|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Мойра чувствует себя великолепно. Она появляется на площади из голубых ворот и мгновенно оценивает ситуацию. Посреди, в самом центре, зияет черный провал колодца. Он уходит под землю на тридцать один метр и датируется, вроде бы, вторым столетием до нашей эры, но Мойре о"Дордан сейчас на это плевать.
Справа от колодца, если смотреть с ее стороны, располагается, должно быть, местная мэрия. Мойра знает, что внутри — обширное помещение со столами, полками, неинтересными бумагами и куда более занимательными бутылками молодого вина. К соседним зданиям от мэрии ведут по воздуху простые деревянные мостки. Слева находится белая башня ветряка с аркадой под ней. Желтые огромные крылья медленно вращаются, разбрызгивая по сторонам зайчики солнечного света.
С боков площадь теснят дома с плоскими крышами и дома с куполами, низенькие заборчики и заборы средней высоты, переходы на уровне второго этажа и просторные веранды. С моря доносится шум волн, по каменной плитке плавают размашистые тени чаек.
Это место очень красиво, но цель "Когтя" сегодня — обезопасить доступ к колодцу. Спуститься в него, бережно изъять древние артефакты, которые могут переломить итог их чрезмерно долгого противостояния... Но сначала — разобраться с противником.
Вот и враги. Они появляются на площади грамотно, рассредоточиваются, берут под контроль основные точки...
Ну, то есть это им кажется, что берут.
Мойра скользит в пространстве, используя "уход в тень" — ее собственный надежный способ телепортации. Он непригоден для долгих перемещений или коммерческого использования, но для коротких атак против заведомо слабого противника ничего лучше не придумать.
Первой целью Мойра выбирает верткую и быструю Трейсер. Она дожидается, пока девушка отвлечется на стремительную дуэль со Жнецом, мгновенно телепортируется ей за спину, швыряет медленно плывущую биотическую сферу и подкрепляет ее "захватом", высасывающим из противника жизненные силы. В горячке боя Трейсер не сразу замечает атаку с тыла, а ее собственные способности к телепортации не позволяют убежать далеко. Пара секунд — и все кончено, бесчувственное тело падает на камни.
Минус один. Мойра не держит зла на девушку, не испытывает к ней ненависти, но здесь и сейчас Трейсер — противник, против которого хороши все средства.
Дива — следующая жертва. Неповоротливая розовая меха активирует "защитную матрицу" против коротких, точных очередей Батиста, медленно пятясь к зданию мэрии. Неужели там ее ждет Ангела, медик "Овервотч"? Мойра телепортируется внутрь — нет, пусто. Снаружи Диву поддерживает невесть откуда появившийся Солдат-76, и Батист вынужден активировать "поле бессмертия", чтобы поддержать своих. Это отвлекает общее внимание, и Дива застывает на месте. Большая ошибка. "Коалесценция" Мойры проходит сквозь биотическую сферу, увеличивая ее мощность. Меха взрывается и горит, пилот катапультируется, но столб энергии настигает девушку на границе площади.
Минус два.
Вокруг Мойры начинают рваться ракеты "воздух — земля", камень мгновенно вспыхивает под яростным ливнем возмездия. Это Фарра со своим чертовым реактивным ранцем, и ирландка морщит нос, беззвучно ругаясь. Илиос — благодатное место для полетов, сплошь открытая местность. Но у египтянки имеется и недостаток — она не может слишком долго находиться в воздухе. Особенно если в баллоны с топливом всадить меткую пулю.
А таких пуль у Роковой Вдовы, засевшей в двух сотнях метров от площади, навалом. Выстрел — и, кувырнувшись в воздухе, Фарра резко идет на снижение. Еще ничего не потеряно, секунда-другая, и охотница восстановит равновесие... но Мойра отбирает эти секунды. Биотический захват струится с ее правой руки потоком красноватого сияния, ирландка почти видит, как увядают и распадаются ткани и внутренние органы врага. Ее изобретение безотказно и великолепно в своей жуткой эффективности. Но уже падая на камни, в шаге от небытия, Фарра вдруг делает то, что изменяет итог боя.
Рефлекторно разряжает свою ракетницу.
Биотические сферы Мойры разлагаются и со временем истаивают — на это им нужно менее двадцати секунд. Но ракеты Фарры сделаны иначе, они летят минимум на три километра, такова гарантия производителя. Мойра краем глаза видит, как, оставляя за собой белый инверсионный след, снаряд забирается все выше и выше в небо: это выглядит как внеочередной старт космического корабля на пункте наблюдения Гибралтар. Мойра смотрит на него так долго, что начинают болеть глаза, но все же не бесконечно — бой продолжается, и ее работа еще не закончена.
Мельком она замечает над Илиосом крошечный силуэт самолета, автоматически продолжает его траекторию, хмыкает "Не повезло сегодня кому-то..." и продолжает отсчет будущих целей для своего страшноватого таланта.
Обычный день в Илиосе.
* * *
Открываю один глаз...
Хм.
За последний месяц мне приходилось просыпаться в очень разных местах: шикарной гостинице "Radisson Славянская" на Киевской, и бюджетном "Best Western" на околице Брюсселя; кресле шикарного самолета TAP Portugal, где стюардессы выглядят как мокрый сон восьмиклассника, и на грязноватом автовокзале города-героя Афины. Объединяло эти пробуждения одно: после секунды-другой, мне всегда удавалось понять, кто я, где я, и какой сегодня год.
В этот раз все обстояло иначе. Надо мной виднелся потолок, белый и квадратный, указывающий на то, что дело происходило в комнате. По щекам гулял легкий сквозняк, подкреплявший эту гипотезу.
Но потолок — ладно, хотя видел я побелку и получше. Суть в том, что его вообще не должно было здесь быть! Последние мои связные воспоминания относились к тем былинным временам, когда мы всей своей веселой толпой погрузились в самолет в афинском аэропорту. Да еще меры маскировки предприняли, чтобы, значит, не поймали нас волосатые щупальца греческой разведки — весь этот азиатский флер, да...
Помню, как мы взлетели, Алиска несла какую-то околесицу, я пел бессмысленные песни голосом Летова... В окне желто-синим одеялом тянулись бесконечные острова, потом пилот предупредил, что впереди наблюдаются скверные атмосферные явления, а потом...
Потом ничего. Nada, как говорят испанские друзья. Это что же выходит, наша стальная птица все-таки рухнула в жестокое Эгейское море, эдакий Фаэтон двадцать первого века, не выдержав буйства Борея... Я делаю такой вывод из того, что я все же жив и дышу, а не размазан тонким слоем по каменистой почве Пелопоннеса. А ведь хряснись мы о землю, не помогли бы, наверное, даже наши с девчонками бодрые способности.
Я попытался резво подскочить на своем ложе, только из этого ничего путного не вышло — организм не пожелал выполнять вздорные команды мозга. А ну как у меня внезапный сонный паралич и частичная атрофия мышц? А ну как паралич у меня — не сонный?
— Ы-ы-ы-ы! — возмутился я такой несправедливости, и этот звуковой сигнал, как тут же выяснилось, был насквозь верным решением. Скрипнула в стороне невидимая дверь, прошлепали по полу чьи-то босые подошвы. В поле зрение вплыло носатое лицо.
— Хелло! — сказало лицо с жутким акцентом. Снизу было отчетливо видно, что его обладателю давно не мешало бы подстричь волосы в ноздрях. — Хаваю филин?
— Осам, — проскрипел я, поворачивая голову и с радостью понимая, что мышцы вроде бы слушаются, заразы такие. — Невербетер.
— Олрайт, — сказал носатый. Ясно было, что каждое новое слово на ломающем нёбо английском диалекте приносит ему физические страдания. — Ю вёр флай он аэроплан, энд зэн... дада шени, как же это будет-то...
— Так вы, я вижу, из наших будете! — обрадовался я. — Очень рад встретить земляка в этих отдаленных краях... Грузин?
— Слава богу, а то я уже исчерпал запас английского, — облегченно вздохнул неизвестный полиглот. У него был легкий акцент, обтекающий звонкие согласные, как река обтекает камни, и огромная загорелая лысина на всю голову, и еще умные черные глаза. — А грузин? Нет. Почему грузин? Разве кроме грузин никто больше не умеет по-русски?
— А я услышал, как вы ругнулись, оттого и подумал...
— Я узбек, — важно ответили мне. — Солтан меня зовут.
— Султан?
— Солтан. А с грузином я только в институте учился, педагогическом. Ромка Вачария. Он, конечно, был на самом деле Резо, но всем говорил, что Рома... Так вот он так выражался, когда что-то не получалось, и когда я спросил, что это значит, сказал — "черт побери".
Я не стал расстраивать узбекского выпускника педагогического института. Он, в конце концов, не обязан был знать грузинский. Вместо этого я решительно откинул простыню, которой был укрыт, свесил ноги с низенькой кровати и решительно бросил свое мускулистое тело навстречу опасностям тревожного мира.
— Очень приятно, а меня Александр зовут... Не против, если, пока я буду вставать и одеваться, вы продолжите рассказывать всякое? Например, как произошла эта дивная метаморфоза: сначала я мирно сплю внутри самолета, а потом раз — и просыпаюсь здесь? И кстати, где это — здесь? И где девчонки, с которыми мы летели?
