вернуться в США), сдержанно поблагодарив студентку и приказав уничтожить обезьян. Трудно поверить в то, что у добродушного Хибики могли быть враги, но тем не менее, ближе всех к этому званию сомнительной почётности приблизился именно Мамору.

Легкое недомогание Кейт прошло ещё за пару дней до вылета, так что в международном аэропорту имени Кеннеди она сошла в отличном настроении и полная энергии. Родной воздух, казалось, выдул из головы напрочь все мрачные мысли и воспоминания. Мир был прекрасен и удивителен — и он ждал её и только её.

До начала летних каникул оставалось еще почти полтора месяца, так что девушка с головой ударилась в учебу.

...Кристофер Паркер поймал мяч, финтом обошел Джима, отпихнул плечом Кэрри Уэста и вбил мяч в площадку.

— Тачдаун! Гейм! — заорал судья.

Крис победно вскинул руки... И чуть не упал, когда ему на шею с восторженным визгом прыгнула Кейт, страстно впиваясь в губы победителя. Последнее время Кейт, вернувшаяся из своей поездки в Японию, сильно изменилась. За прошедший месяц из главного "синего чулка" и "заучки" биофака Йельского университета — она плавно превращалась во всё более и более замечательную девчонку. Стала посещать вечеринки, завела кучу друзей, наконец нашла парня — собственно Криса. Надо сказать, что и внешне Кейт изменилась. Точнее — кардинально пересмотрела свой имидж, после чего, внезапно, выяснилось, что под строгими блузками и юбками-карандашами — скрывалась редкая красотка, абсолютно неотразимая в джинсах, ковбойских сапожках и подвязанной на талии клетчатой рубашке. Как шутила сама Кейт — "Я просто вернулась к корням — девушке из Кентукки не могут не идти джинсы".

В общем и целом, Крис был крайне доволен своим приобретением. Единственное — последнее время его стала смущать несколько избыточная фамильярность Кейт в отношениях с другими парнями. Крис, так же, как и Кейт, происходил из глубинки, и в его понимании мира — девушка должна была соблюдать некоторую дистанцию с ребятами, не являющимися её парнем. Кейт же радостно вешалась на шею всем друзьям, целовала (правда по-братски, в щёчку) каждого, кто на ее взгляд это заслужил (что, в общем было не сложно) и в целом не комплексовала. С другой стороны, Крис отдавал себе отчет, что, несмотря на происхождение, Кейт умнее и, в общем-то, современнее его. Он, простой деревенский паренек, попавший в Йель за свои спортивные успехи и стать — все эти политкорректности и толерантности не понимал, но полагался на то, что Кейт знает, что делает. К тому же — не так давно у них был на эту тему разговор, во время которого, Кейт ласково назвала его "своим дурачком", объяснила что все это — простая доброжелательность, после чего у них случился их первый секс, причем выяснилось что и тут "в тихом омуте черти водятся", как эту ситуацию впоследствии прокомментировал Бэзил — лучший друг Криса, приехавший в Йель из далекой и снежной (впрочем, Бэзил при упоминании её "снежности" почему-то начинал психовать, плеваться, шипеть и угрожать что позовёт ручного медведя с ядерным реактором работающем на водке — который и покажет всем мать некоего Кузьмы) России. Отец Бейзила, один из русских нефтяных королей, отвалил за обучение отпрыска неприличную сумму, впрочем, это не сильно сказалось на его успеваемости, зато главным заводилой университета Бэзил стал и крайне полезными связями обзавёлся. Крис тем больше ценил дружбу с этим немного манерным, зазнаистым, но веселым парнем — в отличии от других друзей Бэзила ему нечего было предложить взамен, и потому дружба точно была искренней.