|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В женатом состоянии есть свои плюсы. Например, можно жить отдельно от мамы, но при этом ходить к ней обедать. И к теще тоже, поочередно. Очень удобно и никто не в обиде.
А еще на День сплетенных рук и влюбленных сердец можно не переживать, что тебе пришлют анонимное сердечко, вырезанное на древке стрелы. Афадель это сразу пресечет!
И самому ничего не нужно посылать, если только Афадели, а то она обидится! Я старательно приготовил подарок и вручил в нужный момент, поэтому в семье у нас царили мир и любовь. Все это было четырнадцатого февраля. А вот пятнадцатого...
Пятнадцатого на дверной занавеске нашего шалаша (так мы называли свое временное пристанище на театральном дубе; еще у нас была любовная лодка и много другого инвентаря) кто-то красной краской намалевал разбитое сердце.
-И чье это? — грозно спросила любящая жена, уперев руки в боки.
-Да, чье? — поддакнул я.
-Кому ты успел чего разбить, мерзавец? — ласково спросила она.
Я замотал головой, лихорадочно вспоминая свои прегрешения, и попытался отпереться:
-Это тебе нарисовали! Сразу видно: это мужское.
Ну правда, не могла же Геранька сюда проникнуть! И вообще, Следопыт сказал, она замужем давно. И уж тем более сюда вряд ли добежали девушки с Севера... И с Юга...
-Может, это Леголасу подарили? — спросил я с надеждой.
-А почему на нашей занавеске?
-Потому что если намалевать это вот на портьерах, король убьет. Они дорогие, — пояснил я. — И вообще, может, Леголас мимо будет проходить и увидит.
-А чего это он мимо будет проходить? — удивилась Афадель. — Почему не зайдет?
-Потому что знает, чем это кончится... — пробормотал я.
-Да чем это может кончиться? — воинственно спросила женушка. — Что-то ты быстро зачах, муженек! Тапочки тебе подавай, да, эль, лютню?
-Нет, лютню не надо, — быстро сказал я, — лапти у меня и так есть, а наряд по бочкам у нас на вечер, забыла?
-Такое разве забудешь, — мрачно ответила Афадель. — Зачем мы вообще вернулись, а? Так хорошо жили...
Я вспомнил эскимосских девушек и подумал, что не все мы жили хорошо, отнюдь не все.
-Найди в этом положительные стороны, — бодро предложил я. — Вон тебе кто-то признание в любви намалевал. И вообще...
-Мне бы признание выложили рубинами, — не согласилась Афадель. — Это точно твои крали-нищебродки, с них и взять-то нечего, кроме рыбьего жира!
-И драгоценных мехов!
-И моржового...
-Моржовый у короля в сокровищнице, — возразил я. — Он тоже ценность, между прочим. Кстати, к кому сегодня обедать пойдем?
-К твоим, — ответила Афадель, — у меня вчера были, забыл? А лучше давай к Конану, у него там рыба копченая свежая... Заодно и бочонок прикатим!
-Пошли! — воодушевился я и, уходя, подумал, что хорошо бы сердечко-то стереть, а то мало ли... Но не стер.
Поцелуями сыт не будешь, но перекусить всегда приятно!
Когда мы вернулись, сытые и пьяные, оказалось, что сердечко кто-то проткнул копьем. Копье было... примерно с меня длиной. Наконечник внушал.
-Какой-то питекантроп в тебя влюбился! — сразу заявила Афадель.
Я приуныл: нежными девичьими ручками здесь не пахло. Еще не всякий мужик такое копье метнет!
-Я ж говорю, это к тебе, — попытался я перевести стрелки, но куда там.
-Гляди-ка, а наконечник тоже из моржового... бивня, — присмотрелась Афадель. — С зазубринами, чтобы точно не вытащить. Боевой.
-Как-то это мало походит на любовное послание... — пробормотал я.
-Думаешь, нас нашли? — тревожно спросила Афадель и нервно оглянулась.
-Кто?! — опешил я.
-Ну мало ли кого мы обнесли, — обтекаемо ответила она. — Или Сау...
-Нет-нет, это явно не его почерк!