Солтан кивнул и пригладил ладонью лысый череп. Вдалеке глухо пророкотал гром.
— На последний вопрос ответить легко: это Илиос, Греция. А девушки ваши спят в соседнем здании, с ними тоже все в порядке.
Фух! Гора с плеч. Вот так и развивается ответственность за других: достаточно всего лишь получить в подарок упаковку нечеловеческих сил и ораву визжащих девчонок на шею — и происходит натуральное чудо. Кто не попробовал, рекомендую. Незабываемо.
— Самолет ваш потерпел бедствие и упал, — продолжил лекцию Солтан. — По счастью, пилот, да благословит его Аллах и приветствует, сумел сесть на воду недалеко от острова, пассажиров эвакуировали... вы ничего не помните?
— Наглухо, — помотал я головой. Внутри нее все еще плавал серебристый туман, блестела чешуя, и веселые русалки, смеясь, перекидывали меня из рук в руки, словно мячик... — Удивительное везение, конечно. Ну, что никто не расшибся.
— Это чудо, — предположил греческий узбек Солтан.
— Чудо — это нарушение причинно-следственных связей. Например, когда чувака тыкают в сердце копьем, а он от этого воскресает. А здесь просто неизвестный научно-фантастический феномен, по чистой случайности не приведший к человеческим жертвам.
— Чудесное спасение?
— Типа того. Эй!
Общение выстраивалось легко и ровно, без этих ваших мерзких сюрпризов и ножей в потных кулачишках. Так, глядишь, и в ситуации разберемся в рекордные сроки. Что у нас получается? Летел себе самолет, а потом, значит, упал в море. Всех спасли добрые туземцы, а значит, задача наша проста и наивна, как призыв встать на работу в пять утра: подобрать девчонок, найти средство передвижения и покинуть это гостеприимное место.
— Так. — Я закончил облачение и быстрыми движениями размял плечевой пояс. Ничего не хрустело и не намекало о перегрузках: вот оно, счастье быть вечно молодым и вечно глупым! — Спасибо, что живой, но злоупотреблять гостеприимством — дурной тон, даже в Библии отражено. Пришли как-то раз Адам и Ева к богу в гости, а уходить — ни в какую. Он уже и так, и эдак... В общем, давайте уже быстренько доберемся до моих прекрасных спутниц, чтобы не ставить под сомнение ваше человеколюбие.
С этими простыми, но великими словами я строевым шагом протопал к двери, распахнул ее и решительно выпал наружу.
В лицо бросился сильный порыв свежего воздуха. Зима у них тут, или как — непонятно... Я оказался на крошечной каменной веранде с символическим навесом, с которой открывался фантастический вид на...
— Ух! — сказал я. Слова пропадали из головы, растекались, таяли. — Это же... Санторини?
Городок Илиос — если это было название города — весь состоял из многих уровней сбегающих к морю веранд, которые как-то сами по себе складывались в улочки и крошечные, прямо лилипутские, площади. Дома были ослепительно белые, покрытые известкой, а крыши, плоские и куполообразные — покрашены в синий цвет. За моей спиной горный склон продолжался вверх, и гордо высились там колонны полуразрушенного храма. Из-за левого плеча оранжево посверкивало восходящее солнце, и море все сияло этим светом, спокойное и лучистое. И нехотя разбивались о камни мелкие утренние волны...
Красиво это все было до обалдения.
— Ну, что вы, — Солтан подошел и стал рядом. — Санторини далеко к северо-западу отсюда.
Я поглядел вправо и опять едва не задохнулся от впечатлений. Далеко в море, километрах, наверное, в десяти, из воды вырастала титаническая статуя греческого воина. Фигура в шлеме с гребнем и мечом в мускулистой руке агрессивно вглядывалась куда-то на северо-восток, в сторону Афин. Ничего подобного я в своей жизни не видел, читал только. И эта статуя... она ведь давным-давно разрушена, верно?
Я крякнул, тыча вперед слабеющей культяпкой.
— Там, далеко... это Родос?
Солтан снова отрицательно покачал головой.
— Не совсем. Родоса отсюда, можно сказать, и не видно.
Я подозрительно уставился на его невозмутимое лицо.
— Но это же... как же его звали, колосса этого... Гелиос?
— Я же говорил. Город называется Илиос.
— Солтан... — я привычно почувствовал себя идиотом. — Что это за место?
Мужчина усмехнулся и не ответил. Где-то вдалеке снова сонно заворочался гром. Я постарался рассмотреть в небе тяжелые дождевые облака, но ничего подобного не нашел.
— Ладно, давайте уже перейдем к девушкам. В смысле, давайте посмотрим на них. Нет, стоп... в общем, где они?
— Да вот прямо за той дверью обе. Сестры ваши? Беспокоились очень за вас, да еще все бежать куда-то порывались...
Сердце вдруг горячечно ухнуло куда-то в такие глубины, о которых я и не подозревал.
— Что? Обе? Вы сказали "обе"?
Солтан нахмурился.
— Одна с длинными волосами, другая покороче... Макси и Лана, так вроде бы они представились...
— Мику и Лена, — пробормотал я, хватаясь скрюченными пальцами за ручку двери. Разлеживался там в постели, интеллектуальные шутки шутил, придурок!
Дверь заскрипела, как популярный горловой певец Субудан, чуточку просела на петлях, но открылась. За ней было темновато (или это у меня глаза не привыкли), поэтому пару секунд я потерял, бестолково моргая, а потом все это стало неважно, потому что на меня налетел кто-то, почти сбил с ног, обнял и закружил, и в другое время я бы, может, и огорчился такому повороту событий, но не в этот раз, потому что...
— Сашенька! Мы тут уже извелись все!
Это Мику — длинноногое счастье. Не скажу, что у нас с ней были близкие отношения, но трындеть о том и о сем было неизменно приятно, особенно если привыкнуть к ее манере диалога под названием "поток сознания". А еще с музыкой неплохо получалось вечерами — я битбоксил, а она исполняла своим замечательным голосом разные хиты мирового рока, выходило очень даже ничего себе.
— Не вижу никакого извода, — сообщил я полузадушенным горлом. Пускай все и шло пока не так, как планировалось, ситуация явно начинала выправляться — вот и девчонок уже прибавилось, и пусть вдвое меньше, чем надо, но лиха беда начало... — Привет, Ленка.
Лена (тоже в своем настоящем облике, без этих ваших азиатских мистификаций) улыбнулась с кровати; ее замечательные зеленые глаза потеплели, и было видно, что она чувствует то же, что и я, и все вокруг хотя и оставалось по-прежнему непонятно, но уже небезнадежно. И поцеловать хочется — и поцеловал бы, потому что это для них сейчас было не запретное, а знак поддержки и дружбы.
Эх, если б я был султан, я б имел трех жен... Или даже четырех, чего от меня, судя по всему, уже многие ожидают.
— Это Солтан, вы с ним уже знакомы, видимо, — сообщил я, жестикулируя, как фокусник. — А вот с чем я не знаком, так это с причинами нашего скорбного разделения. Куда вы, хороняки, дели Славяну и рыжую... как ее там? Вечно забываю.
— Самолет развалился в воздухе, — обстоятельно и серьезно пояснила Лена. — Вроде бы даже был взрыв. Чудо, что все спаслись.
— Это Илиос, — сказал Солтан так значительно, что мне сразу захотелось попросить у него какой-нибудь квест. — Если здесь что-то случается, то не зря.
Тут мне пришли в голову некоторые мысли.
— Султон, а куда делись остальные пассажиры? Ты говорил, что никто не погиб, но откуда это известно? Где выжившие? Кстати, в Илиосе еще кто-нибудь живет? Покамест я видел только тебя. Где все, братан?
— В безопасном месте. — невозмутимости его загорелого лица могли бы позавидовать каменные ребята с острова Пасхи. — Подальше отсюда.
— И что же тут такого опасного, на прекрасном горном острове посреди солнечного моря?
Этот вопрос вообще-то должен был прозвучать иронично. Но не прозвучал. Потому что вдали снова раздались звуки грома. А в следующую секунду я понял, что никакой это на самом деле не гром.
Выстрелы и звуки взрывов.
— Так, вопрос снимается, — сообщил я в пространство. Из глаз девушек плеснуло сине-зеленым непониманием и тревогой. — Ладно. Султон! Что там за биг бадабумы?
Узбек вздохнул, но с какой-то ноткой облегчения, словно раскрывал давно не дающую покоя тайну.
— "Овервотч".
— Это фильм со Скарлетт Йоханссон? Не могу винить киношников, место самое подходящее.
— Не кино. Война.
Мику ахнула и картинно прикрыла рот ладошками. Лена, кажется, еще больше сжалась на своей кровати. Нормальная новость, конечно. Всегда мечтал отдохнуть на тропическом острове, погруженном в боевые действия. И еще чтобы самолет крушение терпел, и выбраться наружу в сжатые сроки было проблематично, и часть нашей дружной команды нужно было спасать, вписываясь в непонятное по самые уши. То, что нужно!
Я медленно выдохнул, сделал "вверх-вниз" бровями и сказал то, что требовала от меня ситуация.
— Война, значит? Это интересно. Расскажи.
