|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 18: Начало обучения
Челнок ощутимо дернуло и повело в мелкой судорожной тряске. Ниоми вцепился в крепежную сетку и вжался в стену. Все чувства паниковали и орали: ему не нравилось, как незнакомый пилот вел капризный атмосферный транспорт, но... сделать он ничего не мог. Резко тряхануло. Так, что клацнули зубы и заныла отбитая о ребристый металл стена. Еще рывок. Еще.
— Да ебать их в зад, они летать нормально разучились? Дебилы!
Громогласный злой бас сидящего рядом солдата резанул чувствительные уши и отдался болью в голове. Парень промолчал, чутко вслушиваясь в надсадный рев двигателей, в скрип обшивки и скрежет металла. В какой-то момент ему почудился предательский треск и посвист в турбине. Потом — еще. Треск. Характерный. Так трещит конструкция крыла при запредельной нагрузке.
Ниоми прикрыл покрасневшие глаза. Челнок перегрузили. Не факт, что выдержит перелет через грозовой шторм. Лететь вроде бы недолго и недалеко. Он интересовался маршрутом до форпоста, куда его перевели. Опасное место, непредсказуемое, сильные воздушные потоки. Особенно сейчас, во время частых и сильных дождей. Брату он ничего не сказал. Не хотелось заставлять его нервничать и психовать еще сильнее, но... одно дело самому сидеть за штурвалом, а другое — довериться кому-то, кого не знаешь.
Снова тряхнуло. Снова этот пока еще тихий треск. Машину затрясло сильнее, заметно повело. Солдат снова начал крыть матом пилота, но заткнулся, когда челнок чуть ли не рухнул вниз. Экстренное снижение, пока еще контролируемое. Челнок идет относительно ровно, без серьезного крена, заваливаясь на левое крыло. Рывок, набор высоты, машину выровняли, но крен еще ощутим. Скрежет обшивки. Свист ветра. Снизились почти до поверхности. Еще один рывок, шум ветра исчез. Прибыли? Мягкий толчок приземления. Прибыли.
Парень медленно разжал пальцы, нахохлился, непроизвольно поежился. Сегодня почему-то особо холодно. Зябло было еще до отправки. Потом — полило. Пока дали добро на погрузку, пока загрузились — промок до нитки и замерз, стоя на погрузочной площадке в строю таких же неудачников. Брата не было — его отправили с отрядом куда-то в горы. По такой погоде. Потом объявили погрузку и загнали всех в трюм, приказав устраиваться между принайтованным грузом. Когда челнок взлетел, машину завело на левый борт. Толи нагрузили неравномерно, толи с двигателем какая проблема, толи пилот ошибся — непонятно, но крен был такой, что казалось, машина так и рухнет на землю. Но нет, выправились и полетели. За время полета дошел до трясучки. От нервов или от холода и льдистого сквозняка — непонятно. В горле неприятно першило и ныло, но болеть нельзя. Не в таких местах — спишут как потери и сбагрят куда-то в горы.
Дир много чего ему рассказал. Неприятного. Дал много советов, иногда расписывал последовательность действий чуть ли не до каждого жеста. Тогда он, Ниоми, не мог понять зачем Дир это ему рассказывает. Зато теперь понял, когда их выстроили в узком ангаре прямо у трапа челнока перед тремя сумрачными хмурыми мужчинами. Командование форпоста "ТАС-17". Дир их описал подробно, откуда-то достав снимки. По центру — командир. Рослый хмурый мужчина с уставной армейской стрижкой. Тонкие губы недовольно сжаты, желваки перекатываются, взгляд колючий и оценивающий. Ему не нравится пополнение. Это очевидно, не надо знать его и без того неприятный характер. По левую руку от него стоит замком. Столь же хмурый худощавый мужчина с тяжелым взглядом. Про него Дир сказал: "На понимание не надейся. Мужик он суровый и ценит только своих. А своими становятся ТОЛЬКО после зимовки". Информации по третьему мужчине не было. Дир и так сделал невозможное и узнал за вечер хоть что-то.
