Спаситель 2 глава

СПАСИТЕЛЬ 2 глава

Дмитрий Старицкий (с)

СПАСИТЕЛЬ

Фантастический боевик

$

$

$

2.

Раскрывать методики обучения проводников я не буду. Лишнее это знание для непосвященных. Повторить не смогут, а набедокурить запросто. Скажу только, что было тяжело. Целую неделю.

В результате общих усилий нашли парочку посильных мне маяков в поместье Тарабрина. И для пешего хода, и для автомобильного. И тройку маяков в различных временах — чисто для тренировки. Под руководством Ивана Степановича скакал я по ним туда и обратно аки архар по горам, пока не освоил необходимый минимум. И, соответственно, некоторую технику безопасности.

А по ночам скрипел зубами от болей в суставах и мышцах от этого курса молодого бойца.

Бабка какая-то, карга старая, на бабу Ягу похожая, приходила по утрам, разминала меня вместо зарядки. Мяла мышцы как заправский спортивный массажист и суставы выворачивала, приговаривая:

— Терпи, Касатик. Бог терпел и нам велел.

И, как результат этих мучений, не только походка моя стала крепче, но и пропала седина. Не был я совсем седой. Так — пёстрый. Соль с перцем, как говорится. Мне даже своё отображение в зеркале импозантным казалось временами. Есть такие люди, что к старости симпатичней становятся. Того же Шона Коннери взять в ''Горце''.

Когда мне после всех мучений показали зеркало, то поначалу не поверил, что это я там отражаюсь. Теперь я себе в зеркале не нравлюсь. Хотя, казалось бы, моложе стал выглядеть... ненамного, но все же.

А Тарабрин только посмеивается.

— Приготовься, Митрий, к тому, что у тебя все зубы скоро выпадут, — и лыбится своим оскалом, который только в рекламе зубной пасты показывать. В его-то полторы сотни лет!

Насладившись моим охудением, добавил:

— Правда, потом, новые вырастут. Так что к дантистам не бегай понапрасну. Предупреждаю сразу — будет больно. Но не долго. Где-то дней с десять.

К концу недели закончились захваченные с собой таблетки от диабета. Он у меня второго типа, так что нет у меня инсулиновой зависимости. Диабетон. Метформин. И всё. Но каждый день.

Пожаловался Тарабрину.

— Плюнь, — утешил он меня. — Скоро само пройдет.

— Надо анализы сдать, — упорствовал я, не веря ему окончательно на слово.

— Ну, пошли. — Согласился он со мной. — Переодевайся во всё своё. И машину свою раскочегаривай. Кстати, тебе ее давно пора поменять на что-нибудь поновей да попроходимей.

— Тут две проблемы, — выдал я, направляясь вслед за Тарабриным в дом. — Первая — где взять деньги. Вторая в том, что в моё время автомобили перестали делать инженеры, а всем рулят маркетологи. Так что новые машины недолговечны и хуже моей старушки.

— Деньги не проблема, — сказал проводник уверенно. — А вторую задачу надо просто обмозговать. Но тебе понадобится реальный 'проходимец' с хорошей грузоподъемностью, желательно не привлекающий к себе особого внимания.

$

Вернуться в своё время мне удалось самому. Тарабрин просто рядом сидел и не вмешивался в мои действия. Но, чую, контролировал и был готов вмешаться в любой момент.

Я прекрасно визуально помнил солидное бетонное сооружение — остановку автобуса с укрытием от непогоды у села ''Мокрое'' недалеко от того места, где бросал я свою машину, уходя собирать грибы. Эта остановка и послужила мне маяком.

Создал я этот чертов ''мыльный пузырь'' и влетел в него, чуть не вмазавшись со всей дури в столб с новым указателем ограничения скорости. Еле отвернул вовремя.

— Что так сильно тапком давишь? — спросил с укоризной Тарабрин.