* * *
Дальше Султон понес какой-то полночный бред. Вроде как была когда-то секретная организация супергероев "Овервотч". И она воевала против своих же ренегатов и перебежчиков из банды под названием "Коготь". Обе эти гоп-компании то и дело постреливали друг в друга, но чаще просто конкурировали, пытаясь первыми наложить мохнатые лапки на артефакты, которые то и дело выкапывали в разных отдаленных уголках Земли...
— Стоп-стоп, — сказал я покладисто, отчего Мику с Леной посмотрели на меня с некоторым даже возмущением. Ну да, история что надо, точно в духе супергеройских сериалов на "Нетфликс", даже без особых изысков, девочкам такое нравится, еще бы любовную линию сюда... Но меня сейчас интересовал другой вопрос. Сюжетная дыра, так сказать.
Замолчавший Султон показывал всем своим блестящим лицом вежливое внимание.
— Если в руководство "Когтя" вошли те, кто до этого работал в "Овервотче", значит, "Овервотч" организовали раньше "Когтя", — сказал я раздумчиво. — По-моему, так. И тут возникает вопрос: для чего вообще был создан "Овервотч"?
— Из-за кризиса омников, конечно, — охотно пояснил узбек. То есть, это ему показалось, что пояснил, но он быстро понял, что ошибся. -Омники... это такие роботы с искусственным интеллектом.
И дальше полилась уже какая-то совершенно немыслимая ахинея, в которой тридцать лет назад эти самые омники, разумные и почти всемогущие роботы, спроектированные как помощники людей, внезапно взбунтовались и устроили изумленному человечеству "Терминатора". Спасти положение могло только чудо — которым и стал "Овервотч". Люди и не-совсем-люди с особыми способностями железной рукой навели порядок и обеспечили мир во всем мире, после чего, по логике, должны были самораспуститься, но...
— Солтан, — вкрадчиво сказал я, — не знаю, получится ли донести до тебя эту мысль, но попробовать стоит. Дело в том, что ни тридцать, ни сорок, ни даже сто лет назад никакого восстания роботов не было. Я это знаю потому что живу на Земле и наверняка заметил бы, случись поблизости что-нибудь подобное.
Гордый своей непобедимой логикой, я уставился на аудиторию. Аудитория внимала.
— Да кто говорит о вашем мире? — искренне удивился Султон. — Я рассказываю историю своего — просто так, для справки. Мы просто немного заблудились, и Илиос как-то случайно провалился в пространственно-временную аномалию. Мы у вас, можно сказать, нежданные гости, которые скоро уйдут.
У него даже выражение лица не поменялось. Пришельцы из другого мира — что может быть привычнее!
— Но ведь... этого не может быть, — самым наимилейшим образом сказала Ленка. Я и сам это собирался озвучить, но славно, что она успела раньше. — Вы нас разыгрываете! Зачем?
— Ну, вы-то еще снаружи не были, вам извинительно, — сказал Солтан. — А вот Александр, однако, мог бы и заметить кое-что. Позвольте, я покажу.
И не успела Мику с некоторым сожалением заметить, что Александр (то есть я), по сути говоря, вовсе не ее, как нас, всех троих, выволокли наружу. Я уже привычно задохнулся от невыносимой сине-белой красоты вокруг, но в этот раз мазнул вокруг более пристальным взглядом. И увидел...
...лениво мигающие голографические вывески на лавках...
...припаркованные у обочин машины с пышущими голубым жаром ионными двигателями...
...миниатюрных летающих роботов, подкрашивающих облупившиеся стены у дома напротив...
...золотистые солнечные батареи на щедрых крыльях ветряных мельниц...
...И, наконец, огромную крылатую махину, которая скромно примостилась на самом краю городка, подпирая горный массив. "Энтерпрайз"? Так тот плоский вроде. Больше похоже на пережравший бигмаков "Зефир" из этого нового сериала "Агенты Щ.И.Т." Интересно, а Ник Фьюри тут имеется в наличии?
— А-а-а, — сказал я, чтобы что-нибудь сказать. — Теперь понял. И даже принял. Хотя это пока подождет. Хочу вернуться к Славе и Алисе — во всех смыслах. Ты сказал, что они где-то поблизости. Можно более точное целеуказание?
— Несомненно, — согласился Солтан. — Поскольку вы оказались здесь, возле зоны высадки команды "Овервотч", логично предположить, что ваши спутницы находятся около зоны высадки "Когтя"...
— В каком это мире такое логично? — взбеленился было я, но быстро сник. — А, ну да...
— И для того, чтобы вернуть своих... девушек, вам нужно будет добраться до противоположного берега острова.
— На котором идет война! — блеснула отличной памятью Мику.
— Да разве это война? — я почувствовал себя в своей тарелке, хотя тарелкой здесь была, считай, целая веранда. — Так, неразбериха — не поделили какие-то черепки из-под земли...
Солтан воздел черные глаза к небу.
— Я покажу вам тропинку прямо до места. Бежит прямо над водой, вид потрясающий... В нескольких случаях придется, конечно, вплавь, зато безопасно. Более-менее.
И в моей голове все сразу стало ясно и прозрачно, как малиновый звон.
— "Более-менее" — это не наш метод, — заявил я и даже подпрыгнул для понятности. Внутренний психопат радостно ухмылялся; он носил шкиперскую бородку, курил горький турецкий табак и решительно поднимал паруса. — Нет в этом никакой определенности!
Ленка громко и трагически — по-театральному — вздохнула; она уже поняла, что тихо мы это дело не провернем. Что было чистой правдой.
— Значит так, — распорядился я, не обращая внимания на глаза девушек, полные протяжной тоски, — ваша задача: идти за мной, без разговоров выполнять прика... то есть просьбы. Солтан, задача другая: сидеть тут тихо, как мышь. Никого не впускать, никого не выпускать.
— Даже вас? — удивился узбек. Я прочистил горло.
— Конечно, да. То есть нет. Я оговорился. Не пускать никого, кроме меня и девушек — вот они, вы уже знакомы. И еще Алиски со Славей, если они вдруг доберутся сюда раньше — одна рыжая, наглая до невозможности, а другая наоборот. Или если, скажем, я останусь прикрывать отход и героически подорву себя последней гранатой.
— Гранатой... — задумчиво сказал осоловевший от красноречия Солтан.
— Которой у меня нет. Надо бы, кстати, найти где-нибудь — хотя бы учебную. Впечатлять еретиков добрым словом и взрывчаткой — что может быть проще и естественней?
В доказательство этих слов, в центре города что-то снова загремело. Но теперь я точно знал, что дело не в дожде.
— Остались сущие пустяки — направить меня в нужную сторону и пожелать удачи. Если я, скажем, пойду в сторону вон того ветряка, там будут эти суровые парни из "Овервотч"?
— Они там будут, Александр, даже если вы не пойдете, — проявил смекалку Солтан. — И счастливо вам.
— А разве когда-то было не так? — удивился я и получил в ответ улыбки и пожимания прекрасных плеч со стороны милых девушек, после чего развернулся через неуставное правое плечо и припустил в нужную сторону.
Лена с Мику, конечно, заблуждались. "Не так" у меня очень даже было. Но давным-давно.
* * *
— А мне тут нравится, — сообщил я, когда мы уже досыта нашаркались подошвами по лабиринту снующих вверх-вниз узких улочек. Поиски правильно пути шли туго, Илиос в этом плане напоминал Фейсбук, где чтобы найти собственный пост трехдневной давности, надо принести в жертву черного козла, сваренного в молоке его матери. — Остался бы жить, пожалуй. Вы как, девчонки?
Шагать было наслаждением. Солнце светило так, как оно это умеет только в Средиземноморье — наотмашь и искренне, в просветах переулков то и дело мелькало далекое ослепительное море, в низинах виднелась жадная зелень виноградников, и подавали голос чайки, лениво висящие на потоках ветра...
— Да и я, наверно, тоже, — согласилась Мику. — Ну, то есть, я хотела сказать — после того, как все закончится. Уже в более пожилом возрасте, лет в двадцать пять...
— Обсудим эти твои зловещие планы после реализации нынешнего, — с видом тибетского мудреца заметил я. — С которым пока имеются явные проблемы. Ленка! Чего молчишь? Я же знаю, что у тебя в голове постоянно есть умные мысли, так поделись! Как насчет толкового плана?
— Я немного начинала думать об этом еще в домике, — призналась девушка. Со своим тихим голосом, скромными хвостиками и коротеньким платьицем она была похожа на восьмиклассницу на уроке географии. Почему географии? А потому что бродили мы сейчас не пойми где. — Но потом ты так резко выскочил, что я не успела закончить...
— Знаешь, будь на моем месте Алиска, она бы сейчас наверняка влепила бы такое замечание, от которого ты покраснела бы, как флаг Республики Белоруссия. С зеленцой.
— Будь она тут, я бы такого и не сказала! — в сердцах выпалила Лена и... ну, понятно. Смутилась и покраснела. Каблучки ее сандалий выбивали возмущённую дробь по камням.
— Значит, у нас нет плана? — проявила дедукцию Мику и нахмурилась. — Но почему?
