На букву ха

Ночь. Дискотека уже закрылась. У двери еще стоят отдельные компании, которые еще не хотят расходиться. Друг пытается увести меня домой. Я сопротивляюсь. Мне не хочется спать. Завтра выходной, время детское. Хочется чего-то, но желание в голове не формулируется. Пить надо меньше. Пытаюсь вспомнить, чего же я хотел. Мысли расползаются, я не могу ухватиться ни за одну. Как вообще можно развлечься ночью в капиталистической стране?

Подхожу к студентам, стоящим поодаль. С трудом поворачивая языком, спрашиваю:

— Как пройти в бордель?

Студенты замолкают, несколько секунд меня рассматривают, потом один из них говорит:

— Как ты сказал? Мне послышалось: "бордель".

— Ну да, — отвечаю я. — Именно это слово я и сказал.

— Подожди, — говорят мне. — Надо спросить специалиста.

Подзывают специалиста. Паренек небольшого роста, с самокруткой в зубах. Смотрит искоса.

— Бордель, говоришь? Ну, здесь, конечно, их отродясь не было. В Дармштадте был неплохой. Но его почему-то закрыли совсем недавно. Пожалуй, ближе, чем во Франкфурте, ничего и нет. Ты на Кайзерштрассе был? Прямо от вокзала. Там все есть. Но дорого. Да, дорого— На боковых улицах тоже все есть. Там дешево. Да— Пятьдесят марок. Но выбирать осторожно надо: мандавошек можно подхватить. Но дешево.

Перевариваю. Пятьдесят марок это как сто, только меньше. Дорого это или нет? Интересно, а в России сколько? Да я в России никогда бы за это платить не стал.

— А что будет за пятьдесят марок? — спрашиваю я.

Парень смотрит на меня ошарашено, а потом говорит:

— Как что? Оно и будет. А ты чего хотел?

Опять пытаюсь вспомнить, чего же я хотел. Нет, наверное, я все-таки хотел не того, что за пятьдесят марок, а чего-то совсем другого. Но вот чего, сколько это стоит и где его достать в час ночи?

От мыслей меня отвлекает какой-то студент. На каком-то хитром диалекте он просит закурить. Посылаю его без всяких диалектов. Я занят, блин. Думаю.

— Ты что, венгр? — спрашивает он.

— От венгра слышу.

— Вот как? — говорит он заинтриговано. — Ну, тогда пошли выпьем.

Я понял, чего хотел. Какого замечательного собеседника послала мне сегодня судьба! Я иду за ним. Мой друг все еще пытается меня остановить и увести домой, но это уже совершенно безнадежно. Я нашел то, что мне нужно. Друг не может бросить меня в такой момент и следует за нами.

Знакомимся. Студента зовут Михаель или Миша. Он учится на старшем курсе и живет в том же общежитии, что и я, но на два этажа выше.

— Тут раньше уже бывали русские, — говорит он. — Но это были какие-то неправильные русские. Они не ходили на дискотеку, не пили пиво, ни с кем не общались. Ты, я вижу, не такой. Ты, небось, и водку пьешь.

— Пью. Была бы твердая — грыз бы.

— Вот это правильно! Водки у меня, правда, нет, зато пива много. А насчет борделя — ты глупость придумал. Это пошло, недостойно культурного человека. Поверь мне, я там был. Это как наша общага, только в каждой комнате баба. Это так гадко и дорого! Тут ты за те же деньги, нет, если постараешься, даже бесплатно— Надо только захотеть.

— Если только с самим собой, — отвечаю я. — Где я тут баб найду? В этой общаге их нет по определению, тут даже женские туалеты не предусмотрены.

— Зачем тебе женский туалет? Туалет тут вообще не при чем. Баб здесь предостаточно. Глаза разуй.

Он хлопает по спине идущее впереди волосатое существо и спрашивает:

— Ты баба?

— Да, — удивленно отвечает существо.

— Вот видишь, — говорит он мне.

— Нет, — отвечаю я, когда мы отходим подальше от страхолюдной студентки. — Это не баба. Баба бы тебе по роже съездила за такой вопрос.

