Level Up. Нокаут

Пролог

Только безумцы приравнивают боль к успеху.

Alice Madness Returns

Охранник провёл дубинкой по прутьям решётки:

— Плакса, твой выход.

Хаген неторопливо отложил комикс и поднялся. Его сокамерник, который спал на соседней койке, всхрапнул и проснулся. Сел, почёсывая шею, и посмотрел, как Хагена выводят из камеры.

— Удачи, Плакса, — сказал ему вслед.

— Спасибо, Порш.

Шагая вслед за охранником по узкой дорожке, Хаген начал потихоньку разминаться. Делал махи руками в стороны, вверх-вниз. Конвоир отошёл немного, давая Майку пространство.

— Можно? — спросил Хаген.

Тот кивнул, отодвигаясь еще дальше и прижимаясь к перилам. Хаген прошёл до конца коридора быстрым шагом. Вернулся приставным. И так несколько раз. Большинство заключённых спали. Но кое-кто проснулся и приник к решёткам, наблюдая разминку. Кто-то подбадривал:

— Удачи, Майки, я поставил на тебя три пачки сигарет.

— Давай, Малыш, сделай это!

Кто-то наоборот предсказывал:

— Сегодня твоя тощая попка, Плакса, отведает настоящих пинков!

А другой явно не выспался:

— Отсоси, Хаген!

Охранник жестом показал, что нужно поторапливаться. Хаген закинул левую ногу на перила, растягивая мышцы. Потом правую. Охранник нетерпеливо толкнул, понукая идти дальше.

Они спустились по лестнице в зал, пересекли его. Тюремщик открыл двери, заводя заключённого Майка Хагена туда, куда арестантов не пускали, то есть в служебные помещения, связывающие тюремные юниты.

Пока шли по плохо освещённым коридорам, Майк продолжал разминку. Бежал приставным шагом или спиной вперёд. Отпрыгивая, делал на ходу резкие повороты. Забегая подальше, падал на землю и отжимался. Пока не подходил охранник и не тыкал концом дубинки в спину:

— Вставай, вставай.

Так они дошли до тюремного юнита ?2. Пересекли такой же пустой зал, который днём заполнялся заключёнными в оранжевых робах. Те смотрели телевизор, играли, читали или, сбившись в кучки, слушали музыку. Латиносы свою, ниггеры свою.

Хаген и его сопровождающий перешли в цех, где заключённые вытачивали детали и собирали офисную мебель. Сейчас центр помещения очистили: раздвинули столы и станки по углам. Недоделанными офисными столами огородили ринг, по углам даже поставили кресла, которые тоже производились в этой тюрьме.

Большая часть ламп на потолке была потушена, остались лишь те, что располагались над самодельным рингом. Пол застелили ярко-синим пластиковым материалом, чтоб не заляпать кровью.

Хаген вспомнил, что во время первого боя он запнулся о складки покрытия и чуть не упал...

Когда это было? Казалась, что давно. Но Хаген вёл счёт дням, как и всякий заключённый. Всего лишь пять месяцев назад его привезли на автобусе вместе с остальными. Тогда Хаген получил оранжевую робу, номер и осознал, что отныне он не обычный свободный гражданин США, а собственность Департамента Исправительных Учреждений.

— Ну, чего встал? Иди на ринг, сучка, — сказал конвоир и отошёл.

Сучка? Вообще, охранника звали Джимми, и он был нормальный парень. Верил во всесильного милостивого Бога, ходил на службу по воскресеньям. Даже раздавал заключённым брошюры своей церкви, которые тут же выкидывались в урны. Но когда рядом оказывалось тюремное начальство, Джимми выслуживался и вёл себя строже, чем обычно.

Начальство как раз сидело на креслах в тёмной части цеха. Его присутствие выдавали вспыхивающие то тут, то там огоньки сигарет. Хаген знал, что среди зрителей, нарушая все тюремные правила, находятся и главари банд, отбывающие срок за тяжкие преступления. Впрочем, они и тут умудрились наладить жизнь. Начальник юнита ?2 был с ними в хороших отношениях. Поэтому такое развлечение, как бои без правил среди заключённых, было придумано задолго до того, как Майк сюда попал. Вся тюрьма следила за соревнованиями, делая ставки на бойцов. В ход шли и деньги, и всемирная тюремная валюта — сигареты. Были риски и посерьезнее — кто-то ставил свой зад, а кто-то — жизнь.

