Тучи над страною солнца.
Имена в романе.
Герои, за исключением особо оговорённых случаев, говорят на языке кечуа, имена на котором значимые. Однако для удобства те имена, которые есть и в нашей истории, не переводятся на русский, чтобы их легче было найти по вики и другим источникам. Главным образом это имена верховных правителей Инков или их сыновей (Пачакути /вар. Пачакутек/, Тупак Юпанки, Уайна Капак, Атауальпа, Уаскар, Манко, Титу Куси, Тупак Амару). Остальные значимые имена переводятся, или их значение поясняется. Перевод отсутствует чаще всего при несовпадении грамматического рода в русском языке и пола персонажа. На языке кечуа, как в современном английском, нет рода как грамматической категории. Правда, поскольку бог солнца Инти мужского пола, а богиня Луны женского, то такие имена тоже будут мужским и женским, соответственно. Имена Асеро (сталь), Иеро (железо), Куйн (морская свинка), Эспада (шпага) — не переводятся из-за несоответствия русского женского грамматического рода и мужского пола персонажа. Имя "Горный Лев" буквально обозначает Пуму, у которой в русском языке есть устаревшие названия "Горный Лев" и "Серебристый Лев".
Некоторые специфические слова и понятия.
Айлью — наиболее близким в русском языке является понятие "община". Однако айлью — не просто община, а такая община, где есть общий склад, на который идут продукты труда общинников и с которого идёт распределение. В государстве инков общины были не только сельские, но и городские. Если город был мелкий, то понятие города и айлью совпадало. В крупном айлью соответствовало кварталу. Само государство, перераспределявшее продукты между областями, считалось "единым айлью".
Курака — слово из-за своей неблагозвучности встречается в романе редко, в основном заменяясь подходящими по контексту русскими эквивалентами. Наиболее полным эквивалентом будет слово "начальник", однако в романе часто переводится и как старейшина (над деревней или кварталом), и как наместник (над городом или областью).
Уака — наиболее близким в русском языке можно считать слово "святыня". Место или предмет, считавшиеся по тем или иным причинам священными. Мумии или статуи правителей тоже считались разновидностью уак. У христианских миссионеров уаки нередко вызывали ненависть, как воплощение "язычества", и по этой причине они нередко демонстративно уничтожались.
Амаута — в романе по большей части не переводится. Хотя в некоторых контекстах может переводиться как "философ", "учитель", "жрец". Христианских священников иногда называли "жрецами Распятого". Амаута — это тот, чья обязанность заключается в хранении и передаче знаний. Словом "амаута" индейцы по ходу действия называют европейских учёных, философов и богословов.
Инка. Вопреки многим мифам, "инка" не национальное, а социальное понятие. Инкой можно было стать. И этого же звания можно было лишиться за преступления. С точки зрения жителей Тавантисуйю, инками должны были становиться лучшие и достойнейшие, именно им можно было доверять власть над собой. Старейшина обычно или выбирался из тех, у кого было звание инки, или по ходу дела его заслуживал. Звание инки можно было заслужить как в бою (наиболее распространённый способ), так и при помощи каких либо иных подвигов или достижений.
Сапа Инка — главный из инков. Часто переводят как "Великий Инка", но здесь принят более точный этимологически перевод "Первый Инка". Для европейцев Первый Инка считался монархом, так как, согласно традиции, должность переходила от отца к сыну (в случае отсутствия или несовершеннолетия сыновей в порядке исключения могла перейти к брату, племяннику и т. д.). Однако чтобы Первый Инка считался законным, инки должны были собраться и выбрать наследника часто из нескольких кандидатов, без этого он законным считаться не мог. Мнение правящего Сапа Инки было важным, желаемый наследник обычно назначался помощником-соправителем, однако бывали случаи, когда кандидата выбирали вопреки этому, например Тупак Юпанки был избран вопреки воле своего отца Пачакути. Существовала также юридическая возможность сместить Первого Инку и даже судить его, если его политику считали опасной для государства.
