Замок из света (в подступающей тьме)

Глава 1. Взломщик

Горкомовский уазик скакал на ухабах, полностью оправдывая свое козлиное прозвище. Водитель вцепился в руль длинными лапами, кренясь в стороны вместе с ним на поворотах, как парусники Айвазовского. В кабине пахло пылью и горелой изоляцией, под полом скрежетали, угрожая лопнуть прямо сейчас, рессоры. Самое подходящее средство транспортировки ценного специалиста.

Специалистом, как вы наверняка уже догадались, был я.

— А Космос Иванович что, до утра не мог потерпеть, да? Ночь, блин, на дворе! — прокричал я водителю сквозь всю эту доброжелательную, непринужденную атмосферу. Я не то чтобы нарывался, просто старался вызвать сильные эмоции. Когда у человека эмоции через край, он может сболтнуть что-нибудь по-настоящему ценное, это азбука.

Но на этом парне азбука не сработала: он только хрюкнул что-то неразборчиво, даже ноги с руля не свесил. Может, им хирургически удаляют какие-то нервные центры, которые за нормальные человеческие реакции отвечают, хрен его знает.

Тогда я хрюкнул ему в ответ — типа поддержать разговор — и уставился в окно, забранное мелкой сеточкой. Небось Космос Иваныч наш дорогой попросил машинку у смежной организации, в которой она по хорошим дням возит всяких бухариков и наркош. А теперь вот и до меня дошла очередь.

Но капсул из-под китайского "синтапона" под ногами не валялось, и блевотина тоже не плавала — прибрались, наверное. С другой стороны, вечер вторника — не самое ходовое время, может, машинка с утра чистая стояла, без клиентов.

Мы уже давно выехали с поселка, и сейчас за окном все больше мелькали пустые темные улицы, умытые дождем — ночная смена уже завалилась на заводы, а вторая давно и уверенно заливалась говнистой "Роганью" на продавленных диванах. Вокруг было призрачно, сумрачно и почти тихо — разноцветные огни магазинов и забегаловок переливались в тишине, на деревьях в черном и пустом парке стаями сидели молчаливые птицы.

На коробках новостроек вдоль проспекта ширились квадратные мерцающие буквы самой главной рекламы, которая не заканчивалась никогда и нигде.

СССР.

На дворе тысяча девятьсот девяносто восьмой, Союз стоит нерушимо, вдохновленный ядерной мощью звезды КЭЦ, биологическими чудесами Фастовского артефакта и непреклонного энтузиазма трудящихся. Но реклама с пятидесятых, считай, осталась такой же — "Слава Сверхразуму!" и "Да здравствует трудовой народ". Только света больше стало, ведь с некоторых пор все электростанции страны работают без остановки.

Голограмма сурового пролетария в сдвинутых на нос очках развернулась ко мне с увитой железобетонными финтифлюшками стены ресторана "Лахти" с немым вопросом: "А как ты сегодня работал?" "Хреново", — беззвучно ответил я у себя в голове. "Хреново я работал. Как и вчера, кстати, хотя тебя это интересовать уже не должно".

— Ты бы музыку включил, дядя, — внес я уже вслух своевременное предложение на предмет рационализации. Хотелось домой и поссать. — Имею острое желание ехать с удовольствием, по-ямщичьи, хотя бы и недолго.

Водила и эту мою реплику проигнорировал. Правда, он уже снижал скорость, потому что как раз въезжал на площадь Октябрьскую, и с непривычки мог повредить зрение, так что попыткой наезда я это считать не стал.

Площадь была залита ослепительным светом. Даже не так — слепящим. Городской исполком строили в духе сталинок середины века — все эти стрельчатые шпили и прочая имперскость. И четыреста тысяч ртутных ламп — чтоб сиял в ночи не хуже, чем днем. Казалось, что все здание было создано из белого нестерпимого света, а гудение слышалось аж в салоне — такая сплошная нескончаемая нота, вроде как оркестр из миллиона трубачей отрастил себе безразмерные легкие. Что-то в этом было пафосное, эпическое, почти сказочное — да сами подумайте, замок из света, черт!

