Спаситель 3 глава

СПАСИТЕЛЬ 3 глава

Дмитрий Старицкий (с)

$

СПАСИТЕЛЬ

$

$

$

3.

Не помогало ничего. Ни взятые из двадцать первого века болеутоляющие пилюли; ни отвар шалфея, который для меня готовила Василиса; ни шептания и заговоры бабки-массажистки. Всё напрасно. Дикая боль как вонзилась в мою челюсть, так и не отступала.

И так уже три дня прошло в неутихающих страданиях, когда вернулся Тарабрин.

— Я предупреждал тебя, Митрий, что так будет. Терпи. Ничего не поможет. Только время.

И ушел.

А я терпел, сиднем сидя в купе.

А что делать?

Честно сознаюсь, если бы мне только пообещали прекращение этой дикой боли, то я, не задумываясь ни секунды, выдал бы все секреты, которые только знал. И свои, и чужие. Только никому эти секреты не были нужны. И боль не прекращалась.

От инъекции морфия по предложению приглашенного Василисой велеречивого доктора из ближайшей станицы, я отказался сам. Не хватало мне еще на иглу сесть. Тем более что ''баян'' у эскулапа был древнее мамонтов — стеклянный многоразовый. А про одноразовые пластиковые шприцы он даже не слыхал.

На четвертый день в страданиях появились проблески облегчения, но зубы стали выпадать один за другим. Сами. Первыми те, что с коронками из металлов. За ними остальные. Последней выпала парочка новомодных имплантатов.

Счастливыми глазами смотрел я в зеркало на свой абсолютно беззубый рот и смеялся от радости, что ничего больше не болит. Да что там радости — счастья!

Кухарке объяснил, как делать протёртые овощные супчики на мясном бульоне по советским больничным рецептам. И с удовольствием их поглощал. А то целых четыре дня на воде даже без хлеба просидел, подвывая и поскуливая от боли.

Василиса всё это время возилась со мной как родная мать, хотя в первый момент жутко на меня обиделась. Потом вроде как поняла, что ничего личного. Просто болезнь внезапная приключилась. Не ко времени. Но когда это болячки прицепляются ко времени? Даже к школьникам они норовят являться в каникулы.

Возилась со мной Василиса, сочувствовала и жалела по-бабьи. Самоотверженно ухаживала как сестра милосердия за раненым бойцом.

Один раз только тихо ужаснулась, когда увидела на столике чайное блюдечко, полное моих зубов. Бывших моих.

Тут же попыталась меня успокоить. Вздохнула и произнесла несколько обречённым тоном.

— Мужика и беззубого любить можно.

В ответ я разжал кулак и на ладони протянул ей оставшиеся у меня коралловые серьги.

Обтёрла она моё вспотевшее лицо водой с уксусом, чмокнула в щёку и только тогда взяла подношение. Хотя и скокетничала.

— Лишнее это, но мне приятно.

И моментально отбежала к зеркалу мерить серьги, прикладывать эти висюльки к своим ушам.

— Значит ли это, что наша договорённость о походе к морю ещё в силе? — спросил я в ее спину.

— От вашего здоровья зависит. Я всегда готова в море поплавать,— вертела Василиса головой перед зеркалом.

Провёл языком по еще опухшим дёснам и махнул рукой.

— Поехали.

$

Море.

Для москвича море — всегда событие. Особенно море тёплое.

Керченский пролив в этих временах больше походил на широкую реку, покрытую многочисленными песчаными островами. Если на противоположном берегу понастроить домов, то все бы напоминало бы мне турецкий Босфор в Стамбуле. Тот тоже больше на реку похож, чем на морской пролив.

Холмистая лесостепь обрывалась высоким земляным обрывом, который местный люд обзывал скалами. Внизу под обрывом — небольшой песчаный пляж, ограниченный крупными валунами, меж которых билась и крутилась волна. Запахи дорожной пыли и степного разнотравья внезапно перебили запахи йода и соли.

