Баржа имени наркома. Пентаплекс.

Баржа имени наркома. Пентаплекс.

Эпизод 1.

Взлетели мы ещё затемно, пользуясь электрической подсветкой полосы Центрального аэродрома, должной демонстрировать достижения самого многочисленного и передового Гражданского Воздушного Флота в мире, принадлежащего, без преувеличения, великой стране. Сидя на месте отсутствующего в этом экипаже штурмана грузового АНТ-9 я, через панорамное остекление передней кабины, по мере набора высоты, наблюдал, как одесную от меня небо сперва посерело, наливаясь со временем малиновым светом и, наконец, показался густо-жёлтый краешек солнечного диска, несущего новый день, пятнадцатое мая тысяча девятьсот тридцать пятого года. Подумалось, глядя на неумолимо движущуюся подо мной по земле алую волну, прорывающуюся вперёд по вершинам, заливающую поля и добивающую последние остатки вчерашней тьмы в низинах и оврагах, что именно в таком ключе буржуазным обывателям должны сниться кошмары о вторжении Красной Армии в Европу. А симпатизирующим СССР гражданам, наоборот, мерещиться наступление того самого, воплощённого в Солнце, светлого будущего.

Восхититься же столь величественным зрелищем я смог, благодаря, в том числе, своим собственным усилиям. Ведь самолёт, который нёс меня сейчас в ставший уже почти родным Ленинград, был совсем необычным! Все прочие АНТ-9 были трёхмоторными, а этот нёс всего два 630-сильных дизеля Д-16-2А. Шифр "А" означал сразу и "авиационный", и "алюминиевый", и "Акимов". Последнее — по заслугам. Женя был настоящим фанатом этого мотора. Поняв с самого начала, что не сможем тягаться в мощности двухцилиндрового оппозитного блока с подошедшими к рубежу в тысячу лошадиных сил Чаромским и Микулиным, мы с моим "замом по науке" с самого начала выбрали самолёт, которому предназначен мотор. И сделали упор на дешевизну в изготовлении и эксплуатации, освоенность наземными службами, надёжность и ресурс.

А ещё всё удачно совпало. Дизель АЧ-130-2, который шёл на массовые АНТ-9 ГВФ снимался с производства даже в Воронеже, потому, что Московский авиамоторный завод, перейдя на АМ-36, такой же размерности, но изменённой конструкции, прекратил поставки комплектующих. В Воронеже в серии остался только АЧ-100-2, кооперация по которому шла с ЗИЛом, а как резерв — с ХПЗ. У нас же уже больше полугода как отрабатывался во всевозможных вариациях 160-й блок, оснастив который алюминиевым корпусом и добавив в конструкцию другой редуктор, мы получили авиамотор. Да мы, ради унификации, даже топливную аппаратуру не стали трогать, воспользовавшись готовой с чугунного варианта, изменив только момент впрыска под керосин и потеряв на этом почти сотню лошадиных сил. Зато, имея на самолёте два мощных мотора вместо трёх послабже, ГВФ экономил на треть дефицитные ТНВД. В мастерских этой организации в Филях организовали малосерийную, но достаточную для нужд "Аэрофлота" постройку моторов почти полностью, включая литьё лёгкого металла. Только сбалансированные шатунно-поршневые группы должен был поставлять МССЗ, директор которого Белобородов, конечно же, был резко против. Пришлось припомнить ему зимнее происшествие и поинтересоваться каким это образом жена моего "зама по науке" оказалась в разгар рабочего дня дома и что директор за это поимел. Поняв, что с живого с него не слезу, Белобородов засвидетельствовал перед руководством в письменном виде своё согласие на кооперацию по авиамоторам.