— Это все? — сумрачно громыхнул командир форпоста.
Гулкий бас перекрыл фоновый шум ангара. Ниоми не пытался прислушиваться. Голова ныла все сильнее, уши заложило. Все, что ему надо будет знать, ему скажут. Сейчас важно не привлекать к себе лишнего внимания. Дир просил не выделяться. И не говорить, что он пилот, пока не спросят прямо.
— Где припасы?
Командир челнока что-то ответил. Голос потонул в шуме работающего погрузчика.
— Да мне похер что там у них за напряги! Вы мне прислали два десятка доходяг! Что мне с ними делать? Чем я их кормить должен? Где лекарства? Да половина из них загнется за декаду! Шмотье хоть теплое прислали?
Ответ, видимо, удовлетворил.
— Боеприпасы?
Пауза.
— Что значит, не отгрузили?!! У нас логовище под задом! Месяц, ну два — это край, и тут начнется мясорубка! Мне срать, что там у них за херня твориться, но мне нужны боеприпасы, иначе я снимаюсь на любую дальнюю базу! Мне похер, что проход в центральный регион откроется! Пусть сами разбираются! Да! Так и передай!
Командир на время отвлекся от ругани, жестом подозвал кого-то из местных — коренастого крепкого бойца с на лысо бритой головой. Громкий тяжелый голос бил по голове, буквально вколачивая в мозг сухие приказы:
— Этих на кормежку в столовую, распределите по койко-местам и на дежурства. Часть на обходы территории. Доходяг на стационарные дозорные точки, тех, кто покрепче — в отряд Суфу, пусть ему помогают. Выполняй.
Боец коротко кивнул и направился к колонне новоприбывших. Цепкие серые глаза оббежали каждого. Ниоми казалось, их всех оценили, мысленно навесили ярлыки и уже распределили на места службы.
— За мной.
Сухой резкий голос, невыразительное скуластое лицо, холодный колкий взгляд. Им тут не рады. Никому из прибывших. Никто не будет ради них надрываться, тратить на них бесценные лекарства. Никто не поможет, случись что. Дир прав. Здесь он может рассчитывать только на себя. Как он сказал? Не доверяй, не бойся, не проси, не жди помощи. Не надейся на других. Только на себя.
Ниоми поежился, опустил взгляд под ноги. Он привык к Дорану и его бойцам. Привык им доверять, верить им, помогать по возможности и ждать поддержку. Здесь такого не будет. Значит, придется вспоминать прошлое. Когда приходилось выживать вместе с братом. Дорана рядом нет. Ничего, такое бывало и раньше. Выжил тогда, выживет и сейчас.
Унылая апатия медленно разжимала когти. Зря расклеился. С таким настроем только на тот свет уходят. А ему надо дожить до зимы. Как угодно. Ради брата. Ради того, чтобы они могли убраться с этой планеты и жить дальше. Любыми путями. Любой ценой.
Настроение скакнуло к холодному спокойствию, как обычно во время тяжелых вылетов. Идя по типовому серому коридору, Ниоми думал, прикидывая, что ему делать и как себя вести. Здесь он не найдет ни понимания, ни помощи, ни друзей. Только сослуживцев и знакомых. Называть другом того, кого толком не знаешь только потому, что удалось найти хоть какой-то общий язык и взаимопонимание — глупо и чревато. Старожилы новичка не примут, пока он не пройдет испытание зимой, тут Дир прав. Такое отношение распространено на всех дальних форпостах и удаленных базах Корромина. Негласно. Чем меньше коллектив, чем он сплоченее, тем подозрительнее относятся к новичку.
Ниоми послушно остановился по приказу провожатого, скользнув по нему мимолетным взглядом, запоминая лицо. Их даже нельзя винить или упрекать в таком... неприятии. Потому что глупый и непроверенный сослуживец порой опаснее стаи зверья. Своей непредсказуемостью, иногда — невменяемостью, часто — страхом и паникерством в критических ситуациях и всегда — незнанием негласных правил выживания в этой конкретной области чужого мира. А сейчас он сам один их таких сомнительных новичков. Многого от него требовать не будут. Не доставлять проблем. Не вредить. Не лезть под руку. Желательно — быть полезным и не получать травм, чтобы не выедать бесценные лекарства, которые будут особо нужны зимой.
