Пёс имперского значения

Пёс имперского значения

Шкенёв Сергей Николаевич Пёс имперского значения

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Эпилог

Шкенёв Сергей Николаевич

Пёс имперского значения

Автор выражает благодарность литературному форуму "В вихрях времён" за моральную и техническую поддержку.

Автор предупреждает, что все имена собственные, географические названия и прочие события вымышлены, и узнавание себя в некоторых героях является неспровоцированным приступом мании величия. Но только некоторых, потому что все положительные герои имеют реальных прототипов, за что им большое спасибо.

Пролог

Я голой грудью рву натянутый канат.

Я жив, снимите чёрные повязки….

Владимир Высоцкий

Прошло два года. Прохладное лето 36-го.

Часовые у ворот встали по стойке смирно, пропуская сверкающий в лучах закатного солнца лимузин и три машины с охраной. Последняя остановилась, и из неё вышел высокий священник с двумя Георгиями на рясе. Он проводил взглядом "Чайку", которая, довольно урча мощным двигателем, подъехала ко входу сталинской дачи, и спросил:

— Никого больше не было?

— Никак нет, товарищ полковник. Ой, простите, отец Александр.

— Это хорошо, что мы первые. Давайте, бдите, через пару часов ещё гости подтянутся.

— Нас предупредили.

— Это хорошо, — повторил священник и благословил часовых. — Мир вам, дети мои. И миру — мир. А почему именно вы на посту в праздничный день? Залётчики?

Чернявый боец поправил фуражку и доложил:

— Наоборот, товарищ святой отец, отличники боевой и политической подготовки. Каменевские стрелки. Только мы татары, мусульмане значит, вот на Троицу и попали в наряд. Зато у нас на курбан-байрам выходной был.

— Зачем же под благословление подошли?

— Так ведь от старшего по званию. Оно не повредит. Нам мулла на политзанятиях объяснял.

— И много вас тут таких?

— Почти весь караул, отец Александр. Только снайпера из шаманистов-язычников будут, да пулемётчик Вася Илюмжинов — тот вообще буддист. С первой же очереди в нирвану уходит. Специалист!

Начальник патриаршей охраны хмыкнул, поправил кобуру на поясе, и отправился проверять территорию.

Сталин встретил высокого гостя у порога. Они крепко пожали друг другу руки и прошли в дом.

— Присаживайтесь, Алексей Львович, сейчас нам что-нибудь перекусить организуют. Пока товарищи не прибыли, примем в честь праздника малую толику.

Пока один из сталинских охранников, сверкая золотыми погонами и медалью "За освобождение Варшавы", накрывал на стол и растапливал камин, Патриарх осмотрелся. Хотя мало что могло измениться за неделю, прошедшую с последнего визита на дачу. Разве что картина новая на стене появилась — "Эрнст Кренкель убивает белого медведя". А в Третьяковке наверняка копию повесили. Оно и правильно — искусство должно быть ближе к народу, а товарищ Сталин его лучший представитель.

Но картина на самом деле хороша. И само исполнение, и сюжет. Недаром в каждом уважающем себя начальственном кабинете репродукция с неё висит между портретами вождей.

Два года уже прошло после возвращения экспедиции на "Челюскине", а слава полярных героев не меркнет. Прошлой весной продали американцам права на экранизацию воспоминаний участников. Фильм уже второй месяц не сходит с экранов советских кинотеатров, превзойдя в кассовом успехе "Чапаева". Кренкель, правда, недоволен. Там он бегает по Нью-Йорку с железной дверью, снятой с главного хранилища в Форт-Ноксе, и каждые пять минут убивает злобного монстра, разрушающего дома мирных граждан по приказу итальянской мафии. Потом, если верить голливудским сценаристам, Эрнст Теодорович спасает роскошную блондинку, прикованную цепями к громадному айсбергу. Она оказывается графиней и дочерью самого богатого миллиардера. Далее звучит марш "Прощание славянки", и герой с красавицей отправляются заниматься любовью в каюту "Челюскина".

Вот эту сцену из большинства копий пришлось вырезать. Только передовикам производства выдавали в виде премии билеты на просмотр полной версии фильма. Производительность труда за эти два месяца выросла на сорок два процента.

Алексей Львович налил в широкий бокал кагора, на который перешёл исключительно из благочестивых соображений, и спросил:

— От Архангельского и Раевского опять никаких известий не было?

— Ничего. Молчат.

— А в Конотоп кого-нибудь посылали?

Сталин развёл руками:

— В первую очередь там и проверили. И регулярно повторяем проверки. Местные жители говорят, что был такой старец — Фёдор Кузьмич, но уже давно ушёл на дальний кордон. А где это — никто не знает. Прочёсывание местности ничего не дало.

— Сами виноваты, — упрекнул Патриарх. — Жил, жив, будет жить…. Накаркали!