Миша смеется.

— Она с инженерного потока. Они там нормальные, без комплексов. Это к тем, которые на менеджеров учатся, лучше не подходить: гордые.

Мы поднимаемся к нему. Садимся в гостиной его этажа. Он достает пиво. Мы пьем, неспешно беседуем о бабах, об искусстве, да и о чем еще положено беседовать за пивом троим культурным мужчинам.

Во время разговора в гостиную заходит девочка лет пятнадцати. На ней халат и домашние тапочки.

— Мальчики, — говорит она, — у вас не найдется бинтика? Я пальчик поранила.

— Туалетная бумага в сортире, — галантно отвечает Миша.

Девочка исчезает.

— Вот видишь, — говорит он мне.

— Вижу, — отвечаю я. — Только за такую и срок получить можно.

— Будешь так рассуждать — всю жизнь будешь платить по пятьдесят марок за сеанс, — парирует он. — Все можно, если с умом подходить.

Разговор продолжается. Стрелки на часах медленно движутся. Пиво все не кончается. Я постепенно ухожу в себя.

Меня будит телефонный звонок. Я лежу у себя на кровати, в одежде, за окном уже светит солнце. Тянусь к телефону. Голову не оторвать от подушки. Все тело как из ваты. Что вчера было, и как я оказался в своей постели? Ничего не помню.

— Ну что, едем? — спрашивает голос из трубки.

— Ага, едем, — отвечаю я.

— Подожди, я сейчас к тебе спущусь.

Звоню своему другу.

— Что вчера было?

— Ничего. Нажрался ты как свинья. Вот что.

— Извини. А куда я еду?

— На букву ха, точнее не помню.

Ну что же— Туда мне, видать, и дорога.

Стук в дверь. Пришел мой вчерашний знакомый. В руке у него пакет для мусора.

"Спер у уборщицы, — говорит он. — Ничего, у нее еще есть. Складывай одеяло и подушку. Свободный диван у меня есть, а подушки с одеялом лишних нет".

Складываю вещи в мешок и иду за Мишей.

Машина у него старая, вся разрисованная и самая живописная на стоянке.

"Мне надо знакомого по дороге подбросить, — говорит он. — Ты не против, поехать в багажнике?"

Мне все равно. Я и есть багаж.

В машине нет задних сидений, потому места для меня много. Я подкладываю под голову мешок и, любуясь через окно окрестностями, начинаю приходить в себя.

По дороге выясняю, что едем мы в город Гейдельберг (Хайдельберг по-ихнему, действительно на букву ха). Миша живет недалеко от этого города в маленькой деревеньке вместе с отцом пенсионером.

Дорога долгая. Я потихоньку вспоминаю подробности вчерашнего вечера. Мы говорили с Мишей про литературу, историю, про Гейдельберг. Я много слышал об этом городе, но никогда там не бывал. Потом меня стошнило. Память пробуждается. Вот только не помню, как у себя в комнате оказался. Но вспомнил бы, если б мы ехали дольше.

Когда мы приехали в Мишину деревню, я уже совершенно оправился, чувствую себя полноценным членом общества и даже готов сразу ехать в Гейдельберг.

Автобус совсем пустой. Кроме нас в нем едет только мужичок бомжеватого вида. "Платить не будем, — говорит Миша, — по выходным контролеров все равно не бывает, а если кто и появится, прикинемся, что не местные. Скажем, что мы бизнесмены из России, едем из Петербурга в Москву, а, поскольку прямого автобуса нет, приходится ехать через Гейдельберг с пересадками. Как думаешь, поверят? Как вообще из Петербурга в Москву обычно добираются?"

"По железной дороге, — отвечаю я. — Эта первые два больших города России, соединенные железной дорогой. Когда ее строили, спросили царя, как прокладывать пути. Он провел прямую линию по линейке, а посередине, где был палец, карандаш соскочил. Так и построили, прямо, с дугой посередине".

