В Щучье озеро сбегает с лесистых холмов речка Стужа, а из озера вытекают две реки: Стужа и Вьюга. Стужа более ладьеходна и плотоходна, по её берегам — изобилие птичьих гнёзд. Вьюга вьётся среди холмиков, всё мельчающих и лысеющих вниз по течению. В её заводи заходит нереститься рыба из озера. В низинах, где реки сближаются, образовались небольшие болотца и заросли камыша. Вблизи рек природа разнообразнее: заросли ив по берегам, вересковья вблизи маленьких болотец, колки среди ручьёв, состоящие из тощих берёз с вкраплениями осин и рябины. А уже в часе ходу от рек — лишь разнотравье по пояс, изредка прерываемое грядами кустарников. Степь щедро удобряется навозом от мамонтов, кочующих осенью через обмелевшие реки на юг и ранней весною, по ещё крепкому льду — на север. По берегам рек живут люди Белого Ворона: на Вьюге — охотники на лошадей, в нижнем течении Стужи — охотники на бизонов, а за озером, в сосняках верхней Стужи — охотники на оленей. Их дома крыты шкурами мамонтов и бизонов. Шкуры натянуты на жерди, привезённые с верховьев, и прижаты к земле либо камнями, либо самыми тяжёлыми костями, челюстями и позвонками из останков мамонтов.

В то лето, в самую его маковку, парень Орясина, охотник на лошадей, ушёл на север, в холмы. Он планировал добыть для племени барсучьего жира, натопить смолы, да забить на обратном пути оленя, матери на замшу. Нести домой оленину было бы тяжело, и Орясина собирался закоптить мясо прямо в лесу и оставить большую его часть в Боброво, на смотринах. В заплечном мешке Орясина нёс подарки от старейшин: клубки конского волоса, костяные иглы, головки лука, мешочек соли и сколы рыжеватого кремня — под рукоять ножа.

Присматривая место под ночлег, Орясина разглядел вдалеке столб дыма. Выйдя к костру, он сразу понял, что ему придётся как-то иначе пристраивать мясо оленя, а то и тащить его домой, потому что на смотрины в Боброво он не пойдёт:

— Здравствуй, Рябинка!

Стройная девушка с толстой косой по спине поднялась с бревна возле костерка и предложила ему присесть рядом. На углях доходили надетые на прутики плотвички:

— Покушаем скоро.

— Как же ты выросла!

— И ты не измельчал.

Орясина снял заплечный мешок и разложил на нём, в листьях лопуха и крапивы всё, что осталось от испечённого вчера селезня:

— Вот. Добыл без силка, подплыл тихонечко и схватил из воды за лапы.

— Ловкий ты! — девушка отломила кусок утятины.

Поднявшись за сучьями, Орясина разглядывал, не отрываясь, чёрную косу. Прожив отроком год в верховьях Стужи, он неплохо знал местные обычаи. Яркие нити в волосах из покрашенной мамонтовой шерсти, по пять узелков на концах — всё ещё одна и не сговорена. Правнучка Рыжего Быка. Самая юная шаманка на Вьюге и Стуже, даже, наверное, пока ученица шаманов:

— Я-то думал, ты уже ребёночка кормишь.

— Рано мне пока детей, слишком небезопасным вещам учусь.

— До какой поры?

— Сговориться хочешь?

— А то.

— Приходи ко мне осенью на седьмую луну.

— Вот славно!

— А я ждать тебя буду на Волчьем острове.

— Где?

— Не рискнёшь?

— Да какой тут риск — на плоту от дома два дня ходу. Всё ближе, чем с верховий тебя увезти.

— Я не знаю, сможешь ли ты увезти меня оттуда.

— Почему это?

— Меня Кормчий Филин на Волчий остров позвал.

— Серый Филин! Разве он опять учеников берёт? Все же ему были негодные.

— Он на шестую луну умирать собрался. А Волчий остров — сам знаешь, какое место. Слышал, наверно, как разговаривают его дома.

— Плавали — слышали. Наболтаться он хочет с живыми домами перед смертью?

— Те дома не только живые. Они много знают о гибели. Все шаманы говорят, что стоит на том острове даже не выйти, только лишь выглянуть из тела, то громко и ясно — так не получится нигде больше — услышишь топот стад или рёв хищников с Подземных равнин. Год назад Кормчий Филин сказал мне, когда умрёт. Вот и решил он выйти с Волчьего острова к зверям на Подземные Луга, разглядеть там всё хорошенько и ненадолго вернуться к живым — рассказать, что увидел.

