Крип (закончен 11.03)

Особая благодарность:

Флику, из-за которого все давным-давно началось.

Не Тем Ролевым Играм в полном составе за регулярные консультации по удивительной вселенной WH и с надеждой, что со временем еще по БатлТеху поводимся.

Олегу Борисову, который каждый раз сподвигает меня продолжать иейсательство руками, когда кажется, что все, пора завязывать с этим делом.

Кларенсу — за наводку на Отряд.

Владимиру — за регулярные напоминания, что 'Ваха' это хорошо и надо бы еще что-нибудь про нее написать.

Крип

Кто-то должен трудиться во мгле, чтобы прочие могли жить при свете.

Рик Янси 'Монстролог'

Глава 1

Пахло кровью и смертью. Ольга никогда не видела мертвецов и тем более их не обоняла, но почему-то сразу и безоговорочно поняла — так ужасающе вонять может исключительно смерть. Специфический, чуть сладковатый запах с нотками горечи. Нельзя сказать, что он был совсем уж неприятен ... слово 'неприятно' здесь не подходило, поскольку совершенно не передавало ощущение. Скорее запах был предельно чужд живому. Как обычный паук млекопитающему. Запах вызывал инстинктивное желание бежать, скрыться, будил панику в самой сердцевине души.

Ольга нечленораздельно замычала, дернула всеми конечностями сразу, шлепая ладонями по чему-то склизкому — неожиданно получилось. Вместе с ощущением тела понемногу возвращались прочие чувства, в первую очередь слух, затем и зрение.

Так, что вокруг?.. Хрень какая-то вокруг...

Ольга покрутила головой, протерла глаза — очень скверная оказалась идея! Грязные руки лишь призвали водопад слез. Проморгавшись, девушка посмотрела на пальцы, стараясь понять, откуда грязь. Ох, ни хера себе! Не просто грязь, а какая-то липкая жижа с мелким чешуйками, как у свернувшейся крови...

— Ебись оно в три прогиба, — прошептала Ольга, сразу забыв о том, что она типа как светская дама и вообще городская, пусть в первом поколении. Прозвучавшая характеристика оказалась удивительно к месту, потому что в данном случае окружающий ландшафт определялся именно так — и никак иначе.

Больше всего это напоминало какую-то молельню. Или склеп. В общем, явно что-то культовое, старинное. Ничего модернового, никакого пластика, а еще ни одного прямого угла. Круглый зал размером где-то с обычную детскую площадку, то ли бетонный, то ли каменный. Сколько тут метров, какой радиус... А хер его знает. Стены сходились в одну точку паутиной нервюр, метрах в трех над полом, так что помещение казалось внутренностью какого-то цитрусового со множеством долек. Тени между нервюрами сгущались ненормальной глубиной, как чернильные кляксы. И вообще все здесь было ненормальным.

При более внимательном обзоре девушка поняла, что каменные стены расписаны какой-то ерундой, от самого пола и дальше ввысь. Роспись... Нет, скорее текст, причем щедро обляпанный поверх красной краской. Буквы были знакомые, почти все. Обычная латиница, но, как и вся зала — без единого прямого угла. Все плавное, изображено летящими штрихами со всевозможными завитушками. Некоторые символы все же казались неизвестными, но при этом не производили впечатление чуждых вкраплений в текст. Просто другие буквы того же алфавита.

Пол очень гладкий и мокрый. Посередине зала располагался ... алтарь? В общем, какой-то постамент, больше всего похожий на алтарь. По-видимому, на нем раньше что-то лежало, теперь это 'что-то' рассыпалось в стеклянную крошку. Крошки было много, она походила на алмазную пыль, во всяком случае, свет отражала так же красиво и ярко.

А откуда свет? Черт его знает... Ольга не видела ни светильника, ни чего-то похожего. Но свет откуда-то происходил, видно было не как днем и даже не как при старой лампе накаливания, но более-менее. Хотя лучше бы света не было, поскольку в этот момент девушка осознала, что стены обмазаны отнюдь не краской. И пол. И вообще вокруг, включая ее собственную одежду, а также все остальное.

