До конца войны оставалось чуть больше четырех месяцев. С большим интересом я следил в прессе за успехами наших войск, хотя швейцарцы даже в газетах старались придерживаться нейтралитета, выдерживая ровный тон статей. Читая новости с фронтов, я нередко вспоминал о своих друзьях-приятелях. Они были единственной ниточкой, которая связывала меня со страной советов.

"Как там Сашка Воровский с Костиком? Живы ли ребята? — так думал я каждый раз, вспоминая их, но заботы быстро вытесняли подобные мысли из головы.

Несмотря на солидное прикрытие и налаженность дела проблемы были, но только чисто технические, поэтому сразу решались. Кроме одной, которая называлась полковником СС Вильгельмом Модлицем. В связи с наступлением советских войск в Рейхе все больше росла атмосфера панического страха. Запуганные, потерявшие голову немцы, всюду видели врагов, оттого доносы потекли полноводной рекой. Гестапо и СД зверствовали, искореняя врагов Рейха. Именно сейчас надо было проявлять крайнюю осторожность и осмотрительность, потому что любой промах мог стать поводом для визита агентов гестапо, а вместо этого Модлиц набирался храбрости в алкоголе, совершая совершенно необдуманные поступки. Он стал вкладывать в наши "посылки" такие предметы искусства, о которых раньше думать боялся. Так через мои руки прошла богатейшая коллекция миниатюр 16 века, ряд картин голландских и фламандских художников 17-18 вв., несколько широко известных полотен французских и испанских живописцев, много других антикварных вещей. На мои уговоры соблюдать крайнюю осторожность он никак не реагировал, и даже не помогла хорошая взбучка, которую я ему задал. После этого случая я не видел его три дня, но когда мы встретились снова, он снова был пьян. Он сразу потребовал от меня извинений, а когда, в ответ, я предложил ему снова начистить физиономию, он испугался и сказал, что с пьянкой он завязывает. Я ему не поверил. Если бы Модлиц смог взять себя в руки, то мы, по моим подсчетам, могли бы еще поработать месяц-полтора, то есть до того времени, когда советские войска перейдут границу Германии. Я смутно помнил, что крупное наступление начнется где-то в конце января или начале февраля 1945 года. Как оно разворачивалось, и с какой скоростью мне было неизвестно, поэтому был шанс оказаться в зоне военных действий. Зачем мне нужен лишний риск? В принципе, я достиг, чего хотел. За последнее время на моей "карте сокровищ" появились еще две отметки. Хотя у меня была возможность отметить в два раза больше мест, я прекрасно понимал, что практически это неосуществимо, к тому же они могли находиться вне зоны расположения американских войск. Впрочем, я мог и ошибаться, так как карту оккупационной Германии представлял довольно смутно. Я обдумал все это не один раз и решил, что пора сворачивать дело, хотя и было жалко. Вот только не сразу, а через пару недель. Теперь мне следовало решить, как поступить с полковником СС Вилли Модлицем. Самый надежный и простой способ предполагал убить его и тем самым зачистить за собой концы. С некоторым сомнением я его отбросил по одной-единственной причине: все эти месяцы он фактически тянул один всю работу, поэтому у него должен быть выбор.

— Я решил завершить нашу работу. Еще две недели и все!

— Что-то случилось, Алекс?! Говори! Не трави душу! — он мгновенно протрезвел, а в его голосе просто заплескался страх.

— Я так решил, причем в основном из-за тебя. Из-за своих пьянок ты вообще страх потерял! Или гестапо тебе больше не указ?!

— Алекс, я же тебе только что пообещал....

— В который раз? В десятый?!

— Погоди! Я все понял! Больше этого не будет! К тому вчера я получил допуск к спецфондам. Там хранятся произведения искусства мирового значения! Ты понимаешь, что это значит?! Мы озолотимся! Мы....

— Слушать больше не хочу! Мертвецам деньги не нужны!

— Я буду предельно осторожным! Обещаю!

— Две недели. Ни днем больше. И еще раз прошу: не лезь в спецфонд.

