Трудный день в Илиосе

Мойра чувствует себя великолепно. Она появляется на площади из голубых ворот и мгновенно оценивает ситуацию. Посреди, в самом центре, зияет черный провал колодца. Он уходит под землю на тридцать один метр и датируется, вроде бы, вторым столетием до нашей эры, но Мойре о"Дордан сейчас на это плевать.

Справа от колодца, если смотреть с ее стороны, располагается, должно быть, местная мэрия. Мойра знает, что внутри — обширное помещение со столами, полками, неинтересными бумагами и куда более занимательными бутылками молодого вина. К соседним зданиям от мэрии ведут по воздуху простые деревянные мостки. Слева находится белая башня ветряка с аркадой под ней. Желтые огромные крылья медленно вращаются, разбрызгивая по сторонам зайчики солнечного света.

С боков площадь теснят дома с плоскими крышами и дома с куполами, низенькие заборчики и заборы средней высоты, переходы на уровне второго этажа и просторные веранды. С моря доносится шум волн, по каменной плитке плавают размашистые тени чаек.

Это место очень красиво, но цель "Когтя" сегодня — обезопасить доступ к колодцу. Спуститься в него, бережно изъять древние артефакты, которые могут переломить итог их чрезмерно долгого противостояния... Но сначала — разобраться с противником.

Вот и враги. Они появляются на площади грамотно, рассредоточиваются, берут под контроль основные точки...

Ну, то есть это им кажется, что берут.

Мойра скользит в пространстве, используя "уход в тень" — ее собственный надежный способ телепортации. Он непригоден для долгих перемещений или коммерческого использования, но для коротких атак против заведомо слабого противника ничего лучше не придумать.

Первой целью Мойра выбирает верткую и быструю Трейсер. Она дожидается, пока девушка отвлечется на стремительную дуэль со Жнецом, мгновенно телепортируется ей за спину, швыряет медленно плывущую биотическую сферу и подкрепляет ее "захватом", высасывающим из противника жизненные силы. В горячке боя Трейсер не сразу замечает атаку с тыла, а ее собственные способности к телепортации не позволяют убежать далеко. Пара секунд — и все кончено, бесчувственное тело падает на камни.

Минус один. Мойра не держит зла на девушку, не испытывает к ней ненависти, но здесь и сейчас Трейсер — противник, против которого хороши все средства.

Дива — следующая жертва. Неповоротливая розовая меха активирует "защитную матрицу" против коротких, точных очередей Батиста, медленно пятясь к зданию мэрии. Неужели там ее ждет Ангела, медик "Овервотч"? Мойра телепортируется внутрь — нет, пусто. Снаружи Диву поддерживает невесть откуда появившийся Солдат-76, и Батист вынужден активировать "поле бессмертия", чтобы поддержать своих. Это отвлекает общее внимание, и Дива застывает на месте. Большая ошибка. "Коалесценция" Мойры проходит сквозь биотическую сферу, увеличивая ее мощность. Меха взрывается и горит, пилот катапультируется, но столб энергии настигает девушку на границе площади.

Минус два.

Вокруг Мойры начинают рваться ракеты "воздух — земля", камень мгновенно вспыхивает под яростным ливнем возмездия. Это Фарра со своим чертовым реактивным ранцем, и ирландка морщит нос, беззвучно ругаясь. Илиос — благодатное место для полетов, сплошь открытая местность. Но у египтянки имеется и недостаток — она не может слишком долго находиться в воздухе. Особенно если в баллоны с топливом всадить меткую пулю.

А таких пуль у Роковой Вдовы, засевшей в двух сотнях метров от площади, навалом. Выстрел — и, кувырнувшись в воздухе, Фарра резко идет на снижение. Еще ничего не потеряно, секунда-другая, и охотница восстановит равновесие... но Мойра отбирает эти секунды. Биотический захват струится с ее правой руки потоком красноватого сияния, ирландка почти видит, как увядают и распадаются ткани и внутренние органы врага. Ее изобретение безотказно и великолепно в своей жуткой эффективности. Но уже падая на камни, в шаге от небытия, Фарра вдруг делает то, что изменяет итог боя.

