Ёзеф. Инферно

Кто сказал, что убийца не святой?

Ваша кровь очищает ваши души.

Бог — ваш дом, так идите же домой.

Просто мы ваша транспортная служба.

Jam. Schwarz Kreuz

Тот, кто видел однажды Тьму,

Никогда не поверит в Свет.

Всё, что свято — сошло на нет.

И глаза не солгут ему...

Последнее испытание. Ария чародея.

— Онферин прекрасен, — Ибицу Исминчек, Главнокомандующий войском его королевского величества, подозрительного и скорого на расправу Суринама Пятого, в шутку прозванного подданными Кротким, положил на маленький столик богато украшенную золотом зрительную трубу и оторвал от кисти винограда несколько ягод. — И они готовы к обороне. Что скажете, господин младший советник?

Я взял трубу и приник к окуляру, молча изучая город, который когда-то любил и который ненавидел уже пятнадцать лет.

Мой город.

Труба, чудная придумка карликов, позволяла рассмотреть многие детали с большого расстояния. С вершины холма, где разбили наши шатры, я видел, как суетились на улицах вооруженные горожане, как спешно поднимали на белокаменные стены бочки с горючими смесями, как готовились к обороне солдаты. Но это не занимало меня. С живыми защитниками города справятся арматы, плюющие каменными шарами, за это Суринам и платил карликам. Магический круг, защищавший город, без постоянной подпитки значительно ослаб, но всё ещё представлял угрозу для армии противника. С этим я разберусь. По-настоящему меня интересовал только храм. Я легко нашёл знакомый силуэт на городской площади. Некогда тёмный и грозный, внушающий ужас и почтение, теперь храм выкрашен известью, а скатная черепица шпилей покрыта позолотой. Эту краску горожане обновляли регулярно, стремясь избавиться от воспоминаний о своём предательстве и не осмеливаясь, однако, облицевать обсидиановые стены мраморной плиткой.

Представляю, что эти ублюдки сделали с ним внутри... Хотя нет. Что представлять? Я точно знал из донесений шпионов Суринама, что там. И так же точно я знал, что истинное святилище Тёмноокого по-прежнему чисто. Служители Великого Отца обыскали весь храм в надежде найти потайной вход в подземелья, чтобы прибрать к рукам наши богатства, но остались ни с чем. Обещанием отдать эти сокровища его величеству, а также клятвой верности, подтверждённых под пытками, я купил себе жизнь и милость короны.

Даже Суринам порой бывал глуп и доверчив.

А ветер гнал волны Эттеле, сталкивая их с прибоем, трепал паруса купеческих кораблей в порту и штандарты над нашими головами, беспокоил зелень знаменитых садов и виноградников, по случаю войны покинутых хозяевами. Урожай с этих садов осенью намеревался снять Суринам. Пока же виноградники развлекали его армию.

Ибицу прав. Онферин прекрасен и очень богат. Истинная жемчужина Сидомского побережья, выращенная под покровительством Тёмноокого. Недаром восемь столетий короли Хетора пытались прибрать этот город к рукам.

И, наконец, их мечта стала почти явью.

Не без моей помощи.

— Стены с северо-западной стороны укреплены слабо, — я положил трубу на столик. Ибицу, саркастически изогнув бровь, косился на меня, не переставая ощипывать виноград. — Я бы начал оттуда. Защиту я сниму.

— А может, господин Ёзеф проявит свою силу и отправит на штурм трупы? — К нам подошёл Освенц, правая рука главнокомандующего. — И тогда мы с радостью поспешим доложить его величеству, что город ничтоже сумняшеся пал перед верным короне Взывающим.

Ибицу, отправив в рот очередную ягоду, не спешил опускать руку, чтобы не явить довольную ухмылку, в то время как его подручный и не подумал скрывать свою. За внешность — светлую кожу и почти чёрные волосы, — меня считали беженцем из Торинды, где приверженцы официального культа активно уничтожали всех иноверцев, и только Суринам знал, что я из Онферина. Я не стремился афишировать это. Но тем не менее, при дворе считалось хорошим тоном лишний раз напомнить мне, что Взывающие, единственные и полноправные хозяева Онферина на протяжении столетий, никогда не склонялись перед правителем Хетора. Я — первый, кто пришёл на службу к королю, ибо для исполнения клятвы мне требовались армия и власть. Я получил и то, и другое, но всегда буду в глазах придворных приползшим на милость государя гадом.

Но шавку, Освенца, надо поставить на место. Пусть я не обладал силой Верховного, чтобы в одиночку поднять армию или наложить проклятие на город, но вполне мог проделать такое с десятком человек. И хотя, по просьбе-приказу Суринама, я продемонстрировал подобное только однажды и всего с одним заключенным, весь двор долго приходил в себя. Подручный Ибицу не мог этого не знать. Однако молокосос решил, что рядом с покровителем ему ничего не угрожает.

Зря.

— Разумеется, господин секретарь, — я равнодушно ел виноград, наблюдая, как солдаты тащат к подножию нашего холма чёрного козла. — Как вы верно заметили, армия Взывающих — это трупы. И поскольку вы горите желанием явить государю своё рвение, я почту за честь сделать вас главнокомандующим моей армии. Желаете приступить к исполнению вашего долга немедленно или подождёте, пока я сниму защиту города? Животное уже доставили, ваше ожидание не будет долгим.

Освенц побледнел то ли от страха, то ли от ярости, но Ибицу не дал своему прихвостню затеять ссору. Главнокомандующий знал, что бывало с теми, кто тайно или явно решался бросить мне вызов. Мумия любимого племянника Исминчека уже несколько лет украшала собой фамильный склеп.

— Освенц, приказ левому крылу — расстрелять западную стену, как только господин младший советник даст разрешение. Господин Ёзеф, вы присоединитесь? За победу? — Главнокомандующий приподнял серебряный бокал, услужливо наполненный прислугой густым вином.

— Разумеется, — я взял второй и ответно салютнул Ибицу. — За победу.

* * *

Город пал.

Армия Суринама Кроткого ворвалась за его стены, разбитые арматами — огромными железными трубами, изрыгавшими огонь и тяжелые каменные шары. Эти шары, 'ядра' как их называли карлики, оказались потрясающе действенным оружием против людей. Придумай горный народец подобные вещи раньше, мы были бы избавлены от необходимости поддерживать защитный круг города. Правда, у армат был один недостаток — при всей своей разрушительности они находились в пределах досягаемости лучников. Но Ибицу легко решил эту проблему: солдаты прикрыли карликов деревянными щитами. Городские стены с западной стороны армия Суринама разнесла без особых потерь: после снятия защитного заклинания стрелы на излёте причиняли мало ущерба, а копейщики и горючие смеси со стен и вовсе не являлись препятствием для каменных ядер.

В любом случае, те немногочисленные отряды солдат, что следили за порядком в городе, на армию никак не тянули. А после моего вмешательства и магия Сурта временно не препятствовала захватчикам.

Солдаты, перемазанные копотью и сажей, в тяжёлых кирасах, с копьями и мечами, грохотали сапогами по улицам, подобно камням, принесенных с гор бурной Эттеле, обрушивая огонь и сталь на оставшихся в живых защитников города. Торговцы и ремесленники, привыкшие к спокойному благоденствию под нашим крылом и уверовавшие в покровительство Великого Отца и остатки нашей защитной магии, онферинцы не могли оказать достойного сопротивления профессиональной армии.

Я не сомневался, что зачинщики бунта, трусы в бело-шафранных одеждах, прикидывающиеся святыми, предпочтут отсиживаться в безопасности, чем стоять на стенах, защищая своё. Им страшно умирать, они всего лишь люди, а прятаться за спинами простых горожан им привычно. Служители Великого Отца, которым Верховный разрешил укрыться в городе от гонений за символическую плату — двадцать золотых в месяц за всю их общину. А эти мерзавцы подняли бунт, надеясь заполучить наши сокровища и весь город.

И у них почти получилось.

Я знал, где укрылись эти выродки от Света, наверняка теша себя надеждами о том, что солдаты Суринама пощадят служителей культа и что они смогут договориться с новой властью. Пусть и придётся делиться частью прибыли, но зато все живы...

Глупцы. Суринам долго смеялся над моей просьбой, но отдал тайный приказ убить всех служителей Великого Отца. Король Хетора понял меня в желании отомстить и не стал отказывать мне в этом праве. Ему очень льстило осознание того, что Взывающий нуждается в его помощи. Он уже видел караваны золота и товаров, идущих в столицу из покорённого города.

Я не собирался его разубеждать. Мне была нужна армия, чтобы приступить к исполнению своей клятвы Сурту, и я её получил. Внешнее преклонение перед короной — это не цена.

Вот и сейчас меня не волновали торжествующие крики солдат, отчаянные вопли умирающих, визги и мольбы женщин, горящие здания, обломки разрушенных ядрами стен, трупы убитых под ногами, отблески пожаров, начинающееся мародёрство, слезящиеся глаза и удушливый дым, набивающийся в горло. Я прикрывал рукавом лицо, чтобы не задыхаться от гари и вони и, не утруждая изувеченные связки перешагиванием препятствий, только немного приподнимал тяжёлую полу своей мантии, идя по трупам и крови и испытывая даже толику удовлетворения от такого возвращения домой. Моя охрана, четвёрка солдат, приставленная Исминчеком, кашляла от дыма за моей спиной, попутно следя, чтобы господину младшему советнику ничего не угрожало.

Одну створу храмовых врат, размером с пару телег и толщиной в мою ладонь, солдаты сорвали. До центральной площади города ядра не долетали, но мерзкая побелка и без того осыпалась грязными хлопьями, являя небу истинный вид храма Сурта. Я замер, любуясь его лаконичными линиями и грозным силуэтом. Чёрные, некогда полированные стены, болезненно испещрены известью, шпили сливаются с клубами густого вонючего дыма, хлопья сажи и пепла мешаются под ногами с кровью и кусками побелки. Площадь усеяна убитыми, да и храм внутри тоже полон трупов. Вокруг царили запахи гари, пота, мёртвой крови, а я впервые за долгое время ощутил множество Ушедших. Не получившие Очищения, они оставались привязанными к бренным останкам, и я собирался использовать их для личных планов.

Я всё же закашлялся от удушливого дыма и шорох клинков, вылетающих из ножен за моей спиной, не столько услышал, как почуял. К подобному я был готов всегда, и, если Ибицу надеялся застать меня в минуту слабости и таким образом поквитаться за своего племянника, он просчитался.

— Эн-на! — я ударил заклятием по своей охране. Люди захрипели, а я спокойно обернулся. Так и есть: кинжалы выпали из рук, пока солдаты тщетно пытались ослабить невидимые петли на своих шеях.

— Ты, — я ткнул пальцем в ближайшего. — Говори.

— Г..кха... го...кха... — человек закашлялся, растирая ладонями горло. Долго ждать.

— Ибицу велел меня убить? — я решил сократить время допроса. Солдат в ужасе замер, подтверждая мою правоту. Ну что ж. Главнокомандующий этим приказом практически развязал мне руки.

— Умрите, — я отошёл на несколько шагов и затянул заклятье. Мои несостоявшиеся убийцы попадали на колени, царапая себе горло в тщетной попытке вдохнуть, а затем и вовсе присоединились к Ушедшим.

Пусть Исминчек гадает, жив я или нет. Обыскать весь город в поисках моего трупа или пропавших солдат он сейчас не сможет. Разруха, пожары, побежденные и победители, стервятники над добычей. Суринам в случае победы разрешил грабить некогда вольный город неделю, и солдаты не упускали своего. Насилие, смерть, кровь, Ушедшие и живые... На мгновение я почувствовал себя перенесшимся в прошлое, на пятнадцать лет назад, когда Тёмноокий забрал к себе всех Взывающих, кроме меня, самого молодого из принявших сан. И тогда я принёс клятву.

Заклятие поиска удостоверило, что больше живых поблизости нет, и я неторопливо пошёл к зияющему чернотой провалу врат.

Для исполнения клятвы мне предстояло много работы.

Через сорванную створу в храм проникали удушливый дым, далекие звуки бойни и мародерства, отблески пожаров. Кто бы ни командовал атакой, приказ Суринама он выполнил: больше половины трупов обряжены в бело-шафранные одежды служителей Великого Отца, остальные — горожане, искавшие здесь спасения. Мужчины, женщины, дети самого разного возраста. При моём появлении их души разом застонали, умоляя отпустить их в посмертие. Но это не занимало меня. Я смотрел на Храм, и Храм отвечал мне слепым прищуром окон с остатками выбитых витражей, улыбался частично оборванными и втоптанными в трупы штандартами Великого Отца, прежде сверкавшими от вплетенных в ткань золотых нитей, а сейчас потемневшими от напитавшей их мёртвой крови. Высокий каменный свод и капители колонн терялись в клубах чёрного вонючего дыма, как когда-то в ароматах возжигаемых приношений. Алтарь... Статуя из белого мрамора рухнула с невысокого постамента, раздробив алтарную плиту — не нашу, из чистого чёрного агата, а новую, из дешёвого известняка, — и погребя под собой нескольких горожан и пару невезучих солдат, словно Тёмноокий в гневе одним ударом копыта поверг наглого соперника. Отколовшаяся голова с венцом откатилась в сторону и замерла, наткнувшись на препятствие в виде женщины между ней и колонной. С отбившимся до самого основания носом, Великий Отец смотрел вверх, кривя губы в мерзкой окровавленной полуухмылке. Сурт Тёмноокий... Они тебя променяли на ЭТО?

Мрази... Какие же они мрази...

Они заплатят за всё.

Ушедшие, почуяв мой настрой разом отшатнулись, укрываясь кто где: они жаждали Очищения, а не превращения в прах. Я же вполне мог уничтожить их всех. Но меня интересовало иное. Дым и сумрак не мешали мне рассмотреть, что потайная дверь в Нижний храм нетронута — зачарованную, только служители Сурта умели открывать её. Но путь мне преграждали убитые, и с моими связками это создавало определенную проблему.

Итогом проверки на лояльность короне стало не только обретение новых шрамов и присвоение звания младшего советника, но и искалеченные связки суставов. В храме Тёмноокого я излечил бы их без последствий, но, благодаря 'помощи' обычного медика, у меня плохо сгибались колени и здорово ныл в непогоду левый локоть.

По паркетным залам дворца я ходил хоть и не быстро, но достаточно легко, покидал резиденцию Суринама нечасто, передвигаясь в карете, а не верхом — 'заботливое' лечение лишило меня такой возможности. Я не пользовался посохом или тростью — во дворце в том не было нужды, но сейчас подобная опора мне не помешает. По пути к храму я старался выбирать дорогу поровнее, но здесь это просто невозможно.

Я огляделся в поисках того, что сможет мне заменить посох. В спине одного из убитых, мужчины, лежащего возле сорванной створы, торчало забытое копьё. Сойдёт. Я подошел к трупу, выдернул из остывшей плоти искомое и совсем было собирался идти, как услышал тихий всхлип.

Живой? И я его не заметил? Скверно.

— Выходи, — я пытался определить источник одинокого всхлипа. Но то, что я увидел, меня слегка удивило.

Из-под створы, придавившей несколько человек, в том числе женщин и даже одного младенца, на чью ручку я, кажется, наступил, выполз щупленький мальчишка-подросток.