И, не дав мне возможности с умным видом помолчать, затараторила:
— Нет, я понимаю, что любой план действий сохраняет свою ценность до первой встречи с противником, и дальше всегда приходится импровизировать... но ведь ничего не мешает нам продумать несколько вариантов развития событий и выбирать между ними — это сэкономило бы нам время и прибавило уверенности... ну, мне, по крайней мере. Разве не так, Саш?
А до чего она умная девочка, заметили? Я это еще в "Совенке" уловил, а то многие упускают за этим стремлением протараторить шестьсот слов в минуту совсем другой разум — острый и цепкий. Будь мы на войне, в роли толкового сержанта ей бы цены не было. Интересно, что Мику делала до прибытия в "Совенок"?
Взрывы тем временем начинали грохотать совсем близко; к ним прибавился, кажется, напряженный шелест энергетического оружия и визгливые отзвуки коротких очередей. А они тут вовсю забавляются, как я посмотрю. Ни в чем себе не отказывают.
— Мысль твоя, Хацунова, движется правильно, но скучно, — тут я выхватил свою возможность сделать театральную паузу, и сполна ей воспользовался. — Я ничего не стал придумывать потому, что нет никакой разницы. Как говорил Махатма Ганди: "Сначала ты сидишь на диване и пьешь чай с пряниками, а потом побеждаешь". Кто я такой, чтобы оспаривать вечный гений угнетенного индийского народа?
— Махатма Ганди говорил не это... — испуганным шепотом попыталась противостоять натиску наивная Ленка, но ничуть не преуспела.
— Поэтому вкратце наша операция будет выглядеть вот как: я войду в контакт с недружелюбными туземцами, расскажу им, как здорово, когда вместо дурацкой стрельбы вокруг царят мир, дружба и жвачка... а они, в благодарность за эту ценную информацию, проведут меня к забаррикадированным в развалинах часовни девчонкам. К которым мы понесемся в режиме слоу-мо со всех наших ног.
Мику с сомнением взглянула на собственные длинные ножки в черных чулках выше колен. Напрочь непрактично, зато дико красиво — с чем согласится любой понимающий человек. Я понял, что неприлично пялюсь на девушку, и откашлялся.
— Дальше все будет уже совсем просто. Быстрый, но страстный поцелуй (участников которого я не называю из стремления к интриге), после чего не менее энергичный забег к гостеприимному домику дяди Солтана. И...
— И мы покидаем этот остров способом, про который ты нам пока не рассказываешь? — распахнула синие глаза Мику.
— Способ найдется, — уверенно сказал я. А как еще говорить, когда я понятия не имел, как свалить с этой пространственно-временной аномалии? — Главное — не убегать от интересного, а скакать ему навстречу в раззявленным забралом. Несмотря ни на что. Ага, мы, похоже, уже близко.
— Ой, — сказала Лена. Вообще-то таких междометий было в ее запасе бессчетное количество, для разных ситуаций и с разными оттенками значения. Этот конкретный "ой" я бы определил, как сдержанное беспокойство перед лицом непонятного. Которое, к слову, было вполне объяснимо.
На дороге лежал кусок стены. Здоровенный, три на полтора метра — целая гранитная плита. Или, может, базальтовая, я не совсем геолог. А в доме напротив, метрах в десяти, стены как раз не хватало, там зияла изрядная дыра, через которую легко можно было посмотреть на интерьер невезучего жилища. Края дыры мерцали грозным темно-вишневым светом и немного дымились.
Пытливому уму вроде моего сразу стало интересно: чем эдаким можно вырвать немаленький блок, да еще зашвырнуть его вдаль так легко, можно сказать, играючи? И еще один возник вопрос: стоит ли вот так, с голой ногой, выскакивать наперерез парням, которые не испытывают уважения даже к каменным домам? Этот момент я как-то не предусмотрел.
— Есть предложение, — сказал я. — считать первый этап контакта с дружелюбными туземцами исчерпанным и сразу переходить ко второй фазе плана. Опережаю ваши вопросы: да, она есть.
— Надеюсь, ты не включил в нее ничего... безрассудного, — озабоченно пробормотала Лена.
В ветряную мельницу метрах в пятидесяти от нас с ревом влетел плазменный заряд, выпущенный из-за дальних крыш. Крылья мельницы вспыхнули голубым пламенем, почти незаметным на солнце. Здесь уже ахнули обе девушки.
— Все под полным контролем, не волнуйтесь, — пропыхтел я, когда горячая волна от взрыва рассеялась. — Сейчас я искусно заберусь на второй этаж этой лавки, и рассмотрю, что там творится впереди. Силы противника, дислокация, вооружение — в таком вот аксепте.
Синее небо распорол ракетный залп — воющие клочки металла улетели в сторону моря. Где-то близко, в соседнем квартале, лупили короткими отсечками по два-три патрона. В небе плакали и кричали чайки.
— Девчонки, от вас сейчас нужно вот что — притворяться, что нас тут нет, — донес я задачу. — Создавать эдакую "сферу невнимания", чтобы в эту сторону никто из тех сибаритов не вздумал пальнуть чем-нибудь зажигательным. Потому что я люблю, конечно, тепло и шашлыки, но между загоранием и горением есть разница, и мне она известна.
Я проницательно поглядел на Лену, на Мику, убедился, что в их глазах ярко горит искра разума, метнулся в раскрытую дверь лавки и сноровисто поскакал вверх по узенькой лестнице, предназначенной только для того, чтобы побыстрее сломать себе обе ноги.
Вид с террасы открывался, конечно, феерический — и я вовсе не имею в виду очередной потрясающий пейзаж, хотя и с этим вопросом все обстояло хорошо. Терраса выходила на центральную местную площадь, и вот на ней сейчас и происходило нынче основное веселье. Войну между собой вели ярко раскрашенные клоуны — такое было мое первое впечатление. От спецслужб я ожидал чего-то более основательного и серьезного: снайперской дуэли, стремительных и слаженных штурмовых операций... Но то, что было видно отсюда, напоминало то ли театр, то ли цирк. А может, балет.
Вот огромная обезьяна в силовых доспехах, окутанная облаком молний, несется по воздуху, молотя вокруг себя лапами и раскидывая противников как кегли...
Вот странный тип в черной хламиде и черепом вместо лица превращается в туман и материализуется через несколько секунд в полусотне шагов...
Фигура с реактивным ранцем, парящая в солнечном небе и сыплющая сверху ракетами...
Какой-то дикий паренек с зелеными дредами, с невероятной скоростью рассекающий по стенам на роликовых коньках...
Сама площадь, кстати, тоже не обманывала ожиданий: посреди ее почти правильного квадрата виднелась огромная дыра колодца, метров, наверное, десять в диаметре. Прямо на моих глазах туда с диким криком свалился белобрысый автоматчик в кожаной куртке.
Выглядело это все напрочь сюрреалистически.
— Первичную боевую задачу разрешаю считать выполненной, — сообщил я девушкам после возвращения. Морок они навели качественный — пока я торчал наверху, в мою сторону не прилетело даже враждебно настроенной песчинки. — Наблюдение за противником завершено успешно, достоверно установлено: это какие-то больные придурки. Следующая задача — наладить контакт.
— А это правда нужно? — проныла Ленка, капризно надув свои целовательные губки.
— Обязательно. Для этого мне потребуется "сфера доброжелательности" — только что придумал название, зацените! Словом, это такая штука, чтобы каждый, взглянув на меня, немедленно понимал, до чего я славный парень, и как сильно мне нужно помочь. Осознали масштаб задачи? Вы сильные, вы справитесь.
— Мы могли бы воспользоваться планом Солтана, — без особой надежды пробормотала Лена. — Эти его безопасные тропки вдоль моря звучали так обнадеживающе...
— Могли бы, — согласился я. — И очень даже просто. Но разве смог бы я потом простить себе, что даже не попытался разгадать эту тайну, завернутую в загадку?
По глазам Ленки было видно, что лично она была готова простить мне решительно все, но Мику развеяла приятный момент, дернув за рукав:
— Ничего себе! Посмотри, Саш!
Пришлось оглянуться — вдруг там по наши души неслась бы конница Буденного? Но оказалось даже интереснее: улица за нашими спинами была совершенно чиста. Никаких упавших глыб, никакого каменного крошева — пустая красивая улочка.
— Черт, — пробормотал я, но, похоже, зря. Это и правда было интересно. — Одной тайной больше, другой, стало быть, меньше. Не будем на этом зацикливаться. Аванти!
* * *
Мойре кажется, что бой продолжается целую вечность — так заявляет о себе ее рудиментарная человеческая сторона. На самом деле не прошло и четверти часа, но чаша весов не склоняется пока ни на чью сторону: это может быть плохим признаком, свидетельством слабой подготовки Габриэля к операции. Впрочем, чего еще ожидать от такой разношерстной команды?
Отправляя лиловый шар биотической энергии в сторону колокольни, где она заметила отблеск снежно-белых крыльев Ангела, Мойра кривит тонкие губы. Только она сама, да еще Габриэль Рейес, Жнец, соответствуют требованиям, выдвигаемым к оперативникам "Когтя". Амели Лакруа слишком своенравна, Сомбра попросту неуправляема, Батист пассивен, а Кулак Смерти — шумный и, в общем-то, малополезный идиот с манией величия.
— Хорошо еще, что не стали нанимать этих мутированных кретинов из Австралии, — бормочет Мойра и мгновенно перемещается на противоположную сторону площади, в тень аркады. — Сумасшедший пиротехник — последнее, что нам сейчас нужно.