В этот раз Иван Степанович ничем не отличался от слегка консервативного жителя двадцать первого века. В джинсах, кроссовках и рыжей короткой кожаной куртке на белую хлопковую водолазку. В кармане куртки у него неожиданно для меня оказался белорусский паспорт на имя Тарабрина Ивана Степановича, с его фоткой и гродненской пропиской. Что мне и было с гордостью продемонстрировано в самом начале нашего путешествия для моего успокоения.

— Сам же предупреждал, что ''окно'' может порезать, если тормозить на переходе, — огрызнулся я.

— Ох, учить тебя ещё и учить, — посетовал мой спутник. — В свободное плавание ты пока не готов, как я вижу. Не чуешь ты пока ''окна'' шкурой.

Слава богу, в это время шоссе пустое — автобус тут ходит всего два раза в сутки туда и обратно, а местные жители не настолько богаты, чтобы бензин жечь в личном транспорте без крайней нужды.

Далее было привычно, и через три часа парковал я машину у своего дома в Сивцевом Вражике.

— Хорошо живёшь, — констатировал Тарабрин, останавливаясь у дверей подъезда моей кирпичной башни.

— Грех жаловаться, — ответил я с усмешкой.

Получил я эту элитную ''двушку'' в ''цековском'' доме семидесятых годов постройки, когда работал в 'Правде' на излёте СССР, при Горбачёве. После второго развода оказался я в коммуналке, правда, в ''сталинке'' на Ленинском проспекте. Потому и перешел из ежемесячного журнала ''Работница'' в ежедневную газету ''Правда'' только под гарантию обеспечения меня отдельным жильём. Хотя были в то время куда более заманчивые предложения. В ту ошалелую эпоху ''гласности'' и свободы брехливости при несменяемости главных редакторов, сразу стали в цене люди, умеющие складно и доходчиво писать про экономику. Кооперативные деньги предлагались в десять раз большие. Но квартира всё перевесила. И деньги, и возможность стать в одночасье знаменитым.

Не обманули меня в ЦК. Дали новую квартиру почти сразу — из спецлимита номенклатурного. Впрочем, спецкор ''Правды'' уже сам считался номенклатурой ЦК КПСС. Правда, ещё без первой — продуктовой — ''кремлёвки'', но уже со второй — лечебной.

Прикрепили меня к особой поликлинике при ЦКБ. Той, что не для народа, а для людей. Не сказать, что там лечили лучше, чем в районной, что для народа. ''Полы паркетные, врачи анкетные''. Разве что лекарства имелись дефицитные и отпускали их бесплатно в местном аптечном киоске, куда народ не пускали.

Давно нет уже ни СССР, ни ЦК КПСС, ни главной газеты страны под названием ''Правда'', а вот аптечный киоск для ''слуг народа'' сохранился, но меня самого уже туда не пускают... А квартира осталась. Так что я, по большому счёту, совсем не прогадал.

— Не жалуюсь, — ответил я проводнику и открыл дверь в парадное своим ключом. — Прошу.

От пива Тарабрин отказался. Заявил с некоторым пафосом знатока:

— За пивом надо ездить в австрийскую Прагу, где с удовольствием берут николаевские деньги. Кстати о деньгах... вот.

Он выложил на стол из своей сумки большой и пухлый простой почтовый конверт.

Деньги?

Деньги — это серьёзно.

Не видел я за свою жизнь филантропов, когда дело касается денег. Судя по толщине конверта — приличных денег.

Только спросил, кивнув на конверт:

— Тебя из-за них повесили?

— И из-за них тоже, — спокойно ответил Тарабрин, словно речь шла об обыденном деле. — Решил я тут у вас черной икрой торгануть. Оптом. В бочонках. Якобы белорусской. Она тут у вас дорого стоит, а у нас свободно в речке плавает. Кто же мог даже предположить, что не только государство свой интерес блюдёт и с браконьерами якобы борется, но и среди бандитов икра — расстрельный бизнес. Своих-то сопровождающих я успел в ''окно'' выпихнуть, хотя товар частично пришлось бросить. А вот сам замешкался. ''Окно'' пришлось срочно схлопывать. Вот меня мазурики и повязали. Требовали обеспечить им дорогу в те места, где я икру брал. Я отказался. Зачем моим людям такое счастье? Вот и распяли они меня на древе в наказание, как было сказано.

