Как уже было сказано ранее, во второй половине 50-х годов Индонезия испытывала не только национальный и экономический подъем, вызванные вступлением в ВЭС и установлением тесных экономических, культурных и научно-технических связей с СССР, но и столкнулась с тяжелым политическим кризисом внутри страны вызванным обострившимися внутренними противоречиями между различными политическими, социальными и религиозными группами. Основным конфликтом служила смута на Внешних Островах (традиционное название для всех островов кроме Явы), где после отставки кабинета министра Хатты состоявшейся 1 декабря 1956-го начались партикуляристские выступления военных и гражданских чиновников, предлогом которым служили несколько ключевых причин.

В первую очередь недовольство на местах обуславливалось исторической несоразмерностью экономического и культурного развития Явы и остальных островов, которая досталась новой власти в наследство от голландской колониальной системы. Голландцы, как порядочные колонизаторы, отнюдь не заморачивались развитием территорий, которые рассматривали лишь как источник полезных ископаемых и ресурсов, в противовес Яве, бывшей сердцем их колониальных владений и на которой проживало большинство белого населения. Здесь располагались главные органы голландской администрации, большинство образовательных и медицинских учреждений, промышленный центр, в противовес остальным островам, которые могли похвастаться в основном плантациями или добывающими предприятиями, доходы от которых уходили на Яву. Это создавало дисбаланс не только между уровнем жизни яванцев и островитян, но порождало своеобразные отношения центр-окраины, знакомые современным россиянам по лозунгам «хватит кормить Кавказ» и «москвичи совсем зажрались». Естественно, что подспудное недовольство усиливалось эксплуатацией неравенства в политических целях, которую практиковали различные политические силы в стране.

Другим развивающим центробежные политические силы фактором послужил переход от изначально федералистского государственного устройства Республики к унитарному. Основы федерализма были заложены ещё голландцами во время народно-освободительной войны (РИ — до 50-го Республика Индонезия именовалась Соединённые Штаты Индонезии). Голландцы рассматривали подобную меру как возможность сохранить раздробленность своих бывших колониальных владений и свое влияние на каждое из них по отдельности. Такой настрой встретил яростное сопротивление «унитаристов» представленных коммунистами, социалистами, частью умеренных мусульман и националистов. Ответной реакцией по стране в начале 50-х прокатилась череда мятежей против централизации страны. И хотя в итоге все они были подавлены, а 16 августа 1950-го года была провозглашена Унитарная Республика Индонезия, под государственное устройство надолго была заложена мина замедленного действия.

Ещё одним разобщающим фактором являлись разногласия религиозного характера. Индонезия, будучи страной с преобладающим мусульманским большинством тем не менее обладала значительными конфессиональными диаспорами, в первую очередь христиан, составлявших значительную (по разным оценкам от 6 до 15%) долю населения, проживавших в основном на Внешних Островах (здесь и далее это все острова кроме Явы). Партикуляристский и даже сепаратистский настрой, проявлявшийся христианами объяснялся в основном тем, достаточно привилегированным, положением, которое они занимали в эпоху голландского колониального господства. Из христиан в основном набирался колониальный административный аппарат и голландские колониальные войска (KNIL), которые и составляли костяк восставших в мятежах начала 50-х. По обретении же Индонезией независимости положение свое христиане утратили, колониальная армия распущена, а в некоторых местах даже прокатились погромы, к тому же новые власти на местах, из числа мусульман, частенько не упускали случая оттянуться на христианах и за прошлое и за мнимое. Другим элементом противостояния служили противоречия между самими мусульманами, в среде которых можно было выделить два социальных слоя, первый представляли «сантри» — ортодоксальные, религиозные мусульмане, проповедовавшие строгое соблюдение обрядности и ритуалов, склонные к догматике и проповедовавшие жизнь в морально-правовой системе шариата. Это меньшинство было представлено в основном выходцами из мелкой буржуазии и зажиточного крестьянства и составляли большинство мусульманских политических партиях страны, в частности наиболее влиятельной Машуми. Они же пополняли собой ряды радикальной террористической организации Даруль Ислам. Большинство же мусульман Индонезии составляли «абанган», номинальные, светские мусульмане, не тяготевшие к излишней религиозности, в среде которых ислам принимал даже причудливые формы смешения с традиционными, древними верованиями, даже политеизмом и принимавшие как основополагающее — традиционное светское право — адата. Абанган были в основном выходцы из низших слоев населения, пролетариат, крестьянство, военные. При этом противоречия между различными социальными группами мусульман были даже острее чем межконфессиональные («хуже только коммунисты»).