Слышен отрывистый кашель чудовищных мушкетов Жнеца, злобное рычание Уинстона, раскаты эха от выстрелов снайперской винтовки Вдовы. Преимущество на их стороне, по крайней мере, пока: Моррисон как раз умудрился свалиться в Колодец, и для регенерации ему потребуется время. Под длинным портиком аркады прохладно и относительно спокойно; Мойра переводит дыхание.
"Коалесценция почти заряжена" — говорит ей в ухо автоматический помощник, и женщина недобро усмехается. Вот уж чего ей не хватало сегодня: недолговечное, но мощное оружие, способное наконец отправить оставшихся агентов "Овервотч" обратно на их корабль и принести "Когтю" заслуженную победу.
Мойра создает на ладони темно-лиловый шарик разрушительной биотической силы — если бросить его и затем пробить потоком энергии, нанесенный противнику ущерб будет больше. Она напрягает все мускулы, готовая сорваться с места, готовая и лечить, и убивать, и, уж конечно, живой добраться до того самого артефакта, надежно спрятанного на самом дне Колодца. Она не знает, что там, и как его найти, но это не имеет значения — наука укажет путь к истине. Ее вера в мощь науки абсолютна.
Но в последний момент ирландка застывает и снова рыбкой ныряет в уютный аркадный полумрак. Она слышит, что огонь снаружи стихает — чего никак не может быть. Обе команды одновременно уничтожили друг друга? Чушь собачья.
Затем она слышит чьи-то шаги. Легкие, но неторопливые — не тяжелая механическая поступь Дивы и уж точно не скрип роликовых коньков Лусио. Безумие номер два, но не последнее. Последнее наступает, когда она слышит веселый голос.
— Ребята, давайте жить дружно!
Но никто не стреляет. Почему никто не стреляет?
Мойра осторожно выглядывает из-за колонны, ее одежды с длинными рукавами шуршат по старому камню. Слишком громко. Черт возьми, слишком громко. Если где-то на башне напротив притаился Хандзо, это будет ее последним осмысленным действием на сегодня.
Реальность оказывается еще более сумасшедшей.
По улице идет подросток. На нем джинсы, кроссовки, кепка и просторная белая футболка с нарисованной ручкой и надписью: "Моя ручка огромна". Самое главное — он движется с самодовольным видом туриста, поглядывая по сторонам и усмехаясь в пространство, будто и не было здесь только что местного филиала ада, не разлетались в щепки заборы и стены, и воздух не пах сгоревшим топливом и озоном.
И куда подевалась ее команда?
— Вечер в хату, бисёнены! — кричит непонятный парень. Он все еще не видит Мойры и направляется в сторону дома с длинной кухней, где на плите давно сгорел и обуглился чей-то забытый обед. — А кто хочет вместо бессмысленной стрельбы перейти к бодрому конструктиву и бескомпромиссно приобщиться к прекрасному? Прекрасное, сразу предупреждаю, это я.
Мойра переключается в тепловой режим, а после этого на секунду просвечивает пространство перед собой жестким рентгеновским излучением, но ничего не меняется — это не мираж, не киборг и не галлюцинация, а действительно не в меру наглый человеческий подросток. Что ж, тем проще будет то, что она собирается сделать.
— А если кто меня сильно боится, то пришлите переговорщика — мы обговорим ситуацию и обязательно что-то придумаем! Видите ли, мне от вас много не надо — только режим прекращения огня на пару часов, да еще десяток бургеров — с утра, понимаете ли, не жрамши. Условия, сами видите, напрочь гуманистические, так что как только надумаете...
Мойра делает шаг и резким движением выбрасывает вперед правую руку:
— Покоритесь моей воле!
Ревущий поток биотической энергии ударяет из ее изуродованной кисти, той энергии, что кипит сейчас внутри нее самой: урон для врагов и исцеление для союзников, все как всегда. Одно и то же может быть одновременно и лекарством, и отравой, таков закон жизни, в которое никогда нет места чистому добру и абсолютному злу. Мойра давно открыла этот секрет для себя и терпеливо ждет, когда он станет понятным идиотам, что окружают её.
Коалесценция ударяет в спину странному парню, и неожиданности не происходит: тот падает, неловко запнувшись, и остается лежать на камнях мостовой. Рыжеволосая ирландка удовлетворенно усмехается и застывает посреди площади в своей всегдашней победной позе — руки на уровне груди, ладони вверх и врозь — словно Фемида, всегда справедливая, всегда неподкупная.
* * *
Алекс слишком много болтал.
Само по себе это, конечно, не удивительно — Мойра успела уже осознать сию печальную данность. Необычны были только условия его нынешней болтливости. Сейчас он видел перед собой высокую строгую женщину лет сорока, с короткими огненно-рыжими волосами и вытянутым подбородком. Глаза разного цвета, левый голубой, правый почему-то карий. На правой руке длинные фиолетовые ногти, как у китайских мандаринов, и сама рука выглядит нездорово — худая, с кучей подключенных проводков и трубочек.
— И вот это-то самое странное! — хрипловатым голосом сообщил сидящий на кушетке парень. — Ведь некрасивая вы, даже до Ольги Дмитриевны вам как до Марса раком, а уж вожатая наша — самая несимпатичная из всех симпатяжек. А все равно — испытываю к вам странную приязнь, даже кушать не могу. Магия какая-то, что ли?
После явления странного паренька бой как-то сам замер, истончившись и зачахнув. Стороны подобрали оружие и раненых и растеклись по своим мобильным командным центрам, одинаковым гиперпланам "Касатка", севшим на противоположных частях городка. Мойра настояла, чтобы тело их единственной жертвы забрали тоже, равно как и двух девчонок, которые сопровождали парня.
И теперь она сидела в своем крошечном кабинете, отделенном от остального трюма силовой занавеской и смотрела, как неожиданный пленник, судя по всему, нисколько не тяготится фактом своего заключения: жесты его были все так же широки, движения свободны, а в веселых карих глазах не просматривалось ни капли тревоги. Имя свое он назвал сразу и без колебаний: Александр Лютор, естествоиспытатель и филантроп, имена девушек, которых все еще держали отдельно, тоже. Что же с ним не так?
— Еды тебе никто и не предлагает, — холодно ответила Мойра, — получим от тебя то, что нам нужно, да и выбросим отсюда одним куском... если повезет.
На Алекса эта холодность, впрочем, не произвела ни малейшего впечатления.
— А, так неправ я был, выходит, насчет твоих тайных планов, да? — обрадовался он, легко переходя на "ты" и широко ухмыляясь. Прежние пациенты Мойры вели себя совершенно иначе. — Я-то, грешный, решил, что это станет началом прекрасной дружбы — особенно после того, как мы так удачно с тобой посаламкались...
— Что, прости?
— Ну, поздоровались. Я такой, значит, "привет, други!", и руки раскинул... а ты мне нож в спину, кирпичом по башне...
— Это был не кирпич.
— Ну, так и башня моя в полном порядке. Башня — это кость. Возможно, слоновья. Так вот, после этого нашего горячего приветствия странно было бы не поболтать как следует.
— Поболтаем, — Мойра хладнокровно кивнула. — Хотя и не так, как ты это представляешь. Жаль, что Моррисон — такой высокий блондин в кожанке — играет за другую команду. Он бы вытащил из тебя все, что нам надо знать.
— Так я и сам все тайны раскрою, только скажите! — радостно пообещал Алекс, выпятив грудь, на которой чернела надпись "Гормон ярок. Чума-а!" — Что было, что будет, где сердце успокоится. Кстати, видел я Моррисона вашего — сапог сапогом. Только он же в колодец упал, натурально! Выжил, выходит?
— Регенерировал. У нас это случается. — Голова у Мойры начала гудеть от нескончаемого потока оптимизма. Парень наморщил загорелый лоб.
— А ты, тётя, видимо, из "Когтя"... Я это заключаю по суровому, безжалостному выражению лица и немигающему взгляду глаз... М-да, везет мне на гетерохромных ученых.
— У Моррисона ты глаз и вовсе не увидишь, а он командир "Овервотча"... Бывший командир.
— Ну, это понятно: нет глазок — нет командования. Значит, возродили вы меня, магией смерть поправ. Душевное спасибо за это.
— Не стоит благодарности, — Мойра была не вполне уверена, что Алекс пришел в себя из-за ее врачебных манипуляций. Просто в какой-то момент он открыл глаза и сказал: "Ну, что такое... давайте не будем превращать этот троп в привычку", после чего поднялся, как ни в чем не бывало. — Кстати, возможно у тебя все-таки есть сотрясение. Ты слишком разговорчив. И бессвязен.
— О, это нормально! Ну, как нормально... Для меня нормально. Я, как бы сказать, впустил себе в голову немного тупости, чтобы она выбила собой тупость, которая была в ней раньше. Знаешь, как клин выбивают клином.
— И что, получилось?
— Не, вообще нет. Похоже они заночевали там вместе.
Сквозь силовую занавеску просочилась зыбкая тень, состоящая из клубящегося дыма. В двух шагах от Мойры она превратилась в высокую фигуру в черном балахоне с капюшоном и белой маске Смерти. Из-под капюшона послышался хриплый нечеловеческий голос:
— Что ты выяснила?
