↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Умница
1. Две дуры
Я — умная. Читать я научилась в пять лет и, как улыбалась мама, читала тогда лучше, чем некоторые из моей группы детского садика — говорили. Да и с чего бы мне быть глупой? Отец был доктором наук, химиком, завлабом, мама — литературоведом, переводчиком старой английской поэзии. Отец за свои изобретения, доведённых до техпроцессов, заработал немыслимые в советские времена 90 000 рублей, четырехкомнатную квартиру на Цветном бульваре, дачу у Мытищ, "Волгу"... И уговорил, наконец, тридцатипятилетнюю маму родить меня. Родилась я в 91-ом...
За пару последующих лет 90 000 превратились в среднемесячную нищенскую зарплату по его институту, заводы, производившие по его техпроцессам взрывчатку, встали, переводы из дошекспировской английской литературы оплачиваться перестали... Сначала продержаться помогали деньги, вырученные за дачу, но их не вовремя перевели в рубли, и дефолт страны стал и нашим вторым семейным дефолтом. У отца не выдержало сердце.
Но я и в третьем классе была умной. Я выставилась перед одноклассниками своим английским: "Меня мама научила!". Мой акцент был настолько оксфордским, что даже "My name is Daria" ими почти не воспринималось. У мамы появились частные уроки. Брать за них, я её заставила — дорого!
До седьмого я была старостой, но потом за звание "хозяйка класса" развернулась целая гражданская война, и мне хватило ума отойти в сторону. Однако, наша классная — старейшая учительница школы, когда ей от класса что-то надо было, по-прежнему обращалась ко мне. А что Светлана Иосифовна никогда не забывала к словам: "Дашенька, правда интересная психологическая задача?", добавить хитренькую улыбку ("Дашенька, ты же их сделаешь?") и бесхитростную огромную коробку дорогущих конфет (учительница! — у неё эти коробки штабелями лежали), изрядно помогало нашему взаимопониманию. Вот и в одиннадцатом в конце первой четверти, она обратилась ко мне: "Дашенька, выручай, у нас проблема!" — и повела на встречу с родителями.
Родителей оказалось двое: папа Лёшки Добровца и мама новенькой — Елена Владимировна Артёмьева... Что "папа" был "бизнесменом" — он руководил в советские времена почти подпольной — он даже за неё отсидел сколько-то! — секцией каратэ, которая потом стала вполне легитимной, а потом и весьма "авторитетной", — бандитом, то есть он был! — знали все, но... Но в нашей школе, в нашем классе "непростыми" звались на через раз. Больше, конечно — из другого горизонта: у Вальки Тихомировой отец, к примеру, занимал должность замминистра — при трёх премьерах! Вот и про Елену Владимировну доченька успела похвастать, что та из финотдела мэрии.
Пока двигались к кабинету Светланы Иосифовны — завуч ушла в декрет, и она её замещала — мне изложили ситуацию: отец застал Лёшку, смотрящим в ствол пистолета. Про причину я знала: новенькая, Артёмьева. Ду-у-ура!..
"Красота правит миром, — это её... — Это моё кредо".
"Красота" — это она. Впрочем, можно и без кавычек, потому что она — это красота. А вот правила красотка... Уже случились две тяжёлые драки меж нашими парнями, и я уже еле сдерживала девчонок от ещё одной... заварушки.
— Ещё что за ссыкуха?! — поприветствовал меня "папа".
И мне понравилось, как на него посмотрела "мама". Так на классового врага не смотрят. Проблема, кажется, решаема.
— Двадцать пять тысяч долларов, — ответила я ему. — С Вас, Игорь Владимирович.
— Чего?!
— Пять тысяч за "ссыкуху", а двадцать — за сына.
— А хлебало не треснет?!
— I am sorry, — с оксфордским акцентом выговорила я. — Следующая цена будет двадцать семь тысяч, — вздёрнула голову, повернулась и успела сделать два шага к двери.
— Стоять! — негромко рыкнул он. Я остановилась, повернулась. — Рассказывай.
— Нет.