Вниз вела только узкая вихляющая по обрыву тропинка. Так что машину мы оставили наверху, а сами вниз пешком потопали. Василиса впереди. Я за ней, как за Сусаниным, хватаясь для баланса за колючие кусты шиповника и ежевики.

Не успел я разложить покрывало с полотенцами, как Василиса, резво скинув с себя сарафан и рубашку, смело пошла в воду голышом, совершенно меня не стесняясь. Только косынка осталась на её голове.

Стоял я и напряженно думал, как самому быть — плавки снимать или нет? Вроде как на нудистском пляже в плавках не положено. И что знает Василиса про натуризм? Это вообще тут так положено или только для меня?

Пока размышлял об этом, Василиса плюхнулась в воду и поплыла сажёнками. Даже насладиться ее ладной фигуркой не успел. Раз-з-зява!

Отметил только, что на вид у неё ни грамма целюллита.

Интересно: а как оно будет на ощупь?

— Что стоите, Дмитрий Дмитриевич? Вода еще теплая. Плывите ко мне. — Крикнула женщина из пологих бирюзовых волн.

И я решился. Стащил с чресел свои пафосные плавки от фирмы ''Speedo'' и, разбрызгивая воду, голышом побежал в море на её голос.

Потом баловались, играя в догонялки на воде.

Плескались водой на мелководье.

И, наконец, твёрдо ощутив под ногами песчаное дно, целовались взасос, дав волю рукам.

На ощупь целюллита у Василисы также не обнаружилось. И грудь была упругой, как у девушки.

У самого голова закружилась как в юности.

Как оказались мы на пляже, на заранее расстеленном мной покрывале — не помню. Помню только что было мне хорошо. Как в сорок лет. Никаких особых изысков. Все рабоче-крестьянским способом — бутербродом. Но насладительно...

Василиса, отдышавшись, счастливым тоном заявила.

— Ох, как легко мне. Перо в зад вставить — полечу как птица перелётная над морем.

— Тебе понравилось? — спросил я.

— Как могло не понравиться? — Удивилась женщина. — Почти пять лет бобылкой.

— И что? За пять лет у тебя никого не было? — вот характер мой неугомонный, журналистский, выпытывать информацию, даже если она и вредна в данный момент. Но как-то мне не верилось в такое. Подозревал я, что Тарабрин из каких-то своих соображений её под меня просто подложил.

— Я честная вдова, — завила Василиса. — Замуж второй раз никто меня не позвал. А блядовать — не в моих правилах. Не так я воспитана.

Встала и пошла в море — подмываться, крикнув из воды:

— Не смотри!

Я послушно отвернулся.

И всё как-то не верилось мне, что такая женщина тут меня пять лет ждала. В самую свою бабью пору. Да и не принц я на белом коне, а старый козёл.

Сатир.

Фавён.

Не кораллами же я ее купил кубачинскими? Бусы — это так... Ритуал. Показатель серьезных намерений.

Но если только скажет, что я у нее второй мужчина в жизни... То...

— Вставай. Одевайся. Домой поехали. Можешь поворачиваться.

Василиса стояла надо мной полностью одетая. Когда только успела?

— Ты еще скажи, что я у тебя по жизни второй, — выплеснул я свою подозрительную эмоцию.

— Не второй. Третий, — спокойно ответила Василиса. — Вторым у меня был муж. А ты женатый?

— Нет. В разводе.

— В разводе... — покачала она головой. — У нас тут такого не водится.

Встал. Подошел. Обнял. Поцеловал.

На поцелуй женщина охотно ответила.

— Ночью ко мне придешь? — спросил.

— А ты этого хочешь? — заглянула мне в глаза.

— Хочу.

— Я подумаю, — улыбнулась хитро.

Бабы — они бабы и есть. Не могут без интриги.

Стал собирать наши тряпки. Не то уже солнце, чтобы на пляже загорать — самый конец бархатного сезона.

$

— Мало поплавали, — с сожалением сказал я, паркуя машину около пульмановского вагона.

