Проигравший получает всё

Место действия: Амои

Время действия: давно. Еще до создания элиты в нынешнем ее виде.

WARNING: в шахматы я играю на уровне первоклашки, в смысле, знаю, какая фигура как ходит. Википедия — наше все, но если кто найдет ошибку в фактическом материале — прошу аккуратно кинуть тапком.

Закончился шестой день переговоров, но ничего не изменилось. Все так же плыли в пустоте на приличном отдалении от оранжевой планеты тяжелые линкоры, под завязку напичканные смертоносной начинкой, все так же грозно щетинились приведенными в полную боевую готовность лазерными пушками станции орбитальной защиты, наземные станции ПВО разворачивали зонтики силовых полей, открывались шахты ракет...

Амои готовилась к войне, которой не должно было случиться. Герберт Штайн прикладывал все усилия к мирному урегулированию конфликта, но за почти неделю пребывания на Амои так и не добился хоть сколько-нибудь существенных результатов.

До недавнего времени он даже не слышал об этой планете, да и прочие, насколько он знал, тоже. Просто в один далеко не прекрасный день обнаружилось, что числившаяся необитаемой и непригодной к колонизации планета, на которой, кажется, пытались проводить некие эксперименты, очень даже обитаема. Кто и как провернул терраформирование — процесс небыстрый и дорогостоящий — таким образом, что в Совете Федерации даже не узнали об этом, оставалось загадкой. Скорее всего, кто-то в Совете получил огромный куш, только потому и не обнаружился до поры до времени настоящий статус бросовой планеты. Кто именно — предстояло еще выяснить, но этим заниматься будут другие, Штайну же нужно было свести возникший конфликт на нет. А это оказалось далеко не таким простым делом, как он представлял, отправляясь с дипломатической миссией...

Конфликт заключался в том, что, узнав о наличии еще одной населенной планеты в пределах своих владений, Совет Федерации попытался было призвать ее к подчинению. Не тут-то было. Правительство Амои начисто отказывалось признавать право Совета Федерации распоряжаться планетой, заявляя, что к процветанию Амои Федерация никакого отношения не имеет, а потому не может претендовать на нее. В этом своем упорстве правительство Амои дошло до того, что к мятежной планете были применены строгие санкции. Однако экономическая блокада не возымела обычного действия: Амои как жила, так и продолжала жить, игнорируя окружившие ее сторожевые корабли. На очередную ноту Совета Федерации правительство Амои отреагировало довольно-таки резко, после чего сторожевиков сменили линкоры. А планета жила, не выживала, а именно жила, в этом Штайн готов был поклясться. На своем веку он немало видел обитаемых миров, которые по той или иной причине утратили расположение Совета Федерации, он помнил стремительно нищающие города, местные фабрики и заводы, судорожно пытающиеся перестроить производство со, скажем, двигателей для тех же линкоров на потребительские товары — но безуспешно. Все эти попытки, насколько он помнил, кончались весьма плачевно, и в полной мере вкусившие независимости планеты возвращались под крыло Федерации...

Насколько он мог судить, в ближайшем будущем подобное Амои не грозило. Штайн не так уж много видел из окон своих апартаментов (в город его, ясное дело, не выпускали), но то, что он мог разглядеть, свидетельствовало — по крайней мере, столица не голодает, никаких угрюмых толп на улицах, жители привычно спешат куда-то, и нет им дела до боевых кораблей, окруживших планету... Что уж там творится в других городах — бог весть, но упрямое спокойствие председателя правительства наглядно свидетельствовало: сдаваться Амои не собирается.

Как, боже правый, как можно было просмотреть сотворение целого мира?! Кто ухитрился протащить на пустынную планету оборудование стоимостью в миллиарды и миллиарды кредитов, кто создал этот город и наводнил его людьми? Иногда Штайну казалось, что он видит безумный сон, до того происходящее напоминало какую-то фантасмагорию...