Хаген скинул майку, закатал концы своих оранжевых брюк до колен.

Он остался хлипким на вид, хотя для себя отметил, что стал крепче и рельефнее. Но всё равно выглядел хрупко. Особенно в сравнении с чернокожими, которые, переступив порог тюремного юнита, сразу же шли в качалку, где им уже подготовили место братья. Другие тренажёры оккупировали латиносы, которые тоже уступали их только друг другу. И тем более не подпускали чужаков. Поэтому Майку приходилось тренироваться без снарядов. Наматывать круги по тюремной площадке и поднимать обеденные столы вместо штанги. Ну и до одури отжиматься. На ладонях, на кулаках, на пальцах...

Майк сделал несколько быстрых ударов по воздуху. Среди зрителей кто-то одобрительно хмыкнул. Джимми достал свою мобилку и включил какой-то рэп. Всё это напоминало школьный спектакль: на фоне картонных декораций дети разыгрывали сцены из тюремной жизни.

В освещённое пространство ринга вышел Трилистник. Крупный кубинец, чуть ли не в два раза выше Хагена. Его кожа казалась нестерпимо бледной из-за контраста с тёмными татуировками. Трилистник встал в угол, сложил руки на груди и замер, презрительно поглядывая на Хагена.

Майк впервые порадовался тому, что мама умерла — ни к чему ей такое видеть и знать. Её сынок, её малыш Майки, не только сел в тюрьму, но и дерётся там с татуированными амбалами, зарабатывая на сигареты.

Особенно маму шокировало бы то, что Хаген начал курить. И ей не объяснишь, что в тюрьме мало развлечений, а сигареты быстро становятся привычкой. Такой же, как не задерживать на ком-то взгляд, чтоб не сочли оскорблением, избегать разговоров о расах или религии. Да что там религия? В тюрьме тебе могут воткнуть заточку только из-за того, что ты неловко прошёл мимо и заслонил кому-то телевизор.

Хаген перелез через ограждение из офисных столов, встал в свой угол самодельного ринга. Ни перчаток, ни капы, ни ракушки для защиты паха. Что там ракушка? Не было даже судьи. Точнее, судьёй считал себя сам начальник тюремного блока. Он прерывал бой только тогда, когда ему надоедало наблюдать, как один боец топчется по бездыханному телу другого.

Вот настоящие бои без правил, а не то гламурное шоу, которое выдаётся за них на свободе.

— Эй, ну начинайте уже, — крикнул кто-то из темноты. — Динь-донг! Ха-ха!

Трилистник тут же разомкнул руки. Расставив их по-медвежьи, двинулся на Хагена. Майк принял стойку и провёл первый удар. Трилистник легко уклонился, продолжая наступать. Главное не попасть в его захват — сломает позвоночник.

Хаген отступил к ограде, изучая повадки противника. С ним он ещё не дрался, поэтому не знал, чего ожидать. Но много слышал о его победах. Трилистник буквально "душил в объятьях".

Начался очередной бой Майка "Плаксы" Хагена в стенах тюремного юнита ?2.

Ничего нового.

И ещё целый месяц до выхода на свободу.

Глава 1. Галлюцинация

Раньше меня тоже вела дорога приключений, а потом мне прострелили колено.

Skyrim

Майк Бьорнстад Хаген, хоть и имел в своей родословной скандинавские корни, был так же похож на викинга, как чихуахуа на дога. "Плакса Майки", "Малыш Майки", "Доходяга Майки" и даже просто "Эй, ты, членосос!" — как его только не называли, но никогда "мистер Хаген".

Единственный раз, когда это почти случилось, был в банке, куда Майк забрел в надежде получить кредит на дом. "Простите, мистер Хаген, но ваш кредит не одобрен", — сказал тот клерк, не скрывая ухмылки. И Майк бы охотно ему врезал, если бы умел драться.