— Алекс, ты что-то слышал? Так скажи!

— Ты о чем? — я сделал непонимающее лицо.

— О наступлении красных. Ты что-то слышал?! Они войдут в Германию?! — при этом

Модлиц не удержался и бросил быстрый взгляд по сторонам. Я усмехнулся про себя: совсем немцев запугали. Даже полковников СС.

— Ты что веришь в то, что русские солдаты остановятся на границе и дальше не пойдут?

— Нет, конечно. Но вот только ходят слухи, что кое-кто хочет договориться с янки, — тихо, почти шепотом, произнес полковник СС. — Если там, наверху, сумеют договориться, то комиссарам будет не до нас.

— Не будь, дураком, Вилли. Когда разъяренный русский медведь встает на дыбы, остается только одно: бежать. Как можно быстрее и дальше. Тот, кто первый это поймет, имеет шанс остаться в живых.

— Мой бог! Неужели все так плохо, Алекс?

— Вилли, оторви голову от своих накладных и экспертиз, а потом посмотри вокруг! Что ты видишь?

— Но фюрер обещал народу.... — но сразу умолк, увидел мой небрежно-презрительный жест.

В глубине души он и сам это знал, но боялся признаться самому себе. К тому же именно я выкладывал для него дорогу, по которой тот собирался идти в новую жизнь. Несмотря на звание штандартенфюрера СС, Модлиц так и не сумел стать настоящим полубогом, попирающим сапогами покоренные народы, как и прежде оставаясь в глубине души ученым-искусствоведом. Вот и сейчас его истинная суть, которую он тщательно скрывал за черным мундиром эсэсовца, вылезла наружу: страх обывателя, неуверенность кабинетного ученого, растерянность обычного человека.

— Неужели это все? Конец всему?!

— Хватить страдать. Я тебя предупредил.

— Тогда я.... Я уйду с тобой!

— Уверен?

— Да! Но если честно.... Не знаю. Сам до конца не уверен. Страшно, Алекс. Если я попадусь....

— Все будет нормально. Да и чего тебе бояться? Документы для тебя готовы. В банке лежит приличный счет в швейцарских франках. Плюс твоя коллекция. Да и еще деньги будут! Так что живи и радуйся жизни!

Штурмбанфюрер СС слабо улыбнулся.

— Надеюсь, что так и будет.

"Еще пару месяцев и крысы толпами побегут с тонущего корабля, а ты будешь только первой из них".

Не знаю, что Модлиц увидел в моем взгляде, но вдруг в нем снова появился страх.

— Алекс, ты же не предашь меня?

— Нет, — ответил я, вложив как можно больше уверенности в голосе. — И как ты мог такое подумать?

Хотя мысли у меня такие были. Врать не буду. Но только мысли.

— Извини, Алекс. Даже не знаю, откуда она взялась, — он нервно передернул плечами. — Просто приступ какого-то непонятного страха.

— С завтрашнего дня никакого риска. Вили, ты меня понимаешь?

— Да понимаю я, понимаю, — недовольно проворчал искусствовед.

На следующий день я встретился с графиней. Она меня приняла холодно, но вежливо.

— Могу я вам предложить кофе?

— Если из цикория, то не надо.

— Нет, — на ее красивом лице появилась бледная улыбка. — Самый настоящий бразильский кофе.

— В таком случае с удовольствием. Кстати, я пришел к вам не с пустыми руками, — с этими словами я открыл портфель и достал бутылку шоколадного ликера и коробку шоколадных конфет. Поставив все это на стол, виновато улыбнулся, после чего добавил. — От всего сердца. При этом я надеюсь, что не нарушил этим какого-нибудь параграфа дворянского этикета.

Вдруг она улыбнулась, и мне вдруг показалось, что из-под маски надменности и высокомерия, выглянул совсем другой человек, с теплым и застенчивым взглядом.

— Не нарушили, — сказала и сразу помрачнела. — Хотя бы потому, что подобное нарушение было бы самым ничтожным после того, что уже произошло.