Но это еще что, всего лишь провинциальный город в союзной республике, а вот, скажем, Кремль — или даже Харьков — ночами из космоса видно, как говорят.

С обеих сторон площади дежурили служебные "волжанки" с двигателями от мерседесов, но нас пропустили без проверки. Это очень удачно, а то я и сам не знал, что забыл здесь мокрым октябрем в половине десятого вечера. Я вылез из машины, жмурясь, протопал по мокрым гранитным ступенькам, а на последней закрыл глаза и окунулся в свет.

Внутри было, конечно, темнее — работать над народным хозяйством в сварочной маске нравилось не всем. Боковые проходы заграждали будочки охранников, а центральную лестницу наверх, широкую, как путь в светлое будущее, укутывал черно-белый ковер из шкуры гибридного барса. Плечистый, поперек-себя-шире охранник только успел развернуть в мою сторону руки, перекачанные обилием настоящих, органических мускулов, и угрожающе зарычать, как со второго этажа послышались торопливые шаги.

— Геша, Геша, это свои! Место, парень, это свои, — Космос Иванович Светозаров спускался по лестнице, довольно потирая длинные ладони. Охранник буркнул что-то недовольное и убрался в левую конуру. Цоканье когтей отдавалось по мраморному полу, странным образом придавая сцене аристократичности и гламура. Ну, знаете, древний вампир назначил в своем замке встречу отважному охотнику, и сейчас, в бальном зале, произойдет финальная схватка, где добро, пусть и с трудом, но одержит решительную победу над силами тьмы и мрака.

В этом месте, конечно, сказка решительно расходилась с жизнью, но на то она и сказка, верно?

— Космос Иваныч, — сказал я неискренне. — Как работается в ночное? Тяжело, небось? Город спит, и только слуги народа, понимаете ли, несут трудовую вахту — все для того, чтобы остальные могли отдохнуть. И только второй секретарь горкома, слуга Ленину, отец третьему секретарю...

— Так, Клим, хватит. — Твердости его голосу недоставало, вот что. А это означало, что еще можно покуражиться. — Я понял, что ты бы хотел по ночам спать. Все бы хотели. Но — увы. Обстоятельства.

Я заложил руки за спину и отставил правую ногу, точно как учил господин капрал в известной книжке. В груди бурлило и толкалось, ища выход, знакомое раздражение. Сподобились, значит. Вспомнили, когда припекло. Где ж вы были полгода назад, когда меня из-за вашего очередного полоумного идиота собрались на помойку выкидывать...

— У вас обстоятельства, а у меня нет. Зачем ко мне было ломиться на ночь глядя, машину посылать? А, погодите, знаю — больше-то вам обратиться не к кому.

Из охранной конуры донеслось предупредительное ворчание. Не любят меня здесь, теперь я окончательно это понял. Не уважают. Вскрыть, что ли, калеке черепную коробку? Один черт она ему на фиг не нужна, а так хоть вентиляция будет приличная.

— Пройдем в кабинет? — Светозаров вздохнул и на ходу сменил пластинку. Не получилось так, с наскока, ничего, зайдем с другой стороны. — Что мы, как неродные, посреди пустоты стоим — вопрос серьезный, нужно обговорить все, прийти, как говорится, к консенсусу. Идем, Клим.

Он приобнял меня по-отечески и повел по лестнице вверх. Ну, конечно — сначала нагрузить плохими новостями, а потом дать понять, что еще ничего не решено, и все можно в любой момент отменить. Старая стратегия, но работающая, это он у меня нахватался основ.

Интерьеры у них были хорошие — ремонт, видно, недавно сделали. Все эдакое сглаженное, ровное, никакого привычного конструктивизма, только успокаивающий нервы био-дизайн. Китайцы разрабатывали, небось — все для дорогого брата-гегемона. Китайцу нынче везде у нас дорога, китайцу везде почет. Хотя...

