Граница - новая версия. Часть четвёртая

События, ни в одни записки не вошедшие

Глава первая

о том, как признаваться в любви

— Она улыбается! — прорычал Орсег. — Она никогда раньше не улыбалась!

Его брат только хмыкнул. Ведьма прибыла три дня назад, а о её возвращении стало известно за неделю. Заклятые издалека почуяли и непогоду, и её причину. Надвигалась вьюга — страшная, ломающая ветки вьюга, от которой птицы замерзали в воздухе. По всем лесам прошла тревога, все живые существа попрятались в норы, и Заклятых, в нарушение обычая, пустили в самое сердце живых лесов, в капище, где они вместе со стражами держали круг. Это были страшные ночи. Стражи поговаривали, что зимой им не хватит сил, и надо бы зарезать человеческого ребёнка, чтобы из его непрожитой жизни выставить щит между бедой и лесом. На Орсега косились даже его родители. Даже тётушка. Это он воспитал ведьму. Это он научил её как набрать такую силу. Это он послал её к людям. А теперь она несла домой смерть.

Но щит не понадобился. Вьюга кольцом опоясала лес, но не вторглась в его границы. Ветер и снег кружили, кружили, то догоняя всадницу на безголовой лошади, то убегая от неё. С неба слышался смех. Серебряный смех Заклятой, немного нарочитый, лишённый тепла и веселья, пьяный сознанием магической силы. Смех, которым никогда доселе не смеялась ни одна ведьма.

Буря бушевала три дня. И неизвестно, сколько бы это ещё продлилось, если бы Биро Итель не потеряла терпение. Собрав из сестёр малый круг, она направила свой голос в небо и заставила ведьму себя услышать. Одна из младших Заклятых, Сирк, потом клялась, что в шуме леса и карканье ворон, которыми был в тот момент голос Заклинательницы, явственно звучало "Негодная девчонка! Немедленно домой!"

Буря стихла. Снег перестал сыпаться с неба. Безголовая лошадь спустилась по воздуху и рассыпалась, едва коснувшись земли. Тиселе стояла посреди капища, закутанная в волчий плащ, и улыбалась.

Стражи не успели возмутиться присутствием ведьмы. Биро Итель подошла к девушке, бестрепетно положила руку на её плечо (Заклятые только ахнули, ведь ведьмы способны через кожу напустить проклятье или выпить все силы) и увела за собой. Орсег не успел даже шагнуть к Тиселе, не успел спросить об её успехах. Заклятые ушли следом за предводительницей и заперлись в своём Доме в мёртвом лесу. Орсег остался на самой границе.

— Она не захотела со мной поговорить, — добавил он раздражённо.

— Все девушки улыбаются, — примирительным тоном произнёс его брат.

— Меня к ней не пустили, — не слушая, прорычал Орсег. — Чему она так улыбалась?

— Возвращению? — предположил волк. — Я не думал, что у твоей питомицы получится это сделать.

— Вернуться?

— Нет. Оседлать вьюгу. Ты понимаешь, что это означает?

— Нет. — Орсег немного успокоился и с интересом посмотрел на брата. До недавнего времени тот долго пропадал в Доме, прислушивался к разговорам сестёр, а теперь даже не рискует переступать границы мёртвого леса. — Скажи мне.

— Ни одна ведьма этого сделать не может, — пояснил волк. — Они разрушительницы.

— Вьюга и разрушает, — заметил Орсег.

— Но и создаёт. А в Доме ведьм всегда воспитывали не так.

— Только ведьма может оседлать вьюгу, — перебил Орсег.

— Только Заклятая ведьма, — поправил волк. — А твоя девочка не проходила посвящения. Никто из сестёр не захотел поделиться с ней силой.

— Значит, она его прошла, — пожал плечами Орсег. — С ней делился силой я. Это вернее, чем их заёмные крохи.

— Ты давал отбирать, — напомнил волк. — А она взяла где-то добровольно отданную. И сумела остаться ведьмой.

— Город, — решил лесной страж. — С ней сделали это в городе.

— Но как?

Братьям оставалось только разводить руками. Ответа они не знали.