Новый двигатель, хоть и был жидкостного охлаждения, всё так же удачно вписывался в толстое крыло АНТа, имея широкие и низенькие радиаторы врезанными прямо в переднюю кромку. Первый экземпляр, впрочем, полетел не на АНТ-9, а на АНТ-14. Том самом, на котором я возвращался из Ленинграда в прошлый раз. Как раз в начале апреля. Новый движок хорошо спелся со старыми и, погоняв его немного для очистки совести на всех режимах и убедившись, что контрольные параметры в норме, опираясь на богатый опыт эксплуатации двигателей такого типа, приёмная комиссия ГВФ прямо в воздухе, в один день подписала акт испытаний. После этого двигатель сняли и переставили, на пару с вновь изготовленным собратом, на безмоторный, по причине износа "сердец", грузовой АНТ-9, оборудовав в носу просторную, полностью застеклённую кабину штурмана. Этот самолёт, предназначен формально для определения ресурсных параметров, но, подозреваю, дожидаться, пока он налетает положенные часы никто не будет и модернизация пойдёт полным ходом уже в ближайшее время. АНТ-14 же "отдали на растерзание" Акимову, который, по примеру создаваемой нами судовой установки для "Фрунзе", попросил попробовать внешний наддув для Д-16-2А, надеясь отыграть этим ту сотню коней и значительно поднять высотность. По замыслу Жени, на каждой плоскости АНТ-14, между основными двигателями, должен был ставиться 140-сильный "воздушник" АЧ-100-2, работающий исключительно на компрессор и питающий воздухом через короткие магистрали себя и соседей.

Как тут не вспомнить ТБ-7 с его АЦН? Ведь мы, по сути, пришли с Акимовым к тому же самому, только иным путём! И примерно в то же время, как и в эталонной истории! Невольно начнёшь тут думать, что если не судьба, то какие-то коридоры событий и идей существуют и всё происходит именно в своё время несмотря ни на что. А ещё, в подарок к Первомаю, самолёт РД с двигателем АМ-36 Микулина поставил рекорд дальности в полёте по замкнутому маршруту, намотав 12 тысяч километров. Значит скоро и в Америку полетит.

Только, как же тогда я со своим попаданством? Не поэтому ли на меня все местные наркомы внутренних дел ополчились? Реальность стремится отторгнуть инородное тело? Хотя, если подумать, сколько мне здесь просто везло... Впрочем, чекистов-то я очень даже понимаю. Лезет здесь один такой к Самому, а кто, откуда — непонятно. Это же прямой вызов профессионализму любого сотрудника органов! Я просто как бельмо на глазу. Я каждым своим шагом на свободе им прям в душу плюю! И наивно думать, что Берия успокоится, даже получив прямой запрет ЦК меня трогать. Дел больше, может, никаких не будет, а вот подсматривать и подслушивать, ожидая, когда проколюсь, будут как пить дать!

Кстати, Лаврентий Павлович, раскритиковав в пух и прах на конституционной комиссии проект уголовного кодекса старшего лейтенанта госбезопасности Косова, по сути, вышел из истории начала апреля без существенных потерь. Может, осадок у кого и остался, но никаких взысканий ему не последовало. Косов тоже ничуть не пострадал, даже был обласкан несмотря на то, что его проект "завернули". Попытка рельефно выявить работу НКВД, направленная, прежде всего, на устранение найденных недостатков, пошла в зачёт. Более того, удовлетворили мою просьбу назначить старлея моим заместителем в моторный отдел промышленного управления ГЭУ. Надо же было кому-то подписывать официально документы, пока начальник, напрочь простуженный после тюремного купания, барахтается между тем и этим светом. Спасибо Полине, вытащила своими отварами и настоями мой избалованный позднесоветской медициной, на которую пришлось моё детство и "ударными" дозами лекарств в дальнейшей, не прощающей болезней жизни, организм из цепких лапок хвори.

Ещё один участник тюремного приключения, Апполинарий Седых, приглашённый мной в гости по тому случаю, что его семья оставалась в Алма-Ате и чувствовавший себя, поначалу, ничуть не лучше, оправился заметно быстрее меня и убыл в почётную ссылку без понижения в звании и должности, к новому месту службы на самый Дальний Восток, возглавив там погранотряд. Мой бывший командир теперь имел полное право гордиться тем, что защищал границы СССР со всех направлений, начав с финской, через Грузинскую войну, Восточный Туркестан, добравшись до Приморья.

