Глава 47

Глава 47

Свежий ветер предгорий непривычно холодил кожу лица, неприкрытого маской, и Батис дёрнул щекой — чтобы не почувствовать уже ставшей привычной боли. Уж не думал он, что всё-таки выдастся шанс однажды вновь получить возможность петь, и тем более не думал, что это произойдёт в тот же день, когда падёт один из Великих Селекционеров... Но один из нарушителей неожиданно оказался милосердным к нему — тот самый дракон, что после боя принял обличье высокого смуглого мужчины, без лишних расспросов исцелил Батиса, аргументировав это тем, что ему "больно слушать это блеяние". Конечно, переданная на недолгое время чужая регенерация не исцелила старые шрамы, и Роуз всё ещё не могла без содрогания смотреть на его лицо, но, по крайней мере, теперь ему было не больно говорить.

А говорит ему сейчас придётся более чем достаточно.

От этой мысли он замедлил шаг, вглядываясь в высокий женский силуэт впереди по тропе. Роуз отдалилась от основной компании, как только выдалась возможность — и это было настолько привычно, что у него чуть дыхание не перехватило от ностальгии. Его жена вообще крайне неохотно показывала свои слабости в больших компаниях, предпочитая в некомфортной для неё ситуации забраться куда-нибудь повыше и там посидеть в полной тишине, и нет ничего удивительного в том, что сейчас, когда вскрылась правда о Великом Селекционере и всё, во что Роуз верила, оказалось под вопросом, она предпочла отделиться от основной группы, поднявшись по скальной тропе до более-менее ровного места, откуда можно было увидеть и лагерь внизу, и джунгли, озарённые последними оранжевыми лучами вечернего света. Эти же лучи раскрашивали и без того яркий образ Роуз, придавая ему дополнительное тепло...

... которого, судя по тому, как подрагивала кутающаяся в свою накидку женщина, ей отчаянно не хватало.

— Спускайся к костру, — негромко произнёс он, подметив, как вздрогнула сидящая на валуне женщина. — Там и согреться можно, и поесть — Хан-Сунг уже приготовил ужин.

— ... Батис? — лишь обернулась к нему женщина — и даже несмотря на оранжевый свет затухающих ламп потолка этажа, румянец смущения на её лице был прекрасно видел. — Ты... ох. Ты не должен был видеть меня в таком состоянии...

— Тебя морозит, — лишь покачал головой он, подходя ближе. — И нервная дрожь разбила... У тебя раньше уже была такая реакция, после всплесков адреналина. Когда мы затеяли восстание против Великих Селекционеров и всё начало рушиться, ты не раз и не два после столкновений со стражами, во время которых ты держалась просто отлично, вот так вот отсиживалась где-нибудь подальше, пытаясь успокоиться.

— Правда? — рассеяно моргнула Роуз, прежде чем закутаться в свой плащ уже сильнее — но без столь выраженного смущения. — Я... я уж было думала, что я начинаю сходить с ума, раз мне кажется, что подобное уже было...

— У многих из нас было подобное, — улыбка против воли выползла на лицо Батиса. — Сколько бы Великие Селекционеры не стирали воспоминания, рано или поздно они пробуждаются — в виде сомнений, проблесков, снов, подобных ощущений... или же пробуждаются окончательно. Прежде чем начаться восстанию, было пробуждено множество затёртых воспоминаний.

— Даже так? — похоже, его собеседница была рада отвлечься от неудобной для неё темы признания своих слабостей. — Разве не разумней было бы стереть их окончательно? Конечно, то, как вёл себя Великий Селекционер... я не увидела многого — но, похоже, он наслаждался своим превосходством над нами. Даже если принимать это во внимание, разумно ли было оставить нам возможность вспомнить?

Хм, если подумать...

— Честно говоря — понятия не имею, — предельно честно ответил мужчина. — Селекционерам, конечно, нравится мучить нас... но не настолько, чтобы осознанно допускать ошибки. В первый раз наше восстание стало возможным лишь потому, что затёртые Селекционерами воспоминания пробуждались, так что было бы логично исключить повторения этого. Может, они просто не смогли? Помнится, тот Селекционер, что наложил проклятие на Мэдли и заточил нас, говорил что-то о том, что окончательным решением проблемы стало бы полное удаление наших данных...