Заклятые пели ещё три дня. Дом светился белым светом с грязно-жёлтыми вспышками. Там что-то происходило, что-то такое страшное, что даже нежить не рисковала приближаться. А на четвёртый день двери отворились. Тиселе вышла. Орсег почувствовал это в своём лесу и немедленно кинулся к Дому. Чтобы увидеть. Посмотреть в глаза. Встретить. Обнять. Никогда раньше он не ценил так свою воспитанницу, как сейчас, после долгой разлуки и её странного возвращения.

Орсег успел к тому самому моменту, когда Тиселе ступила босыми ногами на снег. Снег зашипел и растаял. Под ногами девушки показалась голая земля.

За спиной ведьмы стояла Биро Итель и улыбалась гордой улыбкой человека, довольного проделанной работой. Страж никогда не видел у тётушки такой... человеческой улыбки.

Ведьма взглянула в глаза своему воспитателю. И нерешительно улыбнулась. Страж задохнулся от удивления. Биро Итель засмеялась.

Тиселе рассталась со своей детской тукой и шнурованными штанами, променяв их на свободное платье Заклятых. Жёлтые её волосы отросли и были заплетены в длинную косу, которую девушка перебросила через плечо. И только глаза остались прежними — янтарными, как древесная смола, с пугающе пристальным взглядом.

— Не ждал? — спросила Биро Итель, подталкивая ведьму к стражу. Тиселе опустила взгляд, шагнула вперёд, и Орсег с запозданием протянул руки, чтобы её обнять.

— Она прошла посвящение? — спросил страж. Ему было от чего-то грустно. Больше не было девочки, которая поверяла ему свои детские обиды и которую он поил своей кровью. Стоящая перед ним Заклятая в нём уже не нуждалась... — О!

Пока страж грустил о прошедшем, ведьма вцепилась ему в плечи, подтянулась повыше и впилась зубами в шею.

— Сама взяла, — усмехнулась Биро Итель. — Ведьма всегда всё берёт сама.

— Тиселе! — не выдержал страж. — Прекрати!

Ведьма немедленно отпустила его и спрыгнула на землю. На губах её осталась золотистая кровь стража, которую девушка демонстративно слизнула, глядя на воспитателя с бесстыдной наглостью.

— Она повзрослела, — признал Орсег.

— Ты сам этого хотел, — резко ответила Заклинательница. — Тиселе! Ты помнишь, о чём мы говорили?

— Да, Судья, — повернулась к Биро Итель ведьма.

— Ты по-прежнему этого хочешь?

— Да, Судья.

Биро Итель развела руками.

— Тут уж я не властна. Ладно, забирай её, мальчик. Идёмте, сёстры.

Судья развернулась, махнула рукой Заклятым, которые вышли посмотреть на невиданное зрелище, и скрылась в Доме. Двери его закрылись, и Тиселе со стражем остались одни.

— Что всё это значит? — спросил Орсег.

Вместо ответа ведьма с важностью, явно усвоенной в городе, протянула ему руку.

— Ты послал меня в город магов, чтобы я нашла лазейку в Огненный Орден, — спокойно сказала она. — Я выполнила твоё задание.

— А! — растерянно ответил страж. Ему было не по себе.

— Я отправлюсь в огненный орден жителей тесных стен, когда ты пожелаешь, — продолжила девушка. — И сделаю там всё, что ты мне велишь.

— Я в тебе не сомневался, — поспешил заверить страж. Пристальный взгляд девушки заставлял его нервничать.

— А потом я вернусь, — бесстрастно продолжала ведьма. — Ещё до рассвета весны.

— Я буду тебя ждать, — пообещал Орсег.

Они повернулись и пошли к границе его леса. В этот раз их тоже сопровождала нежить, но ведьма была в сознании, а потому чудовища покорно плелись следом, словно жутковатая свита.

— Ты всё ещё хочешь жениться? — с деланным равнодушием уточнила Тиселе. Орсег с трудом удержался от смешка. Кажется, он начинал понимать.

— Я не знаю, — просто ответил он.