Гораздо сложнее история закрутилась с Гинзбургом, потерявшим статус подозреваемого и осложнившим этим всем нам жизнь. Кобулов, доброй души человек, передал дело Рожкова-Гинзбурга, по моей же давней просьбе, моторному отделу. Когда Косов ввалился ко мне в изолятор лагерного лазарета, где я отлёживался чтобы никого не заразить, я уже по лицу понял, что случилась беда. После его рассказа я осознал и масштабы. Дело в том, что Гинзбург действительно написал заявление. И там действительно говорилось, что Рожков всячески препятствует снятию с производства серийного Д-100-4 и замене его на "вертикалку". Но потом, потом русским по белому было написано, что препятствует он, влияя на своё руководство в НКТП, а то, в свою очередь, хоть и создало совместную комиссию с НКО, никак не решит, какой мотор предпочесть. Гинзбургу было уже, по сути, всё равно, какой именно танк делать, но определённости не было! КБ подошло вплотную к стадии детальной проработки проекта и встало. К настоящему моменту ситуация длится уже почти четыре месяца! СССР что, танки не нужны? ЗИЛ даже Т-26М перестал выпускать, полностью перейдя на гаубичные самоходки на его базе и тяжёлые пушечные броневики!

А от кого же решение зависит? Фамилия "Пятаков" мне ни о чём не говорила, он представлял НКТП, а вот начальник Главного Автобронетанкового Управления РККА Тухачевский был фигурой! На такого просто так, без веских аргументов, не попрёшь. И знаю, что с гнильцой, а не подберёшься, больно высоко сидит. В общем, ситуация, как у Берии со мной.

Вот ведь как получается, партийную оппозицию, выдавшую себя в ходе войны в Грузии, зачистили. Военных, после того, как я привёз из Австрии чемодан компромата, прижали. Но касалось это, почему-то, исключительно "технических" направлений. Слетели за вполне конкретные, осязаемые и натурально доказанные ошибки и даже преступления начальники ГАУ, УММ РККА, ВВС КА. Но никакой "политики" в этих делах не светилось! А заговор-то военных был! По крайней мере, лучше рассчитывать на худшее, даже если не было. И замешаны там были начальники, как минимум, Киевского и Белорусского округов! А Берия "строевых" краскомов как-то не трогает. Да и контрразведка флота тоже тише воды, Кожанов молчит. Что мне делать в такой ситуации? Копать? Кем и чем? Если один этим буду заниматься — сожрут. А может у чекистов или моряков свои на том поле сейчас комбинации и я, влезая, им всю малину обгажу? В общем, едва оклемавшись, я от этой суеты просто сбежал. Надо крепко подумать, а для этого нужно время.

Хорошо, что моё желание временно устраниться от чекистских дел полностью совпало с желанием моих начальников убрать меня с глаз долой. Через три дня после моего выздоровления я получил приказ отправляться в командировку в Ленинград и заняться крейсером "Ворошилов", чему был несказанно рад. За эти дни, стоившие мне немалых нервов, я успел организовать показательные "внезапные" экзамены своих "выкормышей" по юридической, физической, стрелковой подготовке и устройству ДВС, доказав на деле Кобулову и Меркулову их профпригодность для работы в моём отделе. Предъявив под конец прошедшую через руки и головы "академиков" зенитную шестиствольную пушку с системой подогрева от автономной печки, я окончательно склонил чашу весов в свою сторону и отдел ДВС получил долгожданное пополнение.