— Значит, есть и то, что им неподвластно, верно? — улыбка его жены была слабой и вымученной — но, тем не менее, то, что она ещё способна улыбаться, вселяло надежду. — Это... радует. Надеюсь, я тоже вспомню всё однажды... как вспомню и тебя.

Ох, вот же...

Батис лишь прикрыл глаза. Верно — Великий Селекционер стёр все воспоминания Роуз о нём и Мэдли, лучшим подтверждением которому был её вопрос "кто ты?", прозвучавший, стоило только ситуации после исчезновения Великого Селекционера немного успокоиться. Роуз не помнила ни о нём, ни о времени, проведённом вместе; пусть ещё был шанс, что эти воспоминания вернуться, до тех пор они так и будут чужими людьми.

— Не волнуйся, я не собираюсь тебе навязываться, — наконец решившись, негромко произнёс бывший менестрель. — Я не для того сбегал из зоны изоляции, чтобы разрушать твою жизнь.

— Было бы, что разрушать! — с этими словами женщина напротив перевела взгляд вниз, где у костра в компании Хан-Сунга и Мэдли расселись пришедшие извне герои. — Великий Селекционер уже сделал это, переместив меня в разгар битвы. Я не знаю, что будет дальше... но я не смогу продолжать жить так, словно ничего не случилось. Не после того, как он потребовал, чтобы я умерла за него. Не после того, что я узнала от Ми Ыма и тебя.

— ... прости, — собственный голос дрогнул. Верно, он разрушил то, что так хотел сберечь... но, по крайней мере, Роуз осталась жива. — Мне следовало подумать и о том, что будет дальше. Мне жаль, что так вышло, Роуз.

— Я знаю, что будет дальше, — упрямо поджав губы, мотнула головой та... стоп, что? — Мы вместе с Ми Ымом вернёмся в деревню и расскажем всё, как было. Мы расскажем о лжи Великих Селекционеров, расскажем об их истинной сути — и пусть мы вряд ли сможем им что-то противопоставить, мы не будем ни подчиняться им, ни жить во лжи дальше.

От услышанного в горле встал ком. А ведь когда-то их восстание началось так же — вернее, оно началось практически с тех же слов Роуз, которая поверила ему и поддержала его идею. История в очередной раз повторилась...

... и на это раз он был тому рад.

— ... ты вернёшься с нами?

Что?

— Что? — лишь ошарашенно выдохнул он, будучи не в силах поверить своим ушам. — Ты... уверена? Ты сказала, что ты совсем не помнишь меня...

— Но мне... признаюсь, мне всегда казалось, что кто-то должен быть рядом со мной, — слабо улыбнулась Роуз. То есть... её воспоминания уже начали возвращаться? — Порой я ловила себя на том, что дом почему-то кажется слишком тихим, порой я порывалась окликнуть кого-то, но понимала, что я хотела поговорить не с кем-то из знакомых. Одинокие вечера за чашкой чая казались неправильными, новые песни было не с кем обсуждать... В тех воспоминаниях, что у меня отняли, на том месте всегда был ты... верно, Батис?

— Верно, — через силу выдавил тот. Неужели это действительно реально? — Я... всегда обсуждал с тобой песни, что придумывал — одному мне слова в голову не шли. Я забыл всё, что когда-либо восхвалял, с того дня, как я впервые увидел тебя. Я был так ослеплён тобой, что даже не смог больше сочинять. Именно воспоминания о тебе помогали мне держаться, пока я был заперт в Плоде Познания...

— Поэтому я и прошу тебя вернуться, — негромкий смех перебил его. — Я хочу вспомнить всё это... Так что? Ты пойдёшь со мной?

