Ладога

Пролог.

-Гроза будет,— хмуро проговорил Ратмир, бросив взгляд сквозь лобовое стекло на восток. — Гляньте, какие тучи идут!

-Ничего страшного,— отозвался с заднего сидения Михалка.— Вон те кафешки за окном — Кисельня. Сейчас свернем к Волховстрою, докупим продуктов, а там до Старой Ладоги рукой подать.

-Хочется летний солнцеворот праздновать не в палатке под дождем,— заметила Сигрид, красивая темноволосая девушка, сидевшая справа от Ратмира.

-Может, стороной пронесет...— вздохнул Михалка, всматриваясь в наступающие с юга облака.

Тяжело нагруженный микроавтобус неторопливо свернул с Мурманского шоссе и покатил по ухабистой дороге. За ним последовали три легковушки, и уже через полчаса, завершив все торговые операции, небольшой караван миновал серые стены Староладожской крепости и остановился на обочине у покатых от времени холмов — ладожских сопок. Участники клуба исторической реконструкции 'Ладога' и гости высыпали из машин. Через пару часов стемнеет, до этого времени надо позаботиться о ночлеге и подготовить праздничный пир.

Сперва занялись лагерем: поставили две вместительных палатки, натянули между ними тент. Старший дружинник Володя разжег небольшой костер из привезенных с собой дров, и Сигрид устроилась около огня со сковородкой. В помощь ей отрядили Михалку с коробкой яиц и миской для готовой яичницы. Собирать столы и скамьи на этот раз не стали — дождь на носу, того и гляди, придется прятаться под крышу. Обошлись крышками столов, положенными в ряд на траву.

Под присмотром опытного кравчего (1) Хравна, молодой ладожанин Рома разложил в углу палатки напитки: в одну сторону квас, в другую пиво, в третью — вино. Часть этого богатства разлили в глиняные кувшины и выставили к костру — промочить горло с дороги. В соседней палатке начали по очереди переодеваться, облачаясь вместо современных джинсов и футболок в древнерусскую одежду. Подпоясали крашеные шерстяные рубахи, бросили на плечи плащи и шкуры хищных животных, сменили кроссовки на кожаные черевики (2), достали шапки с меховой опушкой. Двадцать первый век отступил назад, подернулся дымкой, растаял.

-Все современное убираем в рюкзаки и прячем в машины!— на всякий случай напомнил Хравн, следящий за порядком.— Если что-нибудь неаутентичное замечу — виновник до конца года котлы мыть будет!

Ратмир окинул взглядом преобразившуюся поляну. Еще час назад она была пустынной, а теперь на ней стоит древнерусский походный лагерь, готовится еда и разгуливают люди, совсем не похожие на обычных туристов или местных колхозников. Жаль, что из девушек смогла поехать только Сигрид, но так уж получилось. Другие не смогли отпроситься с работы или не захотели...

-Эй, друзья! Эти сопки — место захоронения древних воинов. Не вздумайте около них отливать, если кому понадобится — отойдите в сторонку!

-Так это ежу понятно!— ответил за всех Ратияр, крепкий улыбчивый парень в кожаной рубахе.

-Знаю, что понятно,— кивнул Ратмир, — однако на прошлом фестивале какие-то деятели устроили сортир на одной из сопок. Не уподобляться же им?

-Обижаешь, княже. У нас в клубе таких нет!

-Тогда начинаем!

* * *

Рассаживаться стали по установленному порядку, соблюдая клубную иерархию. Во главе стола разместились Ратмир и Сигрид. Одноклубники не раз заключали пари, когда же эта парочка отпразднует свадьбу, но угадать пока никому не удалось...

По правую руку от Ратмира места старших дружинников. Первый среди них Хравн, один из основателей клуба. Одежда у него не такая нарядная, как у других, но это кравчего не особо беспокоит. Хравн из тех людей, которые считают, что о человеке больше говорит то, как он сражается, нежели то, как он одет. Стоило немалых трудов убедить его, что дружиннику не пристало ходить в дырявой рубахе...