Рефлекторно разряжает свою ракетницу.

Биотические сферы Мойры разлагаются и со временем истаивают — на это им нужно менее двадцати секунд. Но ракеты Фарры сделаны иначе, они летят минимум на три километра, такова гарантия производителя. Мойра краем глаза видит, как, оставляя за собой белый инверсионный след, снаряд забирается все выше и выше в небо: это выглядит как внеочередной старт космического корабля на пункте наблюдения Гибралтар. Мойра смотрит на него так долго, что начинают болеть глаза, но все же не бесконечно — бой продолжается, и ее работа еще не закончена.

Мельком она замечает над Илиосом крошечный силуэт самолета, автоматически продолжает его траекторию, хмыкает "Не повезло сегодня кому-то..." и продолжает отсчет будущих целей для своего страшноватого таланта.

Обычный день в Илиосе.

* * *

Открываю один глаз...

Хм.

За последний месяц мне приходилось просыпаться в очень разных местах: шикарной гостинице "Radisson Славянская" на Киевской, и бюджетном "Best Western" на околице Брюсселя; кресле шикарного самолета TAP Portugal, где стюардессы выглядят как мокрый сон восьмиклассника, и на грязноватом автовокзале города-героя Афины. Объединяло эти пробуждения одно: после секунды-другой, мне всегда удавалось понять, кто я, где я, и какой сегодня год.

В этот раз все обстояло иначе. Надо мной виднелся потолок, белый и квадратный, указывающий на то, что дело происходило в комнате. По щекам гулял легкий сквозняк, подкреплявший эту гипотезу.

Но потолок — ладно, хотя видел я побелку и получше. Суть в том, что его вообще не должно было здесь быть! Последние мои связные воспоминания относились к тем былинным временам, когда мы всей своей веселой толпой погрузились в самолет в афинском аэропорту. Да еще меры маскировки предприняли, чтобы, значит, не поймали нас волосатые щупальца греческой разведки — весь этот азиатский флер, да...

Помню, как мы взлетели, Алиска несла какую-то околесицу, я пел бессмысленные песни голосом Летова... В окне желто-синим одеялом тянулись бесконечные острова, потом пилот предупредил, что впереди наблюдаются скверные атмосферные явления, а потом...

Потом ничего. Nada, как говорят испанские друзья. Это что же выходит, наша стальная птица все-таки рухнула в жестокое Эгейское море, эдакий Фаэтон двадцать первого века, не выдержав буйства Борея... Я делаю такой вывод из того, что я все же жив и дышу, а не размазан тонким слоем по каменистой почве Пелопоннеса. А ведь хряснись мы о землю, не помогли бы, наверное, даже наши с девчонками бодрые способности.

Я попытался резво подскочить на своем ложе, только из этого ничего путного не вышло — организм не пожелал выполнять вздорные команды мозга. А ну как у меня внезапный сонный паралич и частичная атрофия мышц? А ну как паралич у меня — не сонный?

— Ы-ы-ы-ы! — возмутился я такой несправедливости, и этот звуковой сигнал, как тут же выяснилось, был насквозь верным решением. Скрипнула в стороне невидимая дверь, прошлепали по полу чьи-то босые подошвы. В поле зрение вплыло носатое лицо.

— Хелло! — сказало лицо с жутким акцентом. Снизу было отчетливо видно, что его обладателю давно не мешало бы подстричь волосы в ноздрях. — Хаваю филин?

— Осам, — проскрипел я, поворачивая голову и с радостью понимая, что мышцы вроде бы слушаются, заразы такие. — Невербетер.

— Олрайт, — сказал носатый. Ясно было, что каждое новое слово на ломающем нёбо английском диалекте приносит ему физические страдания. — Ю вёр флай он аэроплан, энд зэн... дада шени, как же это будет-то...