Мне не понравились ни ее слова, ни ее настроение, и я решил перевести наш разговор на нейтральную тему: — С вашего разрешения, госпожа графиня, я открою ликер?

Молодая женщина как-то неуверенно посмотрела на меня, а потом сказала: — Даже не знаю.

Теперь пришла моя очередь растеряться.

"Странная какая-то женщина. Настроение каждую секунду меняется. Теперь вот....".

— А, давайте! — вдруг с какой-то лихостью заявила графиня, перебив мои мысли. — Аннет!

На ее голос, спустя пару минут, в гостиную вошла горничная.

— Принесешь коньяк, сыр, кофе. Я жду, — в ее голосе снова появилась властность.

— Слушаюсь, госпожа графиня.

Спустя десять минут мы уже сидели за накрытым столом. Я налил ей ликеру, себе — коньяк.

— За прекрасных дам! — провозгласил я и опрокинул в рот рюмку.

Она кивнула головой, отпила половину, прислушалась к ощущениям, потом допила.

— Неожиданно приятный вкус.

Всю ту свою жизнь, даже будучи в юношеском возрасте, я всегда относился к женщинам с сугубо практической стороны. Нет, увлечения были, но все они проходили быстро, без налета романтики. Вот и сейчас ее изящная красота возбуждала меня, как мужчину, но если говорить честно, сейчас меня в равных долях интересовала хозяйка дома и ее коллекция.

"Интересно, что она собирается делать со своей коллекцией?".

Разговор первое время шел пустой и неопределенный. Сначала говорили о перебоях с горячей водой, о том, как трудно сейчас достать хорошие продукты, потом я заинтересовал ее своими рассказами о разных странах.

— Вы такой молодой, а столько уже видели!

— Какой же я молодой, когда мне уже двадцать два года стукнуло! Лучшая часть жизни позади!

— Тогда я уже совсем старушка, так как старше вас на целых полгода!

После трех рюмок ликера она раскраснелась, оживилась, повеселела и повела себя уже не как взрослая женщина, а как большой ребенок. Нет, это было не кокетство взрослой девочки, а игривость девочки-подростка, но стоило мне взглянуть на глубокий вырез ее высокой груди или пройтись глазами по крутым бедрам, как голова сразу начинала наполняться грешными мыслями. Стоило ей заметить мои совсем не платонические взгляды, как она смутилась и покраснела. Только сейчас я подумал о том, что она скрывает за маской высокомерия свое настоящее лицо.

"Так кто ты, госпожа графиня?".

Наш оживленный разговор как-то неожиданно прервался, и чтобы больше не смущать хозяйку дома я перевел разговор на тему искусства, потом попросил показать коллекцию его покойного мужа. Осматривая картины, слегка намекнул, что мог бы поспособствовать ей с реализацией этих произведений искусства, но она словно пропустила мои слова мимо ушей. Вечер подошел к концу. Я уже собирался откланяться, как вдруг неожиданно для себя спросил: — Что вы собираетесь делать, когда сюда придут русские солдаты?

Она растерянно посмотрела на меня и тихо сказала: — Не знаю. И очень этого боюсь.

— Вы молоды и красивы. Возможно, богаты. Так почему вам не уехать прямо сейчас?

Ее глаза наполнились слезами.

— Я не знаю,... куда ехать. Меня нигде не ждут.

— Извините меня, госпожа графиня, за то, что вызвал у вас печальные воспоминания. Мне искренне жаль вас, поверьте, но вам надо решить, как жить дальше. Спасибо за гостеприимство. Я пойду.

— Погодите! Вот список.

— Глядя на вас, я совсем забыл, зачем приходил.

По губам молодой женщины скользнула застенчивая и легкая улыбка.

— До свидания, господин Бурш.

Вероятность того, что я достану картину из этого списка была близка к нулю, но мне почему-то хотелось снова увидеться с этой девочкой — женщиной. Чем-то она меня задела.

После очередной поездки к границе с грузом, где, в который раз, предупредил Карла, чтобы тот не расслаблялся и был настороже, я вернулся домой. Несмотря на то, что внешних признаков опасности не было, меня охватило невнятное чувство беспокойства.