Он поймал глазами мой взгляд, и я... Я поняла, что термин "ссыкуха" может стать актуальным... По счастью вмешалась тихая "дочь Иосифа" — она выступила вперёд и своей худенькой спиной прикрыла меня:
— Игорь, не пугай девочку.
Она что? — и его учила? Но, чтобы унять свой норов, несколько секунд бандиту всё-таки потребовались...
— Эй! — буркнул он. — Иди сюда. Садись.
Я, по-умному, не стала делать вид, что мне всё нипочём, на негнущихся ногах подошла и без сил опустилась на стул. "Папа", было, открыл рот, но его опередила "мама":
— Зачем тебе деньги?
— Деньги?! — изумилась я. — Мне?
— Именно эти деньги, эти двадцать пять тысяч долларов? На квартиру?
— На учёбу.
— Ты хочешь уехать куда-нибудь? В Англию? Канаду? У нас поступить стоит дешевле.
— А квартиры в Москве — дороже. В Вышку на бюджетное я поступлю бесплатно: у меня будет золотая медаль...
— В Высшую школу экономики? — Артемьева взглянула на Светлану Иосифовну, та кивнула.
Я на их переглядку только демонстративно усмехнулась и продолжила:
-...но учиться... Моя мама нас и сейчас-то еле тянет. Пять лет помножить на двенадцать месяцев — шестьдесят. Пятисот баксов в месяц мне хватит. Пятьсот на шестьдесят это тридцать тысяч. Ещё пять тысяч — ну, проценты с суммы... Да ещё немного как-нибудь заработаю!.. Или чуть ужмусь.
Голос у меня дрожать перестал, и женщина улыбнулась мужчине. Тот только хмыкнул:
— Ты уверена, что помочь сможешь?
— А могу я сказать, что Вы выбили пистолет из руки Лёшки?
— Дура? Выбивать из руки заряженный пистолет? Из руки сына?
Да, случайно дёрнется не так палец...
— Я — умная, а Катерина... — я поджала свои тонкие серенькие губки, — Катерина — очень романтична.
Мама Катерины тоже чуть губки поджала... Нет, силикона в них не было... Да ей, судя по Катьке, и не требовалось... А когда папа Лёхи на неё взглянул, взгляд свой отводить, глаза свои... глазищи свои карие... опускать она не стала.
— Да пожалуйста! — кинул мне он.
— Вы меня не поняли: я не разрешения спрашивала. Меня Лёшка не опровергнет? Что он о той сцене помнит?
— Мало чего... — буркнул старший Добровец: — Там на столе бутылка виски на половину пустая осталась. Мне бы это на полглаза, а ему... Только... револьвер это был.
— Да какая разница!
Кажется, мне вознамерились объяснить различия, но...
— Мальчик пьёт? — насторожилась мама красавицы.
— Лёха? — удивилась я. — У него, вообще-то, даже режим питания. Он даже, когда в школьной столовке — так из своего термоса ест!
— Алексей у нас — кандидат в мастера спорта по смешанным единоборствам, — степенно пояснила Светлана Иосифовна.
— Вот, — пожал своими плечищами его главный тренер, — у нас турнир на пороге, а он... Так, — он опять обернулся ко мне. — Вытащишь парня, поступишь в институт — любой! — плачу стипендию все пять лет. Рублями только.
— На пятьсот долларов в месяц по текущему на число выплаты курсу?
— Принято, — согласился он.
И я обернулась к женщине:
— А с Вас, Елена Владимировна...
— С меня? И за что?
— За вашу дочку-красавицу. За то, что ей, как минимум, светит бойкот в классе. По минимуму! А что там в максимумах — я пугать Вас не хочу.
— И что с меня? Тоже двадцать пять тыщ баксов? Или те самые пять — недостающие?
Она вроде бы улыбнулась... Бр-р-р... А они-то — под пару.
— Нет. Вам почти бесплатно. У нас есть преподаватель, Горский Владислав Александрович. Устройте ему перевод.
— И куда?
— На все четыре стороны! — и сбавила тон: — В любую другую школу.
— Чего так?
— Он мне четвёрки ставит.