— Ему бы с собой охотника опытного позвать.

— Он говорит, что я лучше других его понимаю.

— Ты просто веришь в него. Ну а прогонит тебя, как и других учеников, сам себе будет облезлая тушка. Сейчас ты почему не с ним?

— А моё задание пока — год в холмах прожить с одним только костяным ножом.

— А потом? Похоронишь Серого Филина и к людям?

— Я не думала пока, буду ли возвращаться в селения. Во сне вижу, будто бы есть у меня свой дом на Волчьем острове. Может быть, так и останусь там жить. Отращу большие сиськи, нарожаю себе дочерей. А может быть, снится одна из моих стоянок, самая мудрая и самая лучшая.

— Я подожду, пока ты решишься.

— Приезжай после того, как я Кормчего Филина похороню. Не хотела бы я до той поры оказаться беременной. И шаман силён. И кто знает, что потянется за ним с Подземных Лугов. И дома сильны. Не поссорится ли он ещё с ними со всеми, пока станет там помирать?

— Ссориться он с людьми хорошо умеет. А дома не будут ему угождать. Как обидит кого из них, сразу огребёт — сильный от сильного.

— Не сердись на него. Он очень знающий, просто его не понимают в селениях.

— Я и не сержусь. Мне тебя жалко, Рябинка. Одно хорошо, если уж он не прогонит, значит и не обидит ни чем и в обиду не даст свою ученицу. Какой ни есть он кормчий, всё ж таки, человек.

СЕМЬ ДОМОВ ВОЛЧЬЕГО ОСТРОВА

Охотник Орясина приходится правнуком Белому Ворону, невесту он себе нашёл — правнучку Рыжего Быка.

Ходит по берегам Вьюги и Стужи сказание о семи домах Волчьего острова. В нём немало говорится о прадедах Орясины и Рябинки, и о самом Волчьем острове, на который собрался плыть умирать шаман Серый Филин, и о его говорящих домах. Лежит Волчий остров точь-в-точь посреди Щучьего озера, безлес, невелик, а славен семью домами: четыре из них стоят в его северной части, а три — на южной. Дома эти сами растут, сами в себе прибираются, сами себя чинят и не прочь с путниками поговорить.

Первым основан был дом Волков.

В горький, негодный год в одном из селений охотников на лошадей родился младенец без ручек. Мать не захотела его умертвить и кормила, баловала будто бы младенца, из которого может вырасти умелый охотник. А всего-то научился мальчик шкуры скоблить, зажав скребок пальцами ног, да бренчать колотушками по черепу мамонтёнка. До помощника её вырос потому, что не случалось в те года голодных зим, не избавлялось племя от лишних едоков. Пусть скребёт себе да бренчит, сколько протянет. Случилось, берега реки унёс ребёночка волк. Другие дети разбежались, матери не было рядом, а никто из взрослых не заступился за уродца. Незачем. Мать молила охотников, чтобы вернули ей сына, чтобы шли и покарали волков, но никто из мужчин не послушался её слёз. Так волки распробовали человечину и поверили, что дети человеческие будут им лёгкой добычей. Логово волков располагалось на острове. Дети, играющие на берегу, дети, собирающие моллюсков, мальчики, карабкающиеся до птичьих гнёзд и девочки, украшающие маленькие домики в кустах, становились добычей волков. Девять детей потеряло племя, и охотники изгнали вождя.

Старый вождь вырыл себе нору на дальнем вересковье. В те дни вернулся домой Зоркий Ворон и привёл с собою друзей: Сметливого Лиса и Рыжего Быка. Он-то вёл их в гости, на смотрины невест, а привёл, получается, в горький плач. Зоркий Ворон звал охотников выжечь остров вместе с волками, но мужчины боялись уходить из селения, оставляя без защиты в нём женщин и детей, а вождя, чтобы продумать охоту, больше у них не было.

