Тени дня (Победитель - 2)

Победитель — 2

Тени дня

1

20 мая 1923 года.

Российская империя, Москва, Пушкарёв переулок, игорный клуб "Фортуна".

— Карту? — Банкующий — невысокий толстый мужчина в хорошо сшитом костюме из английской шерсти светло-серого цвета, расстёгнутой серой шёлковой косоворотке, модных жёлтых штиблетах и узких брюках — дудочках со штрипками, приглашающе провёл острым краем ухоженного ногтя большого пальца по боковине колоды.

— Пожалуй. — Николай пьяно улыбнулся и покрепче обнял сидевшую рядом девицу — институтку с нездоровым румянцем на щеках и дешёвой стеклянной бижутерией на шее. Девица в ответ довольно охнула и ещё теснее приникла ватной грудью к плечу клиента. "Лох на взлёте" которого просил "обиходить" Пономарь, уже лишился половины содержания бумажника, но это было вовсе не половиной дела. В ход ещё не пошли долговые расписки, украшения жены и фамильное серебро, а Пономарь изображавший сегодня приказчика невысокого пошиба, собирался выдоить залётного господина до самого донышка.

Лоха подцепили в заведении Мадам Жози, что на Сретенке, и после недолгих уговоров привезли в трактир Чайка, где для начала угостили водкой заряженной кокаином, и вот теперь притащили сюда — в игорные залы "Фортуна" что располагались в трёхэтажном особняке в Пушкарёвом переулке.

"Фортуна" была местом солидным. Тут играли и полицейские чины, и крупные промышленники, и вообще весь полувысший свет. Попасть сюда без рекомендации было тяжело, но дело того стоило. У Прокопа Игнатьича Сухорукова что держал заведение была даже пара стряпчих готовых правильно оформить дарственную или залоговую бумагу, чтобы после, в суде, не возникло никаких проблем. Ну а драчливому клиенту быстро вправят мозги людишки Кистеня, что получал особую плату за помощь в таких вот делах.

Рядом за соседним столом трудились каталы Петра Ковалькова — носившего погоняло Коваль, обчищавших в этот раз залётного сибирского купчишку. Но Коваль был мелким жуликом, а Пономарь ходил под самим Михаилом Хвостовым — Михой Аптекарем, и был "козырным".

Свой высокий статус Пономарь оправдывал, раздевая до исподнего представителей служилой аристократии, и купцов из "Золотой Тысячи". Работал артистично, с выдумкой, и ещё ни разу не был пойман на шулерстве, так как манипулировал картами с поистине дьявольской ловкостью и скоростью, посвящая занятиям по два часа в день.

Пономарь сдал лоху вальта, чтобы у того стало двадцать, и начал сдавать себе. Но стоило ему подать туза из кармашка в рукаве в левую ладонь, как руку пронзила такая адова боль что на глазах, выступили слёзы. Проморгавшись, он увидел, что кисть руки с наполовину выехавшим тузом пришпилил к зелёному сукну тонкий и длинный нож, с простой металлической рукояткой.

— Господа! — Николай встал, смахнув с соседнего стула девицу, и жестом подозвал к себе охранника. Прошу вас засвидетельствовать шулерство. — А когда Копыто, игравший по левую руку дёрнулся к руке Пономаря пытаясь скрыть улики, откуда-то словно из воздуха появился воронёный Люггер и заглянул прямо в глаза жулику, от чего тот сразу откинулся назад, не пытаясь дёргаться.

Для этой операции Николай Белоусов полностью сменил внешность и сейчас был скорее похож на отставного майора, пропивавшего нежданное наследство. Вислый и чуть сизый нос, глаза, отдающие красным, словно от бессонных ночей, едва заметная седина, и неестественная бледность лица, вкупе с усами, бородкой и расширителями носа, делала боярича неузнаваемым, что уже пригодилось, так как на пути к каталам, его захотела пощипать залётная банда, которую пришлось поделить на ноль, чему были нежданные свидетели. Теперь, когда главный фигурант дела был взят на "горячем" оставалось совсем немного. Получить от него деньги, документы ну и всё то, что тот пожелает отдать, чтобы умереть тихо и спокойно.