И наконец, острейшим являлось противостояние между военными и гражданскими с одной стороны и военными между собой с другой. Здесь необходимо сделать отступление и дать некоторые пояснения такой организации, как ТНИ (Tentara Nasional Indonesia — Национальная Армия Индонезии), без понимания чего невозможно будет разобраться в причинно-следственных связях дальнейших событий. Вооруженные силы Индонезии в описываемый период представляли собой сложно организованную структуру, формально и фактически занимавшую обособленное положение как по отношению к остальным органам государственной власти, так и роли, которую армия играла в политической жизни страны. Корни этого, во многом уникального, положения лежат в истоках национально-освободительной борьбы, которую вел индонезийский народ (400 народов, если быть более точным) за свою независимость от голландских колонизаторов. Для партизанской в прошлом армии, которая по сути завоевала и отстояла независимость страны практически самостоятельно, без опоры на правительство и помощи извне, привыкшей к широчайшей автономности в административно-хозяйственном плане и тяготевшей к самоуправлению на местах, в том числе гражданским хозяйством (таковы были реалии послевоенной разрухи в Индонезии, где армия на местах зачастую служила не только единственным представительством центральной власти, но и по сути брала на себя обязанности органов исполнительной власти и судебной) стремление гражданских политиков и бюрократов ограничить ее влияние рассматривалось как покушение на основы сложившегося порядка вещей. Армия обвиняла гражданских государственных деятелей в ошибках и нерешительности, те в ответ обвиняли военных в нежелании соразмерять свои амбиции и взгляды с текущей политической реальностью. Помимо этого, в армии находили широкий отклик идеи, выдвинутые тогда ещё полковником Насутионом, о том, что индонезийская армия, это самостоятельная политическая сила, которая должна была быть представлена во всех без исключения институтах государства, органах власти и управления. Армия даже была представлена в политике партией ИПКИ («Ассоциация сторонников независимости Индонезии», за глаза называвшейся «партией ветеранов). Кроме этого имел место и конфликт внутри самих вооруженных сил, представленный ультраправыми выходцами из бывшей голландской колониальной армии (KNIL) и созданной японцами в годы второй мировой войны индонезийской националистической, коллаборационистской организации PETA (выходцами из которых были в частности Насутион и Сухарто) с одной стороны и участниками милиционных прокоммунистических формирований «масджаракат». Помимо противоречий, связанных с политическими предпочтениями, они также имели разные взгляды на облик вооруженных сил. Группировка Насутиона выступала за создание профессиональной армии, в то время как левые офицеры считали, что именно боевой дух вооруженного народа стал залогом победы в национально-освободительной войне и выступали против превращения армии в замкнутую обособленную касту, с особой моралью, ценностями, психологией и иерархией (то, что в итоге и произошло). Другим существенным фактором, повлиявшим на политический кризис второй половины 50-х служил культивируемый в армии патернализм, и так свойственный военным (слуга царю — отец солдатам, батяня комбат и т.д.), но в ТНИ, усиленный опытом автономной партизанской войны, он зачастую принимал формы практически феодальных отношений, когда личный состав становился больше предан своим непосредственным командирам, чем армии и государству в целом.

Подобное положение дел, как уже было сказано выше, служило причиной постоянных столкновений между претендовавшими на возвышение роли армии в жизни государства военными и стремившимися ограничить их влияние гражданскими политиками. Сюда же добавлялось стремление гражданских властей сократить оборонные расходы. Это было ещё одним необычным явлением, определявшим повседневную деятельность вооруженных сил, во многом похожим на положение российской армии, в котором она находилась после разрушения СССР до реформ 2000-х. Индонезийская армия в административно-хозяйственном смысле лишь частично опиралась на бюджетные дотации и больше на эксплуатацию «подведомственных» территорий, выступая на них не только как оборонительная сила, но и подменяя, а чаще дублируя исполнительную власть, что разумеется приводило к постоянным стычкам с реальными гражданскими органами исполнительной власти и полицией или наоборот. Кроме этого военные отчаянно сопротивлялись последовательному сокращению армии, численность личного состава которой в начале 50-х доходила до 400 тысяч человек, а в ходе реформ к 58-му должна была сократиться до 200 тысяч. Так как военная служба для многих являлась не только единственным источником пропитания и социального положения эти реформы во многом послужили первопричиной партикуляристских военных движений, в частности на Суматре, которую они задели наиболее сильно.

Пожалуй, поскольку данное повествование не преследует собой цели показать весь клубок противоречий и конфликтов разъедавших молодую Республику изнутри, на этом следует остановиться, указав лишь, что они порождали питательную среду, уже длительное время накапливавшую критическую массу для взрыва, который неминуемо должен был произойти, в виду отсутствия достаточных инструментов для их разрешения в сроки, возможные до наступления событий сообразно их историческому пути.

