Портфель точка нет

Портфель точка нет

Автор Сербскй

Весна 2001 года.

Юг России, военный аэродром.

Серебристая точка выпала из облаков.

— Вижу самолет, — доложил наблюдатель, с биноклем в руках застывший у стеклянной стены до пола.

Постепенно увеличиваясь, четырехмоторный грузовик Ан-12 грузно падал по отвесной глиссаде. Падал с претензией на вальяжность, но как-то скособочено, неловко выставив одно плечо выше другого.

— Идешь ниже на десять метров! — простуженным голосом забубнил в микрофон руководитель полетов. — Не снижайся резко, Сережа, горизонт!

Из наростов на брюхе транспортника, ярко освещенного весенним солнцем, косолапо поползли колесные тележки шасси. Зажженные бортовые огни проигрывали солнечному буйству, но все-таки самолет дополнительно обозначали, указывая на явную несуразность в небе: позади ярких точек фар вместо привычных четырех струй выхлопа отчетливо виднелись три следа, средний из них которых затухал.

— Второй двигатель выключен, — сообщил в пространство наблюдатель.

Руководитель полетов очередной доклад воспринял, привычно осматривая мониторы, однако мельком глянуть в блистательно расцвеченную солнцем стеклянную стену тоже успел. Пожара, слава богу, не заметил.

Наблюдатель считался опытным специалистом, подтверждением чему являлся нагрудный знак первого класса. Старослужащий спец с сержантскими лычками, всякое разное повидавший за последнее время, сейчас просто крепче сжал бинокль, угадав вопрос руководителя полетов:

— Огня не наблюдаю, — и без паузы добавил: — Четвертый двигатель выключился!

Сверкая люстрами, по рулежке помчались пожарные машины, в дополнение к дежурным, уже маячившим в конце полосы.

— Третий двигатель выключился! — волнение в голосе наблюдателя едва угадывалось, однако кто-то, тем не менее, вскочил на ноги.

За толстой стеной хорошо вымытого стекла мир представлялся аквариумом, а четырехмоторный транспортник сильно напоминал майского жука, который летать не должен, но летает, потому что не мучается загадками природы.

Над ЦРП висел ровный гул, изредка перебиваемый вразнобой звенящими телефонами. Рядом с фоном, таким характерным для занятных своим делом людей, висел на стене портрет первого и уже бывшего президента России Бориса Ельцина. Привычная обстановка, обычный рабочий день, хотя текущих дел на вышке убавилось — пылесосом зонального центра системы организации воздушного движения небо над аэродромом расчищено, а очередные взлеты отменены. Продолжая бубнить в микрофон, руководитель полетов с чувством раздавил пожеванную, но так и не прикуренную сигарету.

О неполадках на борту командир корабля доложил еще двадцать минут назад. Что надо предпринять по регламенту — предприняли, что следовало обсудить — обсудили. Ну, влетели в зону турбулентности, с кем не бывает? Работа такая. Экипаж на борту бывалый, под обстрелами не раз взлетали. Ученых учить только портить, ведь действия при отказе двигателя прописаны ясно, так что руководителю полетов оставалось всего лишь работать, то есть руководить полетами при нестандартной ситуации.

А потом случилось худшее, что можно было только представить: грозовой фронт разразился градом. Радиаторы посекло, двигатели начали терять масло. Пришлось срочно перейти в режим малого газа, вот это уже было серьезно.

При сильном северо-восточном ветре транспортник Ан-12 заходил на аварийную посадку по кратчайшему пути, однако суеты на вышке не наблюдалось. Наоборот, механизм руководства полетами действовал четко и слаженно, мгновенно принимая поступающую информацию и тотчас же раздавая указания всем причастным службам аэродромного хозяйства.

Тяжело дыша, по лестнице на башню поднялся седой полковник. Мельком оглянувшись, он встал у стеклянной стены, рядом с наблюдателем. Помедлив, полковник закинул в рот таблетку, незаметно, как ему показалось. Появление начальства отметили, но не более того, все элементы машины ЦРП продолжали крутиться в привычном ритме.