— Думаете, мне приятно знать, что нахожусь под постоянным присмотром? Хотя вроде бы он пока никак не проявляется. Но всё равно неприятно.

— Прекрасно Вас понимаю, Иосиф Виссарионович. Как представлю, что за мной может какой ангел присматривать….

— Вам по должности, Алексей Львович, архангел положен. Или два.

— Не вводите во искушение, ибо гордыня — грех.

— За это нужно выпить, — предложил Сталин. — А Вы не заметили, что жить стало лучше, но жить стало скучнее?

— Воистину так! Но может оно и к лучшему? Всё же хорошо, что предсказанная война не состоялась.

Вождь в задумчивости прихлёбывал коньяк. Не слишком приятные воспоминания двухгодичной давности заставили зябко подёрнуть плечами.

— Не скажите, Алексей Львович, к войне всё шло. Английские дивизии в Финляндии, ультиматум Стамбула с требованием отдать Крым…

— Божье вмешательство помогло.

Иосиф Виссарионович едва заметно поморщился, но возражать не стал. Может быть именно оно заставило короля Эдуарда выстрелить в премьер-министра прямо на заседании парламента? И как чем-то иным объяснить начавшуюся перестрелку между кораблями Гранд-флита, вошедшую в историю под именем "Ярмутской бойни"? Тогда британская корона потеряла половину своих вымпелов и более сорока процентов личного состава флота, включая лорда-адмирала, застрелившегося в своём кабинете. Ходили, правда, слухи о причастности к тем событиям таинственного летающего существа, но это не более чем выдумки увлекающихся крепким солодовым виски газетчиков. Продажная буржуазная пресса — этим всё сказано.

Патриарх тем временем открыл свой портфель, с недавних пор ставший обязательным атрибутом каждого священнослужителя. Незаменимая штука — всегда найдётся место для Евангелия, нескольких носовых платков, пистолета с запасными обоймами, двух-трёх гранат, принадлежностей для соборования и причастия…. Да мало ли что может пригодиться совершенно неожиданно?

На этот раз на свет божий явились несколько ярких пакетов с грампластинками:

— Вот, как и обещал — лауреаты последнего Патриаршего фестиваля. Неплохо бы товарищей к премии представить. На Ленинскую не тянут, а вот на Сталинскую, так в самый раз.

— Балуете Вы их, Алексей Львович.

— Так есть за что. Таланты.

Иосиф Виссарионович не ответил. Поправил тлеющие угли в камине, бросил ещё несколько ольховых поленьев и вернулся в своё кресло. Огонь горел не для тепла, в начале лета его и так достаточно, а просто уютнее, когда вот так потрескивают дрова, и пляшущие языки пламени освещают полутёмную комнату.

Обстановка сама располагала к неторопливому и обстоятельному разговору. Как и негромкий гитарный перебор, доносившийся из стоящего на отдельном столике патефона.

Сталин покрутил в руках одну из грампластинок и спросил:

— И где Вы берёте такие таланты, Алексей Львович?

Его собеседник погладил седую бороду, опускающуюся на шелковую тёмно-лиловую рясу:

— Не велика проблема. Русский народ талантлив по определению, изначально.

— А этот, что в патефоне? Семён Штейнгауэр, кажется?

— А что не так, Иосиф Виссарионович? Поёт на русском языке, слова правильные. Между прочим, по степени патриотизма куда как превосходит Ваши бравурные марши, исполняемые жопастыми физкультурницами.

— Это почему же?

Патриарх вместо ответа встал, подкрутил громкость тарелки репродуктора на стене, и сделал приглашающий жест — вот, мол, наслаждайся. По радио как раз разухабистые энтузиасты возвещали городу и миру о железной стене стальной обороны, которой и прихлопнут врага превентивным ударом.

— Вот, послушай, Иосиф Виссарионович, что эти дебилы несут, — в серьёзных разговорах они часто переходили на ты. — Наша армия всех сильней! Не сволочи ли?

— Не обзывайся, Алексей Львович. Лучше поясни, что же плохого в поднятии боевого духа? Да, наши бойцы должны знать — мы самые сильные и могучие, и каждый агрессор будет разбит!

— Я разве спорю? — Патриарх выключил репродуктор. — Особенно когда ты начинаешь газетными передовицами разговаривать. Вот только в первом же бою, получив по соплям, твои энтузиасты побросают винтовки, из которых не умеют стрелять, и разбегутся по домам. Дожидаться ту самую, несокрушимую и легендарную, о которой так много слышали, но ни разу не видели. Им ведь и в голову не придёт, что они и есть та самая железная стена. А тебя во всём обвинят!

— Не понял? — удивился Сталин. — А меня за что?

— Как же? Патронов вовремя не подвёз, танки плохие сделал, каждому солдату его манёвр не разъяснил….

— А должен был?

— А разве нет? Да включи ещё раз радио, о чём услышишь? О великом и мудром вожде, который ночами не спит, думает за всех сразу и, как итог, сделает счастливыми всех, опять же, и сразу. Ладно ещё не беременными.

