Святая Вера В Непогрешимость Науки

Сергей Михайлович ШВЕДОВ

(Минск, 123smsh@tut.by)

СВЯТАЯ ВЕРА В НЕПОГРЕШИМОСТЬ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ

фантастическая быль

В суде слушалось дело о богохульстве и святотатстве. Рядовой, можно сказать, судебный процесс. Если бы только он не вызвал кровавых и даже, я бы сказал, катастрофических, последствий. Фемида в данном случае ни при чём, как и её судейские крючки. Во всём виновата привычная человеческая халатность рядовых исполнителей. Так обычно пишут в отчётах о чрезвычайных происшествиях. У властей всегда стрелочник виноват...

Под самый конец эпохи мегаполисов электричество подавали в большие города с продолжительными перебоями. В зале суда было нестерпимо жарко и душно от потных тел. Все окна были распахнуты настежь. Кондиционеры не жужжали, зато под потолком жужжали шершни, огромные осы, с мизинец взрослого мужчины. Судью очень раздражало, что присутствующие в зале суда следили не за полётом его витиеватой мысли, а за полётами шершней под потолком. От этого у судьи пробегал по спине лёгкий зуд, а может, это была аллергическая реакция на густой душный запах в зале суда. С мылом под конец больших городов тоже была немалая напряжёнка. Поэтому в ходу были синтетические душистые вещества в качестве дезодорантов, а многие мужчины дешевизны ради использовали лосьон 'Свежесть соснового бора' на скипидаре. От такого коктейля запахов голова кругом шла и без духоты. Как бы там ни было, но судья был явно на взводе. Готов впасть в гнев и ярость в любую минуту.

— Подсудимый, в Россиянской конфедеративной многонационалии основной государственной религией официально признана сайентология, а уж потом почитаются зоотантрия, католицизм, православие, ислам и дзен-буддизм. Это что касается неоспоримых канонов веры. Каноны науки тоже неоспоримы и неопровержимы. Особенно каноны науки исторической. Для двадцатимиллионного мегаполиса очень важно воспитать в горожанах гордость за нашу величественную историю.

— В вашем якобы многомиллионнике вы не насчитаете и ста тысяч пустых голов. Пустые дома крошатся, как кариозные зубы, — чисто по-хамски выкрикнул подсудимый.

Тут уж судья действительно сорвался. Застучал деревянным молотком по подставке и тоненьким ломким голоском завизжал:

— Господин адвокат, уймите вашего зарвавшегося подзащитного!

Весь округлый из себя, толстый и щекастый адвокат откинулся на спинку кресла, выпятив вспотевшее брюшко, и уклонился от прямого ответа.

— У моего подзащитного нет денег на гонорар для меня. Посему я полностью полагаюсь на милосердие россиянского правосудия и воздерживаюсь от всяческого давления на психику моего клиента.

* * *

— Ваше полное имя, подсудимый?

— Иван Иванович Ивашко-Иванов.

— Это не литературный псевдоним или партийная кличка?

— Нет.

— Тогда поклянитесь на книге говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

Это было в то время, когда книг никто не читал. Ну, как не читал, читали, конечно. Техописания и инструкции по эксплуатации гаджетов. Рекламы. Кровавые детективы и порнорассказы. Больше всего в ходу были сборники анекдотов. Тексты вроде бредовых писаний Толстого и Достоевского считались чем-то вроде чернокнижия на грани магии. Вольтер был непонятен даже в виде художественных переложений, чистый бред сумасшедшего. Его ещё держали на книжных полках, не запрещали. Но кому сейчас нужен гуманизм эпохи Просвещения? Просто книжная пыль. Допускали увлечение Марксом в новейших переводах, а также изданиями современной философии и социопсихологии. Но философские НИИ разработали такой отвратный язык для переводчиков, что рвотный рефлекс появлялся уже с первых страниц, ну а дальше читатель просто задыхался от приступов рвоты. Все философско-психологические изыски были электронным переводом на русский иноземных авторов безо всякой редактуры или корректуры и производили впечатления книг на нерусском языке. Их невозможно было понять. Почти как дикторский текст западных телепередач, который зачитан за кадром на русском без акцента, но человеком, который думает и говорит дома на чужом языке. Однако такой вот русский язык удовлетворял этническое месиво русскоговорящих народов нерусской крови, каждый из которых имел незалежную псевдогосударственность в Россиянской конфедеративной многонационалии, скроенной по лекалам великого отца народов — академика Сахарова. Всем сёстрам по серьгам, всем племенам, родам и стойбищам — по незалежному государству.

Подсудимый Ивашко-Иванов поклялся на толстом томе 'Справочника машиностроителя' говорить правду и только правду. От клятвы на библии давно отказались. Для функционально неграмотных людей той эпохи не было разницы, что за книга лежит перед тобой в суде. Была бы только толстая.

Библии многие просто чурались, как от сборника некромантических заклинаний и языческих наговоров. Люди были не в состоянии прочитать текст с вкраплением церковнославянских слов. Язык Кирилла и Мефодия вызывал лёгкий зуд на коже, похожий на детскую крапивницу, как и всё русское в той стране. И вообще в зале суда умели читать не по складам и писать только секретари и делопроизводители, не считая судей, прокурора и адвоката.