Полномочный посол Федерации остановился у панорамного окна, с ненавистью посмотрел на расстилающийся далеко внизу залитый огнями город. Выделить посольству отдельное здание местные власти отказались, мотивируя это тем, что жители города крайне недовольны вмешательством Федерации в суверенные дела планеты, и недовольство это вполне может вылиться на ни в чем не повинных посланников. Штайну и его свите предоставили прекрасные апартаменты на одном из верхних этажей Эос-тауэр, циклопических размеров сооружения в самом сердце города. Увы, комнаты, где можно было устраивать футбольные матчи, казались теснее тюремной камеры: выйти из Эос-тауэр не представлялось возможным — охрана пресекала любые попытки снестись с внешним миром.

Штайн чувствовал себя настоящим заключенным, бесправным и беспомощным, и это было неприятно. Он привык к уважению и даже подобострастию — именно так обычно обращались с полномочным послом Федерации, но здесь ничего подобного он не встретил. Председатель правительства Амои, моложавый и ироничный, словно бы пропускал мимо ушей все речения Штайна. Тот демонстрировал чудеса дипломатического искусства, но его слова неизменно разбивались о скептическую усмешку господина Эйма и его короткие, но убийственно точные, выверенные до последнего слова реплики. За прошедшие шесть дней Штайн не продвинулся ни на шаг, и это было провалом. Никогда за всю свою карьеру он не терпел столь сокрушительного фиаско! Возвращаться предстояло, что называется, "на щите", и это было неслыханным позором. Штайн не только не добился никаких улучшений в отношениях Федерации со строптивой планетой, но даже не сумел понять, за счет каких таких ресурсов Амои умудряется продолжать нормальное существование даже в условиях жесткой экономической блокады... И это он, признанный лучшим дипломатом последнего столетия!

Штайн не терпел применения грубой силы, он считал, что всегда есть возможность договориться мирно. Однако в случае с Амои он готов был изменить свое мнение: эта ненормальная планета словно напрашивалась на, скажем так, акцию устрашения... если можно так назвать проход над столицей пары десятков рейдеров, которые сравняют город с землей!..

...Завтра он возвращается. Результатов — никаких, проку от его поездки — ноль, а какие надежды возлагали на него в Совете Федерации! Позор, позор... Одно хорошо, не будет больше этих выматывающих переговоров, в которых ни одна из сторон изначально не собирается идти даже на малейшие уступки, а потому сам процесс превращается в фарс, выматывающий и бессмысленный... Герберт Штайн обладал немалыми полномочиями, он был готов пустить их в ход, едва почуяв слабину со стороны господина Виктора Эйма, обещать золотые горы, идти на уступки... Ничего этого не понадобилось: Эйм даже не пытался спорить и возражать, он не вступал в дискуссии, не попадался в искусно расставленные Штайном ловушки, не обращал внимания на иезуитски двусмысленные вопросы. Он просто стоял на своем: Федерация не нужна Амои. Точка. Переубедить его было не легче, чем, скажем, бетонную плиту...

Штайн с усилием оторвался от созерцания ночной Танагуры: несмотря ни на что, столица Амои была красива, как-то особенно соразмерна и полна сдержанного достоинства, что обычно присуще куда более старым городам...

Охранники переминались с ноги на ногу; их можно было понять — поди выстой целый день за спиной начальника! Он-то нежится в удобном кресле...

-Свободны, — сказал им Штайн. — До своей квартиры я сам дойду.

-Не положено, — твердо сказал старший из охранников.

-Бросьте, — нахмурился Штайн. Он не терпел, когда ему перечили, а на Амои ему перечили постоянно, даже вот и собственная охрана. — Кто меня тронет? Даже Эйм не настолько свихнулся, чтобы устроить покушение на полномочного посла Федерации в собственной же резиденции! Идите. Это приказ.

-Так точно, — буркнул охранник: когда Штайн говорил подобным тоном, ослушаться было невозможно.

Послышались удаляющиеся шаги, и Штайн остался в одиночестве.

"Ненормальный мир, — подумал он, прислонившись лбом к холодному стеклу. — Ненормальные люди. Не понимаю их. Не могу просчитать их реакцию. Либо я уже никуда не годен, либо с ними что-то не так!"

-Господин Штайн? — негромко окликнули его. — С вами все в порядке?

Резко обернувшись, Штайн увидел одного из местных. Он встречал его на переговорах, это был то ли третий, то ли пятый секретарь председателя правительства. Имени его Штайн не помнил, стало быть, их не представляли друг другу. Да и кто такой третий (или пятый) секретарь, чтобы представлять его послу Федерации!

-Да, благодарю, — сухо ответил он. — Со мной все в порядке.

-Простите, вы выглядели... странно, — продолжал секретарь. — И вы были без охраны, я заподозрил неладное.

-Я устал, — неожиданно для себя пожаловался Штайн. Было что-то такое в голосе секретаря, кажется, самое искреннее участие, отличное от протокольных вежливых улыбок...

-Я вас понимаю, господин Штайн, — немедленно отозвался секретарь. — Это была тяжелая неделя... для нас всех. — Он помолчал, будто ожидая ответной реплики, но Штайн предпочел промолчать. — Вы ведь завтра покидаете нас?

-О да! — с сердцем ответил Штайн.

-Мне жаль, что нам так и не удалось прийти к согласию, — произнес секретарь.

-Хм, — сказал Штайн. Он многое мог бы высказать по поводу того, что амойская сторона к согласию прийти и не пыталась, но долгая служба приучила его держать язык за зубами. — Да, жаль.

-Господин Эйм, к сожалению, придерживается крайне радикальных позиций, — печально сообщил секретарь. — Это ни для кого не секрет...

Штайн насторожился. Для кого, может, и не секрет, а для него... Такие вот пятые секретари, бывает, знают больше, чем самые доверенные друзья!

-Я, увы, не могу преступать инструкций... — осторожно ответил Штайн, давая понять, что разговаривать откровенно не собирается.

-Понимаю, — вздохнул секретарь. — Господин Штайн, что теперь будет с Амои?

Штайн промолчал, хотя мог бы рассказать, что обычно случается с такими вот непокорными планетенками. Федерация без Амои обходилась и впредь обойдется, а вот Амои преподадут урок, чтобы надолго запомнилось...

-Я понимаю, вы не можете говорить об этом, — словно прочитал его мысли секретарь. — Вы при исполнении. Но... может быть, вы примете мое приглашение зайти на чашечку кофе? Наши апартаменты на одном этаже, так уж получилось...

Штайн колебался всего лишь мгновение. Что ему может угрожать? Да ничего, в самом деле Эйм не сошел с ума, чтобы покушаться на посла. Виктор Эйм — сволочь, но сволочь умная и расчетливая. Да и что это ему даст? Ничего, кроме неприятностей... А вот секретарю что-то неймется... Штайн уже сталкивался с подобным: нередко случалось, что далеко не всем в правительственном аппарате нравился курс, выбранный главой правительства. Чем черт не шутит, вдруг этот парень — один из оппозиционеров? Даже если ему не найдется, что предложить Штайну, он может рассказать нечто интересное. Может быть, удастся узнать у него кое-какие подробности жизни Амои, так и оставшиеся для Штайна загадкой...

-Пожалуй, не откажусь, — ответил он.

-Тогда идемте! — неподдельно обрадовался секретарь.

Идти пришлось недалеко: их апартаменты действительно оказались совсем рядом. Войдя в чужое жилище, Штайн не без интереса осмотрелся, но не увидел ничего, что могло бы рассказать ему о личности хозяина квартиры. Обстановка стандартная, точно такая же, как у самого Штайна, никаких мелочей и безделушек, все строго, как в казарме...

-Прошу, присаживайтесь. — Секретарь указал Штайну на удобное кресло. Тот с удовольствием сел, вытянув ноги. — Одну минуту... Господин Штайн, вы предпочитаете черный кофе или желаете со сливками?

-Черный — произнес он, а секретарь улыбнулся.

Словно из ниоткуда материализовался слуга, выслушал распоряжения хозяина и на мгновение исчез, чтобы снова появиться с сервировочным столиком, при взгляде на который Штайн невольно сглотнул: все-таки на Амои понимали толк в угощении. И откуда только это все берется? Если повезет, он это выяснит...

-Мне очень жаль, что ваша миссия прошла столь неудачно, — сказал секретарь, подавая Штайну крохотную чашечку восхитительно пахнущего кофе. Натуральный? В такой глуши?..

-Да, это прискорбно, — согласился Штайн. — Но в то же время, господин... э-э...

-Данн, — подсказал секретарь. — Михаэль Данн. Можно просто Михаэль.

-В таком случае, можете называть меня Гербертом, — великодушно позволил Штайн. — Итак, Михаэль, как вы верно подметили, моя миссия закончилась провалом, но, в то же время...

Штайн плел словесные кружева, это дело было ему привычно и не требовало никаких усилий, а сам разглядывал секретаря, слушавшего его с неподдельным вниманием и время от времени задававшего весьма дельные вопросы. Тот был совсем молод, вряд ли старше двадцати пяти — двадцати семи лет, на голову выше Штайна и примерно в полтора раза шире в плечах. Штайн уже замечал, что люди здесь как на подбор — высокие, атлетично сложенные, красивые. Он, со своей изрядной лысиной, покатыми полными плечами и наметившимся брюшком чувствовал себя среди них неуютно...

Михаэль на первый взгляд тоже казался красивым, но это впечатление было обманчивым. Штайн никак не мог понять, в чем же дело, почему это лицо так его занимает. Разглядывать Михаэля в упор было неприлично, а потому Штайну пришлось потратить некоторое время на то, чтобы проанализировать свои наблюдения. Что-то было не так в лице Михаэля, это точно. Глаза? Глаза как глаза, немного раскосые, темно-серые, может быть, чуточку великоватые для мужчины... Прямой нос, волевой подбородок, жесткая линия рта, четко очерченные скулы... Все по отдельности выглядело идеальным, как у древних скульптур, вместе же — создавало ощущение какой-то трудноуловимой неправильности. То ли дело было в некой диспропорции черт, то ли еще в чем-то, но лицо Михаэля было одновременно притягательным и отталкивающим в своей красоте...

-Иными словами, вы считаете, что дальнейших переговоров Федерация предпринимать не будет? — неожиданно задал вопрос Михаэль, и Штайн подавился очередным витиеватым предложением. Кто же мог подумать, что этот щенок мало того, что слушает его очень внимательно, так еще и способен делать правильные выводы из сказанного!

-Боюсь, что так, — ответил он, помолчав немного.

В самом деле, что уж тут скрывать, если даже третий (или пятый) секретарь догадался! Конечно, Федерация не станет тянуть волынку, такая заноза в боку ей вовсе ни к чему, а у Амои нет мало-мальски серьезного военного флота, а станции орбитальной защиты и системы ПВО долго не протянут...

-Понятно... — Михаэль смотрел в свою чашку, легонько покачивал ее в ладонях, словно собирался гадать на кофейной гуще.

Штайн почему-то не мог отвести взгляда от его рук, а еще — от сильной шеи в распахнутом вороте рубашки, и это его нервировало, поскольку он никак не мог понять причины таких странных ощущений. Ничего женственного в облике Михаэля не было: кисти крупные, как положено мужчине, но не грубые, запястья довольно широкие, а что руки ухоженные, так и у самого Штайна такие же... А шея... Никогда в жизни Штайн не испытывал желания полюбоваться мужской шеей, сейчас же не мог взгляда отвести от Михаэля!