— Нормально, — ответила Василиса. — Достаточно для одного раза, да и некогда — дел полно. Ты машину свою подальше отгони к тупику, а то сейчас водовозы приедут — заправлять вагоны водой.

Поставил ''Джетту'' около полувагона с углём у самого тупика, оформленного как пирамида из шпал. А сам за вагоном, скрывшись с глаз охранника с винтовкой за плечами, создал ''окно'' домой. В Москву ''осевого времени''.

И сразу в горячий душ — соль с себя смыть.

В вагонном отеле Тарабрина душ есть, только холодный, ну разве за день чуть солнцем вода под крышей нагреется. Как дальше будет — не знаю, но пока пульмановский вагон не отапливается, хотя Василисины помогальники каждый день долбят кувалдами крупные куски антрацита на угольную мелочь. И складывают ее в деревянные короба в тамбурах. Поближе к печкам. На грядущую зиму.

Отросшую щетину я сбривать не стал. Оформил только под будущую аккуратную бородку. И голову побрил сам, как мог. И задумался над добычей крема-эпилятора. Смена моего имиджа должна сбить соседей от внимания к некоторому омоложению моей тушки. А про почерневшую бороду скажу, что крашу ее. Вот вам всем!

Вытираясь большим махровым полотенцем, сделал несколько звонков знакомым, чтобы меня совсем в Москве ''осевого времени'' не потеряли. И не стали усердно разыскивать со всеми собаками пропавшего пенсионера с хорошей квартирой в наследстве.

Заодно проверил как там тюнинг ''патрика'' поживает. Долго мне еще ждать? Оказалось — долго.

— Быстро, недорого, качественно. Выбирай, Димыч, два из трех, — хохотнул в трубку старый автомеханик.

И раз я оказался дома, то пользуясь благами цивилизации, засел в интернете. Смотреть картинки из Америки разных времен. Англия меня как-то не прельщала, а никакого другого языка кроме английского я не знал. Разве что чуток польского.

Скопировал на винт несколько видов их прав на управление автомобилем. Повезло — нашел аризонские из 1960-х годов, что совсем торт — без фотографий. Вот тебе и основной документ жителя США.

Паспортов внутренних у них там до сих пор нет, а карточки социального страхования появятся для поголовного контроля над гражданами там еще не скоро — в 1970-х. И система эта оказалась намного эффективней паспортной. Отказаться от социальной помощи государства там смогли меньше процента населения — даже амишей## учли, соблазнив выплатами за экологичность производимого ими продовольствия, а номера таких карточек социального страхования индивидуальные сплошь по всей стране.

$

$

## А М И Ш И — потомки эльзасских и голландских переселенцев. Которые из религиозных соображений не пользуются благами цивилизации — электричеством, машинами и химическими удобрениями. Даже одеваются по модам простонародья 19 века. Трудятся в сельском хозяйстве. Не занимаются миссионерством и редко когда принимают чужаков в свои общины. Отрицают военную службу. Ценят ручной труд и семейные ценности. Компактно проживают в США и Канаде.

$

Да и шестидесятые годы мне больше нравятся. Маккартизм и охота на коммунистических ведьм осталась в прошлом, как и излишняя шпиономания. Карибский кризис разрешился мирно. Впереди еще ''детант'' грядет. В разгаре разгул хиппи, рок-н-ролла, ''черных пантер'' и прочих гражданских свобод, включая в них свободную любовь. Правящий Америкой класс гайки заворачивать начнёт ближе к восьмидесятым. Как на полную катушку заработает у них программа социального обеспечения с поголовной регистраций граждан. А пока: ''делай любовь, а не войну!''.

Хотя война тоже есть. Во Вьетнаме. Но на внутренней жизни Америки, кроме демонстративных сожжений повесток в армию пацифисткой молодежью у Белого дома, она пока не сказывается.

И никакой электронной слежки за гражданами пока еще не придумали.

Золотое время.

Потом всё будет намного хуже и строже.