— Так вы, я вижу, из наших будете! — обрадовался я. — Очень рад встретить земляка в этих отдаленных краях... Грузин?

— Слава богу, а то я уже исчерпал запас английского, — облегченно вздохнул неизвестный полиглот. У него был легкий акцент, обтекающий звонкие согласные, как река обтекает камни, и огромная загорелая лысина на всю голову, и еще умные черные глаза. — А грузин? Нет. Почему грузин? Разве кроме грузин никто больше не умеет по-русски?

— А я услышал, как вы ругнулись, оттого и подумал...

— Я узбек, — важно ответили мне. — Солтан меня зовут.

— Султан?

— Солтан. А с грузином я только в институте учился, педагогическом. Ромка Вачария. Он, конечно, был на самом деле Резо, но всем говорил, что Рома... Так вот он так выражался, когда что-то не получалось, и когда я спросил, что это значит, сказал — "черт побери".

Я не стал расстраивать узбекского выпускника педагогического института. Он, в конце концов, не обязан был знать грузинский. Вместо этого я решительно откинул простыню, которой был укрыт, свесил ноги с низенькой кровати и решительно бросил свое мускулистое тело навстречу опасностям тревожного мира.

— Очень приятно, а меня Александр зовут... Не против, если, пока я буду вставать и одеваться, вы продолжите рассказывать всякое? Например, как произошла эта дивная метаморфоза: сначала я мирно сплю внутри самолета, а потом раз — и просыпаюсь здесь? И кстати, где это — здесь? И где девчонки, с которыми мы летели?

Солтан кивнул и пригладил ладонью лысый череп. Вдалеке глухо пророкотал гром.

— На последний вопрос ответить легко: это Илиос, Греция. А девушки ваши спят в соседнем здании, с ними тоже все в порядке.

Фух! Гора с плеч. Вот так и развивается ответственность за других: достаточно всего лишь получить в подарок упаковку нечеловеческих сил и ораву визжащих девчонок на шею — и происходит натуральное чудо. Кто не попробовал, рекомендую. Незабываемо.

— Самолет ваш потерпел бедствие и упал, — продолжил лекцию Солтан. — По счастью, пилот, да благословит его Аллах и приветствует, сумел сесть на воду недалеко от острова, пассажиров эвакуировали... вы ничего не помните?

— Наглухо, — помотал я головой. Внутри нее все еще плавал серебристый туман, блестела чешуя, и веселые русалки, смеясь, перекидывали меня из рук в руки, словно мячик... — Удивительное везение, конечно. Ну, что никто не расшибся.

— Это чудо, — предположил греческий узбек Солтан.

— Чудо — это нарушение причинно-следственных связей. Например, когда чувака тыкают в сердце копьем, а он от этого воскресает. А здесь просто неизвестный научно-фантастический феномен, по чистой случайности не приведший к человеческим жертвам.

— Чудесное спасение?

— Типа того. Эй!

Общение выстраивалось легко и ровно, без этих ваших мерзких сюрпризов и ножей в потных кулачишках. Так, глядишь, и в ситуации разберемся в рекордные сроки. Что у нас получается? Летел себе самолет, а потом, значит, упал в море. Всех спасли добрые туземцы, а значит, задача наша проста и наивна, как призыв встать на работу в пять утра: подобрать девчонок, найти средство передвижения и покинуть это гостеприимное место.

— Так. — Я закончил облачение и быстрыми движениями размял плечевой пояс. Ничего не хрустело и не намекало о перегрузках: вот оно, счастье быть вечно молодым и вечно глупым! — Спасибо, что живой, но злоупотреблять гостеприимством — дурной тон, даже в Библии отражено. Пришли как-то раз Адам и Ева к богу в гости, а уходить — ни в какую. Он уже и так, и эдак... В общем, давайте уже быстренько доберемся до моих прекрасных спутниц, чтобы не ставить под сомнение ваше человеколюбие.

С этими простыми, но великими словами я строевым шагом протопал к двери, распахнул ее и решительно выпал наружу.