— Та-а-а-ак... почесал я в затылке. — Даги или азеры?

— Да кто их, чернявых, разберет. Для меня они все на одно лицо — нерусские.

Помолчали.

Брать эти деньги с непонятными для себя обязательствами я не собирался. Тем более — оставлять на них свои отпечатки пальцев.

— Чай будешь? — спросил я гостя.

Надо же как-то обдумать ситуацию. Во что я тут вляпался? А приготовление чая — чем не законная пауза?

— Буду, — ответил гость. — Только не в пакетиках.

Памятуя о щедром приеме Тарабриным меня в его поместье, решил и самому не скаредничать. Заварил настоящий китайский у-лонг молочный из бутика ''Чай. Кофе и другие колониальные товары'', что недалеко от меня торгует в Камергерском переулке. Дорогущая травка... я сам её не каждый день пью.

Маленькие пиалушки на стол я выставил фарфоровые, только современной китайской фабрикации. Но тоже красивые. Если специально не приглядываться, то на вид никак не хуже тарабринского антикварного сервиза.

— Извини. Но к чаю дома ничего нет, — предупредил я гостя и моментом оправдался. — Неделю дома не был, да и гостей не ждал, — развел я руками.

Тарабрин отпил глоток, оценил, и кивнул с довольной миной. Чай ему понравился.

— Что ж, Митрий, не поинтересуешься, что в конверте, — продолжал интриговать меня гость.

Честно ответил.

— Не хочу свои пальчики оставлять на них, пока не въеду в ситуацию. Что тебе от меня нужно? Зачем пытаешься меня купить?

— Это не покупка. Это благодарность моя за спасение. Хотя жизнь деньгами, тем более такими мелкими, не оценивается, — серьезно ответил Тарабрин. — Но тебе и машину нужно менять. И, по большому счету, место жительства.

— Что так, — удивился я. Меня моя квартира вполне устраивала.

— Тут ты как на юру, — ответил гость и снова занялся чаем. — А наше дело не любит посторонних глаз. Тем более не забудь, что будешь на вид молодеть, что не может не вызвать интереса соседей. Хорошо бы только соседей.

И сам развернул конверт, приговаривая:

— Я же говорил тебе, Митрий, что деньги не проблема.

На стол выпала банковская упаковка пятитысячных рублёвых купюр. Вслед за ней шлепнули две ''котлеты'' евро. По двести и пятьсот номиналом.

В голове тут же защелкал внутренний калькулятор. Полмиллиона рублей и семьдесят тысяч евро. Где-то пять с половиной миллионов на российские деньги. Для благодарности пенсионеру — сумма вполне внушительная, а вот для покупки услуг проводника с его способностями — мизер.

— Зачем тебе нужно было наделять меня этой способностью — ходить по временам? У тебя своих людей двадцать тысяч душ. Неужели не нашлось подходящих претендентов?

Тарабрин ответил сразу, будто давно ждал этого вопроса от меня.

— С одной стороны, это вроде бы как случайно вышло. Был я, мягко говоря, не в своей тарелке. Приготовился умирать долго и мучительно. А тут — нежданное спасение, при котором захотелось осчастливить весь мир. А весь мир сфокусировался на тебе. С другой... Есть у меня способные претенденты в проводники с наших общинах. Только вот какая беда — кругозор у них очень узок. И что греха таить — образования не хватает. На рынке торговать еще могут, изображая советского колхозника, а... — махнул он рукой. — Судьба!

Помолчали. Поиграли в гляделки.

— Что ты от меня хочешь? — решил я все же прояснить ситуацию, что говорится: ''на этом берегу''.

— Особо ничего. Раньше думал у вас тут заработать на солнечные панели. Икра показалась хорошим товаром. Наивный я, хоть и полтора века прожил. Проще банки грабить — тут ты прав. Жили сто лет без электричества и еще проживём. А что электричества не требует, то проще и надежнее купить в начале двадцатого века. И качество товара там выше. Вещи делали тогда, чтобы служили долго.

