Орден

Орден

Глава1

Над кроватью Фенека висел дедов меч. Вообще-то мать назвала юношу Феонелом, а Фенеком его ласково называла кормилица — единственный человек в замке относившейся к юному баронету с теплотой, а меч на стене висел всегда — сколько паренек себя помнил.

Устав рыдать, Фенек соскочил с кровати и уставился на меч. Его режущие кромки имели зазубрины, а дол был испещрен раковинами, заполненными ржавчиной, костяная накладка на рукояти пожелтела и треснула. Меч выглядел таким уставшим, что никому в замке не приглянулся. Так и провисел в спальне Фенека все эти годы. Никогда до этого момента ему не хотелось взять это оружие в руку.

Он пережил смерть матери, и хоть тогда ему исполнилось всего четыре года, Фенек хорошо помнил душевную боль и отчаяние от потери самого близкого человека. Отец, казалось, страдал от смерти любимой вместе с сыном, но не долго: пиры, охота и друзья помогли ему не только избавиться от сердечной боли, но и обрести новую любовь. Барон женился во второй раз и совсем забыл о сыне. Три года Фенек бродил по замку словно тень, приведение, стараясь не попадаться на глаза ни отцу, ни его пассии. Уж очень она расстраивалась, когда видела малыша: своего ребенка родить у нее не получалось от чего в свою очередь весьма огорчался барон, напиваясь до беспамятства. Тогда перепадало на орехи всем и молодой баронессе, и Фенеку, и слугам.

Наверное, на замок Ренн кто-то недобрый наложил проклятие: вторая жена барона все же забеременела, но родить так и не смогла. И на погосте деревеньки соседствующей с замком появилась вторая могилка с женским ликом на гранитной плите.

А потом король Эллионта призвал своих дворян на войну. Из пустыни Шиаран к границам королевства подошел враг. Благодаря королевским рейнджерам, а лучше разведчиков и следопытов не сыскать во всей Элассе, стало известно, что пришельцам как-то удалось оживить древний портал, через который они вторглись на землю Элласы. Свой мир пришельцы называли Арамаром или Пепельным Архипелагом. Будто бы острова, на которых им там приходилось существовать, медленно погружаются в океан...

Ну и сидели бы пришельцы в песках, радовались, что не в воде. Так нет же, сунулись на изумрудные луга Эллионта. Правда, теперь до самого Великого леса луга превратились в пепел и выжженную чародеями пустыню.

Еще говорят, что пришельцы потревожили в пустыне существ, в существование которых многие жители Эллионта не верят до сих пор. И теперь там что-то происходит, неведомое, а значит — нехорошее. Заработали древние обелиски, то там, то тут попадавшиеся на пути странникам, осмелившимся сунуться в пески, и теперь Шиаран накрыта мрачными грозовыми тучами, укутана туманами, а создания, которые прежде дремали под высокими барханами, проснулись и вышли под хмурое небо.

Фенек слышал, что в соседнем баронстве всего за несколько дней вымерла деревенька. Никто не знал почему? Что на самом деле случилось с ее жителями? Теперь все в замке вспоминают об ушедших много веков назад богах и говорят о чародеях. Но никто не сможет рассказать, почему боги ушли и вернутся ли они когда-нибудь? Поговаривают, что могущественные чародеи этого мира и есть те демиурги, решившие вдруг прожить хоть и долгую, но человеческую жизнь, испытать все радости и огорчения, которыми полна жизнь каждого человека. Именно они пока противостоят врагу, сдерживая арамарцев на границе у Великого леса. Но кто защитит простых людей от чудовищ?..

С начала войны прошло восемь лет, и в замок вернулся барон — отец Феонела. Король отпустил его поправить здоровье (барону молния, выпущенная арамарским чародеем, обожгла руку и грудь) и сыграть новую свадьбу. Невеста была немолода, но все еще красива, имела графский титул и прибыла в замок с дочерью — сверстницей Фенека.

Едва юноша увидел Амалию, ее тонкую прикрытую розовым плащом с золотыми лилиями фигурку и прекрасное личико, поймал мимолетный взгляд васильковых глаз, как его сердце остановилось на какое-то мгновение, а когда снова забилось, то в груди поселилось странное чувство, которое известно другим людям как любовь. Тогда Фенек не знал, что с ним произошло и почему так приятно болит в груди, но искал повод увидеться с девушкой.

Возможностей смотреть издалека на юную графиню было множество, ведь отец со своей дружиной и чародеем Гвеем отправился в поход, чтобы выяснить причину мора у соседей. Уж очень встревожены этими слухами были жители баронства. А Фенек каждый день видел шествующую с мамашей на завтрак девушку по утрам, и когда до обеда она гуляла в парке за замком, и вечером на стене у ворот, любующейся закатом, только повод подойти и заговорить, юноша найти не мог до самого возвращения барона.

Чародей Гвей в той самой вымершей деревне обнаружил странное существо, которое сам он обозвал кикиморой. Четырехрукая, шестипалая с отвисшими серыми грудями она теперь сидела на жирных ляжках в зачарованной клетке и грустно смотрела огромными черными глазами на людей, столпившихся на дворе замка.

Все они кричали что-то хорошее об отце, Гвее, а Фенек стоял совсем рядом с Амалией, настолько близко, что слышал запах роз от волос девушки и млел. Отец подошел к клетке и громко сказал людям, что с таким защитником как он им нечего боятся. Потом завернул и о тех, пришельцах из другого мира, которых совсем скоро воины короля Торхиаля прогонят. Народ воодушевился и стал пуще прежнего нахваливать барона Ренна. Ему всегда нравилась лесть, и в тот момент он вспомнил о наследнике. Увидел в толпе Фенека и позвал:

— Феонел, подойди.

Парень, сутулясь, подошел и стал рядом, удивляясь, что уже на пол головы выше отца.

— Это мой сын, наследник! — крикнул барон, но почему-то "наследник" прозвучало очень тихо.

Фенек заметил, что глаза графини мечут молнии и всегда грозный отец под этим взглядом сник и оказался теперь на голову ниже. Вокруг стало так тихо, что люди услышали тяжелый вздох существа из клетки. В этой гнетущей тишине всем стало ясно, что графиня злится. Дрожащим от гнева голосом она спросила:

— Ренн, ты может, считаешь, что я не смогу родить тебе сына или двух?

— Нет, дорогая. Конечно!

— Конечно, что?!

— Сможешь, — промямлил барон и оттолкнул от себя Фенека, а потом пнул носком тяжелого сапога в то место, что находится чуть ниже спины.

Случалось Фенеку терпеть боль и посильнее, когда однажды упал с моста, перекинутого через ров, да как назло ударился о плавающее под ним бревно. От пинка барона было не так больно, как обидно. Еще в тот момент он услышал голос прекрасной Амалии:

— Так этот долговязый болван постоянно следящий за мной, не стражник, а мой сводный братец?!

Наверное, она спрашивала об этом у матери, но Фенек ясно расслышал "долговязый болван" и понял, как его любимая Амалия на самом деле к нему относится. Мысль, что он не достоин такой красоты разрывала его сердце. На глаза навернулись слезы и чтобы не пережить еще большего позора он убежал от отца, Амалии и людей к себе в спаленку. Полдня юноша рыдал как когда-то, когда умерла его мать, а потом встал с деревянной кровати и уставился на меч.

"Мне пятнадцать — думал он — Отец в этом возрасте уже был славным воином, а я, что умею?! Чему научился? Кто теперь научит меня всему, что должен знать и уметь сын барона, дворянин, защитник порядка и справедливости?"

Фенек снял со стены меч. Длинные руки позволили ему приставить острие к груди напротив сердца. Умирать не хотелось, но другого выхода из лабиринта вопросов, на которые у него не было ответов, молодой баронет не видел. Едва его капелька крови соприкоснулась с поржавевшим лезвием, как меч ожил, засверкал и Фенек услышал в своей голове голос:

— Эй, внучек, хоть ты додумался окропить меня кровью!

— Дед?!

— Хе-хе. Не ожидал, что все так будет?

— Не ожидал, хотел уйти прямо сейчас к тебе и к маме. Как же так вышло, что я слышу тебя, и что происходит с мечом?!

Меч сиял, по его лезвию струились голубые сполохи, а рукоять сильно нагрелась, и удерживать волшебное оружие в руке Фенеку от боли становилось все труднее.

— Терпи внучек. Тебе, конечно, никто обо мне ничего не рассказывал, но у каждого мужчины из нашего рода есть немного силы от первых чародеев и врожденное умение. Мое почему-то проявилось перед самой смертью. Тогда я вдруг понял, что смогу влить свою сущность в этот меч. Знал бы я тогда, каким мучительным для меня станет это заточение, лучше бы отправился в неизвестное! Но сегодня я снова чувствую себя живым и прошу тебя, поживи еще немного хотя бы ради своего деда...

— Ты в мече или во мне? — мысленно спросил Фенек.

Почему-то парню не понравилось допущение, что сущность деда может поселиться в его теле.

— Конечно в мече! Но когда ты его держишь своей могучей дланью, я чувствую себя тобой, живым...

Фенек заметил, что рукоять остыла, а лезвие теперь сверкает чистотой, чудесным образом избавившись от ржавчины. В его полированную поверхность можно теперь смотреться как в зеркало и парня кольнула прямо в сердце тревожная мысль: А вдруг теперь у него этот меч отберут?..

— Нет, парень. Пока ты держишь меня в руках, никто у тебя клинок не отберет! В стойку внучек!

Ноги Фенека сами заняли нужную позицию, а рука умело рассекла мечом воздух. Шаг, второй, качнулось в сторону тело, ударила рука с клинком, потом уколола невидимого противника. Фенек остановился, когда почти лишился сил.

— Дед, мне понравилось! Спасибо! — мысленно поблагодарил парень незримого наставника и сел на кровать, не выпуская из руки рукоять.

— Это тебе спасибо, внучек. Порадовал. Не потеряй меня. В чужих руках я стану обычной железкой, — предупредил дед.

Затянутая бычьим пузырем бойница едва пропускала в спаленку свет. За стенами замка сгущались сумерки. Фенек неохотно положил меч на кровать и стал высекать кресалом над лебяжьим пухом искру. Когда вспыхнуло пламя, парень поджег щепки и растопил камин, зажег масло в глиняном светильнике и, прихватив с собой меч, отправился вниз, на первый этаж замка, где располагалась кухня.

По выработанной за годы, прожитые в замке, привычке — всегда оставаться незаметным, юноша пробрался к каморке кормилицы. Ее жилище — чулан, в котором едва помещался лежак, примыкал к кухне. Тетка уже улеглась отдыхать. Все в замке с наступлением темноты укладывались спать. Не каждый мог позволить себе согреться у камина и купить у ключника масло для светильника.

Первый раз за много лет Фенек задумался, почему он единственного человека, который все эти годы заботился о нем, называет — Тетка?

Женщина, увидев Фенека, входящего в каморку со светильником в руках, села на лежаке, подтянув колени к иссохшей груди, спросила:

— Чего тебе, чадо?

— Тетка, скажи, как тебя зовут? — спросил парень, забыв о терзающем его голоде.

— Милосса — ответила кормилица и ее глаза подобрели, морщинки вокруг них от улыбки стали еще глубже, — зачем тебе знать, как меня назвали родители?

Фенек подошел к женщине, присел и обнял ее левой рукой за плечи, правой он крепко держал меч. Кормилица, конечно, увидела сверкающий клинок и на какое-то мгновение испугалась. Но парень нежно поцеловал ее в лоб и страх ушел, пришло всеобъемлющее счастье.

— Милосса, прости, что беспокою тебя, но мне очень хочется, есть, — прошептал ей в ухо малыш Фенек.

"Да какой там малыш! Мужчина уже! И каким у него стал бархатным голос!.."

Женщина почувствовала влечение к этому большому молодому мужчине, от которого шли теплые волны приязни, но вспомнила, как держала его младенцем на руках и кормила грудью, успокоилась. Осталась в сердце только нежность.

— Пойдем мой Фенек, посмотрим, что старый пень готовил сегодня хозяину на ужин.

Старым Пнем она называла замкового повара. Фенека этот старик никогда не привечал, поэтому и парень не стремился ему понравиться. Всегда радовался, когда видел кормилицу, гоняющую кашевара по просторной кухне метлой. Они часто так ссорились. Поводов к тому было множество: то кухарь не заметит сметенного в кучу мусора и растопчет по каменному полу, то воду, что приносила кормилица для своих нужд, куда-то оприходует.