— Прокоп Игнатьич! В кабинет хозяина игрового салона вбежал распорядитель "Орехового зала" — Пономаря на карте взяли!

— Допрыгался снягол... — С мрачным удовольствием констатировал Сухоруков. — Как взяли?

— Дык, энтот, что играл с ним, руку Пономаря как мышь пришпилил. Вместе с тузом, на рукаве. Я там Данилу и Степана оставил, а сам к вам.

Когда Сухоруков, одетый во фрак, вошёл в гостиную, лощёный и солидный Пономарь уже не ругался, грозя всеми карами, а превратился в съёжившегося мужичка, с больными глазами. Он скулил от боли, не пытаясь высвободить руку из стального капкана глядя в одну точку.

Прокоп Игнатьевич лишь мельком глянул на стол, залитый кровью, и на торчащую краем из-под обшлага пиджака карту, и посмотрел на соперника Пономаря.

Дело Сухорукова всегда балансировало между интересов криминальных авторитетов, сыскной полиции и крупных игроков, а посему и тех, и других, и третьих, он узнавал мгновенно. Не по лицу, и не по одежде. Даже в гриме и под париками, их выдавал способ двигаться и спокойный твёрдый взгляд людей, уверенных в своей правоте. Ну и некоторая отчаянность конечно. Ибо спокойные и тихие по таким заведениям не шлялись.

Но этого господина в маленьком "немецком" пенсне, аккуратных усиках и скромном, но хорошо сшитом костюме — визитке, он не смог отнести к той или иной категории. Легкая небрежность в костюме, что отличала людей обеспеченных, некоторая бледность лица, чуть вытянутый вислый нос любителя вина, усы, с едва заметными искорками ранней седины, и бородка, скрывавшая форму челюсти, ничего толком не могли сказать о посетителе. Но вот то, что был тот совершенно спокоен, и уверен, говорило о нём лучше всякого паспорта.

Даже пистолет тот держал расслабленно, опустив вниз, но всякому было ясно, что при малейшей угрозе, его длинный двенадцатипатронный магазин опустеет в момент, наделав много маленьких и очень неприятных дырочек. И то, что господин был не из простых, тоже было ясно. Заметить выскальзывающую карту, вынуть кинжал, да воткнуть его так шустро, что ловкач Пономарь не успел и глазом моргнуть... Это задачка не для рядового филера. Да и не для оперативника шестой управы, что гонялась за бандитами. А вот в Тайной канцелярии и не такие люди водятся.

— Господин...

— Никольский, Пётр Евгеньевич. — Мужчина учтиво поклонился. — Делопроизводитель архивного Управления железных дорог.

"А выправка-то у вас, Пётр Евгеньевич, или как вас там, вполне военная. Не менее чем майором вы в вашем управлении числитесь" — Прокоп Игнатьич усмехнулся про себя, но внешне лишь поклонился в ответ и представился.

— Дворянин Прокоп Игнатьевич Сухоруков — владелец сего заведения.

— Прокоп Игнатьич, а что у вас обычно делают с шулерами?

— Тут от вас всё зависит. — Хозяин салона качнул седой головой. — Хотите в полицию сдадим, хотите виру стребуйте. А может ещё чего... Но у меня в заведении ему больше не играть.

Никольский изобразил нечто среднее между поклоном и кивком.

— Тогда, если вы позволите, я оставлю его людей на ваше попечение, а сам проедусь с господином Пономарём для приятной беседы. — Николай склонился над каталой и приподнял его подбородок стволом пистолета чтобы заглянуть в глаза. — Вы ведь не откажете мне в столь ничтожном пустяке?