— Сука! — с неподдельной искренностью вымолвила Ольга.

Что ж, по крайней мере, стало понятно, откуда тошнотворный запах. Правда, возник другой вопрос — что могло так разнести ... кстати, а сколько здесь всего оказалось жертв?

Вот сейчас Ольгу все же накрыло неудержимой волной тошноты. В мозгу как будто открыли заслонку, за которой пряталось полное осознание безумия происходящего. Склеп, символы, кровавое желе и небольшие — не выше щиколотки — холмики, в которых угадывались фрагментированные кости, щедро смешанные с фаршем из внутренностей и рваной одеждой.

Рвало ее долго и мучительно. Хуже всего был запах — после очередной судороги легкие сами жадно всасывали новую порцию воздуха, смрад бил прямо в солнечное сплетение, и цикл повторялся, до брызг желудочного сока из пустого желудка, режущей боли в глазах и ощущения, что диафрагма вот-вот разорвется.

— Salva me.

Человек. Укрылся в тени, неподвижен. Единственное более-менее целое тело в пределах видимости. Как она раньше его не заметила? Ольга машинально вытерла рот рукавом, болезненно глотнула, пытаясь отключиться от ощущения подсыхающей крови на ладонях. Всмотрелась в тень, превозмогая больную голову, красный туман перед глазами, а также гудение в ушах.

Человек полулежал, полусидел, прислонившись к пилястру. Рядом валялось что-то длинное, металлическое, похожее на ружье с очень толстым стволом. Оружию крепко досталось — ствол был согнут под углом градусов сорок-сорок пять, выглядело это жутковато и наводило на мысль — кто же ухитрился так раздраконить оружейную сталь в палец толщиной?

Первое впечатление, которое производил единственный живой и целый человек — монохромность. Он был полностью облачен в черное. Не темно-серое, не синее, а настоящий угольный мрак. Черные сапоги — не берцы! — на толстенной подошве со множеством застежек вдоль высоких голенищ. Черный плащ, тяжелый и 'дубовый' даже на вид, лежащий грубыми складками. Стоячий воротник, похожий на часть доспеха, торчит до скул, прикрывая нижнюю часть лица. Перчатки с накладками, как настоящий 'тактикул', только больше, жестче и как-то ... гротескнее. Передняя часть плаща обуглилась, висела драными лохмами, под ней матово поблескивало что-то похожее на кирасу, славно помятую молотками. Разумеется, тоже черного цвета.

На поясе висел двойной подсумок из толстой кожи, одно из отделений выпускало наружу тонкую трубочку, похожую на капельницу. Трубка впилась в шею бедолаги толстой иглой, а на подсумке тревожно мигала желтая лампочка, совсем как светодиод. На плаще были какие-то символы, серебристо-белого цвета, но они сглаживались в тени, словно растворялись в ней.

А белого цвета оказалось лицо. Бледное, по-видимому, от природы, сейчас оно полностью обескровилось, приобретя странный, жутковатый оттенок — смесь белого и серого оттенков. Ольга моргнула и почувствовала дрожь в руках, а затем и по всему телу. Только сейчас она поняла, что человек в бронеплаще страшно ранен. Ольга удачно разминулась (до этой минуты, по крайней мере) не только с мертвецами, но и тяжелыми увечьями, поэтому разум сначала не зацепил вывернутую под ненормальным углом стопу ... нет, пожалуй и колено ... вообще то вся левая нога от бедра была скручена вдоль оси снаружи внутрь, как у пластилинового человечка в руках ребенка. Судя по жалко подвернутой руке и общей скособоченности, что-то ударило прямо в грудь человека, зацепило всю левую половину. Броня выстояла, но сила удара оказалась слишком велика.

Ольга сглотнула, пытаясь понять — отчего неизвестный все еще жив. Внутренний голос кричал, что с такими повреждениями люди жить не могут. Однако чужак находился в сознании и более того, очень внимательно смотрел на нее. Глаза неизвестного казались бездонными провалами на серо-белом лице, темные зрачки невероятно расширились от боли, однако в них бились мысль и сознание.