* * *

Государственный обвинитель был больше похож на бывшего чемпиона мира по бодибилдингу, чем на 'око государево'. Генеральский мундир с эполетами не скрывал мощных бицепсов прокурора, как судейская мантия не прятала ужасающую худобу судьи. Сам судья казался чем-то вроде вешалки для судейской мантии.

— Я сейчас сам успокою подсудимого, ваша честь, — гаркнул прокурор. — Подсудимый, вам уже приходилось находиться под судом и следствием?

Мокрый как мышь в своём аквариуме из пуленепробиваемого стекла подсудимый встал и ответил судье, а не прокурору:

— Три раза, ваша честь.

Судья, в квадратной схоластической шляпке с кисточкой на голове, похожей на голый череп в парике с завитушками, постучал по столешнице пальчиками-косточками:

— По какой причине?

— За неудачные попытки побега из мегаполиса на Воробьиных холмиках в Русскую державу со столицей в Царьграде.

— Нас не интересует именование столицы враждебного государственного образования... Скажите, что наиболее эффективно преграждало вам путь к преступлению в виде бегства — просто колючая проволока или спирали Бруно?

— Спирали Бруно, ваша честь.

— Секретарь, — проскрипел тонким голоском судья. — Подчеркните этот факт. Он будет полезен для пограничной стражи.

— Спирали Бруно запрещены Будельбургской конвенцией, ваша честь, — возразил адвокат.

— Всем на это наплевать... Что вас тянуло в Русскую державу?

— Мне надоело питаться импортными синтетическими пищехимикатами, которыми вы пичкаете ваше разношёрстное стадо.

— Возражаю, подсудимый! О вкусах не спорят. Я сам предпочитаю синтетический бифштекс из денатурированного белка из быстро сворачивающихся протеинов на основе нефтепарафинов.

— А мне ваша химжрачка в рот не лезет.

— Весь мир в восторге от 'Макдональдса' и кока-колы.

— Вот пусть ваш 'весьмир' и давится западным фастфудом, а я хочу вкушать естественную пищу, русскую еду.

— Предупреждаю по-хорошему, вас так привлекает вырождающаяся цивилизация русских, что вы теряете здравый смысл.

— А ваша Многонационалия это всего-навсего пара десятков бывших мегаполисов, огородившихся рвами, стальными заграждениям и колючей проволокой от бескрайнего моря русского мира.

— Да, ситуация уникальная. Мы просто россыпь драгоценных камней посреди русского навоза.

— Ошибаетесь, ваша честь. В века первохристианства до зарождения ислама среди арамейско-персидской языковой стихии разных толков несторианства и монофизитства от Ливана до Индии дивными самоцветами блистали эллинистические полисы. Но после откровения, ниспосланного пророку Магомету, эти блистательные осколки империи Александра Македонского тихо почили с миром в исламе. Изящные эллины превратились в грубых феллахов, готовых сидеть на корточках весь день с кальяном у глинобитного дувала, оштукатуренного кизяком. И никто о них не вспомнит ни в Туркестане, ни в Белуджистане. Там помнят только легенды и сказания об Искандере-завоевателе.

Судья подёргал пальцами-косточками свой длинный нос.

— Вижу, подсудимый, вы упорствуете в порицании канонов исторической науки о Древнем Мире вплоть до позднего эллинизма. В нашем толковании история протекала иначе — от дикости к цивилизации. А что принесла, по вашему мнению, неолитическая революция?

— Закабаление и угнетение людей частным собственником.

— Ошибаетесь. Частная собственность на землю, воду, средства производства, скот и подневольных рабов — двигатель прогресса.

— До неолита все люди были одинаково сыты и относительно равноправны.

— Вот и плохо. Не было мотивации к труду. Сытый и уверенный в своём будущем человек — лентяй и бездельник. Наоборот, бесправный, голодный и бездомный бедолага готов работать за миску жидкой похлёбки круглые сутки, продвигая прогресс.

— Нет, обогащая угнетателя.

— Да, верно, обогащение богатых и есть побуждение к прогрессу. Вокруг олигарха зарождается масса богатеев, которые порождают ещё большее число просто богатых людей, а вокруг них все недалёкие по уму людишки становятся зажиточными, а недочеловеки — просто сытыми. Наступает классовая и сословная гармония.

— Понятно. Кому жемчуг мелок, а кому суп жидок.

— Вы хотите загнать всех людей опять в пещеры палеолита?

— Я хочу, чтобы власти предержащие и финансовые воротилы не наживались на бедолагах. Это не прогресс, а возвращение в Вавилон.

— Самоуправляемые экопоселения, передача энергии без проводов, электромобили и левитобусы у русских за границами наших мегаполисов — это прогресс, вы полагаете?

— Несомненно.

— Русские научные открытия опасны для здоровья и вредны для социального комфорта цивилизации. Прогресс покоится на процветании малого числа семейств, которые контролируют торговлю нефтепродуктами во всём мире.

