VOMBAT_13
.
Матерная сказка.
Пердупреждение.
Атеншин!
В наличии: русский попаданец, мегакрутой как всегда, песни, промежуточный патрон, командирская башенка, советы Сталину, да и — всем подряд — "Как нам обустроить мир", псевдофилософия, мистика, пафос и превозмогание, а также — многое другое, не менее бредовое.
Тупые шутки в стиле Петросняна, солдатский юмор, сопли, шизофреничное самокопание и квасной (клюквенный) патриотизьм — также присутствует. Кроме этого, в наличии — чернуха, пошлость, сексизм и мужичий и великорусский, имперский шовинизм, нетолерантность, расовая и половая нетерпимость к 'радужным' недоумкам, хамство, нецензурная и сленговая лексика.
Ахтунг! Множество ошибок, неточностей и нелогичностей. Эксперты одобрят.
Написано — быдлом, для — быдла, по — быдлячи (Перевожу с 'маасковского манагерского' — на 'провинциально-русский' — написано простым русским мужиком — для настоящих русских мужиков — по-свойски, по-мужски. Перевожу на 'конкретный и реальный' — конкретный рассказ пацанчика с раёна для реальных пацанов — от души, для души, душевно, в душу!)
Потому личностям с истончённой психикой, дерьмократам, либерастам, шовинистам, майданутым и прочим особям с нетрадиционной моральной, этической и психологической ориентацией — категорически не рекомендуется. Прошу поберечь свои жидкокристаллические неустойчивые душёнки и натруженные пуканы.
Это — для сильных духом соотечественников, уверенных, что это — наша земля! И другой Родины для нас — нет!
Необходимое пояснение.
Ввиду того, что я не исследователь антропоморфных сообществ, то не ставил перед собой задачи документальной фиксации особенностей существования разных форм разумной жизни. Я — сказочник. Моя задача — рассказать историю. Именно поэтому всё, что можно — приводиться в переводе, если я этот перевод — знаю. И даже то, что переводить не принято — имена собственные, названия, непереводимые словосочетания, игра слов. Если буквальный перевод невозможен, я подбираю близкие по смыслу устоявшиеся в русскоговорящей среде аналоги.
Делается это мною осознанно, для облегчения восприятия описываемых событий. С этой же целью словесные фразеологизмы и единицы счисления, в том числе — единицы времени и мер расстояний, веса, объёма и т.п., подогнаны под привычные значения для мыслящих по-русски читателей 21-го века.
Моя цель — читатель, завёрнутый в любимый плед на любимом диване с любимым напитком в руке, погрузившийся в описываемый мною Мир, а не сидящий с кипящим мозгом за столом с калькулятором в руках.
Я живу — здесь и сейчас, и пишу для тех, кто живёт здесь и сейчас, про то, чего нет, не было, возможно — и не будет никогда. Не только для развлечения и отвлечения от опостылевшей обыденности, но и для того чтобы появилась возможность взглянуть на то, что происходит здесь и сейчас — под другим углом зрения. Отражая Вселенную — в капле воды.
Приятного чтения!
Ах, да, чуть не забыл! Это — фантастика. Сказка. Всё — выдуманное. Любые совпадения с реально существующими людьми, объектами или субъектами — даже не притянутые за уши совпадения, а навязчивые идеи и нездоровые мысли тех, кто совпадения эти — углядел. И притянул сову за уши на глобус.
Для особо упёртых конспирологов — повторяю — это — Вымышленный Мир. Фантастика. И — совпадение.
Знаю, бесполезно. Сове — больно. Потому некоторые очкоразрывающие имена и некоторые названия будут умышленно опущены или искажены. Иногда будет тяжко, но думающие на русском — разберутся, отыскав в кармане ключ от каламбурошной. Надеюсь. Кто не разобрался — помните — сказка!
Но! Сказка — ложь, да... Да вы и сами помните.
Вот теперь — приятного чтения!
Аннотация.
Сказка.