— Salva me, — властно повторил чужак.

Прозвучало как приказ, от человека, привыкшего к подчинению. Однако вышло не слишком впечатляюще от того, что 'черный плащ' вдохнул, и застонал сквозь зубы от боли в ребрах, смазав последнее слово в протяжном стоне. Крошечные алые капли выступили на серых губах.

— Ego Inquisitor sum. Audi me.

На этот раз он говорил тише, стараясь не потревожить изломанное тело. И, кажется, не мог сдержать удивление от реакции Ольги. Точнее — от отсутствия таковой. Черный смотрел на девушку. Девушка молча смотрела на черного — 'как баран на новые ворота', если обратиться к богатому словарному запасу мачехи — не понимая, что он говорит. Отдельные слова казались знакомыми, язык — родственный английскому, которого она худо-бедно набралась, пока работала в 'студии красоты'. Но все вместе оказалось совершенно неразборчивым.

Испанский? Нет, слишком рубленые и четкие фразы. Немецкий? Тоже нет, наоборот, слишком плавно. Может, французский... И какого буя здесь делает француз?

— Quis es tu, quid tibi nomen est? — сделал еще одну попытку кособокий.

Точно, француз. Но яснее от этого обстановка не стала.

И что за шум снаружи...

Господи, страшнота какая вокруг.

Мысли путались, цеплялись друг за дружку и в итоге ни одна толком не додумывалась. Что за херня здесь творится? Может быть какие-нибудь террористы? Некстати вспомнилась глупая фраза из старого фильма: 'Саддам Хуссейн напал на нас!'.

Нет, окажись это террористы, у них должно быть знакомое оружие и прочая амуниция. А здесь все окружение напоминало декорации из высокобюджетного фантастического фильма. Эта, как ее... 'Дюна' восьмидесятых годов от какого-то американского наркота. Линч, да, точно Линч. Только без изнанки в виде фанеры, скотча и торчащих гвоздей. И куда-то пропал статист с щелкалкой на которой положено писать реквизиты дубля.

— Debemus recedere ex ...

Кажется, черного таки ушатали его раны, голос затихал, слова теряли разборчивость. Серо-белый цвет понемногу уступал сине-зеленому. Вот сейчас неизвестный действительно с каждой секундой все больше походил на жмурика. И он уже не требовал, а просил. Насколько получалось у того, что, похоже, давно отвык молить о чем-нибудь. Желтый сигнал на подсумке смерился красным.

Шум, снова это жужжание в ушах, похожее то ли на пасеку, то ли на гул прибоя... надо как-то выглянуть наружу, позвать на помощь. Хотя несчастному гаврику точно уже не помочь.

— Redeant in ambobus necabo, — выдохнул черный и уставился на Ольгу тусклыми глазами. Похоже, он исчерпал запас красноречия и приготовился к худшему.

Больше всего девушке хотелось сказать 'иди в жопу' и свалить — поскорее, подальше. Голова болела все сильнее, еще болела диафрагма, глаза... да вообще все болело. И гудело в ушах. Останавливали Ольгу три вещи. Во-первых, она не видела ничего, что можно было счесть выходом. Совсем ничего. Во-вторых, перед ней умирал человек, а Ольга, конечно, любила побравировать цинизмом — кто в молодости этого избежал? — однако не настолько, чтобы оставить беспомощного умирать дальше. В третьих ...

Этого она додумать уже не успела. Девушка, наконец, поняла, что порядком доставший гул в ушах — не иллюзия, а настоящий звук, пробивающийся сквозь стены. А затем сообразила, на что звук больше всего похож.

В старых книгах такую ситуацию обычно описывали как-нибудь красочно — 'кровь застыла в жилах' и все такое. Ольга всегда искренне веселилась над архаичными оборотами 'староглиняных времен'. Только не сейчас, потому что чувствовала она себя именно так, как описано. Будто вся кровь разом заледенела, проморозив тело насквозь невыразимым ужасом.