За ним расположился Володя, рослый и красивый парень с черными, как смоль усами, кумир женского населения клуба и прекрасный копейщик. Впрочем, у Володи хорошо получается почти все, за что он берется, от изготовления щитов до инженерных работ на производстве.

Третьим сидит Ярополк. Забросив любимую академическую греблю, он изрядно располнел и теперь совсем не похож на того подтянутого паренька, который когда-то пришел в клуб. Да и сидячая работа программиста не располагает к сгонке веса. Но чтобы обрушить на противника тяжелый двуручный топор, много бегать не надо. Впрочем, иного супостата поди еще догони...

А вот Карел наоборот сух и поджар как хорошая гончая собака. Или как маленький хищник вроде ласки или куницы. Да и хитростью им не уступит, так что в бою или на пиру никогда не знаешь, что он сделает в следующий миг.

Напротив старших дружинников сидят гости. На этот раз их всего двое, зато проверенные: маленький сутулый Михалка и здоровенный бородатый Бьерн. Михалка когда-то состоял в 'Ладоге', но сбежал, не выдержав тяжелого норова Ратмира и его требовательности. Затем пытался основать собственный клуб, но не слишком-то удачно: рекрутировал двух щуплых подростков и трех толстых женщин, а потом и вовсе махнул рукой на свои замыслы о мировом господстве и принялся ездить на фестивали торговать и выпивать. Хотя в последнем ему далеко до Бьерна. Бывший руководитель конкурирующего клуба давно стал человеком, без которого любая попойка нелегитимна, а природное обаяние и умение в самый нужный момент извлечь из памяти какой-нибудь поучительный отрывок из греческих или римских авторов снискали Бьерну славу отличного рассказчика.

Младшая дружина представлена одним человеком — Бобром, любимым объектом подколок со стороны Михалки. Бобер широк в плечах, волосат и чрезвычайно брутален с виду, но при этом изнежен и падок на удобства. В нем не затихает борьба между духом и телом, и обе стороны поочередно берут верх. За тело ратуют безмятежное детство и постоянная опека со стороны родных, дух же поддерживается неуклонной решимостью стать суровым воином. Недавно Бобер успешно прошел традиционный поход и сдал воинские испытания, но еще жива память, как он, вымотавшись во время своего первого похода, отказывался вставать и двигаться дальше. Михалка тогда так поразился, что пообещал Бобру включить этот случай в свою будущую книгу про реконструкторов как наглядный пример падения нравов молодого поколения.

За другим концом стола развалились на траве воины-ополченцы — пышущий здоровьем и энергией Ратияр, да совсем зеленый новичок Рома. Ратияр ждет не дождется дружинного статуса, дающего право носить меч и красивый наборный пояс. Шутка ли, уже третий год пребывания в 'Ладоге' пошел, но все время что-то не складывается, то кузнец не сделает к сроку обещанный топор, то за месяц до испытаний случится досадная травма...

Роме до собственного меча еще далеко. Его привел Володя, когда-то учившийся с ним на одном курсе. Долго рассказывал о романтике походов и сражений, завлекал праздниками и пирами и наконец, добился своего. Молодой отец двух детей и заядлый любитель героического фентези не выдержал и решил на практике узнать, каково стоять в строю и ждать приближения многочисленного и до зубов вооруженного противника. Правда, до серьезных столкновений Рому пока не допускают — рановато. Сначала надо многому научиться на тренировках...

* * *

Рассевшись, одноклубники достали рога и кружки и принялись хищно поглядывать на яичницу и кувшины. Ратмир вопросительно глянул на Хравна — все ли готово? Тот кивнул Роме — бери, обходи пирующих, наливай.

-Емкости у всех есть? Кто что будет?

Пиво и вино полились в подставленные рога и кружки. Печень приятно заныла в предвкушении застолья. Все умолкли, в ожидании первого тоста от руководителя клуба.

-Ну, за богов — покровителей 'Ладоги'!— провозгласил Ратмир.

Рога и кружки согласно стукнулись над костром, хмельные напитки плеснулись в зашипевший огонь.

-Ммм...хорошее вино! — оценил Володя, проведя тыльной стороной ладони по усам. — Чье?

-Сербское!— довольно ухмыльнулся Бобер.— Я специально выбирал!