Мы в Гейдельберге. Чудный небольшой городок на берегу реки Некар. Город прижат к реке горой Кенигсштуль. Несколько улиц тянется между горой и рекой. Наверх улицы не поднимаются, слишком уж крутая гора. Только несколько домиков возвышаются над городом. Несколько домиков и прекрасный полуразрушенный замок.

"Гора называется Королевский стул, — поясняет Миша. — Не в том смысле, что король здесь кучу наложил, а в том, что король здесь на стуле сидел, или на троне, как там у них, королей, это называется".

Интересно, как иногда совпадают значения слов в разных языках. Я и не знал, что и в немецком языке у слова "стул" есть еще одно значение.

Город прекрасен. Именно такой представляется нам Германия: готические церкви и дома под черепичными крышами, узкие переулки средневекового города, древние городские стены. В Германии редко такое увидишь. "Город не бомбили во время войны, — поясняет Миша. — Американцы планировали здесь свою штаб-квартиру". Это очень удачно для Гейдельберга. От большинства немецких городов после войны не осталось даже руин, потому в крупных древних городах Германии обычно нет ничего довоенного. Миша показывает мне ту американскую штаб-квартиру. Это бывшие казармы Вермахта. Характерная строгая и помпезная архитектура времен национал-социализма. Даже орлы на воротах сохранились, только на месте свастики висят таблички, где на двух языках написано, что это американская военная база. "Я там был, — говорит Миша. — Прокладывал кабели. Хорошо они там живут. У них в столовой кресла вместо стульев. Дорожат, значит, своими задницами".

Мы идем по главной улице в сторону замка. "Эта улица называется дорогой идиотов, — поясняет Миша. — Здесь ходят одни туристы и глазеют на дома как идиоты". На такой улице не обидно выглядеть идиотом. Дома того стоят. Я глазею на эти старинные, многое повидавшие здания. Вот магазин. На балконе плюшевый медведь выдувает мыльные пузыри, как живой. Вот деканат богословского факультета. В Гейдельберге один из старейших университетов Европы.

Поднимаемся на гору. Вот и замок. Некогда город был идеально защищен от любых нападений. С одной стороны его защищал Кенигсштуль, с другой — Некар. А по бокам были городские стены. Через Некар был только один мост с большими надежными воротами. Город был неприступен. Неприступен был и замок, стоящий на горе над городом. Он был окружен несколькими стенами и рвами, одинаково хорошо защищавшими его и от внешних врагов, и от собственных крестьян, если бы они вздумали бунтовать. Была в замке и собственная тюрьма. Там некогда даже папа какой-то посидел.

Но вот однажды владельцы замка решили, что врагов никаких нет, они разбили на бастионах прекрасный сад, который современники называли чудом света, а в башне устроили театр. Такой замок враги захватили без особых усилий. Замок сожгли, стены разрушили, сад вытоптали. Особенно романтично после этого выглядит пороховая башня. Она взорвалась и распалась на две половинки. Одна из них осталась стоять, как на чертеже с разрезом, а вторая, не расколовшись, лежит рядом. Что не сделали враги, доделала природа. После этого в замок пару раз била молния.

В девятнадцатом веке романтики снова открыли для себя эту красивую благородную руину и в Гейдельберг стали наведываться поэты и художники. Замок начали восстанавливать, но вовремя остановились. Подлинная руина выглядела гораздо красивее поздней подделки. Так он и остался наполовину разрушенным.

В подвале стоит самая большая на сегодняшний день винная бочка. В нее помещается около двухсот двадцати тысяч литров. Такие бочки в старину были делом престижа и знаком благосостояния. В эту бочку крестьяне сливали десятую часть своего вина. А винопровод снабжал благородным напитком владельцев замка. Была бочка и побольше, в Гессене, но она до наших дней не достояла.

Мы гуляем по бывшему саду, рассматриваем остатки укреплений. На одних из ворот читаем стихи некоей поэтессы, посвященные Гете. Гете часто бывал здесь. И с женщинами встречался. Они ему стихи посвящали. "Такой кобель!" — с уважением говорит Миша.