— Пока немного, — нетерпеливо ответила Мойра. Габриэль всегда был угрюм, а посмертие не добавило ему шарма. — А теперь, если ты не возражаешь...
В сцену вмешался Алекс, и с этого момента все пошло наперекосяк.
— Опа! А я и тебя видел на площади! Не жарко тебе в хламиде этой? Мне, к примеру, было бы очень жарко. Но пистолеты у тебя — красавчики. На заказ сделаны?
Габриэль Рейес, бывший глава подразделения "Блэквотч", а ныне оперативник "Когтя", впервые не нашелся со словами.
— А маска эта зачем? — продолжил атаковать онемевшего Жнеца парень. — Стесняешься или косплеишь "Крик"? Что за люди, один усы сбривает, другой вот маску нацепил... Ну-ка, давай посмотрим, что под ней?
Он поддел маску пальцем, некоторое время вглядывался в непролазный мрак под ней, молча приладил на место.
— А вообще знаешь, что? Оставайся лучше так. Она тебе даже к... словом, хорошо вписывается в образ.
— Мойра... — проскрипел Жнец, и в скрипе была слышна мольба. — Что тут происходит?
— Последствия допроса, — нашлась ирландка. Ей было очень смешно, но она сдержалась. — Расторможенность речевых центров, общая эйфория... Габриэль, прошу тебя, ты мешаешь!
Черный дым на секунду заполнил импровизированный кабинет, а когда рассеялся, они снова остались вдвоем.
— Да, — вздохнул Алекс, глядя на пропечатанную вверх ногами на футболке надпись "Ярмарка оч.умного", — едва мы с ним справились. Но ведь справились же! А все потому что вдвоем. Гуртом батька лехше быты — так у нас говорят. Иногда.
Мойра усилием воли прогнала непонятно откуда нахлынувшее желание спуститься на каменистый пляж Илиоса, подставить свое тощее тело местному солнышку и дать усталым мозгам отдых минут эдак на двести. Да у нее ведь и купальника-то нет...
— Итак, — сказала она рассеянно, — шутки в сторону. Сейчас я задам тебе несколько быстрых вопросов и рассчитываю получить на них правдивые и исчерпывающие ответы. После этого я допрошу двоих спутниц — да, конечно, они тоже у нас, и если вдруг окажется, что ты был неискренен...
— На этом месте я должен расплакаться и закричать: "Они тут ни при чем, изверги, возьмите меня!", да? — китайским болванчиком закивал Алекс. — Драматургически это именно так выглядело. Спрашивай, конечно — они тебе ровно то же самое расскажут. Ну, может, чуточку меньше — но это просто потому, что я тут самый умный. И наглый. Извини за наглость.
— Посмотрим, — сказала Мойра. Головная боль неожиданно прошла; возможно, все дело было в мыслях о пляже. — Вопрос первый: кто вы? Вопрос второй: как вы здесь оказались?
Алекс громко вздохнул, раскрыл рот и принялся нести какую-то антинаучную чушь. В ней фигурировали таинственные эксперименты русских, изменение природы реальности и эксперименты на подростках, в качестве побочного эффекта делающие их почти всемогущими. А самое главное, что их после всего этого отпустили в "большой мир" с неясной целью. Чья больная фантазия могла до этого додуматься?
Впрочем, вздохнула Мойра, чем они сами лучше? Горстка супергероев, обреченная вести бесконечную борьбу в разных уголках мира — тоже не самая изобретательная завязка для сюжета... Женщина оборвала несвоевременно меланхоличные мысли, но в потоке сознания Алекса промелькнула, кажется, ценная информация.
— Ты сказал, вам делали инъекции кортексифана?
— Точняк. Это вроде анальгина, только посильнее. А что, знакомое название?
— Кажется, я что-то читала по этому вопросу... старая периодика, еще начала века. Но я никогда не слышала, что в России занимались тем же... или что там у вас добились каких-либо заметных успехов. Юпитер с ним, теперь главный вопрос: что вам нужно?
— "Мойра смотрела в костер, и ее огненно-рыжие волосы казались протуберанцами неведомого светила, горящими клочками фотосферы..." — нараспев продекламировал Алекс и мгновенно сбился. — Да, костра, конечно, нет. Я как-то не подумал развести прямо на борту, может, и зря... А чего мы хотим? Мира во всем мире, понятно. И еще чая с молоком и пряниками. Извини, так был вопрос сформулирован.
— Ладно, сформулирую иначе. Ты выскочил прямо на поле боя безо всякого оружия, с двумя ошалелыми девчонками за пазухой, и пытался голыми руками остановить стрельбу... в чем, кстати, преуспел. Но глупо считать, что тобой двигал голый альтруизм, человеческий мозг так не работает. Итак, вопрос: в чем была твоя настоящая цель?
Ружичка удовлетворенно кивнул.
— Одно удовольствие общаться с ученым, сразу чувствуешь себя студентом на паре по истории философии... В общем, да, есть еще одна цель — помимо пряников, я имею в виду. Где-то тут в городе засели еще две девчонки, которых я... которых мне очень нужно найти.
— А я смотрю, воздержание — не твоя сильная сторона.
— Я это слово не смогу произнести даже по буквам... Есть мнение, что ваши разборки заставляют их прятаться, что затрудняет поиски. Поэтому пришлось вас, ребята, немного утихомирить. Кстати, о разборках: разреши интеллектуальный вопрос?
Мойре пару секунд очень хотелось сказать, что вопросы здесь задает она, но потом ирландка решила, что такая реплика прозвучала бы слишком дешево.
— Попробуй.
— Зачем вы уже столько лет нелицеприятно воюете с "Овервотчем"?
— Задай ты этот вопрос Ангеле Циглер, ответ был бы прост и краток, — усмехнулась Мойра. — Потому что "Коготь" — зло, а они — добро. Не слишком актуальные критерии, верно?
Жизнь на "Касатке" тем временем шла своим чередом: в районе грузового трюма что-то хрустело и ломалось, на командирском мостике негромко гудел, приводя кого-то в порядок, медицинский модуль, со стороны трапа доносились девичьи голоса и смех. Давненько она не слышала такого беззаботного смеха... Парень ухмыльнулся краешком рта.
— На мой трезвый, но беспорядочный взгляд, вы вполне друг друга стоите.
— Благодарю, это самая искренняя оценка нашей деятельности на моей памяти. Скажем так: "Овервотч" пытается вернуть времена своей славы, когда они и в самом деле присматривали за всем миром. Тот факт, что это происходило двадцать лет назад, и мир изменился необратимо, его, как видишь, не особенно смущает.
— А "Коготь"?
— "Когтю" интересно развитие — пусть кровавое и неправедное, через насилие, аморальные эксперименты и возмущенные вопли публики... Люди склонны отрицать прогресс, до тех пор, пока не обнаруживают, что уже давно живут в будущем, а "старые добрые времена" ушли навсегда.
Алекс задумчиво постучал по гудящей стенке силовой занавески, и она мгновенно сдвинулась, открыв черное лицо Кулака Смерти.
— Вы тут что, автобиографии надиктовываете? Мойра, у нас вообще-то задание.
— И мы не хотим, чтобы оно в очередной раз провалилось, правда? — хладнокровно парировала ирландка. — Мне нужна информация, и этот мальчик ее дает, остальное не имеет значения.
— Слышал? — подмигнул Алекс. Кулак хмуро уставился на хлипкий (хотя в сравнении с ним кто угодно казался хлипком) объект раздражения. — Мальчик дает информацию. Так что если ты по процедурному вопросу, то обожди за дверью, Черный Хеллбой.
Нечленораздельный рык стал достойным завершением интерлюдии, но Кулак Смерти удалился. Алекс похлопал ладонью по надписи "Кому рая мрачного?" на футболке.
— Ну, то есть "Коготь" — террористы-просветители, я понял. А ты что, их пиар-менеджер?
— А я готова лечь в постель хоть с чёртом, если это приблизит будущее. — Наконец-то Мойра почувствовала себя уверенно. — Ни у кого нет права на глупость. Тем более, такую, как возвращение прошлого из чьих-то несвоевременных амбиций. В этом наши с "Когтем" устремления совпадают.
— А! — лицо у парня снова скривилось в иронической ухмылке, которая могла обозначать невесть что; Мойра умела делать такую же, когда бывала не согласна, к примеру, с дурачком Батистом. — Так ты, значит, нейтральная сторона, не склоняющаяся ни к добру, ни ко злу. Достойная позиция.
— Скорее, разумный подход. Что такое, по-твоему, добро? Что такое зло? Из чего они выросли первоначально? Ты не можешь их увидеть или дотронуться рукой, значит, в реальном мире их нет — только у тебя в голове. Так откуда они там появились?
— Из реального мира, надо полагать?
— Естественно, — Мойра поучительно подняла палец, став дьявольски похожей на учительницу математики из её дублинской школы. — Все эти "что такое хорошо" произошли из наблюдений за окружающим миром. Искупаешься в ледяной воде — заболеешь. Значит, холод — это зло. Обожжешься огнем — умрешь. Ergo, огонь — зло. Сунешь палец в розетку — случится та же неприятная история. Поэтому у скандинавов в аду царит стужа, у семитов Преисподняя — обжигающее пламя, а в фильмах про супергероев электричеством повелевают по большей части плохие парни.