Если быть честным с самим собой — ему хотелось бы, очень хотелось бы. Хотелось бы снова пройти по знакомым улицам, услышать знакомые голоса, увидеть знакомые лица. От перспективы проводить вечера в компании Роуз, как раньше, и растить Мэдли в мирном месте, вставал ком в горле. Но...

Но он не мог.

Попытка представить себя в деревне менестрелей рассыпалась, как сорванные ветром лепестки вянущих цветов. В самом деле, сможет ли он вернуться обратно после того, что было? Сможет ли он по прежнему наслаждаться ликующим пением, свежим ветром и яркими красками после полумрака, замкнутых пространств и давящей атмосферы зоны изоляции? Более того — сможет ли он стать прежним менестрелем? Нет... верно, дурацкий был вопрос. Он уже практически забыл, каково это — петь и восхвалять что-то, а собственное лицо скорее уж отпугнёт героев. Он не сможет жить той же жизнью, как бы ни хотел вернуться к Роуз и дать Мэдли возможность спокойно жить в мирном месте.

... и, к счастью, у него есть возможность отсрочить ответ на этот вопрос.

— Я... пока что не могу, — несмотря на принятое решение, озвучить его было непросто. — Я не могу быть уверенным, что история не повторится, пока живы Великие Селекционеры — и я обязан уничтожить всех их, чтобы мы могли жить спокойно. Более того... я должен снять проклятие с Мэдли, чтобы она могла освоить человеческую речь и жить счастливо. Прости, Роуз.

— Я понимаю, — невесело улыбнулась та. — Пожалуй... будь я на твоём месте, Батис, я бы тоже не смогла вернуться сейчас. Но... я буду ждать, когда вы вернётесь. А до тех пор — береги себя.

— Непременно, — лишь выдохнул Батис, чувствуя, как губы сами собой расползаются в улыбке. Ох... Как давно он был настолько счастлив? — Мы с Мэдли обязательно вернёмся.

— Да... вы оба вернётесь, — этом откликнулась Роуз. Хм? Ему показалось, или что-то не так? Кто-то другой не заметил бы разницы — чего уж там, её бы не всякий менесрель заметил, но годы, проведённые с Роуз, складывавшей самые невероятные песни и с лёгкостью жонглирующей смыслами, научили его слышать подоплёку.

И сейчас он отчётливо слышал, что Роуз имела в виду что-то ещё.

— О чём ты? — наконец произнёс он. Какой толк ломать голову, если можно просто спросить? — Что-то не так?

— Нет... наверное, просто глупо было надеяться, что мои воспоминания начнут возвращаться так быстро, — с сомнением в голосе произнесла его жена, вновь кидая взгляд вниз, где Мэдли стеснительно жалась за спиной Хан-Сунга. — Просто... Если я получаю хоть какие-то проблески воспоминаний о тебе, Батис, то нашу дочь я не помню. Совсем.

* * *

Треск пламени костра успокаивал — более того, он навевал ностальгию. Давно Бааму не доводилось вот так, отдыхая, сидеть в темноте у костра, ощущая гудение уставших мышц. Когда такое в последний раз было? Пожалуй, ещё в F-ранге, когда Хачулинг гонял его только так, и в конце занятий устраивал подобный отдых, чтобы Баам не возвращался к команде совсем уж вымотанный. Сколько уже лет с тех времён прошло? Почти уже восемь... Всего-ничего по меркам Башни — но для него это были насыщенные и яркие годы, по темпу событий напоминающие сегодняшний длинный день.

... который, наконец, закончился.