Выходим на террасу замка. Отсюда весь город как на ладони. Посреди террасы на камне вмятина, похожая на след ноги. "Однажды король застал у своей жены любовника, — говорит Миша. — Тот с перепугу сиганул в окно и оставил этот след. Чтобы найти, кто это был, король всем велел примерить этот след, но он всем подошел. Примерь — он действительно всем подходит. А кто его примерил, тот еще непременно сюда вернется". Я примеряю. Действительно подходит.

Мы спускаемся вниз, к Некару. Подходим к мосту. В конце войны фашисты взорвали этот мост, хотя никакого стратегического интереса он не представлял. Но после его восстановили. На мосту весит табличка, напоминающая об этих событиях. "В назидание всем вандалам," — написано на ней.

Гейдельберг страдал не только от врагов и молний. У Некара высокие берега, но и из них он выходил. На мосту отмечены самые выдающиеся наводнения. Самое большое было когда вода поднялась на тридцать с лишним баденских футов, а баденский фут равен тридцати сантиметрам.

Вдоль противоположного берега тоже тянется гора, не такая высокая, как Кенигсштуль, но тоже вполне солидная. "Там, по горе проходит тропинка, которая называется дорогой философов, — говорит Миша. — Философы ходили по ней, любовались городом и замком и философствовали. Там виды очень располагают к умным мыслям".

Идем вдоль трамвайных путей. Замечаю, что встречные пути в одном месте пересекаются. "Зачем это?" — спрашиваю я. "Когда мэра спросили, как прокладывать пути, он сказал: вообще не прокладывать. И зачеркнул их на карте. Так их и построили — крест накрест. А что, думаешь, только русские цари любят рисовать на карте?"

Возвращаемся в Мишину деревню.

"Сегодня у моего знакомого вечеринка, — говорит Миша, — надо купить подарки".

Мы идем в магазин, покупаем сосиски и два ящика пива. Некоторые думают, что немцы пьют меньше, чем русские, поскольку пиво не водка. Пиво действительно не водка, но водку покупают бутылками, а пиво ящиками, так что в результате получается одно и тоже.

Нагруженные, направляемся к Мишиному знакомому. Он живет в соседней деревне. Это совсем рядом, даже граница между деревнями никак не отмечена.

— Как вы их различаете? — спрашиваю я.

— Это совсем разные деревни, — отвечает Миша, — здесь люди говорят совсем по-другому.

Мимо нас проходит какая-то пара.

— Ты слышал, как они говорят? Правда, смешно?

— Смешно, — отвечаю я.

Знакомый живет на самом краю деревни. Домик у него совсем маленький, обшарпанный и покосившийся. Во дворе какой-то мужик грузит в свой автомобиль небольшую стиральную машину. К нам выходит хозяин дома. Он худой, волосатый, в рваных джинсах и мятой рубашке.

— Я сегодня богат, — говорит он. — Я продал стиральную машину и могу позволить себе все, что угодно.

Он вытаскивает из кармана несколько мятых купюр.

— А мы как раз пиво принесли, — говорит ему Миша. — Удачную сделку надо как следует обмыть.

Мы несем пиво во двор. Хозяин не идет за нами. И разговаривать он не расположен. Он смотрит на деньги, потом на нас, сует купюры в карман и уходит.

Гости еще не собрались. Вместе с подругой хозяина мы раскладываем костер, на котором будут печься сосиски, и выносим во двор столы из дома.

Темнеет. Появляются гости. Приходит и хозяин. Он что-то говорит гостям и все, таинственно перемигиваясь, идут в дом. В доме хозяин достает пакетик с какой-то травкой. Вновьпроизведенный косяк пускается по кругу. Сладковатый дымок заполняет комнату.

"Ты в первый раз? — спрашивает меня хозяин. — Больше одного раза не затягивайся — не хватало, чтобы ты тут чертей ловил".

Звучит многообещающе.

Выходим на свежий воздух. Уже совсем темно. Трава не действует. Мне говорили, что в первый раз она всегда не действует. Это ничего: пива много.