Дом... Мечтами о собственном доме для него и малышки Джесс он жил все те три года, что они были вместе, пока Джессика не сбежала с тем громилой-дальнобойщиком из Аризоны. Или из Техаса? Да, уже не важно.

Важно то, что следующие пять лет Хаген больше ни с кем не встречался, и не потому, что так уж сильно любил и тосковал по Джессике, нет. Просто он не был никому интересен, даже татуированной толстухе Шейле из магазина напротив. Та торговала комиксами, а Хаген частенько заходил за новыми выпусками "Rat Queens" или "Extremity".

Как-то, хорошо выпив в баре у Чака, Майк набрался смелости и пригласил ее в кино на очередных "Мстителей". Чувствуя себя смелым и развязным, Хаген заявил: "Подружка, как насчет выгулять твое роскошное тело с самым отвязным парнем на районе?". "Отвязным? — оторопела Шейла. — Ты это о себе?". И выдала классическую речь о том, что будь Хаген последним мужчиной на планете, даже тогда она бы никуда с ним не пошла. Дослушивать Майк не стал. Уже поняв, что получил отказ, он впал в ступор, а мозг включил стандартный защитный механизм, который Хаген начал практиковать еще в младших классах, каждый раз, когда его обзывали уродом и закидывали объедками в школьной столовой — ничего не слышу, никого не вижу. Едва передвигая непослушные ноги, он вышел из магазина комиксов и больше никогда туда не заходил. Комиксы пришлось заказывать онлайн, а это совсем не то, вы же понимаете. Нет, никакой злости на Шейлу Хаген не затаил, но возвращаться в её магазин еще раз? Хуже унижения не придумаешь.

В тот вечер, когда он вернулся с работы, была пятница сразу после Дня благодарения. Впрочем, для Хагена все эти семейные праздники ничем не отличались от прочих дней. Отца он никогда не видел, а мать ушла из жизни несколько лет назад.

Мама — единственный человек в жизни Хагена, кто искренне его любил. Кто-то мог бы сказать, что её любовь была чрезмерной, но только не сам Малыш Майки. Она была и мамой, и лучшим другом, и самым интересным собеседником. Джесс претендовала на такую роль, и в какой-то момент даже казалось, что успешно, но потом она сбежала, а когда Хаген вернулся к матери из первого самостоятельного "круиза по жизни", как выразился дядя Питер, мама уже была смертельно больна. Врачи давали тридцатипроцентный шанс на успешное излечение, но денег на оплату клиники все равно не было. Да и пришлось бы ехать в Филадельфию, а как, если здесь и работа, и жилье? Кто бы его отпустил?

Мама умерла в жутких мучениях, Хаген провел с ней все последние дни, держа за руку и не в силах унять слезы.

Первый год после её смерти Майк будто учился жить заново. Привыкал готовить, с переменным успехом пытался стирать одежду и просыпаться вовремя. Мать, опекавшая сына, ушла, её места никто не занял, и второй раз в жизни (первый был тогда, когда он ушел к Джесс) Хаген принял самостоятельное взрослое решение. Не сдаваться, не опускать руки. Без особых целей, плывя по течению, но — жить!

И он научился. Мамину готовку заменила еда из китайской забегаловки, раз в неделю Хаген ходил в прачечную, а утром его поднимал будильник. Жизнь почти наладилась, но мамы все равно очень не хватало.

Из всей гипотетической родни Хаген знал только дядю Питера, старшего брата матери. Бывший военный, прошедший Ирак и Афганистан, в свои редкие наезды тот пытался подключаться к воспитанию Хагена, добавляя мужской руки в образовательную программу, но ничего путного из этого не выходило. Плюнув, дядя Питер остановился на трех краеугольных камнях важных для каждого мужчины: умении постоять за себя, помощи матери и соблюдении правила: "никогда не ныть!".

Все три пункта провалились.

Хаген до истерик боялся физической боли и предпочитал сразу сдаться или убежать, нежели "стоять за себя", хотя и мечтал научиться драться, как знаменитый "Могучий Мышонок" Деметриус Джонсон, чемпион UFC в наилегчайшем весе. При росте сто шестьдесят сантиметров и весе меньше пятидесяти семи килограмм этот величайший боец одиннадцать раз защитил титул! Маленький Хаген часто представлял, как станет достойным наследником Джонсона — Плакса Хаген, сто пятьдесят девять сантиметров, пятьдесят шесть килограммов, чемпион UFC! Три раза "ха".