— И на офисных небоскрёбах, набитых банковским жульём, как бочки селёдками. Это всё те же пещеры с теми же людоедами.

— А русские деревни с их избами из новейших композитов, полями, лугами, свиньями, коровами и овцами под одной прозрачной крышей, где поддерживается искусственный микроклимат, — это неведомый доселе путь для развития цивилизации?

— Там живут созидатели, труженики и изобретатели. Русские деревни-экополисы вы отыщете уже на Луне и Марсе.

— Покорение космоса — ничтожный пустяк по сравнению с покорением стран и континентов долговой кабалой банковского кредита. Деревня — тупиковый путь развития любой цивилизации. Город — вот вершина прогресса! Жители мегаполисов тоже трудятся, но работают головой, а не руками.

— Карточный шулер работает руками, натруживает мозги, но какая от этого польза другим?

— Каждый живёт и добивается успеха только для себя, любимого. Стремление к процветанию финансово активного человека способствует процветанию всего общества. Конкуренция и естественный отбор, гибель слабых и неприспособленных, — основа человеческого благосостояния. Разве не так?

— Нет, не так. Жить надо для всех, любить дальнего и ближнего своего.

— Вернуться в каменный век, когда все заботились о каждом члене рода и племени? Это ж первобытнообщинный строй.

— Да, мы, русские, за общинный строй. Нас приучила к общежитию и взаимопомощи холодная природа и неплодородная почва. А людям, для которых солнце восходит на Запада, я уточню — мы за добровольное содружество самоуправляемых общин и против вавилонского столпотворения банковской пирамиды.

— Ну, тогда вы сами себя приговорили, молодой человек... Что ещё добавит гособвинитель?

— К пожизненному заключению уже нечего добавить... Но я читаю в глазах присяжных заседателей недоверие к гособвинению и судебной коллегии. Не помешало бы для вящей убедительности проиллюстрировать нашим присяжным заседателям яркими примерами преступные деяния подсудимого. А именно его растление неокрепших умов молодёжи... Пригласите ещё раз свидетельницу Васильковскую!

На кафедру лицом к суду взошла молоденькая студентка в коротком платьице с откровенным декольте и открытой ниже поясницы спиной по причине небывалой жары.

— Я уже выступала с этой трибуны, ваша честь.

— Мы ещё не впали в старческий маразм, поэтому помним всё. Продолжайте давать показания!

— Я всё честно рассказала, как видела распространение опасных идей профессором на митингах. Окна нашего университета смотрят на площадь перед резиденцией градоправителя.

— Ничего, расскажите ещё раз присяжным заседателям, как этот Ивашко-Иванов морально растлевал студентов.

— Но мне не дали заранее заготовленного текста для такого выступления.

— Не беда, — подбодрил студентку прокурор. — Расскажите своим словами.

— Свидетельница, смотрите на меня, а не в потолок, — пискнул старческим голоском судья, потевший в завитом парике.

— Они там всё летают... — указала пальчиком студентка на шершней.

— Почему их до сих пор не уморили, куда смотрит техническая администрация здания суда? — строго вопросил судья.

— У меня нет специалистов, а дезстанцию вызывать слишком дорого, — сидя ответила техник-смотритель здания, молодая, грудастая, задастая и симпотная бабёнка.

Она уже не один раз получала указания от судьи, чтобы её работники сбили или подожгли висевшие под вычурной лепниной крыши бумажные гнёзда этих гигантских ос. И подъёмной техники для этого у неё в распоряжении было полным-полно. В наше время даже 'негр преклонных годов' способен не только эксплуатировать, но и починить любой японский, немецкий или американский подъёмник. Но в штате у смотрительши здания были только степняки из Внутренней Монголии. Они никогда в своей пустыне не поднимались выше седла низкорослой лошадёнки. Поэтому жутко боялись высоты. На уровне пятого этаже ампирного строения их скрючивала в люльке неодолимая оторопь. Никакими угрозами увольнения и штрафами их нельзя было заставить сбить эти проклятущие рассадники зла — гнёзда гигантских шершней, способных жалить жертву по десять раз кряду.

— Ну и порядочки! — проворчал прокурор.

У него от невыносимой жары проступил пот даже сквозь плотное генеральское сукно, расшитое золотом. Прокурор был высокий, дюжий, красномордый, за сто кило живого веса. Настоящее 'око государево'. Однако смотрительша здания имела помимо очаровательной мордашки ещё и пышущую здоровьем фигуру, а также горящие неугасимой страстью к плотской любви глазки. Такой милашке очень легко найти покровителя в верхах. Генпрокурор знал, от кого эта дамочка родила троих байстрюков. Поэтому ограничился лишь брюзжанием на Васильковскую.

— Не уклоняйтесь от хода судебного процесса, свидетельница, а говорите по существу дела. Никакого вреда вам эти насекомые вам не нанесут.

— На лекциях по всемирной истории профессор Ивашко-Иванов...

— 'Этот Ивашко-Иванов', так принято говорить в суде о преступнике. Ну сколько вам раз повторять! Мы же всё отрепетировали с вами заранее.