— С медали сбивает? — тут же поняла женщина.
— Да.
— А он согласится?
— Я поспособствую.
— Я посмотрю, что можно сделать.
— Хорошо. Я тоже пока поприсматриваюсь.
— Э-э! — возмутился мужчина. — Женщины! У сына турнир через две недели, а вы в гляделки играть собрались?!
Так меня первый раз в жизни назвали женщиной.
Разговор с этим Горским и его красавицей я провела на следующий день. Мы с ним и раньше в восторге друг от друга не были, но четвёрками он начал разбрасываться по её наущению, а взамен... Ну, не впрямую, конечно... У отнюдь не старого мужчины с молоденькими школьницами отношения, бывало, складывались... специфические. И не первый год, не первый раз. Кто нынче "при Владике" — было популярной темой пересудов девочек не одного выпуска. Вот только бы не надо ему связываться со мной!
И я ему при Катерине пообещала рассказать старшему Добровцу, что до попытки суицида его сына довела не толпа малолеток-соперников, а один вполне половозрелый ушлёпок. То, как половозрелый в лице изменился, несовершеннолетняя красавица рассмотрела в подробностях. А я дала ему две недели, чтоб он из нашей школы вымелся.
— Но куда ж я?..
Было видно, что Добровца-старшего он представил со всеми его наколками и всеми его "воспитанниками". Катька от своего "учителя" отодвинулась.
— Вам, Владислав Александрович, предложат. Вы только не отказывайтесь, не перебирайте уж долго!
И тут Катерина распахнула свои карие глазищи, до неё наконец, дошло:
— Лёшик?.. Суицид?.. Из-за меня?.. Он хотел покончить с собой?!
— Отец еле успел выбить из его руки револьвер.
— Правда?
Лёха выиграл свой турнир. Ещё бы — ведь в зале сидела она.
Добровец, что я умная — запомнил. "Стипендию" выплачивать не забывал тоже, а на втором курсе позвал к себе. В кабинете у него сидел ещё и неприметненький старикашечка, а он кивнул на лежащий на столе файл:
— Ознакомься.
Договор. Я ознакомилась.
— Что скажешь? Что кривишься — что-то в нём не так?
Договор тот... Ну, не подстава, но почти — почти учебное пособие для начинающих. Я за разбор подобных пару пятёрок на практике получила, потом меня наш препод по таким пустякам вызывать перестал. Да и без подстав — договор был просто невыгоден!
"Что не так" я перечислила.
— Ну, дядя Жора, я же говорил? Почти слово в слово с тобой. Ехидней только.
Георгий Михайлович тихо улыбнулся и кивнул. (Он был — я потом узнала — и главным бухгалтером, и главным экономистом, и главным советчиком у Добровца.)
— Так, Дарья, слушай. Есть анекдот: "Что тебе нужно для полного счастья?" — "Полметра земли. Полметра государственной границы. Чтоб хоть бочком протиснуться можно было!" Этот договор — те самые пять дециметров. Калитка туда, куда раньше пролезть я не мог. А мне — хочется! И те, — он кивнул на бумажки, — это знают. Но они ещё знают, что, раз я в деле, то никто из шакалья больше не сунется, а крокодилам разным — жалких сантиметриков мало. Им связываться с ними — хлопот больше, чем навара. Куда засунуть сию писульку, я "партнёрам" уже указал, и они подготовили следующую. Мы, с дядей Жорой считаем, такую же. Может, чуть похитрей. Едешь со мной. Читаешь. И — я устрою — при них комментируешь. И не бойся там никого! Можешь ввернуть даже, чего-нибудь по-английски. Эх, жаль, немецкого ты не знаешь...
Немецкий был у меня вторым иностранным (а ещё я как раз тогда начала заниматься китайским), но хвастаться всем этим — не стала, я спросила:
— Зачем немецкий?
— Мне, вообще-то, не лордесса породистая нужна, а злобная гестаповка, которая, — он хохотнул и посмотрел на Георгия Михайловича, — обнаружит в вверенном ей кантоне жирную паутину всемирного еврейского заговора. Есть у них один... Толстый... Поэтому дядю Жору взять не могу.