Если быть совсем уж честным с самим собой, ему до сих пор в это не верилось, слишком уж много всего сегодня произошло. Сначала — подготовка к переносу, затем — беготня в зоне изоляции и бой с каменным демоном, а ведь потом был и ещё один бой, с Великим Селекционером, и хлопоты после исчезновения противника, когда Хан-Сунгу с чего-то взбрело в голову, что Великий Селекционер не умер, и им ещё пришлось обшаривать окрестные джунгли, на тот случай, если он инсценировал свою смерть и прячется для неожиданной атаки... Только после этого они, наконец, покинули место боя, чтобы стать лагерем в предгорье. Конечно, если бы они прибегли к помощи Андросси и Анак, можно было бы добраться до так называемой деревни менестрелей, где их ждало уже более благоустроенное жильё и готовая еда — но и Батис, и присоединившиеся к нему другие менестрели воспротивились этой идее. Хоть они и одержали победу над Великим Селекционером, сейчас возвращаться в поселение менестрелей было неразумно, во избежание конфликтов с другими обитателями деревни; Баам как-то сомневался, что и кипящий от застарелого гнева Батис, и шокированные Ми Ым с Роуз смогут удержать языки за зубами, а выяснение правды и восстановление справедливости — не тот процесс, который может пройти быстро, без недоразумений и без жертв. С этой точки зрения решение подождать и остыть действительно было разумным...

Впрочем, этот отдых был нужен и их команде — хотя бы в моральном плане. Пусть ни Кента, ни Анак не выглядели запыхавшимися после боя, но Агеро с Раком ощутимо были рады возможности устроить привал, да и сам Баам несколько выдохся после столь длинного дня. Раз уж остальные дела можно отложить на завтра, следовало воспользоваться возникшей передышкой.

— Ночью по этим горам ходить небезопасно, — словно озвучив его мысли, негромко произнёс их новый союзник, грызя одну из галет, которую он достал из светоча. Честное слово, откуда Хан-Сунг постоянно берёт подобную еду, и питается ли он чем-либо, помимо пайков и растворимого кофе? — Я бы предпочёл как можно быстрее покинуть эту ступень, но очередной квест и бой со злодеем в таких условиях могут если и не стоить кому-либо из нас жизни, то серьёзно навредить — однозначно. Завтра, когда лампы перейдут в дневной режим освещения, мы продолжим продвижение: часть группы призовёт злодея-чемпиона, а часть вернётся к зоне изоляции, чтобы помочь выжившим после падения Плода Познания.

— Непривычно слышать с твоей стороны такое беспокойство об окружающих, — ворчливо произнёс Агеро, и Баам лишь вздохнул. М-да... Сам-то он уже примирился с необходимостью работать с Хан-Сунгом и рассматривал сам образ, сейчас сидящий рядом, и умершего оригинала как двух разных людей — а вот у Куна не было времени как-то свыкнуться с этой мыслью; более того, что-то Баам такое слышал от Рака, что Хан-Сунг успел минимум дважды проехаться по гордости Агеро.

— Я должен удостовериться, что с ними всё в порядке, — неожиданно жёстко произнёс образ, глядя в глаза лидеру их команды. — Мы с ними достаточно долго сражались плечом к плечу, и я многим обязан им.

— Я пытаюсь представить, что мне не всё равно... м-м-м... но как-то не могу, — не удержался от очередной колкой реплики лидер их команды — прежде чем получить тычок древком копья в бок. — Эй, Кроко, держи своё копьё при себе!

— Я — Рак Крушитель! — раздражённо рыкнул тот, отводя копьё в сторону. — И не глупи, черепашка! Эта черепашка нам ещё нужна, а ты не следишь за языком!

— Эй, не ты ли готов был оторвать ему голову после принудительной трансформации? — огрызнулся в ответ светловолосый парень.

— И даже я держу себя в лапах! — прорычал Рак. — Где твой хвалёный самоконтроль, черепашка?!

— М-да... Похоже, вы все действительно меня ненавидите, не так ли? — попытался перевести всё в шутке неуверенно улыбнувшийся Хан-Сунг. — Даже знать не хочу, что мой оригинал сделал вам...

— Скажем так... — во взгляде отвлёкшегося от спора Агеро промелькнуло мрачное торжество, обычно сопровождающее у него совершение мести. Что-то у него дурное предчувствие... — Ты облажался. Притом облажался настолько сильно, что тебе в прямом смысле оторвали голову, чтобы предъявить твоему начальству в качестве доказательства того, что ты мёртв. Не знаю уж, что стало с остальным телом, но, судя по тому, что одной из обиженных тобой досталась лишь эта твоя шпилька, трофеев на всех не хватило.