Парень слушал короткую сухую речь незнакомого ему солдата, запоминая простой перечень правил и запретов. Ничего нового или необычного. Все тот же запрет на бестолковую трату боеприпасов. Все те же правила безопасности в горах с большим количеством опасного зверья. Разве что отдельно помянули ихтан для тех, кто их еще не видел.
— Еще раз говорю отдельно для тех, кто не услышал с первого раза или пропустил транзитом мимо мозгов. — боец прошелся прессом колючего недоброжелательного взгляда по замершим новичкам. — Будете орать в горах, шуметь или палить без разбора — пристрелим. Всем понятно?
Дождавшись нестройного уставного ответа, мужчина недовольно дернул губой.
— Ты, пацан.
Ниоми автоматически ответил, увидев направленный на него тяжелый взгляд:
— Да, эрс?
— Имя?
Просил же Дир не привлекать внимания и не выделяться...
— Ниоми Иблис. — без энтузиазма ответил он.
— Как давно на Корромине?
— Прибыл ранней весной. — коротко ответил Ниоми. — Снег еще лежал.
Начавшаяся появляться благожелательно поугасла, но не пропала окончательно.
— Нападения ихтан застал?
— Да.
Застал... не совсем верное определение. Они с братом прибыли в самый разгар последних волн. Последние три декады кровавого кошмара, после которых в один день зверье просто ушло в свои логовища и залегло в спячку до конца лета.
— Хорошо.
Коренастый боец еще раз осмотрел его, хмыкнул и... погнал новичков в столовку. Ниоми мысленно пожал плечами и выкинул из головы короткий непонятный разговор. Мало ли какие у кого загоны. Самое интересное и важное начнется после кормежки. Распределение. Вот тогда станет понятно, чем он будет здесь заниматься и насколько низко его оценили.
* * *
Самоцвет манил, звал, притягивал взгляд. Он просился в руки. Казалось, я уже чувствую его гладкость и холод, тяжесть на ладони и ласковые касания чего-то родного, привычного за бесконечность прожитого времени, нежного и одновременно агрессивного, опасного, способного как спасти, так и разрушить. Пальцы сжались на камне резной балясины. Спуститься и взять столь манящий самоцвет или снова уйти? В пещере, сокрытой глубоко под Черным Дворцом, ни души. Никого. Ни одного наблюдателя, ни единого стража. Даже любимцев Владыки нет. Никто не помешает мне взять столь желаемое... нечто. Капризное нечто в оболочке прекрасного и притягательного кристалла, окутанного ясно видимыми протуберанцами энергии, дымкой и искорками чистого, незамутненного фиолетового цвета. Это не камень. Не банальный блестящий кусок минерала, ограненного чьей-то рукой. Нет. Это воплощенная Сила, Мощь и Воля.
Чья?
Не знаю. Самоцвет Силы покоится в ложе в обелиске, лишенном надписей, рисунков или глифов. Природный узкий каменный монолит высотой в полтора моих роста, вырастающий из пола пещеры-хранилища. Не тронутый рукой разумного. Его никто не обтачивал и не шлифовал, несмотря на правильность и геометрическую точность. Никто не касался его, но выстроили вокруг его ложа крепость. Дворец, ставший центром сосредоточия сил этого мира и осью жизни населяющих его цивилизаций.
Камень призывно мерцал в ложе, манил и, казалось, урчаще нашептывал, звал и ластился к рукам. Сейчас здесь никого. Никого, кто мог бы мне помешать. У них там наверху что-то происходит, и все заняты. Сейчас — самое время.
Камень заискрил, переливаясь сочными яркими фиолетовыми искрами, и сомнения исчезли. Я перемахнула через перила и спрыгнула на черный каменный пол пещеры. Пара быстрых шагов, я протягиваю руку, пальцы касаются гладкой поверхности. В голове все так же урчат певучие шепотки и слова на смутно знакомом языке. Уже не призывно. Торжествующе.