-Ну тогда супруг твоей мохноногой! — мстительно сказала Афадель. — Нашел тебя и мстит за сорванный цветочек!
-Да кому я нужен! Наверняка твой хахаль!
-Мой хахаль тебя бы пришил, а не инсталляции сооружал! Точно, с твоей стороны рогоносец!
-Хоббит такое копье не поднимет даже! И северянин тоже... А орчанок и троллих я не трогал, клянусь!
-Гхм... — прозвучала у меня за спиной, и мы оба синхронно подпрыгнули.
-Не трогал! — повторил я на всякий случай. — И гномок тоже.
-И что это у нас тут? — спросил подкравшийся Трандуил.
-Инсталляция, — повторила Афадель. — Вчера был день сплетенных рук и влюбленных сердец, а сегодня сердце, как видите, разбито...
-Понабрались у этих смертных, — сказал король сокрушенно. — Где наши старые добрые традиции?
И он поправил на голове корону из веточек.
-А что гласят старые добрые традиции? — вкрадчиво спросила Афадель. — Надеюсь, что разбитые сердца необходимо излечивать, ваше величество? Подобное подобным?
-Могу одолжить рыбий клей, действует моментально, — сориентировался король. — И это... инсталляцию перенесите в более подобающее место, чтобы народ не смущать.
-А нам что, без двери жить?! — возмутилась Афадель.
-Новую поставите! — отрезал король. — И покрасите в национальные лихолесские цвета.
-Она и так была зелененькая! — возмутился уже я, потому что выпрашивал занавеску у мамы битых два дня. Это вообще-то ее свадебный плащ был.
-Да. И маме новый плащ справите!
-А вы откуда знаете, что это ее плащ?
-А то я твою маму не знаю! — выкрутился король.
-Мало ли таких плащей! — не отставал я.
-Конечно, мало, это ж ручная работа! И еще там вышиты ее инициалы на квенья.
-Ага, — сказала Афадель. — Вот вы и попались. Кроме вас, тут квенья никто не знает! Ну Леголас немножко. Да мы по смайлику...
-Подумаешь, иероглифов из Поднебесной тоже никто не знает, а все в татуировках с ними щеголяют! — фыркнул король. — И что-то вы разговорились. Король приказал — выполняйте.
Афадель оскорбилась и широким жестом сорвала занавеску с креплений. С копьем вместе.
-Ого! — восхитился я.
-В музей! — велел король и быстро удалился.
-Что в музей? Плащ или копье? — крикнул я ему вслед, но ответа не дождался.
Мы сокрушенно посмотрели друг на друга. Афадель взвесила копье на руке.
-Удобно, — пробормотала она. — Давай себе оставим.
-Да, если его вот так воткнуть, — я примерился, — то можно и занавеску повесить, и белье на нем сушить.
-Ты сперва это белье постирай! — отозвалась она.
Ну я и пошел на речку. Там как раз конанова супруга с выводком белье стирала, я ей подсунул. За кусок окорока она что хочешь сделает!
А я прилег на травку. Все-таки семейная жизнь — это очень беспокойно и затратно...
С этой точки зрения мне нравился варварский подход. Другое дело, Афадель так в домашнее хозяйство не запряжешь, это тебе не смирная вьючная лошадка, а... боевой мумак! Теперь с копьем.
Однако на этом таинственные происшествия не прекратились. Назавтра кто-то намалевал разбитое сердце аккурат на стене королевских чертогов и пробил его топором. Нехилым таким, Конан его еле выдернул!
-А, это к Трандуилу кто-то неравнодушен, — заключила Афадель и успокоилась.
Король, напротив, обеспокоился и взгрел своих советников, разведчиков и всех, кто попался под горячую руку.
Взгретые, они сперва явились к нам, как к виновникам королевского гнева, а затем рассыпались по лесам. Что самое печальное, они и нас рассыпали там же...
Пока мы собирались обратно, третье сердечко появилось на крупе Алексиэля. К счастью, ничем не пробитое. В смысле, стрела была нарисована: художник явно побоялся, что Алексиэль зашибет его копытом, если почувствует укол.
Это давало нам некоторую зацепку: значит, он меньше Алексиэля. И пугливее.