Помощь матери? Это было скучно, куда скучнее игр на консоли и чтения комиксов, да и не требовала мать ничего такого от единственного сына.

А вот насчет "не ныть" — Хаген и сам старался, но ничего не получалось. А что ты сделаешь, если слезы сами наворачиваются на глаза, стоит только услышать что-то обидное? Даже сейчас, когда Хагену уже под тридцатник, он, бывало, не мог сдержать слез. Взять хотя бы того тупого покупателя мистера Горецки с его чертовым ноутбуком. В магазине техники, где Хаген работал, никто кроме него не разбирался в компьютерах, и каждый раз, когда мистер Горецки, рыская по нелегальным сайтам для взрослых, наматывал на жесткий диск своего лаптопа очередной вирус, кому приходилось разбираться с этим? Конечно, Малышу Майки. Но мистер Горецки в достаточной мере прокачал свои навыки "Наглость" и "Хамство", чтобы всегда обвинять именно его в заражении ноутбука.

В общем, в ту пятницу, когда мистер Горецки снова пришел к Хагену, в выражениях он не стеснялся. Вместе с запахом чеснока и лука, от которого Хагена чуть не стошнило, он изрыгал ругательства. "Тупорылый урод" и "прыщавый ублюдок" были самыми мягкими оскорблениями в его речи, полной эпитетов и характеристик. "Хорошо быть таким смелым, — думал Хаген, чувствуя, как плотину прорвало, и слезы ручьем катятся из глаз, — когда ты два метра ростом, а твои предплечья объемом шире, чем моя нога". В общем, денек выдался так себе, хоть и пятница.

В растрёпанных чувствах Хаген побрел в бар Чака, где помимо основной задачи напиться, он все еще надеялся познакомиться с какой-нибудь чикой. Неважно, с какой, лишь бы у неё была дырочка между ног. Он даже заметил одну — та одиноко сидела за барной стойкой и глушила чистый виски, но подойти так и не решился, хотя и порывался. А когда, наконец, отлепил зад от стула, было уже поздно — незнакомка вульгарно хохотала над тупыми шутками какого-то хлыща в костюме и при галстуке.

Так что Хаген, залившийся дешевым пойлом, пошел домой и всю дорогу жалел себя. В своей холостяцкой берлоге он немного поиграл в любимый файтинг боев без правил на PlayStation, представляя, что колошматит ненавистного мистера Горецки, глянул по кабельному какой-то дешевый хоррор и уснул.

Незадолго до полуночи он проснулся, чтобы сходить отлить. Тогда-то все и случилось.

Путь от дивана до уборной в его небольшой съемной квартирке занимал от силы шагов пять, но и их Майк не смог преодолеть, не споткнувшись. Ловкость никогда не была его сильной стороной, но уж по ровному полу дойти до уборной у него всегда получалось даже в хлам бухим.

В этот раз, когда он встал с дивана и, пошатываясь, направился в туалет, мир словно мигнул. На пару секунд Хаген будто завис во вселенском ничто, не чувствуя притяжения, движения воздуха при дыхании, запахов, звуков, света. Он даже не ощущал своего тела. Его окружила тьма, и когда мир вокруг вернулся, тело незамедлительно стало выполнять всю ту серию панических команд, которые выдавал мозг — взмахи руками потерявшего равновесие, судорожные вздохи, поиски опоры. В общем, Хаген свалился на пол, больно ударившись подбородком и едва не прикусив язык, а потом долго не решался встать, чувствуя "вертолеты" — знакомое каждому хоть раз сильно перепившему человеку состояние мировращения. В глазах летали белые мошки, выстраиваясь в странные символы, больше похожие на руны Хищников из известного всем киноблокбастера. Сдерживая подкатившую рвоту, Хаген затих. Он лег на спину, прикрыл глаза в ожидании момента, когда придет в норму, но хаотичное движение мошек не прекратилось.