Льяуту — шерстяная головная повязка с кистями. Её носили самые высшие из инков. Носившие её были, по сути, членами правительства. Было простое льяуту синего цвета, помощник-соправитель носил льяуту жёлтого цвета, а льяуту Первого Инки было алым с золотом.
Мита — работа на государство. В Тавантисуйю, стране, лишённой внутренней торговли, экономическая жизнь была устроена таким образом, что часть времени крестьяне работали на себя в натуральном хозяйстве, а часть отрабатывали на государство, получая от него те продукты, в которых нуждались. Старики не должны были отрабатывать миту, но при этом продолжали получать продукты по распределению, что было аналогом пенсии.
Энкомьенда, Энкомендеро. Энкомьенда — поместье, которым наделялся конкистадор формально с целью обращения местного населения в христианство, но реально для его эксплуатации, которая принимала нередко самые жестокие и дикие формы. Энкомендеро — владелец энкомьенды.
Юпана, Юпанки, Юпанаки. Юпана — устройство для вычисления, разновидность абака. Овладение навыками счёта на юпане было необходимейшим компонентом образования в государстве Инков. Юпанки (дословно "вычислитель") — почётная приставка к имени, которую заслуживали те, кто был наиболее искусен в вычислениях. Её наличие было моментом, крайне важным для карьеры, в качестве кандидатов на престол обычно рассматривались те из сыновей Первого Инки, кто такую приставку имел. Юпанаки — хотя происходит от того же корня, но по сути означает должность заместителя кураки. В ряде случаев это слово в романе передаётся как "заместитель", "зам".
Чича — известный ещё с доколумбовых времён южноамериканский алкогольный напиток.
Пролог
Брат Андреас явился к настоятелю. Тот был уже очень стар и едва мог вставать с постели, и в другое время Андреас не стал бы его беспокоить, но перед дальним плаваньем в языческую страну такой визит сам настоятель счёл необходимым.
— Садись, сыне, — сказал старик, ответив на приветствие. — Я знаю, что дней моих осталось немного, так что даже если ты вернёшься из своей опасной миссии, то едва ли застанешь меня в живых, так что говорим мы с тобой в последний раз.
— Надеюсь, что это не так, отче, — ответил Андреас. — Господь милостив.
— Да, милостив, и потому скоро заберёт меня в Своё Царствие. И должен ещё тебя огорчить — брат Диего не сможет поехать с тобой.
— Но почему, отче? — неприятно удивился Андреас.
— Увы, он захворал. Даже если он оправится, то путешествия ему надолго противопоказаны. Не хмурься, сыне. Я знаю, сколь близкие отношения вас связывают с Диего. К сожалению, твой новый напарник таких отношений завязать с собой не позволит. Он истово блюдёт обет целомудрия, не понимая, что плоти иногда надо дать и уступку.
Андреас вздохнул:
— Значит, я всё-таки поеду туда не один. Кто же мой спутник и как его зовут?
— Зовут его брат Томас. Детство он провёл в Испании, юность в Новом Свете, он — приёмный сын священника. Он горит идеей нести Евангелие туда, куда оно ещё не дошло. Искренне верит во Христа и предан Церкви. Но есть у него и некоторые недостатки, о которых ты тоже должен знать. Во-первых, как я уже сказал, целомудрие. А, кроме того, он очень щепетилен в моральных вопросах. Даже не только в том, что касается плоти, а вообще... Я говорил с ним лично. Он, например, понимает, что ради торжества нашего дела порой нет иного выхода, чем убить, но всё-таки пролить кровь согласен только в исключительном случае, а сам готов до последнего убеждать грешника в необходимости раскаяться. Даже если этот грешник — один из тиранов, к которым вы собираетесь. Конечно, для христианина это похвально, но вот только если ты сочтёшь необходимым пролить там кровь — то делай это в тайне от брата Томаса.
— Я понял тебя, отче.
— Да и саму тайную миссии от него лучше скрывать как можно дольше. Вы едете туда проповедовать христианство — и точка. А про разборки между леонистами и асеристами ему знать ни к чему.
— Как всё-таки тиран мог захватить власть у законного наследника, а потом изгнать и убить его? — спросил Андреас.