Но силен, раз уж мог орудовать тем копьем (мы сделали из него подпорку для крыши шалаша, очень стильно вышло). Или же злоумышленников было несколько?
Я представил, как десяток пигмеев тащит на руках копье, и захихикал. Следов пигмеи не оставляли...
-Может, это назгул? — предположила Афадель, лузгая тыквенные семечки.
-Не, у назгулов копья моргульские, — помотал я головой, — колдунские. Откуда у них моржовый хер? И потом, назгул бы не сердечко намалевал, а что-нибудь пострашнее.
-А что может быть страшнее вырванного сердца? — не поняла Афадель. — Помнишь, какие там потеки крови намалеваны? А оно еще и разрублено! Или к дереву пришпилено...
-Э-э-э... Прометей? — неуверенно предположил я, припоминая сказки, песни и пляски народов Севера. — Данко?
-Ты еще скажи — Горький! — обозлилась Афадель и добавила: — Прометей печенью поплатился...
И пощупала собственную.
Я понял намек.
-Да, печень бы потренировать не мешало, — сказал я мечтательно. — Но король нас на порог не пустит, пока мы ему не предоставим этого... копьеметца.
-А почему мы? — возмутилась Афадель. — Где его служба безопасности? Нам жалованье, как стражникам, не платят!
-Так копье нам прилетело, — ответил я еще более уныло. — Типа из-за нас.
-Пусть докажут!
-Чего тут доказывать! К нам же домой его прислали...
-Но дуб-то королевский, — напомнила Афадель. — А плащ — твоей мамы.
-Не тронь маму, — хмуро сказал я.
-Мне еще пожить охота, — согласилась Афадель и пригорюнилась. — Но почему он не оставляет следов?
Я подумал.
-Может, он эльф! Или оставляет, а потом заметает... хвостом.
-Где ты видел хвостатых эльфов?! И почему мне не сказал?
-Я не видел. Я столько не выпью, — отказался я.
-А что если... что если злоумышленник управлял копьем силой мысли? И кистью с краской тоже! Тогда ему не надо было подходить близко! — зафонтанировала идеями супруга. — Или вообще... взял и наколдовал! Слушай, может, это Радагаст прикалывается?
-Точно! — страшным шепотом зашипел я. — Давай скажем, что это Радагаст. Ну что, Трандуил будет проверять, что ли? И с магом связываться не станет — себе дороже.
-Он может Гэндальфа пригласить, — помотала головой Афадель, — нам это надо?
-Не, Гэндальф сразу вина потребует и денег, а король жадный.
-Вот именно. Мы же и виноваты окажемся. Вдвойне!
Я с тоской поковырял носком лесную подстилку, не выковырял ничего интересного, кроме двух клещей, и предложил:
-Может, напишем ему?
-Кому? Этому, с сердечками, что ли?.. — Афадель вдруг осеклась и сказала: — Русалокот.
-Что русалокот?
-Смайлик помнишь? По-моему, это дело рук одного и того же... автора. Характерный почерк.
-А кто нам смайлик рисовал на коте?
-Следопыт! — ответил я и потер руки. — Точно, его работа!
-Да ну, — фыркнула женушка. — Он бы копье Леголасу кидал, если бы поднял, конечно.
-Ну... это был толстый намек!
-Кому? — не поняла она.
-Давай ему на дубе напишем записку. Так и так, копье ваше получили, спасибо.
-Ну давай, — согласилась Афадель и протянула мне топорик.
До глубокой ночи я занимался надубным творчеством...
-Подписываться будем? — проскрежетал я под вечер.
-Смайлик поставь, — велела супруга, болтая ногами над моей головой. — Чтоб наверняка.
Я с трудом вырезал смайлик и едва не выронил топорик себе на ногу.
-Иди ужинать, — велела Афадель. — Что-то ты ослаб!
Ну еще бы! Помаши-ка топором, высекая наши эльфийские руны! Но я был горд — это ж надо, столько рун зараз нарубить.
Осталось дождаться ответа...
Ответа на утро не было, а вот гнев короля нашего Трандуила обрушился на нас, как ушат воды из проруби.