— Посадку разрешаю! — руководитель полетов запнулся и, понизив голос, добавил неуставное: — Давай, Сережа... Давай, тяни!

По рулежной полосе с воем потянулась колонна 'скорых'.

Неторопливый заправщик, вальяжно кативший по центру рулежки, испуганно вильнул в сторону, затормозил. Водитель 'бидона' вылез на подножку и, цокая языком, завертел головой. Будничная возня на стоянке самолетов замерла — разнообразный аэродромный люд, прикрывая ладонями глаза, выбежал к краю бетонки.

Весеннее солнце слепило через стеклянную стенку КДП, заставляя сержанта-наблюдателя моргать чаще:

— Шасси выпущены! Закрылки в посадочном положении! Первый двигатель дымит! Огня не наблюдаю!

Технический персонал башни прилип к окнам. Уже без приборов было отчетливо видно, что у скособоченного майского жука три винта из четырех безвольными флюгерами болтаются во встречном потоке, а оставшийся живым один, за всех отдувающийся двигатель номер 'один', отчаянно парит.

— Первый горит! — подтвердил очевидную картину наблюдатель.

Словно пьяный гуляка, промазавший мимо стула, транспортник Ан-12 неуклюже плюхнулся на порог полосы в полной тишине — последний двигатель на излете залила система пожаротушения.

Лизнувшие землю колеса взвизгнули истерично, плюнули дымным облачком, но неласковую встречу выдержали. Поначалу припавшая на копчик толстая туша самолета дернулась, потом выровнялась с прискоком, клюнула носом. Инерция несла многотонную массу вперед, и передняя стойка шасси, вздрагивая на стыках плит, плавно просела, на бегу принимая свою долю груза.

С очередной пожеванной сигаретой во рту руководитель полетов матерился в телефонную трубку, зрители на стоянке, размахивая руками, радостно орали, добровольцы бежали в конец полосы, а транспортник катился, катился, сбавляя скорость, и всё ниже припадал к земле тяжелыми крыльями.

Справка. Ан-12 — четырехмоторный военно-транспортный самолет, получивший прозвище 'сарай' от своего создателя, авиаконструктора Антонова.

ВПП — взлетно-посадочная полоса. Эта часть аэродрома предназначена для взлета и посадки самолетов.

КДП — командно-диспетчерский пункт.

ЦРП — центр руководства полетами.

РП — руководитель полетов.

Глиссада — траектория полета самолета, снижающегося при посадке.

Раненых начали выносить сразу же, едва опустился хвостовой трап.

— Ого, какая встреча! — Петр Груздев привстал с носилок. — Ты посмотри, Степа, оркестра только не хватает!

Подниматься сил не было, но Беседин краем глаза все-таки посмотрел — на бетоне взлетной полосы наблюдалось столпотворение. Меж носилок суетились белые халаты, с двигателей капала пена, а у подкатившего автобуса вырастала гора сумок, баулов и еще каких-то ящиков с коробками. В брюхо транспортника, кроме раненых, с утра много чего напихали, и сейчас это все поспешно извергалось наружу. В лихорадочном, но осмысленном движении муравейника вокруг матки участвовали не все, экипаж самолета отстраненно наблюдал за работой спасателей.

— Ну что, мы свою работу сделали, — командир борта в потрепанной кожанке подошел к носилкам. — Теперь, братцы, дело за вами. Не хворайте, ладно?

Все события, описанные в тексте, происходят в параллельном мире, совпадения с действительностью невозможны. Номера воинских частей, названия правоохранительных органов, а также фамилии действующих лиц выдуманы, и не имеют ничего общего с реальной действительностью.

Часть первая.

Портфель в разрезе.

Эпизод первый.

Август 2013 года,

Юг России.

Летний ясный день начался обычно, с суеты.