На кухне было уютно. Тлели угли в очаге, пахло жареным мясом и луговыми высушенными травами, толстые пучки которых свешивались с прокопченных балок под потолком. На деревянном длинном столе во множестве стояли какие-то глиняные плошки, противни прикрытые кусками белого холста.

Над очагом сушилась посуда. Милосса сняла с крюка глубокую деревянную миску и, пройдясь по поварским сусекам, собрала туда и кусок запеченной оленины, и пахнущую дрожжами лепешку, и ароматный сыр, и большую сочную луковицу.

Фенек склонился над едой как серый гриф над тушей забитой волками коровы и руками запихивал еду в рот.

— Фенек, ты стал уже совсем взрослым, — с укором произнесла тетка, — мужчине надлежит вкушать еду с достоинством...

Почему она решила сделать молочному сыну замечание, Милосса сама не знала, но Фенек не разозлился. Выпрямил спину и уже доедал сдержанно, почти не чавкая.

Наверное, какая-то добрая фея из тех, о которых в детстве кормилица рассказывала парню, в тот вечер колдовала у него над головой. Наевшись, Фенек вспомнил о кикиморе, томящейся в зачарованной клетке, точнее перед его внутренним взором всплыли ее большие грустные глаза.

— Спасибо, Милосса,— сказал он кормилице и поцеловал ее в висок.

Женщина улыбнулась, захотела обнять его, но юноша, сжимая в левой руке лепешку, а в правой меч, быстрым шагом вышел из кухни. Прошел несколько метров по темному коридору и, упираясь ногами в каменный пол, надавил плечом на дверь. Она с легкостью открылась. Знал бы отец, что старый кухарь снова не запер черный ход, выпорол бы растяпу! Впрочем, об этом Фенек никогда бы отцу не рассказал. Иначе, как бы он сам смог тогда выходить по ночам во двор?

Во дворе Фенек окунулся в сырую ночь. Сырость была густая, вязкая, как кисель. Туман стоял впереди стеной. Факел над воротами едва светил и был похож на одну из лун обычно восходящей над Элласой под утро. Вторая, что всегда светит с вечера сейчас и вовсе не была видна, как и яркие светлячки-звездочки, покрывающие все небо ночью в хорошую погоду.

— Ты пришел? — услышал Фенек приятный женский голос в своей голове.

После всего, что с ним произошло за прошедший день, этот голос его не напугал и не удивил.

— Вот он, твой дар! — пробасил дед, — Оказывается, ты можешь слышать тварей, что остались в нашем мире после ухода богов.

— Я не тварь! — обиделась кикимора.

Фенек, наконец, добрел к клетке и просунул сквозь деревянные прутья хлеб. Тонкие пальцы деликатно сжали подношение, и парень услышал едва шелестящее:

— Спасибо...

Прошла минута или две. Фенек спросил:

— Кикимора, как ты?

— Я не кикимора, а Киомора. Служка богини Сиенны, что вырастила на этой земле травы и деревья.

— А зачем людей в деревне извела?

— Они лес портили, — буркнуло существо и замолчало.

"Вот как! Деревья она пожалела, а людей — нет. А кто из них кроме Тетки меня жалел?" — призадумался парень.

"Никто..." — голос Киоморы слился с его собственными мыслями.

— Освободи меня, видящий!

Голос существа звучал жалобно, как писк новорожденных котят, а этих пушистых зверьков Фенек с детства любил.

"Будь что будет!" — подумалось, и парень махнул мечом, ударил по клетке и с легкостью разрубил им прутья. Заискрили угасающие чары, и существо выбралось из плена.

— Спасибо, — прошелестело в голове, и Фенек почувствовал прикосновение влажных губ ко лбу.

В голове тут же вспыхнул яркий огненный шар, в уши ударил набат тысячи колоколов, а когда все прошло вокруг уже толпились солдаты отца, над сидящим у колеса повозки парнем нависал чародей Гвей:

— Что ты наделал, олух?! — кричал он Фенеку и звал его отца, — Ренн, скорее ко мне!

— Мальчик, пора делать ноги! — посоветовал дед.

А тело юноши отчего-то наливалось невиданной силой. Наверное, Киомора чем-то полезным на прощание одарила своего спасителя. Парень вскочил на ноги и, расталкивая солдат, побежал к воротам. Они оказались запертыми, железная герса опущенной. Фенек легко взбежал по каменной лестнице на надворотную площадку и, оттолкнув часового, прыгнул со стены на доски моста перекинутого через ров. Внизу, под мостом стояла вонючая черная вода. Что-то плеснулось в ней, напугало и без того напряженного парня, и Фенек резво припустил к лесу.

Еще вчера юный баронет о таком прыжке и помыслить не мог, но сегодня столько всего случилось, что о деталях своего бегства он вспомнил только под утро.

Всю ночь Фенек бежал и бежал, хватая руками стволы низкорослых деревьев, кустарник, падая, давясь кашлем и снова вставая, бежал все дальше в глубь спасительного леса. Потом немного передохнул и чудом вышел к древней дороге. Разбитая возами, она больше походила на овраг и петляла между огромных деревьев от замка Ренн до трактира, где обычно собирались королевские охотники-промысловики.

У старого двухэтажного сруба парень и остановился. Точнее, у палисадника, окружавшего трактир. Заведение стояло на опушке леса и утопало в ярких соцветиях полевых цветочков, за которыми ухаживала жена трактирщика. Наверное, у нее был особый дар, как у многих людей, чьи предки жили вместе с богами, ее растения цвели даже зимой, когда наступал сезон ветров и дождей.

Фенек много раз слышал разговоры об этом трактире, потому, что отец частенько присоединялся к королевским охотникам, когда те развлекались, отдыхая после изнурительных походов в чащу, где добывали зачарованное зверье. Обычная охота на оленей, кабанов и лосей для них и была отдыхом. Из этих разговоров Фенек и узнал о странности Лаеры — жены трактирщика. И сидя на лавке у палисадника, ему почему-то пришла в голову мысль обратиться именно к ней за помощью. Ведь у него не было ни одной монетки, чтобы заплатить за еду, а живот уже урчал, и легкое чувство голода беспокоило баронета.

"Может, эта странная женщина накормит его от доброты, как бескорыстно ухаживает за своими цветами?" — размышлял парень.

Было тихо, как бывает только под утро, когда серое тяжелое небо никнет к земле, когда смолкают оставшиеся хозяйничать в лесу совы и филины, и слышен лишь тихий шелест листьев, который, едва привыкнет ухо, воспринимается как самая глубокая тишина. Сердце Фенека успокоилось, и юноша, разлегшись на лавке у палисадника, уснул.

Глава 2

Разбудил Фенека вопль деда. Что именно предок кричал, баронет не расслышал, но вскочил с лавки как ошпаренный и обнаружил, что его меч разглядывает какой-то чужак. Успел-таки злодей забрать у спящего парня клинок.

Головорез тот был одет в добротную кожаную куртку, штаны и сапоги — обычный наряд охотника. Черные усы и борода делали его лицо похожим на тысячи других — солдатских, охотников, крестьян и даже дворян. На широком поясе у него болтался в ножнах тесак, значит, похититель — простолюдин! Решил Фенек и ударил ногой незнакомца в пах, выхватил из его рук меч.

Пока незнакомец корчился, держась за свои драгоценные шарики, баронет раздумывал: "Не снести ли этому вору голову?.."

— Остынь внучек, — рубить каждому головушку, так ты половину королевства укоротишь. Прости его, если вину свою признает, — советовал дед.

Наверное, дедушка был прав, но всем своим существом парень чувствовал, что справедливостью стало бы лишение вора если не головы, то хотя бы одной руки! И когда охотник, наконец, отпустил свои серебряные колокольчики и посмотрел на долговязого подростка, то увидел в его глазах неизбежную смерть. Парень хоть и выглядел оборванцем, каких за годы войны в королевстве развелось много, но гневался как знатный и меч в его руке лежал хорошо. Опасно лежал.

Охотника звали Тимом. Он недавно получил королевский патент и только вчера его приняли в один из отрядов промысловиков. Проснулся новичок, как обычно бывает утром и вышел на двор по нужде. Увидел за палисадником на лавочке кого-то и решил полюбопытствовать. Как оказалось, громила спал, но был так молод, что еще не отрастил бороду, а в руке у него лежал хороший меч. Ну как не взять?! Хотя бы, чтобы посмотреть! А теперь за свое любопытство он и жизни может лишиться: уж очень свирепым и кровожадным взглядом прожигал его голодранец.

Не первый раз Тим сталкивался с благородным, привычно рухнув на колени, он запричитал:

— Господин, простите меня! Я хотел только посмотреть!

Фенек еще не забыл совет деда, сдержанно кивнул и ответил:

— Прощаю...

Охотник тут же поднялся с колен и, заглядывая парню в глаза, затараторил:

— Что же вы, господин, ночуете на улице, ведь в трактире и теплее и сытнее? — не дожидаясь ответа на свой вопрос, он предложил: — А давайте я вас проведу. Жена трактирщика уже развела в печи огонь...

"Хорошо, что я его не убил! Наверное, он добрый человек раз так переживает обо мне" — подумал Фенек и согласился:

— Проводи меня добрый человек.

Они вошли через калитку во двор, украшенный цветочными клумбами, и прошли по насыпанной песчаной дорожке к высокому крыльцу. Тим семенил впереди то и дело оглядываясь, а Фенек просто шел, вертя головой и глазея на то, как тут все устроено. Не ладно, а как-то по-особенному, не так, как в замке. Он вспомнил сказки, что в детстве ему рассказывала Милосса, и подобрал правильное слово — сказочно!

Тим поднялся на крыльцо и открыл тяжелую, сколоченную из толстых досок дверь. Из трактира заструилось тепло и запах еды. Фенек поспешил за своим проводником, но едва вошел вовнутрь, как замер на пороге: там, в конце просторного зала заставленного столами и лавками, он увидел суетящуюся у очага Киомору.

— Видящий, не стой на пороге, входи, и присаживайся за стол, я накормлю тебя, — услышал Фенек.

Он посмотрел на Тима и решил, что существо, которое он спас ночью отводит охотнику взгляд. Ведь тот не выглядел напуганным и с вожделением пялился на полные ляжки нелюди. Наверное, домовая ему виделась как-то по-другому. В какой-то момент и Фенеку удалось увидеть существо в облике жены трактирщика — женщины неопределенных лет приятной наружности.

— Спасибо, хозяйка, — мысленно ответил парень и присел на лавку к столу.

— Я не та, о ком ты подумал, но благодарю тебя за спасение сестры. Сколько раз говорила ей, чтобы держалась от людей подальше! Зови меня Лаера. Привыкла уже к человеческому имени.

Хозяйка поставила перед Фенеком миску с тушеным в капусте мясом, рядом положила краюху свежевыпеченного хлеба, еще горячего и мягкого.

Баронет был так увлечен поглощение пищи, что не заметил когда и куда ушел Тим. А охотник, увидев, как молча, жена трактирщика стала обслуживать голодранца, решил, что правильно поступил, пресмыкаясь перед молодым верзилой и мышью, пока тот о нем забыл, прошмыгнул по лестнице на второй этаж в свою комнату.

Пока Фенек насыщался, Лаера принесла и положила на лавку новые сапоги, штаны и куртку. Не забыла домовая и о перевязи для меча и широком поясе с тайником. К тому моменту, когда постояльцы проснулись и один за другим стали спускаться в трапезную, Фенек, дремавший у теплого камина, уже выглядел, как и положено молодому баронету.

Он с любопытством посматривал на охотников, прислушивался к их разговорам, но старался делать это скрытно, чтобы никто из них не заметил его интереса.

Они не выглядели героями, не отличались могучим телосложением или высоким ростом, были обычными людьми: встреть такого на дороге и не поймешь, что увидел королевского охотника. Правда, если внимательно присмотреться, то у каждого рядом на лавке или у ноги стоял ранец, на поясах болтались гирьки-кистени и большие ножи-тесаки. Кто-то имел круглый щит и рогатину, а кто-то поглаживал налуч с кривым луком. Еще они громко шутили и смеялись.

— Кристиан! Может, за кружечкой пива расскажешь старому товарищу, где найти лиану-живицу? — кричал кому-то через весь зал коренастый толстяк с уже седеющей бородкой.