-Вы зачем дуб испоганили, мерзавцы?! — бушевал он.
-Как можно испоганить эльфийский дуб эльфийскими рунами? — изумился я. — Это же наше все!
-Да?! А что тут... хм... высечено? — король провел пальцем по рунам. — Копье твое твердо, о путник... подчеркнуто два раза. Намек понял. Смайлик. Это что?
-Смайлик... Вместо подписи...
Я пожалел, что не взял просто чернила.
-Стесать немедля, — повелел король. — Рану дуба — залечить. Эльфы вы или кто?
-Эльфы, — печально подтвердили мы. — А если снова копье прилетит?
-Закроете дуб своими телами, — ответил король. — Это народное достояние, и он постарше вас обоих, вместе взятых. И умнее, по-моему.
-Так вы с него и спросите, за копье-то, — пробурчал я, — раз он такой умный.
И что вы думаете? Король спросил. А дуб ответил! В смысле прошелестел что-то такое, и король нахмурился.
-Да не заливай! — сказал он дубу.
Дуб зашумел возмущенно и взмахнул могучими ветвями так, что наш шалаш покосился.
-Эй, ваше величество! — Афадель воспрянула духом. — Ответ получили — все, мы реабилитированы.
-Не все так просто... — король задумчиво почесал нос. — Ответ-то я получил, да вот беда: дуб не отличает людей от эльфов на расстоянии.
-А большое ли расстояние? — вкрадчиво спросил я. — может, ваши разведчики (слово "хваленые" я на всякий случай опустил) помогут?
Король подумал, посоветовался с дубом и отсчитал десятка два шагов. Я прикинул, с какой силой надо было метнуть копье с такого расстояния, и поежился.
-Надо еще Алексиэля спросить, — сообразила Афадель. — Уж он-то наверняка унюхал, кто у него на жопе рисовал! А раз на месте не затоптал, значит, это был кто-то знакомый. Например, на букву Р!
-Или на букву Л, — поддержал я. — Г! Т!
-Б! — выкрикнула Афадель.
-Вы мне это прекратите, — нахмурился король и подозвал Алексиэля.
Тот то ли нашептал что-то хозяину, то ли просто пожевал его ухо, но Трандуил сказал:
-Алексиэль утверждает, что это был не эльф.
-Вот видите, мы тут ни при чем! — обрадовалась Афадель. — Орка или тролля он к себе не подпустит, следовательно, рисовал человек. А какой человек свой? Или Бродяжник, или Гэндальф, или Радагаст, или Саруман!
-Они не люди, — отбивался король. — Вы еще скажите — Саурон!
-Бродяжник не человек?! — изумился я.
-Нет, последние трое. Вы главное им этого не сказаните.
-Неважно, свои ведь, — пожала плечами Афадель. — Вот среди них и надо искать. Саруман... нет, он женился недавно, ему не до того. Радагаст такую многоходовку не придумает. Значит, или Гэндальф, или Бродяжник!
-А вот если вы не велели уничтожить надпись, может, он бы сам в ответ написал, — встрял я, — и мы бы не гадали.
И тут откуда-то прилетела черная стрела с флажком на древке и воткнулась в многострадальный дуб, трепеща оперением.
Дуб ругнулся на своем, как я понял. Афадель просияла.
-Это же пираты! — вскричала она.
Алексиэль обиженно взмекнул, объясняя, что пиратов к своему заду бы не подпустил.
-Что-то мне знакома эта ткань, — прищурился вдруг правая рука короля, недавно вздрюченный повторно, а потому втройне бдительный. — Ваше величество! Это же клок плаща Конана!
-И правда, — присмотрелся Трандуил. — А где он сам, кстати? Подать сюда варвара!
Варвара подали. То есть он пришел сам, подталкиваемый в спину советником Трандуила, и вопросительно посмотрел на работодателя.
-Твое? — коротко спросил король, показав ему стрелу, копье и топор.
Варвар охотно кивнул.
-Ты зачем имущество казенное портишь? — спросил Трандуил, кивнув на дуб и Алексиэля. Олень топнул копытом и фыркнул.
-Конан не портишь, Конан выполняй поставленную боевую задачу, — ответил он.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
