Орден

Орден

Глава1

Над кроватью Фенека висел дедов меч. Вообще-то мать назвала юношу Феонелом, а Фенеком его ласково называла кормилица — единственный человек в замке относившейся к юному баронету с теплотой, а меч на стене висел всегда — сколько паренек себя помнил.

Устав рыдать, Фенек соскочил с кровати и уставился на меч. Его режущие кромки имели зазубрины, а дол был испещрен раковинами, заполненными ржавчиной, костяная накладка на рукояти пожелтела и треснула. Меч выглядел таким уставшим, что никому в замке не приглянулся. Так и провисел в спальне Фенека все эти годы. Никогда до этого момента ему не хотелось взять это оружие в руку.

Он пережил смерть матери, и хоть тогда ему исполнилось всего четыре года, Фенек хорошо помнил душевную боль и отчаяние от потери самого близкого человека. Отец, казалось, страдал от смерти любимой вместе с сыном, но не долго: пиры, охота и друзья помогли ему не только избавиться от сердечной боли, но и обрести новую любовь. Барон женился во второй раз и совсем забыл о сыне. Три года Фенек бродил по замку словно тень, приведение, стараясь не попадаться на глаза ни отцу, ни его пассии. Уж очень она расстраивалась, когда видела малыша: своего ребенка родить у нее не получалось от чего в свою очередь весьма огорчался барон, напиваясь до беспамятства. Тогда перепадало на орехи всем и молодой баронессе, и Фенеку, и слугам.

Наверное, на замок Ренн кто-то недобрый наложил проклятие: вторая жена барона все же забеременела, но родить так и не смогла. И на погосте деревеньки соседствующей с замком появилась вторая могилка с женским ликом на гранитной плите.

А потом король Эллионта призвал своих дворян на войну. Из пустыни Шиаран к границам королевства подошел враг. Благодаря королевским рейнджерам, а лучше разведчиков и следопытов не сыскать во всей Элассе, стало известно, что пришельцам как-то удалось оживить древний портал, через который они вторглись на землю Элласы. Свой мир пришельцы называли Арамаром или Пепельным Архипелагом. Будто бы острова, на которых им там приходилось существовать, медленно погружаются в океан...

Ну и сидели бы пришельцы в песках, радовались, что не в воде. Так нет же, сунулись на изумрудные луга Эллионта. Правда, теперь до самого Великого леса луга превратились в пепел и выжженную чародеями пустыню.

Еще говорят, что пришельцы потревожили в пустыне существ, в существование которых многие жители Эллионта не верят до сих пор. И теперь там что-то происходит, неведомое, а значит — нехорошее. Заработали древние обелиски, то там, то тут попадавшиеся на пути странникам, осмелившимся сунуться в пески, и теперь Шиаран накрыта мрачными грозовыми тучами, укутана туманами, а создания, которые прежде дремали под высокими барханами, проснулись и вышли под хмурое небо.

Фенек слышал, что в соседнем баронстве всего за несколько дней вымерла деревенька. Никто не знал почему? Что на самом деле случилось с ее жителями? Теперь все в замке вспоминают об ушедших много веков назад богах и говорят о чародеях. Но никто не сможет рассказать, почему боги ушли и вернутся ли они когда-нибудь? Поговаривают, что могущественные чародеи этого мира и есть те демиурги, решившие вдруг прожить хоть и долгую, но человеческую жизнь, испытать все радости и огорчения, которыми полна жизнь каждого человека. Именно они пока противостоят врагу, сдерживая арамарцев на границе у Великого леса. Но кто защитит простых людей от чудовищ?..

С начала войны прошло восемь лет, и в замок вернулся барон — отец Феонела. Король отпустил его поправить здоровье (барону молния, выпущенная арамарским чародеем, обожгла руку и грудь) и сыграть новую свадьбу. Невеста была немолода, но все еще красива, имела графский титул и прибыла в замок с дочерью — сверстницей Фенека.