Я засмеялся.

— Там что, преступности нет?

— Есть, — ответил Тарабрин. — И карманники, и мошенники, и даже разбойники есть. Но мафии нет. Народ в своей массе честней и с документами там проще. А с деньгами местными нам просто крупно повезло...

Было видно, что ему не особо хочется развивать эту тему, но он решился.

— Было это в те времена, когда я активно таскал в нашу общину всё, что ни попадя и откуда не попадя. В основном из Сибири в период вашей Гражданской войны. Там бардака было больше при правлении адмирала. Тупики все на станциях по всему Трансибу эшелонами забиты с разной помощью от Антанты. И, судя по тому, что стояли эти вагоны там месяцами — никому не нужные. Не вообще не нужные, а там, где они стояли. Даже охранялись плохо.

Тарабрин улыбнулся чему-то, отпил чаю и продолжил.

— Вышли из Тамбовской губернии мы в чистое поле. Жить негде, а на носу зима. Вот так встретило нас Беловодье. Неласково. Натащили через ''окна'' шпал, рельсов, построили у себя на Тамани тупичок в американской манере — прямо на грунт, без отсыпки пути. На них пассажирские вагоны отогнали от вас с того же Трансиба да от финнов — там в тупиках тоже много чего простаивало. Вагоны железнодорожные, углем отапливаются, да хоть дровами, а тепло — благо. Плюс каждому лежачее место досталось. Тот же титан с кипятком в вагоне — уже роскошь. А тут теплушки понадобились — барахло хранить. Угнали парочку у чехов из-под Иркутска. Искали сено, да промахнулись с наводкой. Не с того пути отцепили. Одна оказалась с патронами к австрийской винтовке. Вторая — не поверишь, — с золотом. Что сильно повезло — в монетах. Почти две тонны в империалах номиналом в пятнадцать рублей. Аккуратно в ящиках уложенные. В вощеной бумаге по десять штук упакованные.

— Рояль! — восхитился я.

— Какой рояль? — не понял Иван Степанович.

Пришлось рассказать ему старую телевизионную байку про 'случайно оказавшийся в кустах рояль'.

Отсмеявшись, Тарабрин продолжил.

— В том 'золотом' вагоне еще ценной церковной утвари было в приличных количествах — дароносицы, кадила, оклады без икон, кресты наперсные, церковные знамёна. Потом она в наши храмы пошла. Как попов добывали — отдельная история. Некоторых из-под расстрела выдергивали во времена гонений на православную церковь. Потом же в Беловодье некоторые священники в отказ пошли: проповедовать о Христе за сорок тысяч лет до его рождения посчитали для себя невозможным. Отказчиков я в Харбин переправил на пять лет позже, по их времени. Но народ у меня верующий попа требовал: крестить детей, венчаться, отпевать покойников, чтобы всё, как у людей, было. Многие мужики службу наизусть знали, хотя и грамоты не разумели. Но я видел, что сами батюшки богослужебных книг из рук не выпускают, чтобы ошибки не допустить. Искал настоящих попов. В конце концов, три иеромонаха согласились мою паству окормлять.

— Духовенство, значит, содержишь, — констатировал я нейтральным тоном.

— Не торопись судить о том, чего не видел, — улыбнулся Тарабрин. — Содержит попа приход, как и везде. Людям услуга духовная нужна — вот и раскошеливаются. Добровольно. Да и сами наши попы также землю пашут, огороды заводят, коз держат. На каждый храм свой надел земли имеется. Попадьи опять же не в простое — их на акушерок учат доктора, что от ужасов Гражданской войны нами спасены. В такие критические годы люди легче соглашаются на переезд в места спокойные. А эти монахи себе давно смену подготовили — те уже сами батюшки в станицах. Своих пацанов уже выучивают, начиная с алтарников и пономарского причта.

— Итересна-а-а-а-а, — покачал я головой. — Значит не только в прошлое, но и в будущее ходить можно.