"Может, уже параноиком становлюсь. Ведь уже полгода, как тут кручусь. Нервы, однако".

Придя на съемную квартиру, я заварил себе крепкого чая с лимоном, налил в бокал коньяку, но пить его не стал, а попытался проанализировать свои чувства. Интуиция меня редко подводила, но в каком направлении меня может поджидать опасность, она подсказать не могла. В гестапо и СД работали профессионалы, и если их заинтересовала моя личность, то вполне возможно, что за мной ведется слежка. Правда, мой опыт и звериное чутье на всякого рода опасности ничего мне об этом не говорили. Оставался Вильгельм. Его постоянные пьянки и состояние на грани срыва вполне могли привлечь внимание его коллег, а там и до доноса недалеко. Вот только я никак не мог проконтролировать его работу, а мои предупреждения на него никак не действовали. Пока я сидел и ломал голову над этой проблемой, как вдруг зазвонил телефон. Бросил взгляд на часы. Девять часов вечера. Резко подскочило чувство тревоги.

"Гестапо звонит в дверь, а не по телефону, — попробовал я себя подбодрить.

Поднял телефонную трубку.

— Да.

— Квартира господина Бурша? — осведомился незнакомый мужской голос.

— Я вас слушаю.

— Госпожа графиня приглашает вас завтра вечером к себе. Какое время вас устроит?

— М-м-м.... В 19 часов. Если можно.

— Я передам госпоже графине. До свидания, господин Бурш.

Я положил трубку, а затем залпом выпил коньяк, после чего сел за стол и стал прихлебывать чай, думая о новой встрече с графиней.

С утра до обеда следующего дня я посвятил делам, после чего принялся приводить себя в порядок. Сходил в парикмахерскую, потом принял ванну, а затем приготовил подарки. Когда, в этот раз я встречался с Карлом, то тот передал мне набор продуктов, присланный из Швейцарии, так что мне было чем порадовать графиню. Вино, чай, печенье в красивой подарочной упаковке. В эту встречу, мы разговаривали, как уже хорошо знакомые люди, шутили и смеялись. Чувствовалось, что она была рада моему приходу. Вот только один вопрос, оказался для меня неожиданным:

— А где вы родились, господин Бурш?

При этом неожиданном вопросе я чуть не подавился ломтиком сыра, которым закусывал коньяк.

— Почему вас это интересует, госпожа графиня?

— Извините меня, — неожиданно смутились та. — Это был бестактный вопрос. Еще раз извините.

— Ваша догадка не лишена основания. Я только последнее время живу в Швейцарии.

— Знаете, вы совершенно не похожи на немца или швейцарца, и уж тем более на торговца антиквариатом.

— С чего вы сделали такой вывод?

— У вас нет хитроумной убедительности, скрытой под слоем лести, которая есть у прожженного дельца. Когда вы пришли в первый раз, то тогда вас интересовали картины. Теперь же, мне кажется, вас интересую я.

— Ваша прямота мне нравится, госпожа графиня. Поэтому скажу: вы мне очень нравитесь.

Молодая женщина потупила глаза, а ее щечки покрыл густой румянец.

— Вы солдат?

— Да.

— Это видно. Вы жесткий и сильный мужчина, много повидавший в жизни, несмотря на вашу молодость.

— Вы тоже много пережили, госпожа графиня. Иначе бы вы не надели маску высокомерия и неприступности, стараясь спрятаться за ней от жестокостей этого мира.

— Маску? Не знаю. Может быть.

— Маски удобны, они позволяют защитить душу от уколов совести и жалости, при этом дают возможность жить так, как тебе хочется. Вот только со временем они становятся частью нашей сущности, подменяя собой, то хорошее, честное и искреннее, что изначально было заложено в нас, — я посмотрел, как мрачнеет лицо графини и решил, что меня не туда занесло. — Извините меня, ради бога! Это просто мои измышления....

123456

↓ Содержание ↓