— Нет, пройдоха, не расскажу. А вот, где виталица растет, могу, — ответил стройный, черноглазый охотник и рассмеялся, словно удачно пошутил.

Фенек ничего не знал ни о живице, ни о виталице, но догадывался, что это какие-то зачарованные растения, те, что, наверное, собирают охотники и продают королевским чародеям. Только он и представить себе раньше не мог, что легендарные охотники что-то собирают, как девчонки из дворни, в конце лета, сбегающие от Милоссы в лес за ягодами и грибами. Он полагал, что эти храбрые люди сражаются с монстрами. А шутка черноволосого вызвала взрыв смеха в зале трактира. Прыснули все охотники и в той компании, что сидела за одним столом с Фенеком. Один из них, наверное, их предводитель, парень так решил, потому, что он был самым старшим среди молодых промысловиков, выкрикнул:

— Сходи к жабе. Может, понравишься ей, и уродина позволит тебе собрать сотню стручков с виталицы!

— Вот дерьмо, — пробормотал тот, кого Кристиан обозвал пройдохой и громко огрызнулся, — сам сходи!

Охотники снова загоготали.

Рядом с Фенеком сидел парень, может, всего на пару лет старше баронета. К нему и обратился любознательный юноша:

— Простите, охотник. Я не знаю вашего имени, но...— он убедился, что парень его слушает и продолжил, — меня зовут Фенеол, баронет Ренна.

— Я, Сирин, господин, — парень приподнял над головой полупустую кружку и отпил из нее.

— Уважаемый Сирин, во сколько золотых королевские чародеи оценивают стручок виталицы? — спросил Фенек.

Юнный баронет и серебрушки с собой не имел, но цену деньгам знал. Хоть библиотека в замке и была скудна, но прочитанных книг Фенеку хватило, чтобы получить представление о покупательной способности денег в Эллионте. Правда, он понимал, что если сто лет назад деревенька стоила сотню королевских золотых, то это совсем не значит, что и сейчас за эти деньги можно купить десяток дворов. Еще слышал он от отца, будто за их баронство ему как-то предлагали тысячу золотых.

— Если кому-нибудь повезет сорвать хоть один и сбежать от жабы, то можно смело забыть о королевском промысле! Из плодов виталицы знающий чародей может сделать зелье второго шанса. Оно умирающего сможет поставить на ноги и старого омолодить, а еще говорят, что силы зелье дает накладывать чары тому, кто не имел дар, — ответил Сирин.

Хоть Фенек и не получил прямого ответа на свой вопрос, но сделал вывод — стручки виталицы стоят очень дорого!

— Спасибо, охотник. Может, ты знаешь, как найти ту жабу, о которой все говорят?

— Знаю, все знают, что к болоту у Черной рощи ходить нельзя!

Фенек не стал расспрашивать ни о болоте, ни о Черной роще, решил, что сможет узнать о них у Лаеры, когда охотники разойдутся по своим делам. А кое-кто из них уже поднялся с лавки и проверял амуницию, звенел оружием и жестяными банками в ранце.

Вскоре трапезная опустела. И только недавний знакомец Тим, приподнял над головой шляпу, прощаясь с Фенеком.

Жена трактирщика подошла к столу, чтобы убрать посуду и баронет спросил:

— Лаера, как пройти к Черной роще?

В тот момент она выглядела как обычная женщина, и Фенек подумал, что видит ее так оттого, что назвал человеческим именем и представил ее такой — красивой, спокойной и заботливой. Она бросила в него удивленный взгляд и улыбнулась:

— Хочешь судьбу испытать? — спросила, и ее улыбка стала еще шире.

Фенек снова увидел перед собой кикимору с полной пастью треугольных зубов.

— Судьбу? Хочу! — ответил юноша, решив — почему бы и нет!

— Как в лес войдешь, иди на север. Смотри, с какой стороны деревьев растет мох и где на склонах бугров зеленеют проплешины — там и север будет. Полдня иди. Как увидишь скрюченные чарами черные стволы, значит, дошел.

— Спасибо! — выкрикнул Фенек и побежал к двери.

Существо, зацепив длинными пальцами за ремень, подтянуло юношу к себе и прошипело:

— Ссстой, подожди, обед соберу.

Фенек кивнул и снова поблагодарил кикимору:

— Спасибо!

Присел на лавку и стал разглядывать затоптанную солому на дощатом полу. Невольно пришли мысли с вопросами: почему охотники не ходят к Черной роще? Боятся — это ясно! Так ведь люди и кикимору до жути боятся, а я уже с двумя познакомился...

— Вот, возьми.

Жена трактирщика протянула Фенеку узелок и улыбнулась. Снова как человек. Она стояла по ту сторону стола со скрещенными на груди руками, с почтительно-внимательным выражением лица, как перед уважаемым и редким гостем.

— Спасибо! — в который раз поблагодарил ее Фенек и на этот, беспрепятственно выскочил из трактира.

По желтой, песчаной дорожке, мимо клумб он вышел за палисадник и, обойдя трактир, по еле заметной тропе пошел к лесу. И справа и слева трава доходила до пояса, а какие-то кусты с яркими синими соцветиями вымахали почти в рост самого Фенка. Зато в лесу травы почти не было: деревья-великаны своими кудрявыми кронами создавали полумрак, а без теплого света на ковре из прелых листьев почти ничего не росло. Могучие корни дубов вздымались над серой землей, переплетаясь в дивных узлах и утопая в пушистых мхах. Фенек с удивлением рассматривал мягкую на ощупь поросль, пока не пришел к выводу, что с одной стороны моха все же больше!

Он шел, шел и все видел вокруг, все замечал: то где-то высоко невидимая сорока застрекочет, то дятел выдаст барабанную трель, то кукушка голос подаст; рыжим пятном между деревьев прошмыгнет лиса или зайка-косой даст деру, поднявшись с лежки у самых ног. Когда устал, с удовольствием поел, мысленно поблагодарил кикимору и будто бы даже услышал от нее ответ. Улыбнулся, почему-то вспомнив тетку Милоссу, и снова пошел.

Вначале перемены обнаружились вдруг наступившей тишиной: от мрачного безмолвия вокруг Фенеку стало не по себе, а потом и лес изменился. Среди дубов стали появляться неизвестные Фенеку деревья. Те самые, о которых говорили охотники. На низкорослых стволах сверкала блестящая черная кора, а на кривых ветках этих карликов почему-то не было листьев. Через сотню шагов уже обычные деревья не встречались. Баронет понял, что забрел в самую гущу Черной рощи. Стал шагать короче и чаще вертеть головой. Не зря. Увидел кольчугу ржавую, пнул ее и заметил пожелтевшие от времени кости. Чем глубже Фенек заходил в рощу, тем чаще обнаруживал останки тех, кто, как и он бродили между этих омерзительных деревьев. Промелькнула мыслишка: "Бежать назад скорее!" И дед с ним согласился:

— Жуткое место, внучек...

Вдруг Фенек услышал стон, а потом разобрал и причитания:

— Ребеночек мой... Пропадет малыш... Укатился...

А дед мешает вслушиваться, свое бубнит:

— Не слушай, беги!

— Подожди, дедушка, может, помочь надо?

Юноша брел на голос и так увлекся, что заметил чудовище, когда подошел к нему настолько близко, что рассмотрел в его пасти гребенку из щучьих зубов. Наверное, оно и было той жабой, о которой говорили охотники.

Вслед за зубатой пастью Фенек разглядел гладкое зеленое тело монстра, ниже — мощные лапы с длинными загнутыми когтями и глубокие борозды, что оставило существо, передвигаясь, а вот передние конечности твари больше походили на человеческие руки, только пространство между длинных пальцев заросло перепонками. Монстр опустил голову, и баронет увидел почти человеческое лицо, только в глазах существа плясало безумие, а змеевидные отростки на голове стояли дыбом, казалось, вот-вот они придут в движение и хлестко ударят.

— Пропадет малыш, — скулил монстр.

— Где твой малыш? — преодолев страх, спросил Фенек.

Из глаз чудища тут же улетучился огонек безумия, взгляд стал осмысленным, и монстр указал перепончатой лапой в сторону:

— Посмотри там.

Баронет проследил за лапой "жабы" и увидел только невысокий, где-то ему по грудь, холмик. Прошелся к нему и тут же заметил накатанный след, как у детской горки зимой, когда полозья санок укатывают снег до блеска. Тут так блестела черная земля. А внизу спуск пересекла глубокая канава с ручьем, на дне которого что-то белело.

Фенек лег на живот, широко расставил ноги и обеими руками вытащил из ручья яйцо. Монстр тут же оказался рядом, и нетерпеливо начал пританцовывать на месте от чего загудела земля:

— Дай мне! Дай!

Фенек с опаской вытянул руки и даже закрыл глаза. А когда открыл, то не поверил тому, что увидел. Глупая тварь пристроила яйцо на вершину горки, а когда отпустила, жабий зародыш снова скатился в канаву и над поляной пронесся жалобный стон:

— Укатился...

Фенек достал меч и срезал острую верхушку горки, выкопал лишнюю землю и снова полез за яйцом. Достав его, пропустил мимо ушей настойчивое "дай", водрузил зародыша на вершину холма.

Жаба смешно села на задние лапы, сровнявшись в росте с пареньком и сложив на плоской груди перепончатые ручки, с умилением уставилась на Фенека.

— Стоит малыш. Теперь нагреется и у меня будет ребеночек! — Услышал ее мысли баронет, — Встретишь Магнуса, скажи ему, что я теперь свободна!

Фенек хотел расспросить "жабу" о таинственном Магнусе и о стручках виталицы (одно растение он заметил у ручья), как вдруг псевдоволосы монстра снова вздыбились, существо заревело, и с места совершило немыслимый прыжок в чащу.

Когда на поляну прилетело бездыханное тело охотника и упало к ногам баронета, парень рассудил, что на этот раз стоит поторопиться. Он оборвал стручки с виталицы, запихал их в тайник на ремне и побежал назад, надеясь, что монстр все же сохранил частичку разума и не тронет его.

Глава 3

— Внучек, беги!

Фенек услышал призыв из меча и побежал. Он и сам заметил три или четыре человеческих силуэта снующих между высоких деревьев, но угрозы не почувствовал. Дед что-то говорил о лучнике, который почему-то непременно должен сидеть на дереве, а баронет перешел на шаг, потому, что по его рассуждению тот лучник остался далеко позади, впрочем, как и остальные преследователи.

Рядом хрустнула ветка, и Фенек мгновенно развернулся. В него летел железный шар, и парень чудом успел убрать голову с его пути. А потом баронет увидел Тима, раскручивающего для нового удара кистень. Он бросился в сторону, оступился, упал лицом вниз, вдохнул пряный запах листвы, крепко сжал веки, ожидая, что вот-вот получит удар в затылок. Время перестало тянуться к бесконечности, восприятие опять стало обычным, и Фенек перекатился на спину. Тяжело дыша, вскочил на ноги и снова увидел, как стремительно приближается несущий смерть шар. На этот раз увернуться у него не получилось: в голове с десятком искр взорвалась боль и в себя Фенек пришел, когда почувствовал, что кто-то пытается снять с него пояс. Оттолкнул вора ногой, попробовал открыть глаза. Вышло с трудом, все вокруг виделось неясным. Фенек услышал, как кто-то с разочарованием выкрикнул:

— Живучий, гад!

Потом — топот ног. Вор убежал, оставил на баронете пояс с драгоценными стручками. На душе стало теплее: снова идти к жабе ему не хотелось. Голова гудела после чудовищного удара, и парень соображал с трудом. Он шарил ладошкой вокруг себя с одной мыслью, что где-то рядом должен лежать его меч. А когда он со всей ясностью осознал, что меч у него украли, взвыл:

— А-а-а!

Позволив себе эту слабость, Фенек тут же вернул самообладание. Его самочувствие улучшалось быстрее, чем можно было ожидать, и парень рассудил, что нужно возвращаться в трактир. Там рассказать всем охотникам об убийцах, покушавшихся на него и воре, укравшем меч, не обобравшем его до нитки только потому, что Фенек помешал ему это сделать.

Он поднялся на непослушные ноги, оперся о ствол ближайшего дерева, стряхнул с одежды, куда смог дотянуться, листья и заметил, что его куртка залита кровью. Прикоснулся к ране на голове, осмотрелся. Вокруг стояли одинаковые деревья, сгущались сумерки. Решение вернуться в трактир казалось верным, вот только как это сделать? Бежал он сломя голову, не разбирая дороги, а теперь все вокруг выглядело незнакомым. Стремительно вечерело, стучали в полумраке друг о друга ветки, и ветер выдувал с низин лесную сырость. Рассмотрев на корневищах дуба-великана мох, парень побрел в противоположную сторону.