-И правильно сделал! Сербы и русские — братья навек!

За первым тостом последовали следующие, голоса пирующих зазвучали громче, шутки стали соленее — праздник набирал обороты. Рома уже пару раз сбегал в палатку — заново наполнить кувшины.

-Вот мы, кто Северную Русь реконструирует, сапоги не носим,— начал Бобер.— А южане носят. А почему, спрашиваю я вас?

-Почему?

-Так они в сапоги задние ноги овцы для удобства заправляют...

-Да пошел ты! — привычно возмутились южане.— Уж лучше овцы, чем селедка! Или кто у вас там — медведи?

-Давайте выпьем,— поднял рог Ратияр.— За победу русского оружия!

-За победу!

-Кравчий, вино кончилось!

-Наливай еще!

-Эгей, а у нас тут Рома из неопределившихся, — поднял руку Карел,— а ну-ка, скажи, ты сисечник или жопочник?

Застанный врасплох новичок непонимающе покосился на хитреца, явно задумавшего какой-то подвох.

-В каком смысле — сисечник или жопочник? Я вообще-то всё в женщинах люблю!

-Э нет, так любой может ответить! — засмеялся Карел. — Вот если есть две одинаковые во всем женщины, но у одной классные сиськи, но задница похуже, а у другой классная задница, но сиськи похуже, ты какую выберешь?

-Ну, тогда, наверное, сисечник,— неуверенно протянул Рома.

-Нашего полку прибыло! — обрадовалась половина клуба. — Выпьем же за сиськи!

-Да что он вообще понимает! — зашумела вторая. Но за сиськи выпила.

-Тихо, историю расскажу! — хлопнул в ладоши Ратмир. — Поехали мы как-то втроем в Москву на Вапнатинг(3) . Воевали весь день, потом Володя второе место в состязании суличников (4) взял, а потом пошли пировать. Стемнело, сидим вокруг огня в лесу, человек тридцать пять-сорок. И тоже какой-то боец говорит, а давайте разберемся, кто есть кто. Сисечники, поднимите руки!

-Ну?

-Мы с Володей лапы тянем и один москвич. А остальные сидят и как-то странно на нас смотрят. Вот тут я напрягся!

-Чего напрягся-то?— удивился Михалка.

-Да подумал, кто их, жопочников, знает, что у них на уме, от женской задницы до мужской — один шаг...

-Ничего подобного!— возмутился Ратияр.

-Умные люди вроде бы, один кандидат наук, три дипломированных историка, все остальные тоже с высшим образованием, а как вместе соберетесь, так туши свет!— не выдержала Сигрид.— Хоть бы раз о чем-то нормальном поговорили!

-Можем про Овидия побеседовать! И про Платона с Сократом!

-А кто там из них другого пежил?— потер лоб Рома, вспомнив недавний диспут в машине. — Сократ Платона или Платон Сократа?

-Вроде Платон. Оттуда еще выражение пошло — 'платоническая любовь', — потому что он своих учеников пользовал, а сейчас никто и не в курсе, что это значит!

-Да Платон сам был учеником Сократа! — запротестовал Михалка.

-Надо Бьерна спросить, он с кафедры Древней Греции и Рима!— предложил Карел.— Кто там кого пежил?

-Кто кого пежил — не знаю, — авторитетно заявил Бъерн,— но Платон утверждал, что из гомосеков получаются хорошие солдаты...

-Да все они там были... хороши! — махнул рукой Бобер, которого пять лет учебы на журфаке сделала нетерпимым к нетрадиционным воззрениям и ориентациям.

-Что и спартанцы? Не может быть! Ты хочешь сказать, что и спартанцы были геями?— поразился Рома.

-Упаси боже!— расхохотался Бьерн.— Спартанцы геями не были. Они были настоящими боевыми гомосеками!

Из-за Волхова донесся первый раскат грома. Грозовые тучи все это время застилали небо и теперь подобрались вплотную к лагерю.

-Еду и напитки — в большую палатку!— распорядился Ратмир.— Сейчас хлынет!

Несколько минут — и пир переместился под крышу из грубого льна. Снаружи остались только несколько человек, решившие поглядеть на буйство стихии.