В полном молчание они дошли до его леса. Там Тиселе остановилась и пристально вгляделась в его лицо.

— Я не знаю, — повторил страж. И они рука об руку переступили границу.

— Ты уверен в том, что ты делаешь? — спросил Орсега брат.

— Я не знаю, — в который раз повторил лесной страж. Тиселе бродила по лесу с рассеянным видом. Её шаги больше не растапливали снег, теперь она ходила, не оставляя следов. Иногда девушка как бы невзначай касалась то одного, то другого дерева. Всё, что в лесу не уснуло на зиму, наблюдало за ведьмой с опасливым интересом.

— Она тебе ясно дала понять, — не унимался волк. — Она сделает всё, что ты захочешь. А в награду рассчитывает получить тебя.

— Чепуха! Она же...

— Женщина, — перебил Орсега брат. — Мой тебе совет: не доводи до поединка воли. Эта малютка выпила слишком много твоей крови.

— Ты говоришь вздор! — рассердился лесной страж. — Я сам её растил и выкармливал, а теперь...

— А теперь она выросла. И ты ей по-прежнему нужен.

Орсег вздохнул и устало сел на снег.

— Я дурак, — признался он. — Я не думал, что она вернётся такой.

— Мать никогда не позволит тебе жениться на ведьме, — тихо произнёс волк. — А отец придёт в ярость. Интересно, что нашло на тётушку?

— Это мой лес! — вспылил страж.

— Ты уверен? — хмыкнул волк. — Ты же слышал тётушку. Ведьма всегда всё берёт сама. Так что, считай, это уже не твой лес. Вопрос времени.

— Вздор!

— Лучше прогони её, — посоветовал брат. — Не будешь же ты жертвовать собой ради того, чтобы сделать свою ведьмой ещё опасней. Подумай, какой она вернётся из огненного ордена. Чему она научится там?

— И однажды люди придут нас убивать, — перебил Орсег. — Эти существа никогда не успокаиваются.

Волк не ответил, только мечтательно облизнулся. Его лицо навело лесного стража на кое-какие мысли.

— Ты поэтому больше к тётушке не заходишь? — уточнил Орсег. Брат рассмеялся.

— Уважаемая Биро Итель назвала меня гнусным растлителем и грозилась отходить палкой, если я ещё появлюсь на пороге Дома, — сообщил он. — А ведь я предупреждал.

— Ты что, вызвал свою подопечную на поединок воли?

— Обижаешь, братец! — неискренне заухмылялся волк. — Она — меня.

— После того как ты каждый вечер пел песни о былом могуществе Заклятых? — уточнил Орсег.

— Ей не стоило принимать всерьёз старые сказки.

— И где она теперь?

— Не скажу, — посерьёзнел волк. — Ни тебе, ни тётушке не найти, пока она не выносит мне дитя. А после этого... всё будет неважно.

— Но зачем? — не понял Орсег. Только лесные стражи вызывали девушек на поединок воли и, выиграв, приносили в природу женское начало, дающее жизнь будущему лесу — и деревьям, и животным, и всему в нём. Их братья в этом никогда не нуждались. От такой связи не могла появиться новая стая.

— Она родит мне сыновей, — пояснил волк, — которые будут нести в себе и человеческую, и звериную природу. Она будет жить долго и родит мне много сыновей. Мы найдём им жён, и их детям, и внукам. Я говорил с нашими братьями, и с медведем, и с рысью. Они сделают то же, что и я. В человеческом облике в наших детях не будет ни капли волшебства, и они легко проникнут в любое селение. Самый отдалённый потомок вспомнит о своём родстве, услышав наш зов или зов своих братьев. Самый отдалённый потомок встанет на нашу сторону, будь он хоть магом, хоть воином, хоть правителем людей.

— На это нужно время, — заметил Орсег. — Нужен кто-то, чтобы защитить нас сейчас.

— Ты уверен, что она подойдёт? — хмыкнул волк.

— А у нас есть другие варианты?

Орсег растворился в лесу, его брат подпрыгнул, исчез, и вскоре под луной завыла волчья стая.