В то время, когда юный баронет решал, как ему поступить, молодой охотник Тим получал взбучку от предводителя ватажки. Нет, поначалу все шло хорошо. Он издалека заметил парня, беспечно шагающего по лесу, и решил отомстить родовитому за утреннее унижение. Нашептал Оливеру о замечательном мече, который, по его мнению, юноша у кого-то стащил. Предводитель их небольшого отряда, почесал лысину и мысленно отметил, что одинокий путник молод и неплохо одет. Добыча — хороша, а "зверь" — беспомощный. Вот только кроме меча, который к слову действительно был замечательным, ничего добыть не удалось.

— Где его пояс, штаны, куртка и сапоги?! — спрашивал Оливер, а Тим поднял тощие плечи к ушам, молчал и боялся признаться старшему охотнику, что парень все еще жив.

— Он в овраг скатился, а там — змеи! — Тим выдумал оправдание и тут же его выкрикнул, пока Оливер не начал распускать руки.

— Пойдем, покажешь, — приказал охотник.

Тим пожал плечами, кивнул и медленно побрел, слегка отклоняясь от того места, где расстался с благородным. Он очень надеялся набрести на какой-нибудь овраг.

А Фенек все шел и рассчитывал вскоре выбраться из леса. Голова болеть перестала и рана, к которой он боялся притрагиваться, уже не беспокоила. Запахло водой. Перед ним была река. Она блестела под низко висящей над противоположным берегом старшей, большой луной Элласы.

Это была река лесная, спокойная, но глубокая, очень глубокая — вода в ней казалась черной. Течение чуть заметно шевелило прибрежные кусты, и плыли по густой воде широкие дубовые листья.

Изогнувшись как сухой стручок, Фенек склонился с крутого бережка и опустил в холодную воду голову. Едва прикасаясь к ней руками, вымыл волосы, потом лицо и шею. Осознав, что под пальцами, кроме размокающей кровяной корки ничего больше не чувствовал, уже уверенно ткнул пальцами туда, где должна была быть рана. Ни рубца, ни ссадины парень на своей голове не обнаружил. Расстроился от того, что теперь не понятно, как доказать охотникам, что на него напали и хотели убить. Обрадовался чудесному исцелению.

— Юноша, ваша кровь весьма недурна на вкус, — сказал кто-то за его спиной.

Фенек вскочил на ноги. Развернулся и увидел лежащего на брюхе крылатого ящера. Когда-то, много лет назад Милосса рассказывала ему сказки. Обычно там герои-рыцари, чтобы спасти своих возлюбленных сражались с драконами.

"Дракон!" — испугался юный баронет, но прыгнуть, как собирался в воду, не успел. Собственное тело вдруг перестало его слушаться. Собрав волю в кулак, Фенек попросил монстра:

— Дракон, отпусти меня, я не убегу.

— Не боишься?..

Оказалось, монстр не говорил, а так же, как и другие существа, с которыми встречался баронет, общался мысленно.

— Нет, — ответил Фенек, рассудив, что просто так дракон со смертным общаться не станет.

— Правильно! Я когда-то тоже был человеком. Известным человеком! — дракон сел на задние лапы, почти как пес, — К тому же я был искусным чародеем. Руководил научно-исследовательской группой в Императорской академии Арамара. Мы создавали совершенных существ. Некоторые из них уже сотни лет живут тут, неподалеку. Они выжили в ужасной войне, когда камни плавились от буйства чар, а мне тогда пришлось изменить форму, чтобы сохранить жизнь.

Фенек почувствовал, что уже может пошевелить рукой и уселся на землю. Ему вдруг стало интересно узнать, что же происходило на Элласе много веков назад?

— Мне одно очень странное существо, назвавшееся Киоморой, сказала, что когда-то она была служкой богини. Значит, не только вы создавали диковинных существ?

— Мы учились у богов, — признал дракон.

— Вы видели богов?! — восхитился Фенек.

— Я, нет. Боги, несомненно жили во плоти на Элласе. Мы унаследовали их технологии, инструменты и инструкции к ним. Целый императорский отдел изучал их наследие, но эти тупицы так и не нашли ответ на главный вопрос: куда боги все-таки исчезли?! Правда, эти дармоеды научились пользоваться древними порталами и утверждали, будто демиурги покинули Элласу через них. Лично я в этом сомневаюсь: Нашу цивилизацию погубила война. После нас цветущий край Шиаран превратился в пустыню, а император и его двор сбежали от своего народа через портал в другой мир. А вот боги оставили нам полноводные реки, леса, по которым идти можно много дней и свои жилища, наполненные чудесными вещами...

Фенек переживал невероятное эмоциональное потрясение: он быстро дышал и в то же время пытался справиться с головокружением. Но парню становилось все хуже и хуже. Он понял, что арамарцы, с которыми воевал его отец и уже, как десять лет воюет весь Эллионт просто вернулись домой! Пришлось с этим фактом смириться, выдохнуть, потом глубоко вдохнуть и успокоиться.

"Они вернулись домой, но это ничего не меняет, — рассуждал Фенек — все равно арамарцы наши враги, а значит, этот обернувшийся драконом чародей — тоже..."

— Простите, я не знаю, как вас называть, вы давно живете в этом лесу?

— Парень, зови меня Магнусом. А в этом лесу я когда-то оставил кое-что. И я не жил, а существовал в Шиаран, пока вновь не заработал портал. Тогда пробудился от столетнего сна и понял, что настало время вернуть человеческую форму. Готов ли ты мне помочь в этом деле?

"Магнус! Не тот ли это чародей, о котором "говорила" жаба? — юный баронет сидел перед драконом, ни жив, ни мертв. Если бы то существо, что стерегло поляну с виталицей, не обмолвилось о неком Магнусе, может, Фенек и не придумал бы себе — Дракон оказался тут для того, чтобы собрать стручки с зачарованного растения!" — Парень невольно прикоснулся к ремню, там, где находился тайник.

Тянуть время, ввести чародея в заблуждение — все, что оставалось Фенеку и он ответил:

— Если смогу. Ведь я еще мал, а вы...

— Не переживайте, юноша, — дракон снова стал учтивым, — когда я расправлюсь с той, кого когда-то оставил в этом лесу, вы поможете мне, — дракон поднял когтистую лапу и стряхнул с нее несуществующую воду, — кое-что самому мне трудно сделать.

— Прежде я должен вернуть свой меч! — твердо произнес Фенек, окончательно уверовав в верность своих выводов.

— Кого нужно убить? — спросил дракон и попытался рассмеяться.

Вышло это у него не очень хорошо: от рыка чудовища стыла кровь в венах, а в реке всплеснулась рыба. Юноша побледнел, но смог заставить себя улыбнуться, чтобы чародей ничего плохого не заподозрил.

— Мне поскорее нужно попасть в одно место. Большой деревянный дом стоит на северо-западе. Надеюсь, там я найду свой меч.

Фенек догадался, что эта река вытекает из леса на равнину где-то перед трактиром, а потом, извиваясь между холмами, струится к северу от замка Ренн. Он указал рукой туда, где, по его мнению, должен был находиться приют охотников, но тут же вспомнил, что сами себя они называют искателями драконьих сердец или так называлась их гильдия, смутился и решил больше ничего дракону не рассказывать, молчать.

— Юноша, вы определенно мне нравитесь. Пожалуй, я смогу помочь, да так, что спустя многие годы вы об этом не забудете, — дракон снова рыкнул и вытянувшись на земле, бросил пареньку речевую мыслеформу — эх, прокачу!

Фенек, хоть и шел к чудовищу на дрожащих ногах, переживал душевный подъем и поверил дракону только тогда, когда увидел с высоты птичьего полета лес, равнину за ним и мерцающие огоньки в окнах трактира.

Ветер не свистел в ушах, не сбивал дыхание, не пытался оторвать юношу от твердой спины чудища. Едва Фенек забрался ему на спину, как ящер мягко оттолкнулся от земли и взлетел. Тут же исчезли звуки, наступила полная, беззвучная тишина. Огромные серые крылья почти не двигались. Дракон парил.

Баронету показалось, что полет длился чуть больше мгновения. А приземлялся дракон шумно. В какой-то момент в уши ворвались звуки скрипящего леса, шуршащей опушки и те, что издают люди — из трактира, а потом, казалось, земля вздрогнула, донеслись встревоженные голоса.

Фенек сполз со спины чудовища и тут же завертел головой, пытаясь обнаружить на небе хотя бы одну луну. Увы, на черном небе он не увидел ни то, что луну, но и ни одной звездочки. Конечно, трактир он видел, а вот, что под ногами — нет. Сделал несколько шагов на мерцающие в окнах огоньки и, споткнувшись о кротовину, остановился.

— Собрался уже? Ни спасибо, ни до свидания, — заворчал дракон.

— Темно. Идти тяжело, — шепотом пожаловался Фенек, забыв о мыслеречи.

— Ты ведь одаренный, чего же фонарик не зажжешь? — спросил ящер.

— Я не умею, — признался баронет.

— Слушай и внимай, — крылья дракона зашелестели о чешуйки, убираясь за спину, — все чародеи знают — желания управляют мирами! Всю свою жизнь волшебник тщательно полирует звенья цепи, связывающей его волю с желанием. А каждое звено в той цепи — это мысль или произнесенное слово. Развитое воображение, ясность мысли и абсолютная уверенность в правильном результате делают одаренного неофита великим чародеем. Испытай себя, зажги фонарь! — потребовал ящер.

Фенек слушал дракона, открыв рот. В тот момент он забыл, что чародей Магнус в облике змея — враг. Баронет понял и умом и сердцем все, что услышал от чудища. Предчувствуя успех, тихо произнес:

— Раз, два, три — огонек гори!

Он представлял огненный шар малой луны, восходящей над Элассой под утро и мысленно поместил огонек на расстоянии вытянутой руки перед собой, чуть выше головы. И чудо случилось — маленький, размером с кулак огненный шарик засветился там, где баронет и ожидал его увидеть.

— Молодец! — сказал дракон.

Фенеку показалось, что ящер действительно доволен его успехом.

— Спасибо, чародей Магнус! — ответил баронет.

— Снова стать чародеем Магнусом, надеюсь, поможешь мне ты. Иди за своим мечом, а я пока займусь своим делом.

Дракон исчез, воспарив в черное небо, а Фенек, опасаясь, что волшебный огонек угаснет, побежал к трактиру.

Напрасно юноша переживал. Огонек по-прежнему светил ярко даже тогда, когда парень остановился у входной двери. И теперь он размышлял над тем, как его погасить?

"Ветерок подул — огонек задул — прошептал баронет и дунул на фонарик. Свет исчез, а юноша пережил новый прилив восторга — получилось!"

Фенек отворил дверь и увидел, что в трапезной полно народу. "Наверное, гул земли от приземления дракона, встревожил их" — подумал юноша и оказался прав. Едва он вошел, как десятки глаз уставились на него, стало тихо, и один из охотников спросил:

— Парень, что там, снаружи?

— Темно, — ответил Фенек и улыбнулся.

— И все?

— Дракон уже улетел, — сообщил всем баронет — не бойтесь...

Услышав о драконе, охотники загалдели. Фенек из отрывков фраз, разочарования на свирепых рожах, понял, что они ему не поверили. К тому же он, наконец, обратил внимание на тяжелый запах прокисшего вина вокруг и заметил, что у многих охотников глаза тупые, без единого движения мысли и красные.

— Не вовремя ты парень шутки решил шутить, — рявкнул одноглазый верзила, вставая из-за стола.

Огромной пятерней он расчесал бороду и шарил взглядом по столу в поисках чего-то для себя важного. А когда громила схватил пустую глиняную кружку и запустил ее в баронета, Фенек понял, что и другие охотники сейчас начнут испытывать свою удачу.

Хлопнув, ударившись о дощатый пол у ног Фенека, кружка разлетелась на мелкие кусочки. Охотники засмеялись, а баронет уже придумал слова для подходящего заклинания. Присев на корточки, он повернулся к охотникам спиной и зашептал: "Я вижу, как все люди в этом доме уснули вдруг. Они спокойно, безмятежно спят, и видят мир веселым и уютным. Спят до утра, спят до утра..."