Стоило Степану Беседину войти в кабинет, как следом ворвалась текучка и, вереща двумя телефонами под аккомпанемент 'аськи', принялась нетерпеливо толкать в спину срочными вопросами. Взбодренные пятиминутной планеркой сотрудники вдруг натащили кучу бумаг, которые буквально дымились в руках, требуя немедленной подписи. Не менее срочно следовало просмотреть почтовый ящик, нагло изводящий спамом и теряющий деловые письма.

А еще, не отвлекаясь на аськины крики, предстояло разобраться с очередными платежами, подтвердить заказы, сделать несколько звонков... Волна дел уходила только для того, чтобы перегруппироваться и вернуться с пополнением. Обычный рабочий день, ничего нового в стандартном заплыве до шести вечера. Или до девяти, что чаще бывает, тут не загадаешь. И все некогда было покурить, и Степан уже было решился выйти, — бросил раскаленный телефон, поднялся, доставая мятую пачку, — как шлагбаумом перегородил дорогу невзрачный мужчинка с потертой папочкой в руках.

'Мент, однако', — определил Степан с первого взгляда.

Небрежно кивнув, как бы соглашаясь с невысказанным диагнозом, посетитель бесцеремонно сел. Отодвинул дорогущую Степину ручку, выложил папку на стол, и только потом, проведя платком по четко обозначенной лысине, представился:

— Майор Пилипчук, уголовный розыск.

И удостоверением помахал, профессионально, словно фокусник: вроде оно было, а вот его уже и нет. Отработанное движение, да повторенное триста раз, становится условным рефлексом — такую четкую тенденцию подметила однажды собака академика Павлова.

Незваный гость вздохнул горько, раскрыл папочку, и с явным отвращением 'приступил к исполнению', то есть спросил имя и должность Беседина. Неторопливо записал ответ, косясь на запотевшую, сверкающую капельками влаги бутылку 'боржоми'. На какое-то время завис, но сразу оживился, когда из холодильника Степан достал второй высокий стакан. Сделав глоток, быстренько покончил с формальностями, и добрым голосом произнес вроде бы нейтральный вопрос, будь он неладен... ('он' — это вопрос, хотя майор, впрочем, тоже):

— Скажите, Беседин, вы на работу когда пришли?

Простой вопрос, а честный ответ перевернул всю дальнейшую жизнь Степана.

Но сейчас он точно помнил, как подошел к дверям офисного здания в 8:45 и подумал, что до назначенной им планерки еще целых десять минут, можно спокойно постоять с сигаретой на свежем воздухе. Дома Степан не курил, бывшая жена отучила, и по дороге на работу тоже, а вот здесь, на пороге конторы, перед прыжком в круговорот дел — в самый раз. К первой сигарете относился трепетно, с чувством. Курильщик со стажем, он наслаждался ароматом, растягивая удовольствие. Позже, днем, в запарке, мог на перекур потратить пару минут, а сейчас другое дело, время есть. Из безликой толпы, плотно текшей по тротуару, на ступеньки выдавило сотрудников, Мишу с Валерой. Поздоровались, чему-то посмеялись. А потом у Степана задрожал телефон в кармане. Махнув ребятам рукой, он отвернулся — чтобы, покуривая не спеша, досрочно окунуться в очередной рабочий день.

Вот это все Степан рассказал посетителю, и запоздало удивился:

-А в чем дело, собственно говоря, можно узнать?

— Узнать можно, а как же! — криво усмехнулся майор, смакуя шипящую живительную влагу.

Набрякшие мешки под глазами выдавали вчерашний бурный вечер, видимо, далеко не последний за прошедшие годы. Но, как и стакан в руке, план беседы майор четко держал под контролем. Переключая внимание клиента, он неторопливо достал из папочки лист бумаги:

— Вот посмотрите, это схема места происшествия. Вы шли так, верно? Перешли проспект по переходу, повернули направо, и подошли к дверям офиса. Здесь вы постояли с сотрудниками, мы их только что опросили... Они зашли в здание, а вы остались. Ничего необычного не заметили?