НА КРАЮ МЯТЕЖА

Первый звонок прозвенел в августе 1955-го года и был связан с личностью главного военного реформатора, идеолога и сторонника за «профессиональную» армию, Абдул Хариса Насутиона.

Генерал Насутион

Тогда ещё полковник Насутион умудрился в октябре 1952-го года серьезно накосячить, проявив неуместное рвение в деле отстаивания «чести» вооруженных сил перед собственным правительством, был снят с должности начальника штаба сухопутных сил и отправлен в отставку. Противники Насутиона в военно— политических кругах радовались как дети, больше всех был счастлив некий полковник Зулкифли Лубис. Во-первых, с Насутионом его связывала давняя и прочная «дружба», а во-вторых должность ИО начальника штаба сухопутных войск временно досталась ему. Однако радость была недолгой. Спустя три года Сукарно передумал и решил вернуть опального героя обратно. Это привело оппонентов кого в ярость, кого в панику. Одни боялись возвращения Насутиона, другие клеймили президента. Новый командующий, получив новые, широкие полномочия, решительно взялся за модернизацию армии. Нововведения Насутиона натолкнулись на сопротивление военных. В первую очередь это было связано с задуманной командующим ротацией старшего командного состава. Подолгу засиживавшиеся на одном месте региональные командиры начинали обрастать связями, коррумпироваться и проникаться сепаратистскими настроениями. Некоторые, как полковник Малудин Симболон на Северной Суматре, один из конкурентов Насутиона, претендовавший на пост командующего армией, уже проводили фактически независимую политику. Ротация (мутаси) должна была передвинуть этих офицеров с их постов и лишить сложившейся опорной базы и кормушки. Разумеется, такая политика не могла не встретить ожесточенного сопротивления. Быстро сложился комплот, который возглавил обладавший в таких делах изрядным опытом полковник Лубис, который не только был давним противником Насутиона, но и так же метил на место командующего, обязанности которого некоторое время исполнял. К бывшему ИО примкнули многие высокопоставленные офицеры, некоторые командующие военными округами, в частности «Борнео» и «Восточная Индонезия», а также большинство старших командиров прославленной элитной дивизии «Силиванги», в зону ответственности которой входила и столица. Офицеры были недовольны заменой предыдущего командира полковника Кавиларанга, харизматичного и популярного офицера, на одного из ближайших сторонников Насутиона полковника Супраяджи, «тыловую крысу», который пришел с должности помощника командующего по военной логистике.

Заговорщики не выступали за свержение правительства как таковое, но были настроены распустить кабинет Али Састроамиджойо, распустить политические партии, заменить Насутиона и помешать президенту продвигать левую повестку в политике. Они планировали расправиться с коррупцией в правительстве и установить теневой военный режим, смоделированный по примеру Насера, захватившего власть в Каире в 1954-м году. Более непосредственна цель заключалась в том, что-бы помешать приближающейся ротации региональных командиров. Примечательно, что Зулфикли Лубис и его единомышленники открыто встречались, чтобы обсудить мятеж. Подумаешь ведь, дело житейское.

Однако Насутион внимательно следил за деятельностью заговорщиков. Он и недавно назначенный командир «Силиванги», полковник Супраяджи провели тонкие переговоры, гарантирующие лояльность дивизии Западной Явы. В ходе инспекционных поездок по подразделениям «Силиванги» они сами вели переговоры и защищали правительство и себя. Супраяджи провел общее совещание командиров округа (дивизии) и прямо призвал своих подчиненных отказаться от переворота против правительства. 4 октября, накануне Дня Вооруженных Сил, Насутион издал приказ, запрещающий всему армейскому персоналу участвовать в какой-либо политической деятельности и учредил специальный комитет для расследования коррупции в армии и ненадлежащего участия в политике. Эти меры были безошибочно направлены на Лубиса и его друзей, вызвав метания и панику. В День вооруженных сил командир Богорского полка подполковник Ахмед Виранатакусумах озвучил политический памфлет с критикой любых политических партий, в котором обвинил политических лидеров в том, что они заботятся только о собственных интересах, наплевав на тяжелое положение простого человека. После чего вышел из заговора. После мероприятий Дня Армии командующий вызвал в Джакарту ещё двух главных заговорщиков, полковников Братаманггала и Сапари, под предлогом обсуждения поддержки молодежного движения на Западной Яве и тут же поместил их под домашний арест, у себя в доме и в доме своего заместителя Суброто.

123 ... 8910

↓ Содержание ↓