Обычно, сказка — добра и прекрасна. И — проста. Сказочно проста. В ней есть Герой — добрый молодец, иногда он — Иванушка-Дурачёк, но чаще — Иван-Царевич. В ней есть ярко выраженный антагонист — воплощение Абсолютного Зла — Кощей Бессмертный или Змей Горыныч, вовсе — нелюдь. И Зло это — за горами, за лесами, за Тридевять земель. И Героя ждут друзья-товарищи, меч-кладенец, скатерть-самобранка и другие необходимые сказочные вещи из сказочного рояля в сказочных кустах. И ждёт его — дальняя дорога, полная трудностей и преодоления, битв и подвигов. А в конце пути его ждёт яйц... Победа и Главный Приз! Царевна-... Лягушка, Несмияна или прочая — зависит от диагноза Героя и его вкусовых предпочтений. Но, ждёт — непременно! И — полцарства в придачу. Какая-нибудь 'в-на-окраина' Царства побеждённого Зла и Абсолютного Тоталитаризма.
И это делает сказку — чудесной.
А если Герой — не Иван, не царевич и вроде даже не дурак, хотя им и прикидывается? Да ещё и вовсе героем себя не считает? Если Абсолютное Зло — никак не выражено и не проявляется явно? А тем более — яростно отказывается признавать себя Злом, тем более — Абсолютным, утверждая, что всё это — 'фейк' и россказни проплаченных сказочников? И как раз оно, Зло — воплощение добродетелей? Сказка ли это? Или опостылевшая серая обыденность каждодневной реальности, полной мелких забот и проблем, запутанных человеческих отношений и заморочек? Особенно — заморочек!
Как будут выглядеть герои и антигерои сказок, мифов и легенд в этом Обычном Мире? Кем они будут? Какая это сказка?
Это будет очередная, обычная, заурядная мрачная сказка. Матерная сказка.
Сказка про Замороченный Мир.
Матерная сказка.
Введение.
Свет тусклого пасмурного неба косыми лучами едва проникал через высокое зарешеченное окошко в это казённое помещение, крашенное унылой казённой краской в соответствии с унылыми казёнными стандартами. За старым, но ещё достаточно крепким (совковое наследие) столом ждал, пребывая в унынии Александр Сергеевич Бабаев, известный также как — Бабуин. Был он высок, 3-5 см не достигая двухметрового рубежа, но из-за своей характерной привычки сутулиться, ходить на полусогнутых и характерно изогнутых, расставленных ногах, не поднимая головы, смотря на мир исподлобья — казался на десяток сантиметров ниже своего роста. Кроме этой походки он имел ещё и привычку по-обезьяньи сгибать и растопыривать по-обезьяньи длинные волосатые руки и скалиться острыми выраженными клыками и сколотым резцом. Именно — скалился, а не улыбался, потому что легко впадал в ярость, очень легко переходя из постоянного состояния 'ледяного бешенства' в его горячую фазу злой обезьяноподобной собаки, начинал лаяться, мог и — кинуться с кулаками.
Потому, собственно и — Бабуин. Да и созвучная фамилия способствовала.
Александр Сергеевич выглядел унылым. И всё этому способствовало, навевало. И место его нахождения, и покраска стен, и погода за стенами СИЗО, и абсолютный туман над его будущим.
Но, Бабуин лишь выглядел унылым. На самом деле он был спокоен. И уверен в себе. Он просто ждал. Он, теперь, умел ждать. Он терпеливо наблюдал за сменой дня и ночи, сменой сезонов, до того момента, когда 'ожидание' станет 'полным'. Сейчас оно 'полным' не было. У Бабуина не было полного 'понимания'. И у людей не было 'полного понимания' его, Бабуина. А значит 'ожидание' — продолжиться.
Открылась, с соответствующими характерными сопровождающими звуками, казённая дверь, запустив в полумрак камеры двух казённых людей, на которых задержанный даже голову не поднял. Для него это были лишь очередные два 'казённых' человека. Потому он не обратил внимания, что эти два человека переглянулись. Крылья носа одного из них заходили ходуном. Но, 'картина' запахов помещения не соответствовала 'картинке', передаваемой глазами. Не было характерного запаха затхлого тела, уже более полугода содержащегося только в одиночных камерах с соответствующими удобствами.