В лицо бросился сильный порыв свежего воздуха. Зима у них тут, или как — непонятно... Я оказался на крошечной каменной веранде с символическим навесом, с которой открывался фантастический вид на...

— Ух! — сказал я. Слова пропадали из головы, растекались, таяли. — Это же... Санторини?

Городок Илиос — если это было название города — весь состоял из многих уровней сбегающих к морю веранд, которые как-то сами по себе складывались в улочки и крошечные, прямо лилипутские, площади. Дома были ослепительно белые, покрытые известкой, а крыши, плоские и куполообразные — покрашены в синий цвет. За моей спиной горный склон продолжался вверх, и гордо высились там колонны полуразрушенного храма. Из-за левого плеча оранжево посверкивало восходящее солнце, и море все сияло этим светом, спокойное и лучистое. И нехотя разбивались о камни мелкие утренние волны...

Красиво это все было до обалдения.

— Ну, что вы, — Солтан подошел и стал рядом. — Санторини далеко к северо-западу отсюда.

Я поглядел вправо и опять едва не задохнулся от впечатлений. Далеко в море, километрах, наверное, в десяти, из воды вырастала титаническая статуя греческого воина. Фигура в шлеме с гребнем и мечом в мускулистой руке агрессивно вглядывалась куда-то на северо-восток, в сторону Афин. Ничего подобного я в своей жизни не видел, читал только. И эта статуя... она ведь давным-давно разрушена, верно?

Я крякнул, тыча вперед слабеющей культяпкой.

— Там, далеко... это Родос?

Солтан снова отрицательно покачал головой.

— Не совсем. Родоса отсюда, можно сказать, и не видно.

Я подозрительно уставился на его невозмутимое лицо.

— Но это же... как же его звали, колосса этого... Гелиос?

— Я же говорил. Город называется Илиос.

— Солтан... — я привычно почувствовал себя идиотом. — Что это за место?

Мужчина усмехнулся и не ответил. Где-то вдалеке снова сонно заворочался гром. Я постарался рассмотреть в небе тяжелые дождевые облака, но ничего подобного не нашел.

— Ладно, давайте уже перейдем к девушкам. В смысле, давайте посмотрим на них. Нет, стоп... в общем, где они?

— Да вот прямо за той дверью обе. Сестры ваши? Беспокоились очень за вас, да еще все бежать куда-то порывались...

Сердце вдруг горячечно ухнуло куда-то в такие глубины, о которых я и не подозревал.

— Что? Обе? Вы сказали "обе"?

Солтан нахмурился.

— Одна с длинными волосами, другая покороче... Макси и Лана, так вроде бы они представились...

— Мику и Лена, — пробормотал я, хватаясь скрюченными пальцами за ручку двери. Разлеживался там в постели, интеллектуальные шутки шутил, придурок!

Дверь заскрипела, как популярный горловой певец Субудан, чуточку просела на петлях, но открылась. За ней было темновато (или это у меня глаза не привыкли), поэтому пару секунд я потерял, бестолково моргая, а потом все это стало неважно, потому что на меня налетел кто-то, почти сбил с ног, обнял и закружил, и в другое время я бы, может, и огорчился такому повороту событий, но не в этот раз, потому что...

— Сашенька! Мы тут уже извелись все!

Это Мику — длинноногое счастье. Не скажу, что у нас с ней были близкие отношения, но трындеть о том и о сем было неизменно приятно, особенно если привыкнуть к ее манере диалога под названием "поток сознания". А еще с музыкой неплохо получалось вечерами — я битбоксил, а она исполняла своим замечательным голосом разные хиты мирового рока, выходило очень даже ничего себе.

— Не вижу никакого извода, — сообщил я полузадушенным горлом. Пускай все и шло пока не так, как планировалось, ситуация явно начинала выправляться — вот и девчонок уже прибавилось, и пусть вдвое меньше, чем надо, но лиха беда начало... — Привет, Ленка.