— Да нет, ничего такого! Да и вообще, когда было замечать? Я с человеком разговаривал, — в подтверждение своих слов Степан показал мобильник.

— Правильно, вы по телефону говорили, но глаза-то открытые были! Может, кто бежал, может, кто упал, разговоры какие-то, крики... выстрелы?

— На пороге офиса крики? Выстрелы? Хм... Однако! Да не было этого. Обычный народ шел по тротуару обычным потоком. А что касается разговоров — я уже давно внимания на толпу не обращаю, это как фон, понимаете? — Степан выхватил сигареты, посмотрел с досадой вокруг, чертыхнулся и бросил пачку на стол.

Майор резво строчил в протоколе.

— Так что случилось? — приглушая перезвон, Беседин убавил громкость на древнем 'Панасонике'. Убавил до упора, этот неунывающий пенсионер телефонии извел уже своими призывами.

— Вот здесь убили человека. Около девяти часов утра, — майор ткнул пальцем в крестик на схеме. — Это неподалеку от того места, где вы стояли. И никто ничего не видел! Ни вы, ни ваши сотрудники. Не кажется это странным?

— Нет, — твердо отрезал Степан.

Слова 'убили человека' царапнули сердце, но мало ли что происходит на улице? Странным, по его разумению, выглядело не это, а сам майор вместе со своими подкопами. Однако вслух говорить подобное он поостерегся.

— Почему? — глядя вроде бы на Беседина, майор атаковал боржоми.

— Так в девять я уже в офисе был... Даже на пять минут раньше. У нас планерка началась по графику!

— Проверим, разберемся, — печально вздохнув, незваный гость приложил платок к затылку, где обильными крупными каплями отразилась выпитая жидкость, только без шипящих пузырьков. — Вы не переживайте! Скажите, а почему все сотрудники, как они утверждают, пришли на работу раньше, хотя вы открываетесь с девяти?

— Я же вам говорю: с утра была назначено совещание. Пятиминутка. Люди пришли заранее, чтобы переодеться, бумаги просмотреть, чаю налить. Ну, подготовиться, понимаете?

— Да, да, конечно, — майор принялся вновь полировать лысину. — А почему бухгалтерша ваша, симпатичная такая Светлана, почему наоборот, в девять двадцать пришла?

— Понятно почему! Как раз потому, что она бухгалтер, — удивился Степан глупому вопросу, доставая из холодильника вторую бутылку зеленого стекла. — Света с утра в банк заходила, что-то ей надо было сдать, или спросить. Она часто так делает, да неважно, в принципе! Можно проверить, если хотите.

— Проверим, разберемся! Вы не волнуйтесь, хорошо? И еще.

— Да?

— У вас будут изымать записи уличных камер видеонаблюдения, под протокол. Так вот, это будет позже, а сейчас мне нужно просто посмотреть сегодняшнее утро, распорядитесь, пожалуйста, — майор скорее приказал, чем попросил, и с новой силой застрочил вдруг оказавшейся в его руке Степиной ручкой.

— Прощай, любимая, — выходя из кабинета, подумал Степан. — Эксклюзивный был экземпляр, штучная работа...

Офис не работал. Весь коллектив, бессовестным образом бросивший рутину, шептался по поводу страшного происшествия, не забывая при этом жадно прислушиваться к разговору из Степиного кабинета. А Света стояла рядом, у распахнутой двери, и изо всех сил делала вид, что смотрит в окно. Безупречная грудь энергично вздымалась.

Охранник мало чем выделялся из общего ряда — так же манкировал служебными обязанностями в кругу сплетников, а на указание Беседина отреагировал странно:

— Вы разве не в курсе? Наружные камеры померли!

— Интересно... И когда заметил? — Степан ткнул пальцем в монитор охранника, где из шестнадцати квадратиков два были черными.

— Дык систему еще с вечера начало колбасить, а ночью зависла окончательно! Я сразу перегрузился, как велено по инструкции. Помогло, однако.