Посмотреть было на что. Налетевший ветер гнул до земли кусты, трепал пологи палаток, развевал клубное знамя. Молнии сверкали почти непрерывно, а громыхало так, будто Перун вот-вот покажется из черных клубящихся туч. Ратмир уселся на краю обрыва рядом с Сигрид.

-Я завтра рассвет хочу сфотографировать,— сказала она.— Ты ведь помнишь, какие тут рассветы...

-Помню.

-Расскажи что-нибудь душевное. Не все же вам пакости обсуждать...

Ратмир промолчал, задумавшись.

-Ничего как обычно, в голову не лезет,— усмехнулся он.— Разве что...

Легат, я получил приказ идти с когортой в Рим,

По морю к Порту Итию, а там — путем сухим;

Отряд мой отправленья ждет, взойдя на корабли,

Но пусть мой меч другой возьмет. Остаться мне вели!

Я прослужил здесь сорок лет, все сорок воевал,

Я видел и скалистый Вект, и Адрианов Вал,

Мне все места знакомы тут, но лишь узнав о том,

Что в Рим, домой, нас всех зовут, я понял: здесь мой дом.

Здесь счастлив был я в старину, здесь имя заслужил,

Здесь сына — сына и жену я в землю положил,

Здесь годы, память, пот и труд, любовь и боль утрат

Вросли навек в британский грунт. Как вырвать их, легат?

Я здешний полюбил народ, равнины и леса.

Но лучше ль южный небосвод, чем наши небеса,

Где августа жемчужный свет, и мгла январских бурь,

И клочья туч, и марта луч сквозь бледную лазурь?

Вдоль Родануса вам идти, где зреет виноград

И клонит лозы бриз, летя в Немуз и Арелат.

Но мне позволь остаться здесь, где спорят испокон

Британский крепкошеий дуб и злой эвроклидон.

Ваш путь туда, где сосен строй спускается с бугра

К волне Тирренской, что синей павлиньего пера.

Тебя лавровый ждет венок, но неужели ты

Забудешь там, как пахнет дрок и майские цветы?

Я буду Риму здесь служить, пошли меня опять

Болота гатить, лес валить, иль пиктов усмирять,

Или в дозор водить отряд вдоль Северной Стены,

В разливы вереска, где спят империи сыны.

Легат, не скрыть мне слез — чуть свет уйдет когорта в Рим!

Я прослужил здесь сорок лет. Я буду там чужим!

Здесь сердце, память, жизнь моя, и нет родней земли.

Ну как ее покину я? Остаться мне вели! (5).

-Хорошо сказано, — проговорил Володя, молча стоявший неподалеку с рогом вина. — Кто это?

-Киплинг,— усмехнулся Бъерн. — Это Киплинг.

Упали первые капли дождя. За Волховом, где-то над развалинами древней Любши сверкнула ветвистая молния.

-Пойдем в палатку. До утра еще далеко.

* * *

Часть первая.

Утро после ладожского праздника бывает тяжелым. Даже очень. В такое время активность проявляют лишь те, кто вовсе не пьет, или только что приехал. Поскольку вторая категория отсутствовала, оставались трезвенники, то есть Сигрид и Хравн Рыба. В строгом смысле слова, трезвенниками они не были, но Сигрид выпивала редко и совершенно не пьянела, а Хравн Рыба клубные праздники игнорировал и посещал только день рождения клуба, не имевший языческой сакральной подоплеки.

В реконструкции его больше всего привлекала война. И пусть она была достаточно условной, но наносить и получать удары хоть затупленным, но вполне полновесным оружием Хравн считал занятием, достойным мужчины. Именно поэтому он практически никогда не пропускал тренировок, охотно возился с новичками, готовя из них будущих товарищей по ладожскому строю и являлся завсегдатаем любых турниров и состязаний. На мероприятиях, где организаторы делали упор на работу с туристами и показное ремесло, Хравн не появлялся принципиально. То же самое касалось клубных праздников, немалая часть которых приходилась на время христианских постов. Ибо хотя Хравн не слишком усердствовал в воцерковлении, но верующим человеком себя считал.