Покорпел в фотошопе и сделал болванку водительских прав из Аризоны на имя Яна Ковальски — так привычнее и мне, и мой акцент залегендирован. А если где и затуплю, то не страшно. Американцы сами про поляков анекдоты рассказывают, такие же, как в позднем СССР про чукчей.

Осталось только решить ребус с бумагой, на которой делать права. А то можно и подпалиться как ''Бранденбург-800'' с никелированными скрепками в 1941-м году.

Потом с удовольствием прогулялся по центру Москвы. Совместил отдых с шопингом.

Купил Василисе пляжный набор с раскладной сумкой-подстилкой на основе тонкого поролона, с двумя большими махровыми китайскими полотенцами. Одно с дельфином, другое — с яркими райскими птицами. Шляпу соломенную с большими полями воланом. И настоящее парео индонезийской фабрикации — красивое. Сланцы пляжные. А вот купальник покупать ей не стал — нечего баловать.

Добавил ей фирменный набор увлажняющих кожу кремов и берегущих ее от солнца. Ну и себе заодно приобрёл упаковку депилятора с экстрактом ромашки и алоэ.

Захватил ящик пива в банках к будущей поездке на море. А что? Гаишников там днем с огнем не найдёшь. Разве, что какой неандерталец приколется с полосатым каменным топором.

Уже на выходе из торгового центра увидел на витрине красивую шелковую комбинацию всю в кружевах. Под цвет Василисиных глаз. И не удержался от такого подарка своей женщине. Придет ночью — подарю. А так обойдется только пляжным набором.

Дома решил вздремнуть на привычном месте. Вернуться я могу практически в то же время, когда ушел. Никто там и не заметит особо моего отсутствия.

$

Проснувшись, устроил подробный серфинг по интернету про банк ''Нанодин'', что в девяностых устроил долларовый дождь на Большой Грузинской улице в Москве. Можно было бы и МММ потрясти, но там больше рубли. А мне нужны доллары. Причем доллары старые, без новомодных систем защиты.

Но кто-то интернет сильно почистил и никаких упоминаний о долларовом дожде в несколько миллионов не осталось. Хотя я, в свое время, этот долларовый дождь наблюдал собственными глазами из-за омоновского оцепления.

Пришлось, как участковому, обходить все квартиры на верхних этажах этого кирпичного здания. Хорошо еще, что это была башня в один подъезд. С помощью маленьких ''глазков'' следил. Но нашел, потратив на это целых трое суток ''осевого времени'', прошерстив две осени второй половины девяностых.

Офис этого банка был устроен в обычной трехкомнатной квартире. В одной комнате приёмная аж с темя секретутками, в смежной — начальник мордатый сидит. В третьей кассиры с кучей пластиковых сумок типа ''мечта оккупанта''. На моих глазах одну из них после подсчета наполняли пачками долларовых купюр, в обвязке резиновыми пассиками. М-дя... Что-то штат этого банка меньше минимального, а деньгами ворочают солидными. Причём именно ворочают. Сумками.

Дождался, когда закончится у них рабочий день и останется в квартире только один охранник, уткнувшийся в телевизор в обнимку с чайником на кухне, а остальные комнаты запрут, создал ''окно'' в кассу и умыкнул оттуда пару тяжеленных сумок. Всё равно на следующее утро они устроят из окна на улицу долларовый дождь, перед омоновским обыском. Кто считать будет: сколько куда улетело?

Когда вернулся к тарабринскому отелю на колёсах, водовозы закончили свою работу и разворачивали большие бочки на конной тяге на выезд с этого огороженной колючей проволокой объекта.

Сумки с валютой запихнул в багажник, а подарки Василисе — в салон.

Дождался, когда водовозы уедут, и подкатил к желтому вагону.

Явочным порядком, заперев изнутри, приватизировал я смежное купе, которое от меня через санузел. И там уже сел рассмотреть подробно свою добычу, о которую чуть руки не оборвал. Всё же бумажные деньги — очень тяжелая ноша.