— И что, все настолько прямолинейно?
— Никому не нравится нестабильная система, способная в любой момент пойти вразнос. Люди предпочитают шаблоны, правила. Предсказуемость. В просторечии все это называется "моральные установки". Но на самом деле современная мораль в значительной степени искусственна. А значит, необязательна к следованию.
— Не согласен.
— Теории игр плевать на твое несогласие. Она гласит, что благожелательное поведение работает только в обществе с такими же добряками, и перестает быть эффективным там, где добряков едят на завтрак. Насилие решает проблемы — за годы я убедилась в этом точно. Так не разумнее ли было бы адаптироваться?
Силовая занавеска с жужжанием откинулась в очередной раз — на импровизированном пороге стояла девушка с синей кожей. Её облегающий черный костюм оставлял очень мало места воображению, а на голове был шлем с множеством объективов, напоминающий паучью голову.
— Салют, mes petits, — промурлыкала она, останавливая взгляд по-кошачьему желтых глаз на Алексе. — Команда просила передать, что она волнуется — день тянется к вечеру, а мы все топчемся на месте. А я... не волнуюсь, потому что мне плевать. Убить парнишку?
— Если можно — нет, — очень вежливо среагировал Алекс. Мойра покачала головой. Синяя девушка изобразила воздушный поцелуй.
— Ну, нет так нет. Только не усните тут вместе — Батист будет ревновать. Meilleurs vœux, et tout ca!
После этого неожиданного окончания девушка неожиданно взлетела к потолку "Касатки" на тонком тросе и пропала из виду. Алекс ошалело проследил траекторию и почесал затылок.
— Супергерои со своим бытовым супергероизмом — не то, что я... Понимаешь, Мойра, я же был очень обыкновенный парень. Очень обыкновенный, непримечательный. И мысли у меня были такие же. И когда началась вся эта чехарда с кортексифаном, я, конечно, перво-наперво проконсультировался с первоисточниками.
— Профессором Беллом?
— Нет, голливудскими фильмами. А они по этому поводу говорят однозначно: с большой силой приходят благие намерения. Или они как-то не так говорят? Неважно. В общем, я делаю то, что делаю, потому что не могу не делать: точно как у Мартина Лютера, моего далекого предка. Это как с писательством. Засядет что-нибудь в голове, и никак ты его оттуда не вытащишь, кроме как в виде текста — такая напасть...
— Ты еще и пишешь?
— Бог миловал. А насчет решающего все проблемы насилия... Знаешь, деревянной корягой за десятки тысяч лет вспахали куда больше полей, чем плугом из легированной стали. Это не значит, что дерево лучше. Это значит, что от старых методов следует отказываться, когда они начинают приносить больше вреда, чем пользы.
— Ты правда в это веришь?
Лицо Алекса приобрело мечтательное и чуть печальное выражение.
— Я верю в банальные вещи. В доброту, дружбу... любовь тоже. В солнечную погоду и попутный ветер. В то, что быть хорошим — это просто и экономически эффективно. Ты любишь мир, а мир, хоть и плевать на тебя хотел, время от времени радует взаимностью. А особенно забавно, что холодные и расчетливые люди никак не могут поверить, что можно быть добрым без тайных планов и корыстных целей, просто потому что мне нравится чувствовать, что поступаешь правильно...
— Да весь этот мир — одна чертова бездна боли и отчаяния! — рявкнула Мойра. — Несправедливость, смерть и насилие, которые тянутся испокон веков. Нужно быть наивным идиотом, чтобы надеяться, что даже со всеми этими силами... всеми этими возможностями... хоть ты один, хоть пятеро вас, хоть пять тысяч... Вы не сможете изменить мир. Изменить людей. Дать пинка установленному порядку вещей. Ты же понимаешь это, так?
— Конечно, — просто ответил Алекс. — Потому-то я, собственно, и взялся за это дело. А принципиальная его, дела, невыполнимость — честное слово, слишком мелкая деталь, чтобы обращать на неё внимание.
Мойра смотрела неподвижно и задумчиво, но во взгляде ее разноцветных глаз по-прежнему нельзя было ничего прочитать. Парень прочистил горло.
— Не веришь мне, а?
— Ни единому слову.
— Еще бы. Ладно, в другой раз. У тебя будут еще вопросы, или можно уже идти копать себе могилу? Лопату-то хоть дашь, силовую?
Ирландка тряхнула головой и фыркнула, как будто услышала очередную несусветную глупость. Как будто сказанного раньше было мало.
— Вот еще... убирайся.
— Серьезно?
— Куда уж серьезнее... ты, конечно, редкий остолоп, и речи твои точно того же свойства... но опасности для "Когтя" ты не представляешь никакой. Можешь искать своих девочек дальше, только не попадайся больше под огонь. Во второй раз у меня, возможно, не будет настроения убеждать Габриэля, что живыми вы выглядите интереснее. Везение имеет тенденцию заканчиваться.
— Только не в моем случае, — отмахнулся парень, резво отдергивая занавеску. На спине у него была размашистая надпись "Горяча Мурка!" (ОМОН), что, очевидно, не несло ни малейшего смысла. — Спасибо, Мойра. Ты все-таки клевая. И справедливая, что мне сразу бросилось в глаза! Все, бывай!
Он отправился к выходу мимо хмурых оперативников, часто останавливаясь и энергично жестикулируя. До Мойры долетели обрывки фраз: "Я извиняюсь, тут две девушки не пробегали? Одна с зелеными волосами, очень красивая, а другая... тоже очень"; "Прошу прощения, ваше второе имя случайно не Гарсия Маркес?" и даже "А вот эта люстра ваша, у нее такой же принцип работы, как у изобретения Чижевского, или более сложный?"
Мойра вздохнула. У нее оставалось еще одно дело, и ирландка обоснованно полагала, что Жнецу это предложение совершенно не понравится.
Но с ее умом нет ничего невозможного.
* * *
В общем, после того, как я крайне удачно свалил с корабля "Когтя", дела вроде бы начали идти на лад. Во-первых, ветерок принялся поддувать сильнее, и жара совсем перестала чувствоваться. Во-вторых, Лена и Мику освободились неповрежденными и даже повеселевшими, по их словам, от непринужденных разговоров с агентессой по имени Сомбра. В-третьих же, цель нашего отважного путешествия — то есть две потеряшки, Алиса и Славя — оказалась достигнута очень быстро.
Сложность поначалу заключалась в том, что Илиос весь располагался на разных уровнях, напоминая яркую, но забивающую мозг головоломку. Поэтому, когда, полчаса спустя, мы свернули в очередной переулок, полный белых башенок и зеленых террас, девушки уже устало волочили ноги, да и я начинал прорабатывать гениальный план по производству дельтаплана из двух платьев и одной футболки. К счастью, удача все еще была при нас, и это не понадобилось — просто я вдруг услыхал откуда-то со стороны домика с зеленой табличкой "Кофи Аромо" по-над маяком приглушенное восклицание, шорох одежды и чуть позже дробный топот каблучков. Но реагировать, само собой, не стал: выдержка — наше главное оружие, а командирские нервы — тверже гороха.
И я даже не ойкнул, когда сзади на меня кто-то напрыгнул, и шею мою взял в захват загорелый локоть, а на поясе повисли, скрестившись, голые коленки. Сиренью и крыжовником, правда, не пахло, ну, так это и не моя история. И мурчащий голос прошептал в горячее ухо:
— Сашка-букашка!
— Боже ж ты мой, Алис, ты меня напугала! — я картинно зашатался и подпустил в голос тряских ноток. — Как ты смогла так неслышно прокрасться у меня за спиной? Я теперь беспокоюсь, вдруг ты пока я сплю тоже у меня за спиной занимаешься всяким. Там правда стена и много-много безвоздушного пространства, но тебя все равно это никогда не останавливало.
— Что ты несешь?
— А и правда. Что я несу? — Я аккуратно поставил девушку на землю. Алиса ослабила захват, застыв с недовольной гримаской.
— Ружичка! Ты негодяй и хвастунишка! — девушка уперла руки в боки и превратилась в живую иллюстрацию скульптурного этюда "Комсомолка — всем пример!" Пример был и в самом деле вдохновляющий. Рыжая снова была в своей старой пионерской форме, а вокруг худого запястья все так же трепетал красный галстук. Славя вышла из здания медленней, солидно, заплетая толстую косу. На ней, в отличие от Алисы, был тот же голубой сарафан, в котором она была в Кионисе.
— Это почему же? — голос мой был полон праведного возмущения.
— А кто меня бросил над морем? Прихожу это в себя посреди огня и грохота, падая в море — а тебя даже рядом нет!
— Дык, елы-палы...
— И не оправдывайся!
— Виноват. — Если общение с девушками и научило меня хоть чему-то в столь юном возрасте, так это вековой мудрости, что спорить с ними бесполезно. А спорить с любимой девушкой — вовсе злодейское преступление, за которое не худо и голову с плеч. Я изобразил глазами лихой и придурковатый вид.
— Как же вы целый день без перерыва скрывались от злобных пришельцев-супергероев, да так, что никто из них даже не заподозрил насчет вашего существования?