Едва юноша увидел Амалию, ее тонкую прикрытую розовым плащом с золотыми лилиями фигурку и прекрасное личико, поймал мимолетный взгляд васильковых глаз, как его сердце остановилось на какое-то мгновение, а когда снова забилось, то в груди поселилось странное чувство, которое известно другим людям как любовь. Тогда Фенек не знал, что с ним произошло и почему так приятно болит в груди, но искал повод увидеться с девушкой.

Возможностей смотреть издалека на юную графиню было множество, ведь отец со своей дружиной и чародеем Гвеем отправился в поход, чтобы выяснить причину мора у соседей. Уж очень встревожены этими слухами были жители баронства. А Фенек каждый день видел шествующую с мамашей на завтрак девушку по утрам, и когда до обеда она гуляла в парке за замком, и вечером на стене у ворот, любующейся закатом, только повод подойти и заговорить, юноша найти не мог до самого возвращения барона.

Чародей Гвей в той самой вымершей деревне обнаружил странное существо, которое сам он обозвал кикиморой. Четырехрукая, шестипалая с отвисшими серыми грудями она теперь сидела на жирных ляжках в зачарованной клетке и грустно смотрела огромными черными глазами на людей, столпившихся на дворе замка.

Все они кричали что-то хорошее об отце, Гвее, а Фенек стоял совсем рядом с Амалией, настолько близко, что слышал запах роз от волос девушки и млел. Отец подошел к клетке и громко сказал людям, что с таким защитником как он им нечего боятся. Потом завернул и о тех, пришельцах из другого мира, которых совсем скоро воины короля Торхиаля прогонят. Народ воодушевился и стал пуще прежнего нахваливать барона Ренна. Ему всегда нравилась лесть, и в тот момент он вспомнил о наследнике. Увидел в толпе Фенека и позвал:

— Феонел, подойди.

Парень, сутулясь, подошел и стал рядом, удивляясь, что уже на пол головы выше отца.

— Это мой сын, наследник! — крикнул барон, но почему-то "наследник" прозвучало очень тихо.

Фенек заметил, что глаза графини мечут молнии и всегда грозный отец под этим взглядом сник и оказался теперь на голову ниже. Вокруг стало так тихо, что люди услышали тяжелый вздох существа из клетки. В этой гнетущей тишине всем стало ясно, что графиня злится. Дрожащим от гнева голосом она спросила:

— Ренн, ты может, считаешь, что я не смогу родить тебе сына или двух?

— Нет, дорогая. Конечно!

— Конечно, что?!

— Сможешь, — промямлил барон и оттолкнул от себя Фенека, а потом пнул носком тяжелого сапога в то место, что находится чуть ниже спины.

Случалось Фенеку терпеть боль и посильнее, когда однажды упал с моста, перекинутого через ров, да как назло ударился о плавающее под ним бревно. От пинка барона было не так больно, как обидно. Еще в тот момент он услышал голос прекрасной Амалии:

— Так этот долговязый болван постоянно следящий за мной, не стражник, а мой сводный братец?!

Наверное, она спрашивала об этом у матери, но Фенек ясно расслышал "долговязый болван" и понял, как его любимая Амалия на самом деле к нему относится. Мысль, что он не достоин такой красоты разрывала его сердце. На глаза навернулись слезы и чтобы не пережить еще большего позора он убежал от отца, Амалии и людей к себе в спаленку. Полдня юноша рыдал как когда-то, когда умерла его мать, а потом встал с деревянной кровати и уставился на меч.

"Мне пятнадцать — думал он — Отец в этом возрасте уже был славным воином, а я, что умею?! Чему научился? Кто теперь научит меня всему, что должен знать и уметь сын барона, дворянин, защитник порядка и справедливости?"

Фенек снял со стены меч. Длинные руки позволили ему приставить острие к груди напротив сердца. Умирать не хотелось, но другого выхода из лабиринта вопросов, на которые у него не было ответов, молодой баронет не видел. Едва его капелька крови соприкоснулась с поржавевшим лезвием, как меч ожил, засверкал и Фенек услышал в своей голове голос:

— Эй, внучек, хоть ты додумался окропить меня кровью!

— Дед?!

— Хе-хе. Не ожидал, что все так будет?

— Не ожидал, хотел уйти прямо сейчас к тебе и к маме. Как же так вышло, что я слышу тебя, и что происходит с мечом?!

Меч сиял, по его лезвию струились голубые сполохи, а рукоять сильно нагрелась, и удерживать волшебное оружие в руке Фенеку от боли становилось все труднее.

— Терпи внучек. Тебе, конечно, никто обо мне ничего не рассказывал, но у каждого мужчины из нашего рода есть немного силы от первых чародеев и врожденное умение. Мое почему-то проявилось перед самой смертью. Тогда я вдруг понял, что смогу влить свою сущность в этот меч. Знал бы я тогда, каким мучительным для меня станет это заточение, лучше бы отправился в неизвестное! Но сегодня я снова чувствую себя живым и прошу тебя, поживи еще немного хотя бы ради своего деда...

— Ты в мече или во мне? — мысленно спросил Фенек.

Почему-то парню не понравилось допущение, что сущность деда может поселиться в его теле.

— Конечно в мече! Но когда ты его держишь своей могучей дланью, я чувствую себя тобой, живым...

Фенек заметил, что рукоять остыла, а лезвие теперь сверкает чистотой, чудесным образом избавившись от ржавчины. В его полированную поверхность можно теперь смотреться как в зеркало и парня кольнула прямо в сердце тревожная мысль: А вдруг теперь у него этот меч отберут?..

— Нет, парень. Пока ты держишь меня в руках, никто у тебя клинок не отберет! В стойку внучек!

Ноги Фенека сами заняли нужную позицию, а рука умело рассекла мечом воздух. Шаг, второй, качнулось в сторону тело, ударила рука с клинком, потом уколола невидимого противника. Фенек остановился, когда почти лишился сил.

— Дед, мне понравилось! Спасибо! — мысленно поблагодарил парень незримого наставника и сел на кровать, не выпуская из руки рукоять.

— Это тебе спасибо, внучек. Порадовал. Не потеряй меня. В чужих руках я стану обычной железкой, — предупредил дед.

Затянутая бычьим пузырем бойница едва пропускала в спаленку свет. За стенами замка сгущались сумерки. Фенек неохотно положил меч на кровать и стал высекать кресалом над лебяжьим пухом искру. Когда вспыхнуло пламя, парень поджег щепки и растопил камин, зажег масло в глиняном светильнике и, прихватив с собой меч, отправился вниз, на первый этаж замка, где располагалась кухня.

По выработанной за годы, прожитые в замке, привычке — всегда оставаться незаметным, юноша пробрался к каморке кормилицы. Ее жилище — чулан, в котором едва помещался лежак, примыкал к кухне. Тетка уже улеглась отдыхать. Все в замке с наступлением темноты укладывались спать. Не каждый мог позволить себе согреться у камина и купить у ключника масло для светильника.

Первый раз за много лет Фенек задумался, почему он единственного человека, который все эти годы заботился о нем, называет — Тетка?

Женщина, увидев Фенека, входящего в каморку со светильником в руках, села на лежаке, подтянув колени к иссохшей груди, спросила:

— Чего тебе, чадо?

— Тетка, скажи, как тебя зовут? — спросил парень, забыв о терзающем его голоде.

— Милосса — ответила кормилица и ее глаза подобрели, морщинки вокруг них от улыбки стали еще глубже, — зачем тебе знать, как меня назвали родители?

Фенек подошел к женщине, присел и обнял ее левой рукой за плечи, правой он крепко держал меч. Кормилица, конечно, увидела сверкающий клинок и на какое-то мгновение испугалась. Но парень нежно поцеловал ее в лоб и страх ушел, пришло всеобъемлющее счастье.

— Милосса, прости, что беспокою тебя, но мне очень хочется, есть, — прошептал ей в ухо малыш Фенек.

"Да какой там малыш! Мужчина уже! И каким у него стал бархатным голос!.."

Женщина почувствовала влечение к этому большому молодому мужчине, от которого шли теплые волны приязни, но вспомнила, как держала его младенцем на руках и кормила грудью, успокоилась. Осталась в сердце только нежность.

— Пойдем мой Фенек, посмотрим, что старый пень готовил сегодня хозяину на ужин.

Старым Пнем она называла замкового повара. Фенека этот старик никогда не привечал, поэтому и парень не стремился ему понравиться. Всегда радовался, когда видел кормилицу, гоняющую кашевара по просторной кухне метлой. Они часто так ссорились. Поводов к тому было множество: то кухарь не заметит сметенного в кучу мусора и растопчет по каменному полу, то воду, что приносила кормилица для своих нужд, куда-то оприходует.

На кухне было уютно. Тлели угли в очаге, пахло жареным мясом и луговыми высушенными травами, толстые пучки которых свешивались с прокопченных балок под потолком. На деревянном длинном столе во множестве стояли какие-то глиняные плошки, противни прикрытые кусками белого холста.

Над очагом сушилась посуда. Милосса сняла с крюка глубокую деревянную миску и, пройдясь по поварским сусекам, собрала туда и кусок запеченной оленины, и пахнущую дрожжами лепешку, и ароматный сыр, и большую сочную луковицу.

Фенек склонился над едой как серый гриф над тушей забитой волками коровы и руками запихивал еду в рот.

— Фенек, ты стал уже совсем взрослым, — с укором произнесла тетка, — мужчине надлежит вкушать еду с достоинством...

Почему она решила сделать молочному сыну замечание, Милосса сама не знала, но Фенек не разозлился. Выпрямил спину и уже доедал сдержанно, почти не чавкая.

Наверное, какая-то добрая фея из тех, о которых в детстве кормилица рассказывала парню, в тот вечер колдовала у него над головой. Наевшись, Фенек вспомнил о кикиморе, томящейся в зачарованной клетке, точнее перед его внутренним взором всплыли ее большие грустные глаза.

— Спасибо, Милосса,— сказал он кормилице и поцеловал ее в висок.

Женщина улыбнулась, захотела обнять его, но юноша, сжимая в левой руке лепешку, а в правой меч, быстрым шагом вышел из кухни. Прошел несколько метров по темному коридору и, упираясь ногами в каменный пол, надавил плечом на дверь. Она с легкостью открылась. Знал бы отец, что старый кухарь снова не запер черный ход, выпорол бы растяпу! Впрочем, об этом Фенек никогда бы отцу не рассказал. Иначе, как бы он сам смог тогда выходить по ночам во двор?

Во дворе Фенек окунулся в сырую ночь. Сырость была густая, вязкая, как кисель. Туман стоял впереди стеной. Факел над воротами едва светил и был похож на одну из лун обычно восходящей над Элласой под утро. Вторая, что всегда светит с вечера сейчас и вовсе не была видна, как и яркие светлячки-звездочки, покрывающие все небо ночью в хорошую погоду.

— Ты пришел? — услышал Фенек приятный женский голос в своей голове.

После всего, что с ним произошло за прошедший день, этот голос его не напугал и не удивил.

— Вот он, твой дар! — пробасил дед, — Оказывается, ты можешь слышать тварей, что остались в нашем мире после ухода богов.

— Я не тварь! — обиделась кикимора.

Фенек, наконец, добрел к клетке и просунул сквозь деревянные прутья хлеб. Тонкие пальцы деликатно сжали подношение, и парень услышал едва шелестящее:

— Спасибо...

Прошла минута или две. Фенек спросил:

— Кикимора, как ты?

— Я не кикимора, а Киомора. Служка богини Сиенны, что вырастила на этой земле травы и деревья.

— А зачем людей в деревне извела?

— Они лес портили, — буркнуло существо и замолчало.

"Вот как! Деревья она пожалела, а людей — нет. А кто из них кроме Тетки меня жалел?" — призадумался парень.