— Мы с тобой вдвоём, так что я могу рассказать тебе правду, — ответил настоятель, — на самом деле ни Асеро, ни дон Леон не были настоящими наследниками. У тиранов есть забавный обычай — они наследников выбирают. После того как прошли выборы, на них победил Асеро, но Леон потом уверял, будто тот обманом подделал голоса. Так ли это? Не суть важно. Важно, что изгнанный из страны опальный принц был готов на всё, чтобы отомстить своему сопернику. Даже... на то, чтобы воспользоваться нашей помощью, а в обмен — дать нам окрестить свой народ. Именно поэтому он и принял крещение под именем Леон. А если бы он тогда законно победил, то так и остался бы язычником, так что он, по крайней мере, спас свою душу... Он мог бы и спасти души своих подданных, если бы не тот удар. Конечно, на всё воля Господня, и невинно убиенный раб божий Леон наверняка удостоен в Царствии Небесном мученического венца, но всё же сердце моё сокрушается от мысли, что если бы он был жив, этот оплот язычества уже был бы приведён ко Христу. Сыне, покарать убийц невинно замученного велит твой христианский долг!
— Но кто же эти убийцы?
— Непосредственный исполнитель нам в руки не попал, но ясно, что за этим стоит сам Тиран, и его ближайший подручный, кровавый Инти. Покарать убийц, пролить кровь тирана и палача — твой христианский долг, и я надеюсь, что ты не подведёшь меня, тем более что леонисты сами придут к тебе под видом паствы. Хотя, конечно, ты должен их проверять, всякое может быть....
— Разумеется, отче. Ведь Инти наверняка под видом овец господних подошлёт волков в овечьей шкуре.
— Конечно, это возможно, но тупые язычники едва ли смогут изобразить из себя истинных христиан. Нет, я скорее другого боюсь — что многие из леонистов, устав от жизни в бесконечном страхе, хотят уже просто убежать к нам вместо того, чтобы свергать Тирана. А Инти не бойся — он просто тупой язычник! Он даже заслать своих шпионов к тебе едва ли сообразит.
— Что можно ожидать от человека, погрязшего в разврате сильнее, чем папский двор! — воскликнул Андреас, — Надеюсь, что этого врага христианского мира вскорости сожрёт сифилис!
— Надеяться на это опрометчиво, — вздохнул настоятель, — была идея подослать к нему в качестве наложницы нашего агента, да вот только слухи о его разврате оказались сильно преувеличены. Он до крайности осторожен и спит только со своими жёнами, а непроверенную женщину к нему не подпихнёшь. Что же касается сифилиса, то говорят, что эти проклятые язычники умеют его лечить, да и вообще, они слишком много всего умеют... — настоятель помолчал и сказал с тревогой, — слушай меня, Андреас, я видел недавно сон, и мне кажется, что Само Провидение послало мне его. Мне снилось, что язычники покоряют Европу, что у них есть машины, способные парить в небесах подобно орлам и при этом нести на себе всадника, и другие машины, способные огнём выжигать всё, на что их направят. И что Европа сначала превратилась в кипящий и пылающий ад, где обезумевшие люди грабят и жгут церкви, убивают священников, глумятся над святыми мощами и иконами. Далее я видел во сне, будто души европейцев, за исключением немногих верных христиан, были захвачены демонами, и они стали ломать и жечь церкви, убивать служителей Божьих, топтать иконы и грабить церковное имущество. И всё потому, что язычники внушили им мысль, что если наглухо замуровать дорогу в Царствие Небесное, то наступит земной рай, где не будет нищих и голодных! Такую мысль мог внушить только Отец Лжи, ибо все знают, что бедность так же неизбежна в нашем грешном мире, как смерть! Да и даже если бы её можно было избежать, отказавшись от веры, разве стоят несколько десятков лет ничтожного земного счастья мучений в вечности? А потом всё стало будто бы тихо, но эта тишина была даже ужаснее горящего ада. Я увидел внешнюю чистоту и благополучие, мир, где нет голодных и нищих, но в то же время не слышно и служителей божьих. Наступило Царство Антихриста. Сыне, никогда я не видел ни наяву, ни во сне картины ужаснее. Представь, что перед тобой в ряд идут детишки, сытые, в чистеньких костюмчиках, и ни у кого на шее нет креста! И распевают гордые песни о том, что человеку подвластно всё. Нет ничего ужаснее, чем слышать подобное богохульство из детских уст... Сыне, много лучше видеть мёртвых детей! — настоятель перевёл дух и продолжил — К сожалению, сведения о летающих и сжигающих машинах действительно поступили несколькими днями позже. Языческие жрецы в запретных городах узнали от демонов, как именно создать подобное, и если язычники всерьёз воплотят этот в жизнь, то незавидна судьба Европы.