Они поздоровались, представились. Один назвался полковником, другой — майором. Лишь тогда Бабуин посмотрел на них, слегка удивляясь, что такие молодые, возраста самого Бабуина — нет ещё и тридцатника, ну, плюс/минус — в высших офицерских чинах. Да ещё и госбезопасности!
Майор предложил курить, положив на стол пачку сигарет с фильтром, пододвинув пепельницу. Бабуин отказываться не стал, с явным удовольствием затянувшись.
— По нашим данным, — начал полковник, — вы, Александр Сергеевич, бросили эту вредную привычку.
Бабуин лишь пожал плечами. Он, прикрыв глаза и откинувшись на спинку стула, с явным удовольствием курил.
— Как видите, — подхватил майор, — у нас нет никаких бумаг, нет диктофонов. Мы хотим просто поговорить. Не под протокол.
— А что не поговорить? — пожал плечами Бабуин, — С хорошими людьми? Это помогает скрасить ожидание. И — наполнить его. Давайте поговорим. Так как мне о вас ничего знать, как говориться 'не положено', то говорить, очевидно, буду я.
— Сейчас принесут чая, — кивнул майор. — То есть, вы согласны на сотрудничество.
— Нет, — усмехнулся Бабуин, скрыв лицо в сигаретном дыму, — Я согласился поговорить.
— Правду — расскажите? — спросил полковник.
— Правду? — удивился Бабуин, поёрзав на стуле, — Не знаю. Я не знаю, что — правда, а что — нет. Я лишь расскажу, как оно было. Или — как я это видел. Наверное, это разные штуки. Не зря же у вас говорят — 'врёт, как очевидец'. А уж вы, государевы люди, сами решите, что — правда, а что — не очень.
'Государевы люди' при этих словах ощутимо вздрогнули, вызвав очередную усмешку Бабуина.
— Так он вас всех, скопом, называл. Иногда — просто 'Государем'.
— Вот о нем и давайте поговорим, — кивнул майор.
В это время внесли парящий чайник, поднос с пачкой печенья, сахарницу и жёлтую коробку пакетированного чая.
— Конечно, о нем, — кивнул Бабуин, — не обо мне же. Кто я? Я — просто Сашка Бабуин. Что про меня говорить? Жил, болел, помер. Вот и весь рассказ. Остальное — малозначимые подробности.
— Как вы с ним познакомились? — спросил полковник. Видимо, в их распределении ролей вопрошающим должен был быть майор, но наливать чай задержанному и нижестоящему вышестоящему — вовсе западло. Майор как раз и 'замучивал' чай. Не спрашивая — насыпал каждому столько сахара, сколько надо было. И пакетик 'полоскал' в чашке именно столько, сколько надо было.
— Как познакомились? — задумался Бабуин, — Да, собственно, так и познакомились. Умер я. Почти. Он и пришёл.
Пока майор проводил 'чайную церемонию' все смотрели за его манипуляциями, повисла тишина. Вот, наконец, майор уселся на своё место и сразу же спросил:
— Поясни... Извини, могу к тебе на 'ты'? Мы же почти одногодки.
— Да? — улыбнулся Бабуин своими пухлыми губами неправильной формы, вновь показывая неровные, крупные и острые зубы, да вновь показав сколотый наискось резец, — Я — не против. Это казённое 'выканье' самого угнетает. Хотя, подозреваю, для этого оно и введено. Так мы и познакомились. Я же самоубийца.
Бабуин утрамбовал окурок в пепельницу, достал ещё одну сигарету, закурил, отпил чая, кивнул, прищурившись:
— Бывает же так, что весь мир — не мил? Когда всё так достало, что даже выть уже не хочется. Когда свет свернулся даже не в овчинку, а в овечий глаз. Когда 'скоро рассвет, а выхода — нет'. Ощущаешь себя даже не загнанным в угол зайцем, а вовсе — упавшим в колодец. Просто — тонешь. В отчаянии. Потому как прекрасно осознаёшь, что в этот колодец безвыходности ты свою жизнь загнал сам. САМ!
Бабуин вновь криво усмехнулся сколотым зубом.
— Утягивая в бездну отчаяния за собой и тех, кто рядом. Всё плохо! И ничего уже не изменить, не исправить!