Самоцвет выпал из гнезда прямо в руки. Тяжелый, крупный, едва помещающийся в ладонях. Странно-теплый. Ластящийся. Живой. По коже ласково потекла фиолетовая дымка и я...
Я проснулась.
Какое-то время я молча смотрела в потолок. На этот раз старый сон увиделся настолько четко, словно это произошло буквально только что, и ощущения еще не успели сгладиться. Казалось, я до сих пор чувствую на руке эту теплую ластящуюся тяжесть кристалла, его касания, текучее чувство струящейся по коже энергии. Настолько ярко и четко, словно...
Словно он где-то рядом и ждет, когда же я вспомню его и ПОЗОВУ.
Непроизвольно я потерла руки, унимая почти щекочущие ощущения. Позвать хотелось так, что судорогой сводило скулы, но также отчетливо я понимала — рано. Рано мне еще звать подобные... приветы из далекого прошлого. Не было сомнений — сейчас камень отзовется. Как и многое иное. Видимо, тот мальчишка-маг дал стартовый толчок, достаточный, чтобы преодолеть незримую черту, отделившую меня от четкой памяти и даров прошлого. Сейчас воспоминания ярче, четче, полнее, почти осязаемые. Не испаряются как туман по утру, не превращаются в кучу фрагментов и образов, провалы между которыми приходится заполнять годами. Память восстанавливается. Медленно, фрагментарно и бессистемно, но так даже лучше. Больше точек-триггеров, за которые можно зацепиться и раскрутить событийную связь. И вспомнить действительно ВСЁ. Даже то, что вспоминать... больно.
Много жизней — много потерь. Глупы те, кто считает, что вечная жизнь — это круто. Вечность идет в ногу с потерями. По разным причинам. Чаще всего, близкие... гибнут. А смерть... Она и для бессмертных — смерть.
Я села, потерла лицо, смывая с себя тянущую душу боль и записывая воспоминания. Обещала Зу записи снов. Не знаю, будут они для него полезны или нет, но для меня — да. Однозначно. А еще есть Ринор.
Ринор Ирирьяр Ра"ах. Молчаливая загадка с бесконечностью тайн. Вероятно, загадка из моего же прошлого. Я могу, конечно, ошибаться, выдавать желаемое за действительное, но... Имя Ра"ах жгло разум узнаванием. А уж реакция Ринора, когда его называешь Ра... Она бесценна. Как и подспудное понимание того, что он с собой сделал пять дней назад. Точной уверенности не было, откуда она, пока память зияет дырами, но всё же... всё же доля понимания есть. Какая-то странная, неоправданная уверенность, основанная лишь на изменении моторики его движений, на силе и ловкости, запредельной даже для нарим. Но пока я не буду уверена точно, эти догадки останутся при мне при всей их логичности и точности формулировок.
Ладно. У меня есть время привести в порядок память. На Корромине его вообще много. Свободного времени. Особенно сейчас, когда пирамида относительно благоустроена. Допустим, день сожрет учеба, но остальное... Всё мое.
Кстати об учебе. Танцор мне кое-что обещал...
Обаятельное ворье осел в пирамиде на время дождей, мотивировав свое присутствие нежеланием мокнуть под проливными дождями на безлюдном кряже. Причина вполне здравая, даже логичная, если не считать, что она вторична. Зуан на его разглагольствования покивал, скептично хмыкнул, но... оставил в пирамиде в качестве моего помощника, подсобного рабочего и охраны на случай неожиданных случайностей.
Зевнув, я встала, заправила лёжку, переоделась и пошла искать Танцора.
Нарим нашелся на кухне: сидя перед большим термопотом он медитативно нарезал тончайшими кружочками корневище водного растения, по вкусу похожего на корицу с мягкими сливочными нотками.
— Доброе утро.
Ворье жизнерадостно улыбнулся, забавно дернув ушами.
— Утро-утро. Настойку будешь?
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