Он чувствовал как что-то едва ощутимое, волнительное источается из его сердца, наполняя все его существо уверенностью — у меня получится! Фенек поднялся на ноги, повернулся к охотникам и увидел, что все они спят. Кто-то, упав грудью на стол, а кто и на полу.

— Браво! — похвалила его Лаера.

Она оказалась единственной, кого Фенек в этом доме не смог зачаровать. Домовая только поднялась из подвала и с кувшином в руках, так и осталась стоять там, у чернеющего в полу провала. Стояла и смотрела на баронета со снисходительной улыбкой.

— Я только учусь, — ответил он.

— Я заметила. Впредь заклинай мысленно и не размахивай руками.

Лаера рассмеялась, поставила кувшин на пол и, обхватив живот руками, присела в новом приступе смеха. Она все силилась показать Фенеку, как он колдовал, размахивая своими руками. Парню вдруг тоже стало смешно и он, позволив себе улыбнуться, тут же попал в объятия духа-Хохотуна.

Насмеявшись вдоволь, человек и домовая присели на свободный краешек лавки.

— Нашел Черную рощу? — спросила Лаера.

— Спасибо тебе, нашел, — ответил Фенек.

— А там у тебя получилось добыть зерно виталицы?

— Да, — признался баронет. Соврать существу, которое заботилось о нем Фенек не смог.

Кикимора, поднялась с лавки, опустилась на колени, хоть ей это далось с трудом, так уж устроены были ее ноги, две лапки скрестила на пузике, а две верхние протянула в мольбе к юноше.

— Видящий, отдай мне всего одно зернышко. С ним я смогу вернуть Сиенну в наш мир!

— Богиню?! — удивился Фенек

— Так ее называете вы, люди, а для нас она — мать! Скорее, дай мне зерно!

Фенек суетливо снял с себя пояс и пытался выковырять из тайника стручок. Наконец, ему удалось зацепить ногтями сухой кончик и вытащить трофей из ремня. Он протянул стручок Лаере:

— Возьми...

Домовая, дрожа как осиновый лист, приняла плод виталицы и аккуратно расщепив его, достала всего одну горошину. Стручок вернула Фенеку.

— Спасибо, — прошелестела, и исчезла, беззвучно растаяв в воздухе.

"Ну вот, теперь остался трактир без хозяйки, а трактирщик без жены" — подумал Фенек и от этой мысли развеселился: "Знал бы трактирщик, на ком женат! Знали бы охотники, кто им подавал еду! Ха-ха!"

Фенек, вглядываясь в лица спящих охотников, походил по трапезной. Не обнаружив среди них Тима, присел к столу и поел. Благо охотники больше пили, чем ели и на столе после их пира остались целыми круглые лепешки, головки ароматного сыра и даже тушки вареных кур.

Утолив голод, баронет поднялся на второй этаж и прилег на кровать в первой же, оказавшейся не запертой комнате. Прежде чем уснуть прошептал: " Ночь отступает — уходит кругом темнота. Птицам не спится — чирикают пташки с утра. Утро в рассвете — хочется глубже дышать, я просыпаюсь — незачем долго спать!"

Глава 4

Молодой воробушек, вцепившись коготками в козырек полуоткрытой ставенки, самозабвенно чирикал. Наверное, он радовался солнышку, а может, просто издевался над черным котом, который притаился в цветнике, но ничем бесталанному певцу не угрожал.

Фенек открыл глаза и улыбнулся: ведь славно вышло зачаровать себя и проснуться ранним утром бодрым и полным сил. Однако вставать он не спешил. Баронет, вспоминая свой побег из замка и приключения в лесу, какое-то время еще полежал, а когда подумалось об утраченном мече, и тоска сдавила грудь, очарование утра сразу рассеялось. Фенек встал с кровати, потянулся и спугнул птичку.

Открыв ставенку, глубоко вдохнул свежий, пахнущий цветами и лесной сыростью воздух. Обменялся взглядами с котом и будто бы даже понял, о чем черный бандит думает — об упорхнувшей птичке! Улыбнулся своей фантазии и вышел из спаленки.

Спускаясь по лестнице в трапезную, юноша увидел хозяйку трактира. Домовая железной кочергой ворошила в камине угли.

"Неужели она смогла?! Так быстро?! И теперь в Эллионте живет настоящая богиня?!" — закружились хороводом мысли. Парень остановился и мысленно окликнул ее:

— Лаера!

— Киомора, — прошелестело в голове, и домовая подмигнула баронету, потом указала взглядом куда-то в ту часть трапезной, которую с лестницы Фенек разглядеть не мог.

Он кивнул новой хозяйке и продолжил спуск, сожалея, что не расспросил Лаеру о богах, пока такая возможность у него была.

"Может, Киомора расскажет?" — подумалось и тут же забылось.

Те охотники, что уснули ночью в самых живописных позах, все еще спали. Почему-то бодрствовали всего трое. Трое странных промысловиков сидели за столом и молчаливо попивали какой-то отвар из трав. Баронет так решил, потому, что не заметил на их столе кувшина с вином. К тому же эти охотники выглядели не так, как все остальные ночью. Они были трезвыми и угрюмыми. Один из них строго посмотрел на Фенека. От его взгляда внутри у парня похолодело. И все же баронет рассмотрел приятное лицо с высоким лбом и массивным крючковатым носом, темно каштановые волосы, смуглую кожу, однако не такую темную, как у его соседей. А глаза незнакомца оказались неожиданно серыми — холодными и стальными, как зимнее небо над замком Ренн. Охотник пристально смотрел, будто хотел заморозить взглядом. И Фенек понял — если такой, несомненно, благородный господин разгневается, то быть беде. С другой стороны именно такому охотнику Фенек хотел бы рассказать о подлом воре, укравшем меч. Этот строгий господин и двое его попутчиков одним только своим видом вызвали у юноши уважение к себе и одновременно непонятную тревогу.

"Может, они и не охотники вовсе... — промелькнула мысль и тут же ее затмила другая — А если и они мне не поверят?"

"Пусть не могучий и молодой пока — во мне никто не видит простака!" — бубнил баронет, подходя к незнакомцам. Он старался держать спину ровно, а подбородок высоко, не суетиться и сохранять достоинство.

— Баронет Феонел Ренн, господа — отрекомендовался парень и за неимением шляпы на голове, слегка поклонился.

— Граф Торин, — ответил господин с пронзительным взглядом, — с попутчиками, — добавил он и улыбнулся добродушной, где-то даже застенчивой улыбкой, чего Фенек совсем не ожидал, а поэтому смутился еще сильнее.

— Господа, я попал в беду и тревожусь, что никто из них, — Фенек указал рукой на спящих охотников, — мне не поможет добиться справедливости. И даже, напротив...

Юноша так разволновался, что вынужден был замолчать, чтобы перевести дух.

Граф и его попутчики внимательно слушали парня и, по крайней мере, тот, кто назвался Торином, заметил состояние юноши и, стараясь говорить тихо, но разборчиво, даже предложил:

— Баронет, присаживайтесь к нам за стол, расскажите свою историю и поведайте, почему считаете этих людей бесчестными?

Вот так спросил! И что ему теперь отвечать?! Фенек присел на краешек лавки и, собрав волю в кулак, скороговоркой отбарабанил:

— Охотник Тим вчера в лесу украл у меня меч. Там он был не сам. Другие из его отряда хотели меня убить, и я был вынужден бежать, опасаясь получить стрелу от их лучника. — Фенек сам удивился, как ладно у него получилось все рассказать и, видя, что граф с интересом его слушает, продолжил куда спокойнее, чем начинал: — Только ночью я смог выбраться из леса, а когда вошел в трактир, то увидел всех этих охотников пьяными. Они не стали меня слушать и один из них даже позволил себе бросить в меня пустую, но тяжелую кружку...

— Это возмутительно! — воскликнул граф и тут же улыбнулся своей белозубой улыбкой больше подходящей девушке, чем такому суровому воину. А Фенек из-за этой улыбки так и не понял — шутит граф или действительно возмущен.

— Безобразие! — добавил один из его попутчиков.

— Мы поможем тебе, — пообещал третий.

— Угощайся, — предложил граф, подвинув к Фенеку пустую чашку и указал взглядом на котелок.

Прикопченное донышко посудины было округлым, и баронет догадался немного наклонить котелок, чтобы наполнить свою чашку ароматным напитком, в котором плавали какие-то травинки и цветочные лепестки.

— Спасибо, — ответил Фенек и с удовольствием отпил из чашки.

Напиток этих странных путешественников пах замечательно и на вкус оказался приятным. Ничего подобного баронет раньше не пробовал. В голове зашумело, потом прояснилось, и он услышал, как во дворе пронзительно запищала мышь. Наверное, черному разбойнику, наконец, удалась охота.

— Что ты слышал? — спросил граф.

— Как умирая, пищала мышь,— ответил Фенек.

Господин Торин кивнул, будто ожидал услышать именно это, а его попутчики, напротив, обменялись удивленными взглядами.

Фенек переживал состояние абсолютного покоя и всеобъемлющей безмятежности пока Киомора уже во второй раз, проходя мимо, как бы случайно не толкнула его бедром. А когда он, наконец, посмотрел на нее, услышал в голове настойчивое требование:

— Разбуди людей!

И Фенек с ужасом понял, что все эти охотники до сих пор спят под его чарами!

"И как же мне их разбудить?— разволновался баронет. — Всем охотникам... Гром гремит... Сон уходит..."

Ничего подходящего в голову парню не приходило, пока он не успокоился. Наконец, когда задышалось легко и радостно Фенек мысленно продекламировал: "Кто спит до сих пор — просыпайся! Пусть все в этот день удается, с улыбкою утро встречай!"

И странное дело — охотники зашевелились, многие сразу же открыли глаза. Получилось! У меня снова получилось! — ликовал Фенек, а сидящие с ним рядом таинственные попутчики графа снова перекинулись удивленными взглядами. Сам граф смотрел куда-то вверх, будто увидел что-то на темных балках под потолком и улыбался.

С пробуждением охотников в трапезной сразу стало тесно. Они ходили по залу, выходили из трактира, то и дело, хлопая дверью, поэтому Фенек не заметил, как вошли Тим и другие охотники из его отряда. Они уселись на лавки и оказались за спиной баронета. Юноша услышал голос вора, едва не убившего его. Тим оправдывался:

— Оливер, ну прости меня, так вышло!

— Заткнись, сопляк, — кто-то грубо ему ответил.

Фенек вышел из-за стола, развернулся и увидел, что всего пару шагов его разделяют от обидчика. Это расстояние он преодолел быстрее, чем Тим успел бы моргнуть. Схватив парня за воротник куртки, потянул на себя. А когда встретился с ошалелым взглядом вора, прошипел:

— Где мой меч?

— У Оливера, — пропищал Тим.

— Это у того, плешивого?

Фенек обернулся и увидел своего нового знакомого. Тим закрыл глаза, будто подтверждая допущение графа, и баронет не смог уследить за промелькнувшей мимо тенью. Только услышал хрип, а потом увидел, как один из охотников падает с лавки.

— Феонел, это ваш меч? — спросил граф, и Фенеку снова пришлось обернуться.

В глазах Торина снова сверкала сталь, но на этот раз это юношу не напугало. Фенек увидел в руках графа свой меч и поспешил ответить:

— Мой!

— Держи и больше не теряй, — Торин улыбнулся и его взгляд потеплел.

Взяв меч, Фенек выкрикнул:

— Спасибо!

И тут же услышал голос деда:

— Привет, внучек!

— Здравствуй, дед...

— Оба, стойте и не двигайтесь!

Приказ из уст хорошо одетого охотника, вероятно, был отдан Фенеку и графу. Юноша удивился — "Почему высокий бородач сказал "оба"? Куда подевались попутчики Торина?" — Уходить он никуда не собирался, а воротник куртки Тима на всякий случай отпустил.

— Что здесь происходит? — вопрошал бородач.

Рядом с ним стояли другие охотники и в их руках покачивались палаши и дубинки. О том, что ватажник Оливер покинул мир живых, Фенек еще не догадался. Подумаешь, получил по шее и свалился с лавки! Чтобы погасить разгорающееся пламя ссоры с охотниками, он незамедлительно ответил:

— Этот, — он указал кончиком меча на Тима, — и те, которые пришли с ним хотели вчера меня убить, а граф Торин — благороднейший человек, как и обещал, всего лишь вернул мне мой меч.

— Ищи свищи теперь этого графа. Две Тени это был из ордена Карающих.