Она поняла, что это за звук доносится снаружи.

Бежать, надо бежать!

Ольга заметалась, суматошно и бессистемно, оскальзываясь на гладком полу, хорошо смазанном кровью и еще какой-то студенистой дрянью.

Бежать, бежать, бежать!

Подальше от ужасающего воя тысяч глоток, что бушевал, приближаясь, где-то за толстыми стенами. Как звучит вопль множества людей девушка, разумеется, слышала — спасибо ю-тубу и кинематографу. Но здесь ... задай сейчас кто спокойный, отстраненный вопрос — а что, собственно, не так? — Ольга вряд ли сумела бы ответить. Просто ... уши подсказывали ей два совершенно объективных факта. Первый — снаружи кричит какая-то безумная толпа людей. Второй — нормальные люди такие демонические вопли издавать не могут. Не могут — и все. Вой, даже приглушенный преградой, проникал куда-то вглубь сознания, будил атавистический страх голой обезьяны перед ужасами мира, погруженного во тьму.

Только бежать!

Но куда?

Ольга сцепила кулаки, в панике закрутила головой, бросилась к ближайшей стене и заколотила по ней, разбивая кулаки об острые грани.

— Выпустите! — заорала она, лихорадочно соображая, что как-то же сюда попали все те, кого потом перекрутило на фарш вместе с одеждой и содержимым кишок. А если они вошли, значит можно и выйти!

— Выпустите меня!

И ей ответили. Ольга шагнула назад, чувствуя, как стена отзывается вибрацией, словно по ней разом заколотило множество рук с другой стороны. Кто бы там ни был, он, а скорее они, намерены прорваться внутрь. И, может быть, у них получится. Девушка машинально закрылась руками, словно пытаясь отгородиться от внешней угрозы, чувствуя бессильное отчаяние и апатию.

Выхода нет.

Так, минуту... А этот мрачный дядька в плаще для бэдээсэма, который вот-вот отдаст богу душу? Ольга посмотрела на все еще живого 'кривоножку', так она его с ходу обозвала для себя. Удивительно, но плащеносец ответил затуманенным, но все еще осмысленным взглядом. Кажется, он тоже оценил диспозицию.

— Выпусти меня, — попросила девушка, пытаясь протереть испачканное лицо, рукавом. Подумала пару мгновений и добавила, как можно четче и разборчивее. — Сэйв ми. Плиз. Хелп.

— Ты все равно сдохнешь, ну так мне хоть помоги напоследок, — добавила она шепотом, не опасаясь, что тот поймет — русский язык кривоногому был явно незнаком.

— Salva me.

Так, он это уже говорил. И что бы это значило?

— Вот козел, — с чувством вымолвила девушка, борясь с желанием стукнуть собеседника прямо по лбу.

'Сальве ме'... Насчет 'ме' понятно, наверняка это 'я', 'мне'. А 'сальве'... Наверное 'помоги', в такой обстановке другого ничего и не скажешь. Опять же похоже на 'сейв', 'сейв ми', 'сальве ме'.

— Козел, — повторила она, умом, в общем-то, понимая, что звучит весьма несправедливо. Но очень уж все вокруг складывалось мерзко, и кто-то наверняка во всем был виноват.

— И что я могу для тебя сделать?..

Она шагнула через силу, еще и еще раз. Вблизи плащеносец еще и вонял горелой одеждой, а также жженой пластмассой. Наверное, от оплавленного броника, который принял на себя залп неведомой херни, хотя полностью защитить хозяина не сумел. Ольга опустилась на колени рядом со страждущим.

— Да кто ты вообще такой...

Похоже, черный хоть и не понял ни слова, эмоциональный контекст уловил. Он медленно поднял правую руку, приложил ладонь к сердцу и, морщась от боли, раздельно сказал что-то. Что именно — Ольга почти не разобрала, слишком кратко и невнятно прозвучало сказанное, сплошные согласные. 'Корупмнт' какой-то... Коррупционер по местному?