— Но неужели мы, христиане, можем оказаться слабее каких-то ничтожных жрецов!
— Беда в том, что их амаута — это даже не совсем жрецы... — грустно сказал настоятель, — Не зря их запретные города называют "университетами колдовства". Амаута — это скорее учёные мужи, язычники порой и наших учёных зовут "амаута". Да вот только их знания не иначе как дьявольский источник имеют. Откуда бы ещё им знать то, чего не знают добрые христиане? Значит, эти знания хранят некую опасность для души, раз Господь не попускал нам этого. Сын мой, обещай мне, что ты сделаешь всё, чтобы разрушить это языческое логово, чтобы наша Церковь стала воистину всемирной! Delenda est Carthago! Поклянись мне!
— Клянусь, отче! — сказал Андреас, встав на колени, — клянусь сделать всё, чтобы разрушить это языческое гнездо!
Настоятель жестом благословил его.
Глава первая. Трудный выбор.
Была уже где-то середина ночи, но Заря ещё не сомкнула глаз. Завтра в полдень нужно дать ответ, и этот ответ будет, наверное, самым важным ответом в её жизни. Ещё утром она не могла и представить, что сам Инти, всесильный хранитель покоя её страны, предложит ей служить у него, и вот теперь... Если она согласится, то судьба её родной страны окажется в том числе и в её руках, её ошибка может стоить потом множество жизней, может, хотя это всё-таки маловероятно, даже стоить её Родине будущего, и жизнь Зари всегда будет полна риска и необходимости делать тяжёлый выбор. Тот, кто хранит покой других, никогда не знает покоя сам. Конечно, можно и отказаться. И никаких кар, вопреки всевозможным сплетням, за это не последует. На такую службу идут строго добровольно, там не нужны колеблющиеся и нытики. Но отказаться — значит, признаться перед самой собой в собственной трусости. В детстве и юности она мечтала о героях и подвигах, а теперь, отказавшись, она навеки предаст эту мечту. Предаст и память о любимом, с которым ей уже никогда не встретиться, но который, она теперь это знала твёрдо, в своё время согласился ступить на этот опасный путь. К тому же, а вдруг, если она не согласится, кто-то другой совершит роковую ошибку, их страна погибнет, и тогда в том числе и она будет неискупимо виновата, да и вообще, как тогда она будет жить? Нет, даже не страх перед трудностями и возможными ошибками её останавливал. С самого детства Зарю, как и всех детей в Тавантисуйю, воспитывали прямой и честной девочкой, она просто не умела лгать. Мало того, она привычно испытывала ко лжи отвращение, но тут... тут придётся лгать врагам, чтобы погубить их, лгать своим собратьям только потому, что надо хранить тайну, лгать даже родным, потому что нельзя рассказывать им, какую жизнь ты ведёшь и чем занимаешься на самом деле... Впрочем, последнее не так уж страшно, близко с родными Заря не общалась, но всё же.... всё же лгать нехорошо. Да и на девизе её страны не зря написано "не лги!". Когда она спросила об этом Инти напрямую, тот хитро сощурился и сказал: "Не забывай, что мы на войне, а на войне военная хитрость допустима". Да, допустима. Если бы Манко Второй, тогда ещё не прозванный "Великим", не хитрил и не притворялся перед испанцами, то Тавантисуйю, может быть, уже бы не было на карте мира. Её бы разорвали на куски, а эти куски постигла бы участь всех остальных испанских колоний, где царит беспрерывный террор, а население обречено на голод и нищету...