Дядя Жора поморщил своим отнюдь не курносым носиком и беспомощно пожал худенькими плечиками. Я пожала тоже:
— Лордесса, которая обнаружит, что быдло подзаборное пытается её обсчитать, тоже может стать очень злобной. Да им обеим многому можно бы подучиться у простой советской следовательницы ГПУ на допросе пособников троцкистов. Нет проблем, я им тридцать седьмой год изображу. Но...
Дальше мы немного поторговались.
В результате последовавших переговоров — моего на них выступления, в том числе — Добровец получил калитку в новый мир. А я — компьютер в последней комплектации. Маме отдала свой — она тогда интернет распробовала, а себе установила почти сервер! Потом, за ещё одно представление, он оплатил мне курсы по вождению. Потом — "Фольксваген", чтоб я "Волгой" своей "позориться" перестала. Что ж, в интернете я среди любителей раритетов устроила небольшой аукцион и Газ-21 продала. Добровец, когда узнал, за сколько, хмыкнул: "Может, ты и мой "Москвичок-403" толкнёшь? Отцов ещё, на даче только место занимает..." No problem! Я следом даже получила заказ на "Победу". Достала из домашнего архива записные книжки отца, обзвонила старых его знакомцев и заказ выполнила!
За "Фольксваген" должно было уйти несколько платежей. Но он махнул на них рукой, когда не удержал ситуацию, и я оказалась под перекрёстным огнём. Я тогда от шока оцепенела — да меня парализовало просто-напросто! — и на лице моём всю пальбу промёрзла презрительная ухмылка... На следующей стрелке — какие на хрен переговоры! — меня узнали... Больше, вдруг выяснилось, что меня — признали: Георгий Михайлович даже посмеялся, ему передали, как один бандит пугал другого: "Или ты хочешь, чтоб тебе Чекистка рассказала, почём нынче дебет с кредитом?" Но и я... С той поры и я стала следить за собой, следить за контрагентами. И "дебет с кредитом" старалась балансировать. Добровец поначалу ворчал на это что-то неразборчивое, а потом... Потом стал больше платить.
Я считала себя умной. Когда весной в прошлого года вежливые зелёные человечки взяли Крымский парламент, начали готовить референдум, чтоб "Крым вернулся в родную заводь", и кругом воцарилась эйфория, я поняла, это шанс. Мама пришла в ужас, она позвонила Светлане Иосифовне, та — Добровцу, тот для усиления вызвал Артёмьеву. И они все вместе насели на меня:
— Заложить квартиру? С ума сошла?! Какой ещё женский журнал?!
В банке я изложила, что хочу издавать настоящий женский журнал, который будут читать все! В банке поняли, что молоденькой дуре кто-то навешал лапшу на уши, но квартира наша стоила раза в полтора больше, чем те пятьдесят миллионов рублей, которые я под неё запросила, они согласились. Требовалась только подпись мамы — владелицы собственности.
— Дашенька, да ты ли это?
— Никаких журналов не будет, — ответила я и развернула заготовленную карту. — Вот это — Россия, вот это Крым, а что — между? — а между лежали земли Харьковской области, Донбасса, Запорожья, Херсонской области... — Референдум мы выиграем без вопросов, и тогда — что захотим ещё?
— Ты думаешь...
— Чего, там, думать — вы оглянитесь по сторонам и послушайте все эти восторги.
— А квартира-то ваша при чём?
— При том, что она стоит два миллиона долларов. Не пятьдесят миллионов рублей, которые мне под неё согласились дать, а самое малое — два миллиона долларов. Сколько это будет к концу года в рублях? К концу года, когда у нас будут военные действия на Украине, санкции... А если Запад ещё и обрушит цены на нефть... Я на все эти миллионы деревянных рублей кредита сразу и куплю доллары. И просто буду ждать год. Я не проиграю. Как минимум не проиграю — проценты уж окупить смогу точно.
— А ты, оказывается, рисковая ... — ухмыльнулся русский гангстер.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |