Час Темноокого

Город пал. Армия Суринама Кроткого ворвалась, разбив стены чудовищным оружием — огромными трубами, изрыгавшими огонь и тяжелые каменные шары.

Живым с ними не справиться. А Взывающих в городе давно уже нет.

Солдаты, в тяжёлых кирасах, с копьями и мечами, в копоти и саже, грохотали сапогами по улицам, руша огонь и железо на последних защитников города.

Подхваченная людским водоворотом, Алиссия бежала в страхе и панике. Торжествующие крики солдат, отчаянные вопли умирающих, горящие здания, обломки обрушенных стен, что-то скользкое под ногами, слезящиеся глаза и удушливый дым, набивающийся в пересохшее горло... Разума Алиссии, недавно пережившей ужасную смерть родителей, хватало лишь на веру, что Храм Великого Отца на площади, куда и стремились горожане, укроет ее от всех кошмаров, что творились вокруг...

Давка у дверей в храм оказалась страшной. В последнем усилии удержаться на ногах Алиссия схватилась за створу двери, и тут же кто-то навалился на руку так, что Алиссия вскрикнула от боли. Вскрик утонул в отчаянном рёве толпы, девочка выдернула ладошку, но под натиском рвущихся в храм людей не удержала равновесия. Девочку откинуло к колонне, за створой двери. Алиссия ещё успела увидеть уходящий в тёмную высь каменный столп, ударилась головой и тихо сползла вниз.

Она сидела, будто отдыхая — спрятавшись от шума. Лишь рот полуоткрыт, и к подбородку торопливо ползут чёрные в полумраке храма струйки. Тёмное небытие спасло девочку и от ужаса увидеть ещё одну смерть. Последние ряды горожан, уже поредевшие, смешались с влетающими в них, словно распалённые азартом и запахом крови волки в стадо овец, мечниками и наёмниками. И кто-то, с раскроенной головой, упал к ногам Алиссии, забрызгав её тёмно-красной кровью...

... Открыть глаза трудно. Залепленные ссохшейся кровью, ресницы плохо открывались. Потёрла глаза кулачками, как в детстве — спросонок. Поняла, что именно придавило ноги к каменным плитам, — со всхлипом отдёрнула их, сжала колени к груди.

Цепляясь за холодный камень колонны, девочка встала и, помедлив, шагнула из тупика.

Заходящее солнце слабо тянулось сквозь битые узкие витражи.

Тишина. Тяжёлый сладковатый запах.

Алиссия осторожно переступала застывающие тела. Иногда девочка замирала: каменные плиты исчезали под трупами. Искала новую дорогу, дальше от двери, зная: там безопасней. Самое страшное она уже пережила: короткий вопль отца под лязг мечей; долгий, время от времени срывающийся на визг вой матери, оборвавшийся бульканьем под жёсткий мужской гогот. Девочка укрылась на чердаке дома, а наёмникам было недосуг искать убранную матерью лестницу.

От внезапного полусвиста-полушелеста она похолодела. Секунды спустя звук повторился — с другой стороны груды тел. Затаив дыхание, девочка обошла трупы. Заваленный мертвецами, лицом вниз лежал мужчина, чья спина вздымались от тяжёлого дыхания. Доспехов нет, зато туника и затылок почернели от крови. Девочка присела на корточки: не боюсь, он по пояс застрял под тяжёлыми застывающими телами. И вдруг пронзительно поняла: он и она — единственные живые в царстве мёртвых.

Она встала и, прикусив губу, начала стаскивать с него мертвецов. Наконец, почти задохнувшись от тяжёлой работы, Алиссия взялась за подмышки хрипящего. Тело медленно выехало из-под трупов. Девочка в изнеможении выпрямилась и, покачавшись — взявшись за поясницу, снова склонилась над живым. Перевернуть бы его. В груди что-то остро кольнуло. Ох, как больно... Это, наверное, от падения у дверей в храм... Она не успела всмотреться в лицо раненого, как из её рта выплеснуло кровью. Девочка дёрнула головой, но брызги всё равно попали на лицо мужчины. Алиссия торопливо промокнула ему щёку и рот — и пригляделась. Нет, так раненому тоже тяжело дышать... Она села рядом и, чуть подняв ему голову, положила к себе, на колени. Длинное, худощавое лицо с острой бородкой; короткие волосы, слипшиеся от крови, нос с небольшой горбинкой, сведенные от боли брови...

Раненый вдруг закашлялся, задышал ещё тяжелей. Девочка всполошилась: "Только б не умер!" И заглянула ему в лицо. А он облизал пересохшие губы и открыл глаза.

Мрак... нет, полутень. Больно глазам, хотя что-то закрывает неровный, мятущийся свет, бледно-оранжевые отблески, какое-то мутное пятно прямо надо мной... разламывающая боль в затылке... И тепло, горячее, сладкое, полное Силы, что вернула меня в сознание... Слава тебе, Темноокий, наконец-то я снова дома...

Горячее и сладкое пахло очень знакомо. Я дотянулся кончиком языка до стекшей к уголку губ капли. Живая кровь. Я прикрыл глаза, позволяя силе бесценного дара впитаться в мою кожу, и сразу почувствовал себя лучше. В нос ударили запахи гари, пота, мёртвой крови — и я ощутил Ушедших. Не получившие Очищения, они оставались привязанными к бренным останкам, и я собирался использовать их для исполнения клятвы.

Я открыл глаза, зная, что увижу мир в привычных, чистых красках, независимо от времени суток и освещения. Полученная сейчас живая кровь дарила мне такую возможность. Потом зрение станет обычным, присущим человеку. А пока...

Надо мной склонилась девчонка. На вид лет тринадцати, грудь и бедра начали округляться, но красавицей не станет. Тощая, с бледным треугольным личиком и перепуганными карими глазами. Волосы похожи на извозганную смолой паклю, домотканое платьице разодрано до колена. Девчонка вся перепачкана сажей, потом, своей и чужой кровью. Это она вернула меня в чувство.

Но мне нет до этого дела. Я должен увидеть, что эти выродки сделали с нашим Храмом.

— По... помоги... — Я протянул ей руку. Девчонка оказалась понятливой, и я, опираясь на её худое угловатое плечо, смог встать. Под ноги не смотрел: и так знал, что увижу.

Что одну створу у врат храма солдаты сорвали — я помнил. Через нее проникал внутрь удушливый дым, далекие звуки бойни и мародерства, отблески пожаров. Но это не занимало меня. Я смотрел на Храм, и Храм отвечал мне прищуром окон с остатками выбитых витражей, улыбался частично оборванными и втоптанными в трупы штандартами Великого Отца, прежде густо-алыми, богато затканными золотом, а сейчас потемневшими от напитавшей их мертвой крови. Высокий каменный свод и капители колонн терялись в медленно перетекавших клубах вонючего черного дыма, как когда-то в ароматах возжигаемых приношений. Алтарь... Статуя из белого мрамора рухнула с невысокого постамента, раздробив алтарную плиту и погребя под собой нескольких горожан и пару невезучих солдат. Отколовшаяся голова с венцом откатилась в сторону и замерла, наткнувшись на препятствие в виде женщины между ней и колонной. С отбившимся до самого основания носом, Великий Отец смотрел вверх, кривя губы в гадкой окровавленной полуухмылке. Сурт Темноокий... Они тебя променяли на ЭТО?

Мрази... Какие же они мрази...

Сила крови покидала меня, краски становились тусклее, дым начинал есть глаза и чудовищно першить в горле, вызывая приступы кашля; голова — и не только она — вновь дала о себе знать полученными ранами. Я дернулся в попытке подавить острый приступ удушья от дыма, а девчонка испуганно ухватила меня за руку, боясь, чтобы я не упал.

Я бы посмеялся ее наивности, будь у меня на это силы.

Но сил у меня нет, Сила заключалась в живой крови этой худышки. Брать ее сейчас, пока я сам слаб и ранен, — значит, собственной рукой послать к Великому Отцу весь мой план. А я и так уже сглупил, когда понадеялся, что уж меня-то точно не тронут.

Собрав остатки Силы, я попробовал услышать город, чтобы понять, что делать дальше.

Разруха, пожары, побежденные и победители, стервятники и добыча. Насилие, смерть, кровь, Ушедшие и живые... На миг я почувствовал себя перенесшимся в прошлое, на пятнадцать лет назад, когда Сурт Темноокий забрал к себе всех служителей, кроме меня, самого молодого из принявших сан. Тогда же, после долгой молитвы в истинном святилище, я понял его волю и принес клятву...

Сила истаяла, возвращая меня в больное тело. Выйти на улицу сейчас — безумие. Стервятники пируют, празднуя победу, и убьют любого, опьяненные безнаказанностью. Разве что Суринам мог бы призвать их к дисциплине — я слишком слаб для этого.

Пока слаб. Я выпрямился, прижав стиснутый кулак к груди, унимая кашель. Девчонка, мое спасение, мой шанс, почти не мигая, смотрела на меня.

— Пойдем... — я с трудом шагнул к алтарной стене, нещадно опираясь на тонкое плечико. — Нам надо спрятаться.

Наконец-то нашёлся кто-то, кто знает, что делать. Алиссия почувствовала такое облегчение, что покорно перенесла тяжесть, надавившую на плечо. Горячая рука почти обнимала девочку, и ей было так тепло, что казалось: больше страшного не будет.

Неизвестный, морщась от боли, тяжело, но уверенно направлял девочку за разрушенный алтарь, наступив по пути на ладонь мертвеца — наёмника, судя по иноземным доспехам. Но Алиссия, напуганная, всё-таки сочла, что неизвестный просто не заметил трупа под ногами.

Дойдя до стены, незнакомец свободной рукой отодвинул край одного из штандартов, и Алиссия увидала на ровной стене тонкий контур дверцы. Девочка взялась за потемневшее от времени металлическое кольцо, но сил открыть потайной ход не хватило, хотя в душе она была уверена: это сделать она смогла бы, не будь на плече горячей ладони, когтистой лапой вцепившейся в неё.

Каменная дверь легко поддалась под ладонью незнакомца.

Лестница вниз. Первые ступеньки ещё видны, но следующие пропадают в густой тьме. Алиссия невольно прижалась к незнакомцу. Неужели придётся идти туда, в глубокий, устоявшийся мрак?

Мужчина уверенно шагнул на ступени, подтолкнув девочку вперёд, а потом снял со стены потайного коридора факел. Что он сделал в тени, на миг оторвавшись от своей хрупкой опоры, Алиссия не поняла. Но, когда ладонь вернулась на её плечо, девочка заворожённо уставилась на весёлые огненные лоскуты, танцующие по факельной чаше. Теперь шагать по узкому тоннелю легче, следить нужно лишь за устойчивостью на стёртых ступенях.

И всё же... Чем ниже спускались беглецы, тем сильнее боялась Алиссия.

Неизвестный закашлялся. Пришлось остановиться и взять у него факел. Откашлявшись, он и не подумал забрать тяжёлый светильник, зато спросил:

— Как тебя зовут?

— Алиссия.

— Где твои родители?

Несмотря на растущий страх, девочка сообразила: он отвлекает её от страшных мыслей — и, благодарная за участие, принялась торопливо рассказывать о событиях скорбного дня... Едва история подошла к концу, до Алиссии наконец дошло, что за человек может знать о тайных лестницах и дверях бывшего храма Взывающих.

Негоже не подготовленному для свидания с Суртом человеку ступать в подземелья Храма, но выбора у меня нет. Разбитый затылок безбожно ломил, спину саднило от лопаток до поясницы, присохшая к ране ткань причиняла боль при каждом движении. Темноокий хранил меня: удар в спину прошел вскользь, пока я падал, оглушенный чем-то тяжелым. Сам виноват, отвлекся на храм, и эти мерзавцы из охраны решили избавиться от меня в начале бойни. Но это не важно. Важно, что я жив и у меня есть живая кровь.

Девчонка лепетала свою историю, а я думал о том, что мне предстоит сделать. Подземный храм не тронут: без помощи служителя Сурта человек никогда не увидел бы укрытой магией двери. Кроме святая святых — истинного святилища Темноокого, в подземелье есть жилые комнаты, в том числе и моя. Туда я и направлялся, свободной рукой ведя по каменной кладке коридора, чтобы не пропустить ключевых камней и обезвредить ловушки. Пару раз я нажимал на невидимые в стене выступы — и чуть влажная, ледяная поверхность камня поддавалась под моими пальцами, а я тихо радовался возвращению домой. Воздух чист, система вентиляции не повреждена, а магия не позволяла расплодиться крысам и плесени.

Мы миновали несколько развилок и дверей, девчонка что-то болтала, не обращая внимания, куда мы идем, и меня это устраивало. Я хорошо помнил ходы и повороты, но все же немного сбился с шага, когда увидел знакомую дверь из черной сосны, чья древесина обретала каменную твердость при долгом соприкосновении с влагой. Я сам вырезал знаки защиты, накладывая заклятья. Мой дом...

— Они подожгли наш дом, я спрыгнула с чердака и побежала, — через мысли пробился дрожащий голосок девчонки, незаметным эхом отдававшийся по коридору. — Все бежали, я тоже бежала и оказалась в Храме, а потом упала, и стало темно, а потом я...

— Очнулась и нашла меня, — я оборвал ее рассказ: и так все ясно, хватит трещать. Девчонка закрыла рот и кивнула, только смотрела на меня как-то иначе. Я положил ладонь на видимый только мне круг. — Иттелер!

На мой приказ открыться дверь полыхнула вокруг ладони зеленым пламенем, и я устало толкнул черную створку, легко поддавшуюся под рукой.

— Заходи.

Алиссия так и не поняла, как Взывающий (в чём теперь она не сомневалась) одним прикосновением умудрялся открывать двери, чьи створы шириной не меньше ее ладони. Но времени на раздумье мужчина ей не оставил.

С лихорадочно бьющимся сердцем она переступила порог следом за ним, в свете факела оглядываясь в небольшой, роскошно обставленной комнате: кресла, обитые красивой тканью, массивные шкафы с резными дверцами, гобелены на стенах... Даже пыли почти нет, и можно подумать, что здесь кто-то живёт постоянно.

Разглядывая мебель, она вспоминала всё услышанное когда-то о Взывающих. Слухи. Перешёптывания. Запугивание непослушных. Отец рассказывал, что король не мог захватить город благодаря Взывающим, потому и даровал, оправдывая свою беспомощность, Вольную хартию. Но Великому отцу надоели непотребства, творящиеся в храме, и его служители с помощью горожан избавили город от прихвостней Сурта и стали по-настоящему свободными...

Тем временем Взывающий закрыл дверь, забрал факел, воткнув в специальное кольцо у двери, рывком стащил с себя тунику и, недовольно морщась от боли, достал из недр ближайшего шкафа бутылку и бокал. Алиссия всегда думала, что Взывающие немного похожи на Сурта, темнокожи и имеют если не рога, то хвосты, но вдруг оказалось, что они совсем как люди... Украдкой разглядывая его тело со следами странных и страшных ран, девочка взволнованно прикусывала губу, опасаясь начать разговор.

— Как тебя зовут? — наконец спросила она и затаила дыхание.

— Ёзеф, — не глядя на Алиссию, отозвался он.

— Ёзеф, ты спасёшь город? Ведь правда? Ты же Взывающий, ты отомстишь королю?

— Ты просишь меня? — Ёзеф отставил бутыль и хмуро посмотрел на девочку. — Служителя Сурта? Может, тебе попросить Великого Отца?

— Но ведь... — Алиссия замолчала, непонимающе вглядываясь в хмурое лицо Взывающего, и набираясь смелости для следующего вопроса. — Его служители мертвы... А вы однажды спасли город!

— Спасли, — Взывающий отвернулся.

— И ты ничего не можешь сделать? Совсем? — губы девочки плаксиво задрожали, хотя она повторяла про себя: "Не буду плакать! Не буду!"

— Могу. Например, заняться ранами и поспать. И тебе советую сделать то же.

Алиссия исподлобья глянула на Взывающего, Ёзефа — поправила она себя, и согласно кивнула.