Оставив на хозяйстве Косова, поставив ему задачу самостоятельно укомплектовать отделения и приступить к сбору интересующей нас информации в подконтрольном секторе, я сейчас летел на север. Ещё раньше, три недели назад, только получив известие, что "Ворошилова" поставили на завод и начали "потрошить" изымая дефектные турбины, я распорядился, параллельно с изготовлением малой опытной серии Д-16-16 на МССЗ, отправить полный комплект документов на "Русский Дизель" чтобы там тоже приступили к работе по новому мотору. МССЗ должен был дать пять моторов, последний из которых будет готов через четыре дня, а "Русский Дизель" — десять, но к концу мая. Ленинградцам, понятно, без чуткого руководства создателей мотора тяжелее, но 13-ю серию там уже худо-бедно освоили, отправив первые валовые изделия на заводы речного судостроения, а степень технической новизны между моторами практически нулевая. Разница в размерах да в количестве некоторых деталей, остальное полностью подобно, справятся.

Эпизод 2.

В этом доме жил Пушкин. А в этом Миклухо-Маклай. Прогуливаясь пешком от улицы Труда по Галерной в сторону Адмиралтейского завода, я, по памяти, отмечал на фасадах места, где в будущем появятся мемориальные доски. Приходилось мне здесь частенько бывать в "прошлой жизни" и вот опять приходится идти теми же дорогами и улицами, подмечая различия, но, по большей части, удивляясь тому, как мало меняется облик трёхсотлетнего города.

Впрочем, к настоящему моменту Петербург-Ленинград на семь десятков лет моложе. И ворота в проёмах арок ведущих во дворы сплошные деревянные, с пешеходными калитками, окованные по краю железом. Но всё также тиха сама улица, зато в вымощенных брусчаткой дворах, подальше от посторонних глаз, жизнь кипит вовсю, особенно по вечерам, когда из заводских ворот выплёскивается река уставших за смену мужиков и, разбиваясь на ручейки, совсем растворяется в каменных джунглях.

Взглянуть на всё это изнутри у меня получилось исключительно благодаря заботе наркомата ВМФ, выделившего мне из своих резервных фондов комнату в коммуналке в доме, стоявшем вторым с конца Галерной, в двух шагах от заводской проходной. Эта жилплощадь обычно временно предоставлялась флотским командирам или специалистам, приезжающим на завод в длительные командировки, например, для приёма вновь построенных кораблей, а сейчас, по полному праву, оказалась в моём полном распоряжении.

Окно во двор, достаточно места чтобы поместились шкаф, кровать, письменный стол и пара стульев, длинный тёмный коридор, едва освещаемый скупым светом тусклых электроламп, со всяким хламом вдоль стен, среди которого преобладали лыжи и детские санки. Коляски и пара редких по нынешним временам велосипедов, в связи с тёплым сезоном, сейчас ночевали прямо в парадной. Откровенно говоря, мне, привыкшему уже жить в своём доме достаточно просторно, здесь было тесновато. Что уж говорить о рабочих, которые ютились в таких комнатах целыми семьями? Поэтому и людно во дворе, дом просто выдавливал из себя жильцов, невольно создавая атмосферу единой общности, одного коллектива. "Соседи" здесь значило гораздо больше, чем в моём 21-м веке, когда люди, живущие в одном подъезде много лет, могли вовсе не знать как друг друга зовут. Здесь же неизменный "женсовет" на лавочках, мужики поодаль за столом со своими играми и разговорами, и, конечно, дворовый гармонист, всего лишь раздув меха, разом объединяющий оба междусобойчика. Посреди всего этого носится малышня, вечно норовящая побаловать, залезть на чердак или устроить драку с ребятами из соседнего двора.

Вот и сейчас, пройдя через арку и повернув ко входу направо, а едва не упёрся в широкий круп дородной Глафиры Сергеевны, работающей поваром в заводской столовой "Судомеха", вообще-то очень доброй и отзывчивой, особенно на ласковое слово, женщины, решившей, однако, именно сейчас проявить строгость по отношению к своему сынишке-сорванцу.

— Сколько ты меня ещё позорить будешь?! Ты зачем в пса камнями кидал? Что он тебе сделал? Или ты хочешь, чтоб к нам во двор ворьё какое-нибудь шастало?