Низкий, но широкоплечий еще не старый мужчина сразу же обратил внимание всех охотников на себя. Широкополую шляпу он не снял и Фенек увидел только аккуратно подстриженную клинышком его черную бородку. В трапезной стало очень тихо, и только грозный бородач позволил себе спросить у крепыша:

— А ты сам кто?

— Я офицер из тайной канцелярии короля, а мое имя знать тебе не обязательно.

Граф Торин, как сквозь землю провалился. Он просто исчез, испарился для всех будто мгновение назад не стоял рядом с Фенеком! А крепыш, который из тайной канцелярии подошел к баронету и, задрав голову, наконец, открыл взору Фенека нос картошкой и поросячьи глазки. Правда, взгляд у королевского офицера оказался колючим.

— Господин офицер! — выкрикнул бородач и подскочил к крепышу, заставив Фенека немного отойти в сторону. — А как же смерть Оливера? Мы, королевские охотники своих в беде не бросаем!

— Как звать тебя охотник? — спросил имперец.

— Лют, — ответил бородач и слегка поклонился.

— Так вот, Лют, — офицер хоть и отвечал охотнику, но небольшой паузой в этом ответе заставил слушать всех в трактире, — если не знал, то узнай: орден Карающих никогда не убивает невинных!

— Господин офицер, позвольте с юнца спросить. Меч, может, и не его...

— Спроси, но по закону.

Крепыш еще раз окинул фигуру Фенека снизу доверху и вышел из трактира. А бородач, напротив, подошел к баронету ближе и хоть ростом он оказался вровень с баронетом, но оказался в два раза шире, отчего юноша стал опасаться за свою жизнь и невольно выставил перед собой меч.

— Хочешь поединок, щенок? — прорычал охотник. — Получишь!

Фенек поединка не хотел и вообще все еще не мог поверить в смерть охотника Оливера. Он шарил взглядом, пытаясь высмотреть плешивого, но увидел только его ногу, обутую в добротный кожаный сапог и краешек заправленной в него почему-то мокрой штанины из плотного зеленого сукна.

— Братья, кто сосунку благородному укорот даст? — закричал Тим. Чтобы на него обратили внимание, он взобрался на стол.

— Благородному? — смутился бородач.

И, наверное, кровопролития можно было избежать. Вот только с Фенеком что-то странное случилось. Вспыхнул в груди гнев, а в голове стало пусто.

Вжик — пропел меч и рассек несостоявшемуся убийце благородных живот. Да так ловко, что когда Тим наклонился, рана раскрылась и все, чему положено быть в животе человека вывалилось наружу. Парень взвыл и попытался запихнуть свою требуху назад.

А охотники стояли и смотрели на жалкие потуги человечка спасти себя, пока одноглазый, тот, что ночью запустил в Фенека кружку, не выкрикнул:

— Братья, а разве не этот благородный нам ночью о драконе рассказывал?

— И, правда, он! — подтвердил тот бородач, что грозился Фенеку поединком.

Лют щелкнул перстами и указал кому-то на дверь. Двое охотников тут же подхватили скулящего от боли Тима и вынесли его из трактира.

Фенек наказав вора и своего обидчика, успокоился. Засунул меч в петлю на ремне и, не убирая с рукояти руки, спокойно стоял и смотрел на охотников.

— Молодец внучек! — похвалил его дед.

— Так, что там с драконом? — спросил бородач.

Вопрос Фенеку понравился. Ведь если королевские охотники называли свою гильдию не ради пустого бахвальства, то только им по силам расправится с врагом Эллионта.

— Я видел его ночью. Огромный крылатый ящер сел неподалеку от трактира и напугал меня. — Фенек хотел сказать "вас", но в последний момент передумал, вспомнил о запущенной в него кружке. — Слышал я от отца — барона Ренна, будто из Шиаран летят и забредают к нам в лес разбуженные арамарцами твари.

— Это так, — согласились охотники.

Упоминание об отце тоже оказалось уместным. Уже никто в трапезной не смотрел на него с неприязнью. Охотники тихо переговаривались между собой, обсуждая новость, и в трактире воцарился привычный шум.

Вернулись те двое, что выносили Тима и, взявшись за ноги Оливера, потащили его тело к выходу. Фенек проводил их взглядом и присел на лавку.

"Оказывается, жизнь человека ничего не стоит! Она имеет ценность только для ее владельца и то, пока жадность не толкнет его на какое-нибудь безумство. — Баронет содрогнулся от ужаса, вспомнив Черную рощу и обескровленное тело у своих ног. — Тим смерть заслужил и этот Оливер, наверное, тоже..."

Между тем охотники посовещавшись, решили убивать дракона все вместе, а после продажи трофеев, выручку поделить на всех. Один за другим они выходили из трактира. К Фенеку подошел одноглазый и спросил:

— Баронет, вы с нами?

— Конечно! — ответил Фенек и поднялся с лавки.

Работали охотники до вечера, а Фенек наблюдал, как вначале они со своих телег сгружали составные части самострелов и длинные, как копья стрелы для них. К полудню эти самострелы они собрали, поставили на колеса, впрягли лошадей и покатили на луг к лесной опушке. К вечеру на нескольких телегах они подвезли сено и замаскировали драконоборцев в стогах. Когда на небе появились первые звезды, а от леса повеяло грибной сыростью в шагах двадцати от припрятанных самострелов, охотники привязали козу, а сами спрятались кто где.

Фенек затаился в высокой траве и зарослях вербейника. "Не такой Магнус простофиля, чтобы попасться на их приманку — размышлял Фенек, — а что если его заманить мне?"

Баронет задумал позвать дракона будто бы на помощь, осталось попробовать сделать это, но как? Не кричать же во весь голос в надежде, что чародей его услышит.

Фенек лег на спину и стал смотреть на звездное небо. Прошла минута, вторая и наконец, он почувствовал мелодию из слов и зашептал: "Звезды в небе мерцают богато, облаков белокрылые табуны несут мысли моей отпечаток вдаль к тому, чьи часы сочтены" Когда что-то оборвалось внутри, как спущенная тетива, он мысленно воззвал — "Магнус, помоги мне!"

Баронет поднялся во весь рост и побежал к стогам. Испугался, что чародей прилетит прямо туда, где он прятался, и охотники не смогут воспользоваться своими самострелами.

Наверное, приманка охотников все же дракона заинтересовала. Сам Фенек не сомневался, что ящер прилетел на его зов, но появилось чудище из серой мглы прямо над несчастным животным. Едва мощные лапы змея коснулись земли, коза от ужаса заблеяла во весь голос. Захлопали канаты самострелов и в дракона полетели стрелы.

Юноша видел, как железные жала вонзаются в тело чудища, разрывают его плоть. Острые наконечники разрезали на своем пути мышцы и артерии, дробили кости, которые к слову оказались не такими уж и прочными.

— Что это?! Как же это?! — услышал Фенек.

Ему вдруг до боли в сердце стало жаль чародея, прожившего очень долгую жизнь, за которую он приобрел бесценные знания и опыт, а теперь все эти свершения навсегда исчезнут, испарятся, будто никогда и не существовали. Он воспользовался мыслеречью, как при первой встрече с драконом у реки:

— Магнус, если можешь, беги, улетай!

— Как же глупо я попался!.. — прошелестело в голове, — Юноша, мне нужно передать кому-то свои знания. Лимус, создавший Обитель, пускает туда только тех, кто постиг смысл пустоты. Подойди и вкуси моей крови, вкус твоей мне уже известен...

"Нет уж!" — решил Фенек, но что-то сильнее его собственной воли толкнуло парня к дракону и он, раскачав древко стрелы, выпил драконью кровь. Чудище заревело и издохло. Подбежали охотники с зажженными факелами и увидели перемазанного в крови Фенека. Никто не усомнился в отваге парня. Все видели, как безрассудно он бросился добивать тварь. И когда гильдейцы закатили пирушку, за отвагу юного баронета был выпит не один кубок. А сам герой, как ни прислушивался к себе, никаких новых знаний или способностей не обнаружил. На радостях пил вместе с охотниками и уснул, как и все прямо в трапезной.

Глава 5

"Кто я Фенек или Магнус?" — Странная мысль. Я потихоньку встаю, отряхиваю с одежды грязную солому и выхожу на крыльцо. Усаживаюсь на порожке, жмурясь от лучей свежего солнца, которое в это утро умывает меня по-особенному. Я странным образом чувствую его силу и знаю — вся мощь светила теперь мне доступна. Уже не нужно плести чары с помощью слов. Сила и ярость огненной стихии спляшут свой разрушительный танец там, куда смогу дотянуться мысленно...

Кстати о мыслях: этим утром я осознаю себя другим человеком. Да! Мне многое стало понятным: мой отец — слабохарактерный подкаблучник; бегство из родового замка — несусветная глупость. Амалия, юная графиня, сводная сестра, девочка с еще неразвитой грудью...

Ха: моя обида и мои слезы...

То был не я, и все это произошло не со мной!..

Страшная догадка пронзает мой мозг, и я хватаюсь за рукоять меча.

— Привет, внучек, — слышу скрипящий голос деда и успокаиваюсь. Я — это я, просто гибель чародея Магнуса сделала меня взрослее или мудрее, а его кровь наделила способностями поверженного дракона и с ними — наследством древнего демиурга мне еще предстоит разобраться.

Хлопает дверь, я обоняю запах свежей сдобы и медленно оборачиваюсь.

— Господин...

Услужливо кланяясь, биомагический помощник по дому протягивает деревянный поднос с горкой парующих пирожков.

Я уже не удивляюсь. Принимаю всплывающие в голове знания как должное событие: Ну, не кикимора хозяйка таверны, а помощник по дому специально созданный для этой цели магами Арамара, что с того?

— Спасибо, — беру угощение и с трудом выдавливаю из себя ее имя — Киомора...

Наверное, Магнус ни во что не ставил магически сотворенных созданий. И эта его особенность вместе со многими полезными передалась мне.

Надкусываю хрустящую корочку и вспоминаю три прекрасных лица. Перед моим внутренним взором всплывает видение трех девушек. Все они молодые, но, конечно, намного старше меня. Эти девушки очень ласковые и добрые. Я знаю, что люблю их и уважаю. Особенно нравится мне самая младшая, по имени Леония. Зеленоглазая, с тонкими длинными бровями и румяная, она дома и по двору ходит босиком в широком легком платье. Всегда веселая, зазывает меня с крыльца, усаживает на лавку и спрашивает:

— Хочешь пирожок?

— Хочу, — отвечаю я.

И такими вкусными кажутся пирожки из ее рук, что готов съесть их сколько угодно...

Мой пирог становиться соленым и я вытираю текущие по щекам слезы. Не важно, мои это слезы или Магнуса — я понимаю, что тех девушек уже нет среди живых, и от этого знания переживаю, будто какая беда случилась сейчас со мной.

После пятого или шестого съеденного пирожка от Киоморы гнетущее ощущение тоски ослабло, и я невольно задумываюсь о своих планах на этот день...

Мне нравится, как я чувствую, мыслю и, переживаю настоящее, и то, что на самом деле со мной никогда не происходило! Вот это новое слово — "план", мое оно или не мое? Впрочем, не важно, знал ли я его еще вчера, важно, что сегодня я в полной мере отдаю себе отчет в необходимости ясно представлять себе, чем займусь и почему?

Конечно, я пойду с теми охотниками, что повезут шкуру, кости, зубы и драконьи потроха на продажу в столицу. И позабочусь сполна получить свою долю. Теперь я отчетливо со всей ясностью понимаю, как беден и остро нуждаюсь в деньгах. Продавать зернышки виталицы я ни за что не стану!

А ведь с одним плодом я уже успел расстаться...

О боги! Я просто отдал Лаере целое сокровище! В моем случае это не только несусветное мотовство: вскоре в нашем мире возродиться могучая чародейка по силам равная Магнусу!

Шепчу ее имя: "Сиенна, Сиенна" — и ничего не чувствую, ничего в моей голове об этой чародейке не всплывает. Значит, Магнус не знал ее или его знание по какой-то причине мне не доступно.

Что же, сделанного не воротишь. Мне остается надеяться и верить, что возрожденная чародейка не станет на моем пути непреодолимым препятствием.

— Доброе утро, герой.

Слышу за спиной молодой голос и, не оборачиваясь, отвечаю:

— И вам здоровья.