Иосиф Виссарионович обиженно пошевелил усами, но промолчал. Не в первый раз приходилось выслушивать от Патриарха горькую правду. Бывало и в более грубой форме. Особенно при обсуждении финансовых вопросов. Так что, как не хочется сэкономить, премию гитаристу придётся дать. Половину деньгами, а половину облигациями государственного займа, с погашением через двадцать пять лет. Иначе пропьёт — знаем мы нашу творческую интеллигенцию.

— Ну что, включить? — спросил Алексей Львович, так и не дождавшись ответа.

— Не нужно, — отмахнулся Сталин. — Я эти песенки наизусть знаю. Кстати, что это ты меня попрекаешь? У нас нарком культуры есть. Вот приедет, и спрашивай с него.

— Михаилу Афанасьевичу сейчас некогда.

— Новый роман?

— Нет, "Мастера и Маргариту" к экранизации готовит. Сценарий почти закончен.

— Интересно…. А кто будет снимать?

— Догадайся с одного раза.

Сталин засмеялся:

— Если я угадал, то в главной роли непременно Любовь Орлова? Любопытно будет на нее посмотреть в голом виде.

— И не надейся. Специально для фильма сюжет немного изменили. Теперь действие происходит зимой, и Маргариту оденут в шубу.

— А как же сцена купания в реке?

— Поменяли на бассейн.

— Опять не понял…. А откуда в бассейне русалки возьмутся?

— А их не будет. Вместо русалок — работницы суконно-камвольного комбината номер пять, сдающие нормы ГТО.

— Бред полный получается, Алексей Львович.

— Это ещё что. Там и название другое стало — "Мастер литейного цеха и буфетчица Маргарита".

— А ты куда смотрел?

— А чего я могу сделать, Иосиф Виссарионович? Это же твои любимцы.

— Кто такое сказал? — возмутился Сталин.

— Они сами и сказали. А Орлова ещё и язык показывала.

— Вот как? — вождь и лучший друг советских кинематографистов усмехнулся в усы, нажал кнопку звонка на столе, и попросил вошедшую секретаршу: — Танечка, запишите распоряжение, пока не позабыл. Готовы? Товарищу Булгакову объявить строгий выговор за искажение шедевров мировой литературы. Точка. Режиссёра Александрова направить на укрепление культурных связей города и села…. Куда бы его? Ага, пишите…. Направить на должность художественного руководителя театра в город Конотоп. Точка. Записали?

— Да, товарищ Сталин, записала. Только в Конотопе нет театра…..

— Вы в каком звании, Танечка?

— Старший сержант, — мило покраснела секретарша.

— Совсем вас Поскрёбышев распустил. Вот когда дослужитесь до генерала, тогда и будете мне советы давать. А театр там есть — кукольный.

— А Любочку куда? — поинтересовался Алексей Львович.

— И её туда же. С окладом согласно штатного расписания.

— И с кем останемся? Кто в кино сниматься будет?

— Да вот хотя бы она, — Иосиф Виссарионович показал мундштуком трубки. — Таня, Вы хотите играть главные роли в кинофильмах?

Танечка ахнула, схватилась за сердце, уронив папку с приказами, а потом, не в силах сдержать радостный порыв, бросилась к вождю на шею.

— Товарищ Сталин, да я для Вас…. Да всё что угодно…. Только попросите….

— А вот этого не нужно. Пока не нужно, — лучший друг советских кинематографисток и физкультурниц попытался отстраниться. Но не успел.

Дверь в кабинет открылась именно в момент горячего комсомольского поцелуя, оставившего на сталинской щеке чёткий след губной помады.

— Опаньки! Я тоже так хочу! — Каменев, нагружённый многочисленными свёртками и пакетами, появился не в самый подходящий момент.

Будущая звезда экрана ойкнула, ещё раз покраснела, и убежала, не забыв при этом поднять с пола распоряжение о переводе конкурентки в Конотоп. Эмоции эмоциями, но свои обязанности подчинённые Поскрёбышева знали хорошо.

Сталин с лёгким недовольством посмотрел на наркома обороны, сгружающего свою ношу на стол.

— Мало ли что Вы хотите, Сергей Сергеевич. Только целоваться с Вами я не намерен. Лучше Климента Ефремовича дождитесь.

Кажущаяся холодность приёма не смутила Каменева и не испортила настроение. Легкомысленно насвистывая "Лунную сонату", он принялся распаковывать принесённые кульки.

— Я прямо с самолёта. С утра успел в Нижний слетать. Представляете — в колхозе имени товарища Столыпина начали в теплицах ананасы выращивать.

— Буржуйские замашки.

— Ну не скажите. Постоянный источник дохода в твёрдой валюте. Консервируют их в шампанском, и во Францию…. Выгодное дело, между нами говоря. Почти так же, как генералу Франко списанные танкетки продавать.