— А мы нашли способ избегать непрошенного внимания, — сообщила Алиска и хитро подмигнула Славе. — Нетрадиционный, конечно, но работает. Правда, Славка?
— Вынужденно! — отрезала блондинка, сердито поправляя сползшую бретельку сарафана.
Я не стал углубляться в подробности неведомого способа. По всему было видать, что речь о чем-то маловажном.
— Не помнишь, — задумчиво сказал я вместо этого, — а я тебя вообще целовал вообще после твоей пропажи? Ну, то есть твоей находки... нахождения... нового обретения. Неважно.
— И правда неважно, — кивнула рыжая и улыбающаяся. — Но вообще-то нет. Исправим упущение.
Исправление заняло какое-то время, потому что губы у Алиски оказались еще мягче, чем я помнил, и время это тянулось, плавилось, проливаясь на горячую греческую землю струйками желания. Но потом нас пришлось разъять, ибо по отдельности мы представляли куда меньшую опасность, чем единым целым. Критическая масса, цепная реакция, атомный взрыв — в таком вот аксепте.
— Смотрите! — вскинула тонкую руку Лена. Над куполами и крышами Илиоса медленно поднималась крылатая тень "Касатки". Широченная, аж солнце закрывала — "Коготь", видимо, по какой-то причине решил, что его дела на этом острове завершены.
— Ой-ёй! — начинался ветер, развеявший косы Мику в длинные воздушные змеи. Славя пригнулась, так и не успев как следует заплести свои — сейчас вся ее работа шла насмарку. Алиска довольно ухмылялась, и я ее понимал. Все-таки в таких почти апокалиптических картинах есть что-то притягательное. А еще лучше — когда эту притягательность можно разделить с родственной душой. Настоящее удовольствие, неописуемое.
Летающая туша развернула ионные двигатели с подъема на марш, чуть осела в воздухе, но быстро выправилась и со свистом унеслась за горизонт, став просто яркой точкой на синем небе. Вот это техника — нам бы такую.
— Получается, и "Овервотч" тоже отбывает, — упавшим голосом сказала Лена. — И мы останемся тут... А нам ведь тоже нужно лететь!
Девушки поглядели на меня долгим взглядом испуганных серн.
— Нет повода для беспокойства, — сказал я в основном потому, что повод очень даже был. Как нам теперь без самолета лететь, мы ж не персонажи коммунистического писателя Беляева? — Я, к примеру, считаю, что "Коготь" мог нам оставить какой-нибудь... мнэ-э-э... планер. По причине доброты и человеколюбия. Давайте-ка вернемся на площадь и проверим.
Мы вернулись — это заняло куда меньше времени. Площадь оказалась прелсказуемо пуста: на булыжниках мостовой все еще остывали пятна сажи от быстрого взлета "Касатки", а на карнизах приглаживали встопорщенные хохолки офигевшие голуби. Клумба в центре с каким-то местным папоротником, правда, не пострадала.
— Саш, не расстраивайся, — до моей руки дотронулась Славя. Синие глаза излучали дружелюбие. — Ты же сам видел — один самолет здесь еще остался. Сейчас доберемся до него, попросимся на борт — авось не окажут!
— Да пока мы туда добредём, они, может, тоже свалят. Нет, у меня появился план получше. Точнее, похуже — но тоже интересный. Видишь моторки вон там, у берега? На них мы доберемся до Родоса, залезем там на колосса и будем оттуда махать пролетающим дирижбампелям. Сработает как часы, будьте благонадежны!
— Саш, я не уверена...
— Э, да у вас тут настоящая дружба-жвачка! — впечатлился неслышно подкравшийся Солтан. Вокруг него поднимались волны пара, ясно видимые в лучах солнца, и шел душистый запах — то ли корица, то ли кориандр. — Девушки красивые, разговоры, то-се...
— Товарищ Солтан! — загорелся я генеральским гневом, — Приказ был оставаться дома! А если бы вы несли патроны?.. Погоди. Что значит "увидел, что все улетели"? Парни из "Овервотча", они где делись?
— Так они, — задумался на секунду Солтан, — они перегрузились, вот.
— Ы?
— Ну, я там был как раз. К "Овервотчу" в гости пришла одна из этих... рыжая такая, в берете. Долго говорила с Уинстоном. А потом "оверы" оставили свою "Касатку", переместились на корабль к "Когтю", и они вместе улетели, как я понимаю.
— Да быть такого не может, чтобы вместе... А второй самолет что, оставили?
— Ну да, для вас. И еще эта рыжая просила кое-что передать. "Ты был прав, Горацио. Есть многое на свете, что мне и не снилось". Это тебе, что ли? Хотя ты не Горацио...
— Надо полагать, мне. — Я не стал огорчать выпускника узбекского вуза. У них там в самом деле полный швах с образованием.
— Что за рыжая? — вокруг подозрительно закружилась Алиса. Столько информации витало вокруг, что как ни следи — что-то обязательно упустишь.
— Первый раз слышу... Кстати, Солтан, что это так нечеловечески пахнет?
— Плов. Я как увидел, что все улетели, сразу велел поставить. В честь мирного разрешения илиосского вопроса. Настоящий узбекский — вкуснее ничего нет!
— Я ел туркменский и казахский, — вспомнил я. — Но узбекский наверняка еще лучше.
— Намного! Туркмены вообще готовить плов не умеют — это и понятно, традиции забыты, культура утеряна... Самый правильный рецепт только у нас и остался.
— Слава Аллаху, что есть узбеки, хранители культуры и традиций, а также секрета настоящего плова, — подмигнул я Алисе, и той, судя по ее лицу, истинно потребовались все силы, чтобы не подмигнуть в ответ. Наверное, все еще дулась насчет второй рыжей. И попробуй объясни, что там был сугубо интеллектуальный опыт — не поверит, ревнивая!
— Ай, вот именно! Разбираешься! — Солтан одобрительно поднял палец. — Идем, сделаем этот трудный день чуточку вкуснее!
Парой часов позже, когда здоровенный казан рассыпчатой вкуснотищи с зирой, барбарисом и гигантским количеством баранины, приправленной чесноком и морковью, был ополовинен, я пошевелился на топчане, сонно приоткрыл один глаз и сказал:
— Так, друзья мои сизые. Есть предложение считать квест на замечательном острове Илиос выполненным, и в соответствии с этим начинать потихоньку улетать. Есть возражения? Возражений не поступило, принято единогласно. Кто умеет водить самолет?
— Ты! — так мгновенно сориентировалась Алиса, что я даже крякнул. В голове привычным образом прошелся красочный и беззвучный смерч, после которого в лобной доле остались только позвякивающие от новизны фразы, будто списанные с учебника будущего:
"...проверить ионную тягу", "довернуть верньер вправо до отметки...", "...выдержав трёхсекундную паузу, развернуть...", и всякое такое. Башка, конечно, гудела, хотя и не так сильно, как в первые наши сумасшедшие дни в Москве и Брюсселе, когда такое было в диковинку.
Я протяжным мявом показал, что чудесный процесс обучения в общих чертах завершен, и повернулся на бок. Из-за домов в клонящемся к закату солнца приветливо блестела "Касатка". Теперь наша.
— Было весело, — сказала сидящая рядом Лена. Я обернулся. В зеленых глазах девушки поблескивали хитринки. — Спасибо тебе.
Я ошалело рванул круглое горло футболки. И зачем я заказал этот странный принт "Чум, огарок, роман, я"? Бред какой-то...
— Весело? Да мне в спину зарядили огромным потоком неизвестной энергии! Да наш самолет сбили какой-то мерзкой ракетой! Да мне пришлось общаться с человеком, носящим маску, и не носящим лица! И если бы не мой талант убеждения, мы бы сидели здесь под аккомпанемент выстрелов до скончания века!
— Вот я и говорю — хорошо было, — улыбнулась Ленка. — Ведь мы все опять собрались вместе, и у нас есть самолет, и есть тот, кто им может управлять, и замечательный летний остров, напоминающий о бесконечном лете... А еще у тебя опять получилось посеять немного добра в головах странных незнакомцев — это тоже многого стоит.
Я настороженно огляделся — уж слишком все идеально получалось. Мика снизу вверх смотрела на меня огромными синими сапфирами, полными святой невинности. Славя покачала головой, втихомолку усмехаясь. А рыжая от обжорства и вовсе не могла комментировать, но все равно показала пальцами "викторию". Сговорились, точно сговорились все!
— Ничего не могу поделать, имею такую привычку — делать человека меньшим засранцем, чем он был до встречи со мной... Но только не дай бог еще раз иметь дело с пришельцами из другого мира! Чтобы я даже в мыслях о таком больше не слышал, поняли?
Через час гиперплан покинул Илиос и взял более или менее уверенный курс на юго-восток, в сторону Индийского океана.
* * *
"Кортексифан, значит", — думает Мойра, сидя в забитом трюме "Касатки". Слева от нее расположился восстановившийся Моррисон, справа, выражая тонким лицом вежливое осуждение, примостилась Ангела Циглер. Вдалеке рычит что-то Кулак Смерти и слышен радостный смех Ханны Сонг. — "Как окажемся в Оазисе, первым делом нужно будет разыскать в Сети рецептуру..."
Все только начинается!
* * *
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