Рядом, на порожек усаживается охотник. Его лицо мне знакомо, а вот имени не припомню. От него пахнет сладким потом как от старика.

— Одноглазый интересуется, пойдешь ли ты с нами в столицу или у тебя другие дела найдутся?

Надо же! Оказывается его так и прозвали — Одноглазый. Мне почему-то захотелось подурачиться как раньше, рассмеяться и расспросить парня, почему их предводителя так называют. Поймав себя на этом, хмурюсь: ведь понятно, почему такая кличка к нему привязалась?

— Как тебя зовут? — интересуюсь.

— Валид, — ответил парень, он поднялся на ноги и едва-едва поклонился.

— Фенек, — представляюсь и поглаживаю ладошкой деревянную доску подле себя, приказываю — присядь. Расскажи об одноглазом. Когда он глаз потерял, сколько у него людей, зачем я ему?..

Парень присаживается, но удовлетворить мое любопытство не спешит. И я никуда не спешу, щурюсь на ласковое солнышко.

— Его мать Береком назвала. А когда он в схватке с диким котом глаза лишился, братья-охотники кто раньше, а кто и позже стали звать его Одноглазый. Но ты не вздумай к нему так воззвать. Такие как ты... и я — молодые охотники обращаются к нему с должным уважением — Мастер!

— Спасибо, я учту. Так зачем я мастеру понадобился?

— Ну как же! О драконе братьям рассказал ты и прикончил монстра тоже вроде как ты, — Валид загнул на руке два пальца и задумался.

— Я пойду с вами, — озвучиваю принятое решение и цыкаю на Киомору-кикимору, обрезающую у вымощенной камешками дорожки какие-то кусты.

Поймав ее вопрошающий взгляд, вожу бровями в сторону и едва заметно киваю — мол, поговорить надо, встаю и направляюсь за трактир.

Хлопнула дверь. Знаю, это Валид пошел докладывать Одноглазому о моем решении, и зашуршали за спиной легкие шаги. Резко останавливаюсь и оборачиваюсь. Хмурюсь на всякий случай. Киомора в своей истинной ипостаси присела на травку и уставилась на меня глазищами. Ее колени оказались выше головы, а длинными руками она обхватила свои голени и переплела тонкие пальцы в замок. Свободную пару рук она использовала в качестве подпорки, чтобы не опрокинуться на спину.

— Когда вернется Лаера?

— Она не вернется — прошелестело существо.

— Ну, хоть где мне ее искать, знаешь?

— Запрещено, запрещено, — верещит она, падает на бок и катается из стороны в сторону по земле, вмиг доведя меня до панического страха. В нем были и нежелание обрести свидетелей и странное омерзение, сковавшее меня и раздражение от понимания, что ничего больше о Сиенне я не узнаю. Усилием воли я останавливаю руку, потянувшуюся к рукояти меча, но именно это движение не осталось незамеченным. Киомора замолчала и уже смотрит на меня полными ужаса глазами.

— Кто запретил?

Ее образ подернулся рябью и Киомора, обернувшись женой трактирщика, так ничего мне не ответив, засеменила прочь.

Когда у меня что-нибудь не выходило или отец ко мне был не справедлив, я обычно не ревел сразу. Убегал либо в свое тайное место, или в спальню. Только там плакал. Плакал не из-за боли, а потому, что я такой плохой и лучше стать никак не смогу.

В моем убежище, куда я попадал через узенькую дырку в замковой стене, темно, и никто не видел моих слез, тем более родитель. Там я плакал и, наплакавшись, засыпал.

Смотрю в спину улепетывающей прочь Киоморы и испытываю стыд перед собой и за детские бессмысленные слезы, и за бездарный допрос биомагического существа. У которого, понятное дело, имеется приказ от его создателя или хозяина. И все же слезы наворачиваются, наверное, по привычке. Тру кулаками глаза и знаю, что это в последний раз...

Слышу, как хлопает дверь, звучат голоса охотников, конское ржание, но не спешу покинуть это спокойное место с цветами на длинных, в пол человеческого роста мясистых стеблях. Любуюсь порхающими от цветка к цветку разноцветными бабочками, и деловито снующими в поисках сладкого нектара пчелами. Шепчу: "Детство кончится внезапно, ведь оно не навсегда..." Прерываюсь от ощущения неправильности, какого-то внутреннего дискомфорта и делаю то, чему никогда не учился: вызываю перед внутренним взором руну Гармонии. Чувствую себя гораздо лучше, хорошо, нет, — просто замечательно, и не таясь, шествую, чтобы присоединиться к компании охотников.

Вижу перед трактиром пару запряженных в телегу гнедых. Все что осталось от дракона уже погружено на нее и тщательно прикрыто мешковиной.

Ловлю на себе взгляд Одноглазого, киваю ему. Он отвечает мне тем же движением головы и зычно выкрикивает:

— Выступаем!

Занимает место перед повозкой и идет по дороге, немного раскачиваясь в стороны, отчего его широкие плечи, мне кажутся еще шире. Так случилось, что я замыкаю колонну. Иду один, как Одноглазый, а между нами пара возниц на козлах и две руки охотников.

Мы шагали весь день без остановки. Шли по опушке, лишь иногда углубляясь в лес. Ровная дорога местами становилась мягкой от солнечного жара и пахла чем-то незнакомым, тревожным. Когда завечерело, Одноглазый прокричал:

— Отдыхаем, братва!

Кто-то из охотников спустился в балочку к родничку за водой, остальные собирали валежник на ночь, крепили матерчатые навесы. Один из возниц кашеварил — в подвешенном над огнем котелке вскоре забулькало незатейливое варево.

Потом мы ужинали. Костер пылал ярко и почти бездымно, пламя желтым столбом чуть покачивалось в синей вечерней тьме.

Я хлебаю из походной плошки кашу и присматриваюсь к новым товарищам, кого на какое-то время подсунула мне так называемая судьба.

Некоторые из них уже прикончили ужин и кинули первые кости. Молодой среди них всего один, старый знакомец — Валид. За день мы с ним словом не перекинулись, да и к костру он нарочито подсел с другой стороны. "Странно это", — думаю, мазнув взглядом по его безбородому лицу.

Охотники, наверное, долго сидели бы у костра, если бы не командный окрик Одноглазого:

— Спать! Спасть! Завтра ранний подъем! Лыма, возьми себе кого-нибудь и охраняй нас и дракона.

Отдав приказ, предводитель нашего отряда улегся под матерчатый навес и затих. Кто-то из охотников присоединился к нему, а кто-то устроился на ночлег у костра.

Я отхожу в сторонку, где свет от костра не так ярок, сажусь на мокрую от росы листву и по наитию использую наследство Магнуса — вызываю перед внутренним взором руну Отрицания. Тут же вокруг меня становится пусто и тихо. Исчезают навязчивые комары, земля становится теплой, а листья — еще мягче. Ложусь на спину и смотрю сквозь темные кроны деревьев на щедро усыпанное звездами небо. Над догорающим костром паутинится прозрачный дымок, пьяно пахнет багульником — его заросли совсем рядом. Там шевельнулась ночная птица, постучала клювом по ветке. Ночные бабочки, крупные, как летучие мыши, время от времени неслышно выпархивают из темноты и — падают, опаленные огнем костра.

Засыпая, сквозь дрему перебираю впечатления последних дней и впервые за многие годы ощущаю странную копящуюся силу и жадное, до зуда в ладонях, желание что-то немедленно делать, скорее бы завтрашнее утро! Появилось ощущение, будто стою у широко распахнутой двери, за которой — простор и ослепительно яркий свет, вызывающий радостное сердцебиение. Мне удалось стать лучше. Уже удалось что-то изменить в своей жизни! И беспокойство, смутно томившее меня весь день, отступило. Засыпаю со спокойным сердцем, без всяких тревог.

Глава 6

Рано утром, наскоро позавтракав, охотники вышли на дорогу и двинулись в направлении столицы. На какое-то время я остался в одиночестве. Голоса ушедших затихли в отдалении, и снова, как ночью, чуть шелестящая тишина обступила меня. Вдруг, в кронах лиственниц невидимые птицы устроили перекличку, полосатый бурундучок выглянул из зарослей багульника, с любопытством осмотрел меня, удивленно бормотнул что-то, пискнул и исчез.

Насвистывая, я сходил к родничку, — из-под гранитной обомшелой глыбы с доверчивым журчанием выбивалась тоненькая струйка, на дне вымытой ею воронки коричнево поблескивали камешки, колыхались, склоняясь к воде, лакированные листочки брусники...

Какое-то время я просидел у ручейка, прислушиваясь к бормотанию воды, к посвисту птиц, к стуку упавшего с дерева сухого сучка. Что-то неведомое высвобождалось во мне, отзываясь на лесную тишину, и пред внутренним взором из марева грез выплыла руна Внимания. И вот, я слышу голоса и не сразу понимаю, что это охотники говорят обо мне.

— Куда подевался этот блаженный баронет?

Это вроде вопрошает Одноглазый.

— Он в лагере остался!— докладывает Валид.

Я больше не вслушиваюсь в их разговор, бегу. Ведь нехорошо получилось: хотел побыть в одиночестве — заставляю теперь общество себя ждать...

— Может, он что-то почувствовал...

Кто это сказал, не разберу. Что я должен почувствовать? А ведь и, правда, я чувствовал несказанную прелесть этого лесного покоя...

Мимо проносятся застывшие в торжественном молчании могучие вековые деревья, я поднимаю голову верх и вижу небо, синеющее в разрывах зелени. Руна растворяется в нем — голоса исчезли, а за поворотом я едва не врезаюсь в бегущего навстречу парня. Останавливаюсь, а Валид падает в заросли травы, обильно укрывающие обочину, и картинно хватается за грудь:

— Ух, баронет, как Вы меня напугали. Случилось что с Вами?

— Лес меня очаровал, — отвечаю ему, и краска стыда заливает мои щеки, от чего я еще больше смущаюсь. Но держусь уверенней, чем до инициации кровью дракона. В душе даже посмеиваюсь над собой, и моя улыбка на этот раз выручает.

— Шутите? Все у вас благородных так — ни во что не ставите простого человека, — пробурчал Валид, поднимаясь на ноги.

Ничего отвечать я ему не стал. Молча, мы пошли по дороге и вскоре увидели охотников.

Одноглазый подошел ко мне, придирчиво осмотрел, и спросил:

— Баронет, с Вами все в порядке?

— Да, со мной все хорошо, — отвечаю ему, наступая на горло навязчивому желанию попросить прощение за свой проступок.

Единственный глаз вожака прищурился, и верзила заговорщицки зашептал:

— Тут дело одно образовалось...

Я — само внимание, подставил ухо и готов внимать:

— Слушаю, — говорю.

— Тут, неподалеку стоит крипта древних. Братва давно развалила камень, закрывающий вход в склеп, но железную герсу никто сломать так и не смог. Мой человек нашел потайной рычаг...

— Ну, и?.. — спрашиваю, изнывая от любопытства.

— Разрешения Ваше нужно. У папеньки Вашего, сами понимаете, спросить мы сейчас не можем...

— А меня возьмете с собой?

— Конечно, мой благородный господин! И даже по праву наследного владетеля этой земли Вы сможете войти туда первым.

Одноглазый кому-то махнул, а меня подтолкнул в спину, направляя к спешащему к нам бородачу.

— Дарко, — низко кланяясь, назвался охотник, — Пойдемте, господин.

— Я готов, — подбоченясь, ответил я, и мы пошли. Он ведет, а я мелкими шашками, чтобы случайно не подтолкнуть мелкого крепыша в спину — за ним. Замечаю, что многие из охотников тоже отправились за нами. Это хорошо: вместе веселее!

В полумиле от брошенной телеги, в одном из глубоких оврагов, бородач отыскал пещеру, тесный мрачный закуток, где, несмотря на лето, лежал обтаявший, заледеневший снег, припорошенный сверху слоем пыли и увядшей листвы. У черного зева лежал разбитый на три части каменный диск. Должно быть, именно он закрывал вход в эту крипту. Я невольно читаю надпись на нем: "Тут находится усыпальница дома Венус"

Всматриваюсь в руны и понимаю, что без труда прочел надпись на языке древних! А ведь никто в Элассе не может читать их руны...

Какое-то время я переживаю восторг. Какие теперь горизонты открываются передо мной, какие грандиозные возможности!.. Чувствую толчок в спину, оказываюсь в темноте пещеры, звонко лязгнув, падает герса.