Бабуин замолчал, опустив глаза, пил чай.
— Сейчас понял — когда говоришь... Да и вообще — сейчас — не так. А тогда — так накрыло меня, что жить не хотелось. А ведь я ещё и алкаш. Хронический синяк. Заливая синькой любую дурь, какую мог достать. Тогда я опять ужрался до чёртиков, 'тремя сапогами' залив очередное 'колесо'. Видимо, мне пришла тогда в голову 'гениальная' идея — удавиться в чаще лесной. Чтобы меня не нашли.
Бабуин замолчал, закурил, смотря как клубиться сизый дым в лучах падающего из окошка света. 'Казённые' тоже молчали. Потом они переглянулись, майор кашлянул и сказал:
— Не первый раз.
Бабуин поправил рукава, закрывая частые поперечные рубцы на запястьях.
— Да. Не первый раз. И черти ко мне приходят не первый раз. Самые разные, не всегда рогатые и бородатые. Как-то мне с перепоя жена показалась страшной ведьмой. Я её так отделал, что она в больницу слегла. Соседку чуть на вилы не поднял. Об её мужа эти вилы и сломал. Так что я — тот ещё перец. Назвал бы себя 'чёртом', как раньше, но он сказал, что это — неграмотно. Лучше бы они на меня в ментовку заяву за мои выкрутасы накатали. Сидел бы, не парился. Глядишь — образумилось бы всё как-то.
Но 'казённые' видимо были не расположены строить предположения. Их интересовало другое:
— Так как вы познакомились?
— Я и говорю — забрался я в чащу леса. С перепоя мне та посадка показалась непролазной чащей. И на собственном ремне — удавился. И тогда пришёл он. Махнул своим мечом, срезая меня с виселицы.
— Мечом? — переспросил полковник.
— Ну, да. Тем самым, который мы потом сломали.
Офицеры — переглянулись.
— Мы были там, — заявил майор, — Имеется протокол следственных действий. Обрывки ремня и твои следы чётко читаемы. Других следов — нет.
— Он умеет ходить удивительно бесшумно. При его-то росте! Не меньше меня. Может и выше. И не легче моего центнера.
— Ремень — порван. Не разрезан, не перерублен — порван. И ветка — обломлена. Это всё говорит нам об удивительно незадачливом самоубийстве, но не о спасении.
— Какая разница? — равнодушно пожал плечами Бабуин, — Как и что — было? Мне, как бы, не до этого было. И так был как в глубокой.... Колодце. Ночью. Безлунной. Даже проблеска света — нет.
Бабуин некоторое время смотрел в стол, качая головой, покачивая давно не стриженными и не мытыми русыми волосами, которые уже начали завиваться.
— Я вообще сначала подумал, что он — чёрт. Что меня опять торкнуло. Тем более что он нёс какую-то тарабарщину. Как, гля, поп в церкви. Вроде и по-нашенски, а хрен что разберёшь! Или эти, хохлы незалежняные. Тоже — тыр-быр. Слова-то — наши. А выговор — не разберёшь. Естественно, я его послал.
'Казённые' молчали.
— Так и сказал ему — 'изыди, нечисть!' А он меня так вот легонько ткнул в лоб. Я и протрезвел враз.
'Казённые' едва заметно кивнули.
— Мне ещё хреновее стало. Я же и пил, чтобы, нахер, забыть всё! Махнул я на него рукой и пошёл. Я уже трезвый был, узнал, где нахожусь. А он — за мной. А мне — плевать. Вот за мной он и притащился ко мне. Так вот и стал у меня жить.
— И как ты к нему обращался. Как он себя назвал?
— Говорю же, если он себя и называл, то я это тыр-быр не осилил. Я его назвал — Колян.
— Почему 'Колян'?
— А почему — нет? Это потом уже оказалось, что он, правда — Колян. Что знает тропинки заветных полян. Ну, что вы? Из 'Реальных пацанов'. Ну, Колян?
— Это сериал такой, развлекательный, — пояснил майор полковнику. Потом пояснил для Бабуина, — Мы не смотрим телевизор. Некогда.
— Понимаю, — Кивнул Бабуин, — Наша служба... и всё такое. И порой — не видна.