Он нашёл Тиселе сидящей на снегу под деревом. Девушка смотрела прямо перед собой и молчала. Он подошёл ближе и сел рядом.

— Я всё слышала, — призналась Тиселе. — Я ничего не требую. Я всё равно сделаю всё, что ты хочешь.

— Послушай, я виноват...

— Нет, всё хорошо, — ровным голосом ответила девушка. — Тебе нельзя жениться на ведьме. Я знаю. Я только...

— Что?

— Я тебя выбрала, — ответила девушка и поглядела стражу в глаза. — Ты можешь ничего не делать, но я тебя выбрала. Ты будешь сильным и победишь своих врагов.

От этих слов повеяло чем-то жутким, чем-то таким, что никогда не звучало под сенью леса.

— Я выбрала тебя, — с нажимом на последнем слове произнесла Тиселе.

— Ты будешь моей женой, — вместо ответа пообещал страж.

— Ты не обязан, — отвернулась девушка. Орсег положил руки ей на плечи и привлёк к себе. Она не противилась.

— Я всегда этого хотел, — сказал лесной страж, осторожно целуя Тиселе в губы. Это была чистая правда, хотя до сегодняшнего дня такая мысль не приходила Орсегу в голову.

Они сидели всё там же, под тем же деревом. Может быть, день, а может быть, целую вечность. Время не имело значения. Слова были не нужны. Мысли и магия свободно проливались между мужчиной и женщиной, ни один из которых не был человеком. Жениться, как того требовала мать, как женились все в его роду? Найти себе женщину, страшными пытками сломать её волю, привязать к себе навеки и сделать частью себя? И всю жизнь, длинную, почти бесконечную жизнь леса, знать — где-то в закоулках своего сознания она ненавидит своего тюремщика, палача и убийцу. Для Тиселе он был всем — и отцом, и матерью, и учителем, и возлюбленным. Не нужно было никаких обрядов, чтобы связать навеки их судьбы. А для него...

Тиселе была его. Его девочкой, воспитанницей, питомицей... И стала его женщиной, едва только сама осознала себя такой. Сейчас она что-то напевала. Диковинно звучащую песню, в которой слышался шелест ветра и бешеный стук копыт.

- Но ветер ходит под седлом,

Тебе ль тягаться с таким скакуном?

Загонишь коня, загонишь другого,

Из шкуры выйдет ветру попона!

Перехватив взгляд стража, она засмеялась.

— Так поют у меня в народе. Про меня. Ведь я оседлала ветер.

Страж кивнул, хотя и удивился. Тиселе никогда не называла степняков своим народом, только народом своей матери. Казалось, она совсем забыла о своём детстве и о том, как за день до совершеннолетия её собирались забить камнями...

— Им стоило это сделать, — спокойно проговорила девушка, отвечая на его мысли. — До того, как я вошла в силу.

Она снова запела:

— У водопоя меня лови,

От хитрого слова смерть прими!

Враги окружают, враги крадутся,

Враги твоей алой крови напьются!

Безумец, смерти себе не ищи,

Ветра несчастий в степи не свищи!..

— Это тоже про меня, — пояснила Тиселе. — Я больше не ребёнок.

Страж снова кивнул. Ребёнок беды, дитя раздора. Да. Тиселе всегда так себя называла. Ему следовало понимать, что это не пустое человеческое суеверие.

- Женская радость — растить детей;

Детская радость — встречать гостей;

Девушка друга сердечного ждёт,

Юноша ворога смело убьёт.

Взрослый мужчина, дома сиди!

Взрослый мужчина, семью корми!

Спи спокойно хоть днём, хоть ночью,

Чего ещё ты от жизни хочешь?

— А если бы ты вошла в силу там, в степях? — вдруг спросил страж.

Ведьма улыбнулась. Очень взрослой и злой улыбкой.

— Тогда я бы выбрала себе воина там, — безо всякого выражения ответила она. — И — о! — тогда ни один мужчина не спал бы спокойно. Ни одна девушка не была бы в безопасности, а многие храбрые юноши сложили бы головы, и дети остались бы без родителей. Им надо было меня убить. Надо.