Суровые каменные фигуры в стенных нишах к творчеству азиатов отношения не имели. Это уже наше, народное. В память героическим предшественникам от благодарных потомков. И, что характерно, никто у предшественников не интересовался, нужна ли им эта благодарность. Целая скульптурная группа — на заднем плане героический и безмолвный Сталин-защитник в широком плаще, которого он никогда не носил. В центре — Первые Бессмертные, Берия, Маленков, Микоян, Жуков, Чапаев, еще кто-то со смазанным плоским лицом, Булганин, наверное. На первом плане — Могучий Резерв, орлы современности: Брежнев, Подгорный, Косыгин, Андропов, Громыко, Щербицкий, Машеров... Из всех изображенных по-настоящему жалко было только Сталина — буквально полгода не дожил старик до падения артефакта, а так мог бы сейчас в Сверхразуме тусоваться с остальными. Интересно, стало бы от этого вокруг лучше?

— Я не заказывал, — ответил на невысказанный вопрос второй секретарь. — Из Региона Два прислали, из Лахти, местная компартия.

И впрямь не китайцы. То-то у всех лица такие эпические, будто у титанов. Надо думать, реальные прототипы ухахатываются, глядя на этот театр юного зрителя. Хорошо, что на втором этаже долго мы не шли, а завернули вместо этого в первую же дверь налево, быстро просканировали сетчатку (точнее, я просканировал, секретарь же не покидал пределов горкома, ему это было не обязательно) и проследовали в кабинет. Площадью он был примерно как средняя квартира в новых микрорайонах за Днепром, и накажи меня кибермозг, если в вон том роскошном раскладном кресле Светозаров не пялил своих секретарш. Наверняка ведь пялил, сучек.

— Чай будешь, Клим? — Космос Иваныч пытался быть любезным, и я впервые сообразил, что это значит. — Смотри, какую штуку мне тут недавно установили...

Он хлопнул ладонью по кожаному подлокотнику кресла. За стеной что-то заскрежетало.

— Не разработался еще, — пояснил секретарь.

— Чайник?

— Персек. Персональный секретарь, так его назвали. Железный дровосек.

Стена с деревянными панелями раздвинулась, как занавес; из темноты выкатился блестящий темно-лиловый шар в метр диаметром. Лакированное покрытие поблескивало в излишне ярком свете ламп, в "северном полушарии" имелась плоская скошенная панель, а в районе "экватора" было натыкано черных отверстий, похожих на объективы.

— Дайте угадаю. Робот-дворецкий?

— Почти. — Светозаров хмыкнул. — Ведет ежедневник, напоминает о встречах, сообщает погоду. Обещали, что сможет и по телефону звонить, но с этим пока туго... Само собой, чай заваривает, и с чашками потом разбираться умеет. Ты какой предпочитаешь, Клим?

— "Эрл Грей".

— Такого нет, только отечественные сорта... Казимир! А сделай нам два стакана краснодарского. Ты, Клим, не сомневайся — краснодарский чай тоже бывает хороший.

— А как же. Особенно когда нельзя сравнить с "Эрл Греем". Кстати, почему Казимир?

— Модель в Польше собирали — почему бы и не Казимир? Биотехнологии мы им не поставляем, так пускай в механике тренируются. Разнообразие — залог выживания, это тебе любой учитель биологии скажет.

Внутри черного Казимира что-то забулькало, из "северного полюса" ударила вверх тонкая струйка пара. Внутри что-то запищало, передняя панель уехала вперед и вниз, а из образовавшегося отверстия выдвинулся крохотный поднос — как в самолете. На подносе стояли две дымящиеся чашки из хрупкого биоразлагаемого пластика. Светозаров протянул мне одну; я принюхался и сделал пробный глоток.

— Неплохо! В этот раз на две ложки опилок всего одна ложка говна? Специальное распределение для номенклатуры?

— Оставь, Клим, — поморщился секретарь. — До такой ерунды, как спецраспределение, даже наши вымершие диссиденты не додумались. Не успели.

— Земля пухом.

— Именно. Ну, что мы все о неприятном да мерзком? Расскажи, как жизнь, как дела дома?

Меня вдруг прорвало. Чай, что ли, такой эффект дал?