Российская империя, Москва,

Княгиня Бельская не спала. Не спала уже пятый день, с тех пор когда её сын — великовозрастный балбес капитан Константин Бельский, командир роты гвардейского бронеходного полка принёс крайне неприятную весть о своём фантастическом проигрыше, заложив распиской половину состояния всего рода, что составляло не много ни мало полновесные сто миллионов золотых рублей. И там, в этом деле, всё было против них. И заверенные юристами расписки, и даже статус заведения, числившегося вполне приличным. Конечно можно было и не платить, но тогда на всём роду легло бы несмываемое пятно позора, что в свою очередь ставило жирный крест на карьере её внука. А род Бельских, после смерти Сергея Дмитриевича, служившего до отставки губернатором Калужской губернии, захирел, и начал быстро терять влияние при дворе.

И всё бы кончилось натуральной катастрофой, но нужные люди шепнули к кому можно обратиться и вот уже довольно известный в свете, боярич Белоусов, дал своё слово, что разберётся со всеми проблемами.

Да, репутация у Белоусова — младшего была довольно мрачной. И даже не важно сколько там покойников ему приписывают. В конце концов за любым командиром полка кладбище куда как больше. Но вот его прямое участие в низвержении брата императора, это было очень серьёзно. Это означало что боярич вхож в самый высший свет, что косвенно подтверждалось интересом к нему дочери императора — цесаревны Любавы, и покровительством самого князя Долгорукого.

Так что было ещё непонятно, что именно потребует боярич за свою помощь, но Людмила Игоревна Бельская точно знала, что хуже не будет. В конце концов молодой Белоусов — человек чести, а значит ей не придётся идти против законов света, отрабатывая сей долг.

— Здеся матушка! — Заполошно вбежавшая в малую гостиную пожилая служанка, быстро поклонилась и выпрямилась, преданно глядя на хозяйку. — Како вы и сказывали, токма явиться господин Белоусов, и значит сразу же вас кликать...

— Спасибо Анфиса. — Княгиня кивнула, и встав в кушетки посмотрелась в ростовое зеркало на стене проверяя как сидит платье и не сбилась ли косметика на вполне ещё моложавом лице, когда-то первой московской красавицы. — Проводи гостя в большую гостиную, да вели чай нести.

— Уже матушка — голубушка. — Служанка истово закивала головой. — Уже велела, как тока завидела его ахтомобиль. А то, как же. Приметная такая коляска-то. Большая, белая, да герб такой. С кораблём да с пистолями... А сам-то красавчик писанный, словно с картинки. Такого враз не забудешь...

Покрутившись у зеркала, княгиня вдруг поймала себя на мысли, что хочет выглядеть привлекательно для этого молодого льва. "Вот ведь. Пятый десяток уже, а всё туда же." Она усмехнулась и подмигнув своему отражению решительно пошла вперёд, распахивая двустворчатые двери перед собой, словно раздвигая льдины.

— Николай Александрович. Сердечно рада вас видеть, у себя в гостях. — Княгиня радушно улыбнулась и подойдя ближе подала руку для поцелуя. — Сейчас принесут чаю, но может, приказать подать завтрак или чего посущественнее? Я вижу на вашем лице следы бессонной ночи...

— Рад нашей новой встрече, княгиня. — Белоусов коротко, на военный манер поклонился, и легко коснувшись губами протянутой руки, твёрдо посмотрел в глаза Горчаковой. — Но если позволите я сразу о самом важном. Спешу сообщить, что происшествие так огорчившее ваше сиятельство, благополучно разрешено. Я привёз долговые расписки и деньги что проиграл ваш сын. К сожалению, человек, ставший причиной вашего расстройства, никак не сможет принести вам извинения лично, но могу вас твёрдо заверить, что перед смертью он горячо раскаивался и просил, замолвить за него словечко перед господом нашим и перед вами.

Николай протянул большой конверт из коричневой бумаги, в котором когда-то находилась корреспонденция, а ныне лежали так важные для княгини закладные.

Не говоря ни слова, Бельская раскрыла конверт, и достав расписки стала просматривать их.

— Да, здесь всё. — Она успокоено вздохнула, и сразу же начала ожесточённо рвать бумаги в мелкие клочья, разбрасывая обрывки по ковру. И только когда рвать было нечего, она с трудом подняла взгляд и посмотрела в глаза Николаю. — Могу ли я чем-то отблагодарить за помощь? — Княгиня внимательно следила за малейшими реакциями боярича, но лицо молодого человека было задумчиво словно тот решал какую-то важную задачу.