Слышу смех и крик Одноглазого:

— Малыш, прогуляйся сам по этой крипте, а мы на обратной дороге обязательно навестим тебя...

Они ушли. Слишком быстро...

Прислушиваюсь. Тихо вокруг. Усилился запах тления и я, практически не замечая подходящей руны, одним только желанием зажигаю над головой огонек. Каменные ровные стены очертили небольшую комнатушку всего в несколько шагов, а у открытой двери обнаружился высохший труп. И судя по одежде, охотник упокоился совсем недавно. Его могли убить свои из жадности, мести, или стражи усыпальницы...

Присаживаюсь у стены и пытаюсь справиться со знанием, прорвавшим плотину в моем разуме.

Слуги в замке Ренн болтали о нежити. Восставших скелетах, личах и даже вампирах. Мне стало понятно, как эти монстры оказались в нашем лесу: кто-то выпустил этих стражей, пытаясь ограбить древние склепы. И вся эта нежить — создания ушедших демиургов. Стражи были созданы для убийства нарушителей покоя усопших. Неутомимые, практически неуязвимые они бродили по Проклятому лесу без смысла и цели. И убивали глупцов, вовремя не убравшихся с их пути.

Раскинув перед внутренним взором колоду рун, я стал искать ту, что поможет мне остановить любого из стражей. И в этом деле кровная память Магнуса мне не сильно помогала. Пришлось вначале прочесть каждую руну, чтобы понять где, как и для чего ее можно использовать.

Наконец, я выбрал Лезвие. Эта руна при активации могла разрезать все, что встретится на ее пути. Неважно камень это или железо. Разделенный на две половинки страж станет беспомощным и не опасным. Надеюсь, что и с железной решеткой за моей спиной эта чара совладает. Тьфу, магия!

— Странным словом древние нарекли свое искусство ворожбы, — бормочу, скорее, чтобы не чувствовать себя одиноким и брошенным.

"Однако, спешить мне не куда..." — рассуждаю.

Конечно, я не собираюсь спускаться в крипту, а руну подготовил на всякий случай. Поднимаюсь на ноги и тщательно исследую стену справа и слева от герсы. Без труда обнаруживаю углубление в стене, нащупываю в нем каменный шар и толкаю его. Слышу звук качения по желобу, щелчок и решетка с лязгом взлетает вверх. Я свободен, но как теперь поступить правильно?

Заманившие меня в ловушку охотники, несомненно, преступники, но я им не судья и тем более не палач. Да и долю свою всегда успею потребовать у общества. Пусть вначале братья-охотники узнают о вероломстве Одноглазого.

Мне приходит в голову замечательная мысль, и я улыбаюсь, представляя, как возвращаюсь в замок...

Никто не сможет унизить меня, я изменился. А с отцом теперь мне есть о чем поговорить. Приударить за юной графиней, да так, чтобы малышка ночами не спала, мечтая о встрече со мной — да запросто! Вот только девушки любят подарки, а я по-прежнему беден.

Бросаю взгляд на черный провал, у которого лежит труп, и уже сомневаюсь, что вот так возьму и уйду из этой усыпальницы.

И все же с непередаваемо тяжелым чувством я переступаю через павшего страшной смертью охотника и медленно спускаюсь, разглядывая в тусклом свете магического фонаря уходящие вниз ступени и побеленные стены, и потолок. Кое-где побелку вымыло время или случайно попавшая в крипту вода и в этих местах я замечаю серый, необработанный камень. Вспоминаю, что недавно видел, как на опушке из зарослей багульника выпирали голые, острые камни ржавого цвета и, удивляясь безмолвному знанию того, что земля Ренн раскинулась на нагорье, где никогда до прихода моего предка не было распаханных или раскорчеванных мест. Люди пришли сюда недавно, а древние, вырубившие в подземных скалах склепы, как давно жили? Ответ сам по себе на этот вопрос в моей голове не появился. Спуск закончился, и я обнаруживаю еще одну открытую дверь, а за ней у стен каменные саркофаги и погребальные урны, и разбросанные по всей усыпальнице белеющие кости...

Слышу треск, вижу, как из сумрака на свет выходит скелет. Он хромает и его череп наклонен, будто нежить смотрит себе под ноги. На левой костяной руке болтается щит, а правая кисть у твари отрублена.

От неожиданности и липкого страха сдавившего грудь, вскидываю руку, намереваясь активировать подготовленную руну. Страж поднимает голову и смотрит на меня зелеными огоньками в глазницах. Бросаю Лезвие, слышу скрежет костей. Скелет снова опускает костяную голову, чтобы увидеть то, от чего я оказываюсь охваченным ужасом: на его ребрах появились свежие царапины. Я оказался слишком слабым магом, а сплести сейчас чары из слов уже поздно — тварь вот-вот нападет.

Медленно череп стража возвращается в естественное положение и мне кажется, что он смотрит на меня с укором, его голова слегка покачивается. Крепко сжимаю рукоять меча и мысленно обращаюсь к предку:

— Дед, помогай!

С шелестом меч покидает ножны, слышу в голосе предка задор:

— Руби его, внучек!

И я рублю. Шагаю в сторону и рублю. Страж не пытается защищаться. Стучат кости о каменный пол, скелет осыпается прахом.

Не осознавая в полной мере происходящее, исследую открытые саркофаги: в них только тлен. Наверное, осквернители могил сумели вынести награбленные сокровища.

Совсем недавно пересматривая руны, доставшиеся мне с кровью древнего мага, названия некоторых сумел запомнить без усилий. Взываю к той, что именуется Поиск, активирую ее всей имеющейся силой желания и замечаю квадрат дверного проема, на какой-то миг, вспыхнувший между саркофагами на абсолютно гладкой стене. Не верить своим глазам в мире, где чары творят иллюзии, и чудесным образом возрождается магия древних демиургов, мне кажется верным. Шагаю к стене и толкаю ее рукой там, где недавно видел магическим зрением дверь. Пальцы что-то ущипнуло, из них выпорхнули искорки, и стена почти бесшумно двинулась на меня. Пришлось на пару шагов отступить. В открывшийся проход входить вот так — сразу, страшно...

На руны разрушения уже не рассчитываю. Усиливаю свечение огонька, крепко сжимаю рукоять меча и с колотящимся в груди сердцем шагаю в неизвестность. Страх и восторг, ожидание чего-то особенного переплетаются во мне.

Тайная усыпальница всего в несколько шагов и на алтаре, выложенном из камней скальной породы, лежат цепь, кольцо и скипетр. Над алтарем на стене филигранно вырезанная надпись — "В память об ушедших частички наших душ пусть Тира благословит"

Стою, прислушиваюсь к себе: взять или нет с алтаря столь ценные вещи? "Разве грабители древних могил не за эти сюда явились и бились со стражами?" — думаю, опускаясь перед алтарем на корточки.

— Простите меня души тех, кого уже нет с нами в этом мире, надеюсь, Тира вас уже благословила, — шепчу и осторожно беру пальцами кольцо.

Слышу в голове голос:

— С этим кольцом ты станешь сильнее!

— Спасибо, — шепчу на всякий случай и надеваю золотой ободок на безымянный палец и... ничего пока не чувствую. В голове тоже — пока тихо.

Касаюсь цепи — тишина. Беру массивную, в свете моего магического фонарика цепь кажется розовой, и надеваю ее себе на шею.

— С этим атрибутом власти любой разумный отнесется к тебе с уважением.

Беру в левую руку скипетр.

— Жезл подчинения. Остался всего один заряд. Используй его во благо... — снова слышу таинственного советчика.

Жезл прячу за голенище сапога, меч в ножны и выхожу из потайной комнаты в крипту. Толкаю дверь, и она легко становится на прежнее место.

Хочу увидеть солнце, очень хочу! Бегу по ступенькам как от пожара и только оказавшись в овражке, успокаиваюсь и возвращаюсь к поднятой решетке. Мои пальцы скользят по холодному камню, ощущают каждую выемку и трещинку. Замечаю, что тут каменщик трудился, полируя поверхность, веду указательный палец по гладкому зеркалу и обнаруживаю искомое углубление. Толкаю пальцем, пытаясь сдвинуть каменную преграду. Снова слышу, как покатился каменный шар и, громыхая, герса падает на место.

Дело сделано, пора возвращаться домой.

Глава 7

В леса Ренн, в низины и за холмы скатывалось белесое светило, сумеречный холод выполз по дороге ужом. Могучие ели сменились дубовой рощицей, а вскоре и осины зашелестели высокими кронами. Знаю, хоть и осталось до замка всего миль десять, все же придется ночевать в лесу. Никто не станет отпирать замковую калитку в полночь.

Ходьба пошла моей голове на пользу. Уже несколько раз собирался остановиться и разжечь костерок, но мысли о магии древних так захватили меня, что по прежнему бреду, не замечая, как переставляю ноги и думаю, думаю...

А все началось с воспоминания о чудесном появлении руны Внимания. Она вроде как сама выскочила. Тогда будто со мной что-то произошло или во мне. Как снова пережить это?! Почему светляк горит ярко, Внимание сработало на милю — я слышал разговор охотников, а Лезвие лишь оцарапало стражу ребра?

Я вспомнил все разговоры, что слышал о чародеях и ворожбе в замке. Хоть и немного вспомнилось, но занозой засело воспоминание, как чародей Гвей сетовал мол, "нынешние чародеи — в подметки не годятся древним. Те могли без костылей творить. Современники не имеют собственного источника силы, поэтому будущее в войне с арамарцами за воинами..."

Тогда мои мысли переключились на старика инвалида, которого я часто видел сидящим у замковой стены — воина. Он плел корзины. Тому ветерану после ранения отняли ногу, и он ходил на костылях. Так мой неразвитый ум и упустил важные сведения, что чародей Гвей излагал отцу.

Еще я размышлял о том, как ловко мне удавались собственные чары. И никакие костыли мне не требовались! Может, слова, что я по наитию произносил и есть те костыли? Что же на самом деле имел в виду Гвей?..

Чувствую, как устала моя голова и ноги. Взгляд уже давно шарит по обочине в поисках подходящего для ночлега места, меня мучает жажда. Поэтому запах воды останавливает и манит. Должно быть, где-то неподалеку течет та самая река, у которой я встретил Магнуса.

Осинник я давно прошагал и лес вокруг становился все более сырым и темным. Мне повезло сразу выйти на поваленный дубок, упавший в реку и по нему спуститься к воде. Наклоняюсь пониже, приклеиваюсь губами к живительной влаге и пью.

Булькает, пузырится вокруг река, а безразличные ко всему дубы стоят недвижимы. Я вспоминаю встречу с драконом и отлипаю от воды. С тревогой прислушиваюсь к лесным шорохам: каждый звук, треск сорвавшегося с дерева сухого сучка кажется исполненным угрожающим смыслом.

Встаю, сердито машу рукой и шепчу тихо-тихо:

— А, бросьте! Я дракона не испугался...

Суетливо собираю хворост и успокаиваюсь, только разведя огонь. Дым от костра прямым столбом поднимается к старшей луне Элласы, потрескивает сухой валежник, вместе с дымом летят к небу желтые, гаснущие искры. Хорошо! Только теперь чувствую, как впал живот, и голод терзает пустые кишки.

Сижу у костра и проваливаюсь в дрему. Чудится, будто тучи затянули небо, и стало темно, как ночью. Я закрываю глаза, и сердце останавливается: вижу, как жарятся на прутиках лягушки. Напротив паренек сидит и улыбается мне, что-то рассказывает. Он съедает несколько лягушек подряд и жует их с удовольствием, не морщась. Я больше двух не смог проглотить: глотал лягушатину и едва-едва сдерживался, чтобы не вырвало. Но глотать надо было. Вспоминаю имя парнишки. Привус говорил, что, когда мы сбежим от взрослых и будем жить в одном из открытых грабителями склепе, первое время придется питаться одними лягушками. После его слов в моем животе разгорелся пожар. Мне становится все хуже и хуже...

Я кричу от боли и просыпаюсь. В животе по-прежнему пылает пламя, будто видение из детства Магнуса продолжается. Я корчусь, катаюсь по холодной земле у потухшего кострища, но молчу, потому что ночной лес пугает меня еще больше, чем необъяснимая боль. В какой-то момент пришло безмолвное знание. Отчего мое сердце забилось еще быстрее, а боль притупилась. Ведь я видел, как у Магнуса случилась магическая инициация и понимаю, что именно это происходит сейчас со мной!

Теперь только тут https://author.today/work/23794