— Знаете, Космос Иваныч, нормально. Сосед наш, дядя Вася, грузчик в третьем поколении, пьёт как раненная полковая лошадь и раз в полгода бесплатно получает в стационаре новую печень. Настюшка из дома через дорогу, дочь матери-одиночки, в последнее время почти не говорит и смотрит на мир электромеханическими глазами — инвалид детства. Глаза, правда, хорошие, прибалтийские, с завода "ВЕФ"... Курочки несутся, собачки дом стерегут, коты срут где ни попадя... О, еще забор облупился совсем, думаю покрасить. Достаточно новостей на сегодня, или продолжать?

— Ну, не хочешь вежливо, давай тогда как обычно, — вздохнул Светозаров, его аристократическое лицо с породистым, как у актера Ливанова, носом, выражало вежливое утомление. Специально такое заказывал в молодости, думаю. — Как я уже говорил, ты единственный взломщик, от кого мы можем рассчитывать получить согласие на работу. Работу, подчеркну, крайне деликатную и непростую.

— У вас всегда такие. А позвонить нельзя было? Обкашлять общие черты по изобретению царского ученого Попова.

— Нельзя. Такие вопросы по телефону не решаются, на коммутаторной станции тоже люди сидят... Да и вообще, чего ты кочевряжишься? Мы же не бесплатно просим.

Я откашлялся и хотел сперва сплюнуть на покрытый имитацией канадского бурого медведя пол, но на полпути раздумал. Светозаров сноровисто подал плевательницу, похожую на крошечный ночной горшок, я прижал ее ко рту, сделал все, что нужно, нажал кнопку "старт" и проследил, чтобы она снова стала зеленой.

— Насколько сильно не бесплатно?

— По тарифу, — строго сказал второй секретарь. — Информационные услуги первой категории, с коэффициентом. Плюс по выполнении премию выпишем... нет, ты же внештатный сотрудник... ну, значит, конфискатом возместим. Дефицитный подберем какой-нибудь, арабский — девочкам своим подарок сделаешь, они давно заждались.

Это он, типа, нанес удар ниже пояса: "мы про тебя, олуха, все на свете знаем! И даже про баб твоих, с которыми ты во грехе живешь, извращенец!" Удар был, конечно, чудовищной силы. Даже странно, что у меня от него ничего не оторвалось и по полу не зазвенело. Интересно, что бы на такое обвинение ответил товарищ Ленин и товарищ Маяковский со своими многочисленными пассиями?

— Я еще ни на что не соглашался, — кротко сказал я, глядя в окно. Из-за ультраполяризованного стекла, внешняя жизнь выглядела как черные громады над черными громадами поверх черных громад с редкими мертвыми огнями внутри — Набоков бы наверняка покрутился сейчас в гробу и почесал сморщенную лысину. — Но чисто из любопытства... Что вам там, очередного шпиона империализма расколоть?

Светозаров дернул уголком рта, отставил чашку обратно на стол, и я сообразил, что он нервничает. А когда нервничает второй секретарь заржавского горкома, это обычно довольно скверный признак.

— Шпионов мы... сами, — неловко сказал он. — Да их и мало в последнее время. Нет, нужно... в общем, чтобы ты продемонстрировал свои способности. Медикаментозно, так сказать, продемонстрировал, в полную силу. Короче, говоря, снова сделал себе инъекцию.

— Опять от этой дряни разноцветные глюки ловить? Радоваться трещине на стене и смеяться как идиот посреди полной комнаты хмурых душегубов? Космос Иваныч, при всем уважении — на хрен, я уже давно завязал. Печень не железная. И мозг, что характерно, тоже.

— Производственный риск. А как шахтеры в Донецке в забой идут...

— Как они идут, меня не интересует, я лично в забой не собираюсь.

— Клим, ты не понял — это не просьба. Формально ты не в штате, но по факту уже скоро два года как работаешь на нас. Городской исполнительный комитет. И этому комитету сейчас требуется, чтобы ты взломал очередного человека. Причем взломал очень качественно и осторожно. Показал класс, так сказать.