Николай, помолчав какое-то время и видимо прияв решение с улыбкой кивнул.

— Можете. Глубоко раскаиваясь в содеянном, Леонид Пантелеев, носивший кличку Пономарь, передал мне другие расписки и письма, разных людей, служившие ему основанием для шантажа, угроз и вымогательства. Я не могу передать этот архив полиции, так как не вполне доверяю их умению хранить секреты, но вручаю вам, с тем, чтобы это всё вернулось владельцам, так как вы, как никто иной знаете наше общество и сможете доставить бумаги по назначению без лишнего шума. — Николай поднял с ковра саквояж внушительных размеров. — Здесь всё, что было в кабинете и сейфе этого мерзавца.

Княжна замерла, не решаясь взять чемодан в руки.

То, что предлагал ей боярич, было удивительно и почти невозможно. Власть над светом. Тысячи тайн, за которые его будут в прямом смысле носить на руках, ибо убить не посмеют. И вот всё это богатство он отдавал ей?

Горчакова посмотрела в глаза Белоусова ища там ответ, и вдруг с острой ясностью поняла, что ему не нужна была эта власть. Как и не нужен весь свет, половину которого составляли люди пустые и никчёмные. Боярич родом из другого мира. Мира, который пахнет порохом и сталью, и не будет размениваться на мирок мягких подушек и восточных ароматов.

Княгиня порывисто вздохнула и кивнула.

— Я сделаю всё как нужно, боярич. — Княжна, приложив правую руку к груди поклонилась Белоусову в пояс. — Можете быть уверены, что я разрешу всё наилучшим образом.

Николай, приехав домой и содрав одежду с наслаждением вымылся в огромной медной ванной, и уже почти спящий вполз на кровать, чтобы уже через пятнадцать секунд спать сном праведника.

Эпопея с расписками и шантажом одной из самых родовитых семей России, продлилась всего пять суток, но стоила ему больших нервов.

Но куда больших нервов стоила эта пятидневная эскапада чинам московского уголовного сыска. Кровавый след неизвестного, прошёл через весь город, но кроме догадок и подозрений на руках ничего не было. Ни улик, ни следов, ничего. Даже когда объявился Лёнька Пантелеев, уехавший с неизвестным игроком, он был вполне жив и здоров, правда недолго. Ибо объявился он на пролёте Бородинского моста, с которого и сиганул в воду. Спасти его разумеется не удалось, да и не старались особо полицейские чины, так как всей Москве, Пономарь был знаком как первейшая мразь.

В итоге, посовещавшись полицейские полковники всё устроили так, словно это была схватка двух враждующих ватаг, за портовые склады, и дело благополучно закрыли.

Но кроме переполоха в полицейских кругах, случилось немалое смятение и брожение в умах столичных блатных, и в течении пары недель достигло такого уровня, что собранная делегация из авторитетнейших воров пошла на поклон к самому Евно Азефу, носившему кличку Калита — знаменитому московскому вору уже не промышлявшему, но тем не менее сохранившему почётную должность верховного арбитра промеж всей блатной шушеры столицы.

Естественно и про шум, и про кровавую баню, что устроил каталам неизвестный гражданин, Калита знал. То чем занимался Пономарь, было не его инициативой шулера, а верхушкой тщательно разработанного дела, когда бумаги, записки, письма и прочий мусор, что обычно выкидывают в ведро, не попадали на помойку, а вынимались подкупленными слугами, и за вознаграждение передавались для последующего шантажа.

И как человек, вхожий пусть и не в светское общество, но в общество полусвета и корпорацию московских слуг, Азеф имел довольно полную информацию о происшествии. Знал и пока не мог понять, что это вообще такое было. Самодеятельность излишне резвого волкодава, или новая политика государства? Опытный и отлично обученный специалист ворвался в уголовный мир Москвы, и разрушив начисто давно налаженное дело, исчез, оставив после себя трупы. Это во многом нарушало сложившиеся правила, и вот этот момент следовало срочно прояснить.