Зоркий Ворон сказал, что даст бой волкам один, и с ним рядом встали друзья. Сметливый Лис, ловкий в изготовлении охотничьих ловушек. Рыжий Бык — молодой шаман с верховий Стужи. Втроём вышли они на волков. Вплавь, с подветренной стороны, держа оружие на небольшом бревне, парни перебрались на остров. Зоркий Ворон взял с собою топор, Сметливый Лис пращу и факелы, а Рыжий Бык двух верных собак и копьё. Проводив их, женщины не усидели по домам и, наказав детям никуда не выходить, сами убежали на Вьюгу. Река принесла им сперва крики охотников и вой волков, а затем запах дыма и горсти пепла.

Несколько дней спустя в селение возвратились друзья. Зоркий Ворон поседел, и его звали с тех пор Белым Вороном. На шапке у него красовался подпалённый хвост сражённого вожака стаи. Другие хвосты убитых зверей они повесили кругом в доме, который сложили над ямой где закопали волков и двух своих умерших от ран собак. В волчьем доме они выставили угощение убитым зверям, и шаман бил в бубен, призывал дух вожака умерщвлённой стаи. Вожак пришёл. Он скалился, хоть и поджимал к животу обрубок хвоста. Зоркий Ворон повелел ему впредь не заходить в людские селения и в самый голодный год искать другой добычи, чем человеческие дети.

С этих пор волки на берегах Вьюги и Стужи даже не скрадывали детей, потерявшихся в степи, а охотники на лошадей, охотники на бизонов и охотники на оленей стали называть себя людьми Белого Ворона.

Волчий дом на острове оказался живым. Он сам продубил висящие в нём хвосты, да так славно, что они сохранялись спустя три людских поколения. В лунные ночи дом выл. Самые храбрые охотники и женщины, которым нужно было договориться с Луной, оставляли в нём кусочки печёного мяса.

Позже на Волчьем острове вырос дом Мамонта.

Однажды зимою грозный вождь Белый Ворон угощал друзей: могучего шамана Рыжего Быка и хитроумного ловчего Храброго Лиса, так его стали звать после расправы над волками. Тут с быстрым мальчиком на снегоступах получил он известие от семьи кочевников-менял. Видели, хотя уже не сезон, как бредёт по льду к Волчьему острову одинокий хромающий мамонт. Белый Ворон позвал на охоту друзей, кликнул своим охотников, и вот все они взяли копья, факелы и топоры и встали на снегоступы. Мамонт нашёл свою смерть, продавив неокрепший лёд в топком месте, неподалёку от Волчьего дома. Забив зверя, охотники решили увезти на волокушах мясо и шкуру, а за костями и бивнями вернуться попозже. Но пришла оттепель, переход через озеро стал опасен, а когда лёд снова устоялся, то вместо останков мамонта охотники обнаружили на острове сложенный из них дом: кости и бивни были оплетены сухой травой и обложены камышом. Несмотря на холод и снег, поверху камыш начал обрастать мхом.

Дом Мамонта трубил к перемене погоды, и бывало, что охотники, собираясь на трудный многодневный промысел, заносили ему охапки молодых побегов.

Деда Лис, так теперь звали Храброго Лиса, пережил Белого Ворона и Рыжего Быка. Только сильно занедужил в злую осень, три луны он пролежал пластом и громко стонал во сне. В пришедшую следом голодную зиму племя решило отвезти его в степь. Деда Лис сам подсказал молодёжи, как лучше сладить волокушу, только доставить его попросил на Волчий остров, куда, глядишь, и друзья отыщут дорогу. Оставив на острове деда, сын и два его товарища бежали по льду, теряя варежки и шапки. Зачинался ветер, а дом Мамонта грозно трубил им вслед.

Маловодной весной Деда Лис пригнал к берегу Стужи плот, сложенный из брёвен, принесённых ледоходом. Худой, ещё качающийся, но явно выздоровевший от зимней хвори, дед говорил, что ему нужно нарезать веток берёзы и ольхи, чтобы отблагодарить за приют.

Собрав подарок, Деда Лис возвратился на остров. Рядом с домом Мамонта он выкопал землянку — лисью нору. По весне Стужа приносила на отмели Волчьего острова обломки кремня. Деда Лис обкалывал их в рубила, острия, скребки и проколки. Меняя свои инструменты на всё требуемое в хозяйстве, к зиме он приоделся, наполнил землянку припасами и выстроил над ней дом.

Четвёртой на Волчьем острове выросла хижина Сомовой невесты.

Первоначально девушка, её звали Бусинка, была невестой для охотников на бизонов. Люди Белого Ворона ценили её рукоделия и костяные иглы. Они отдали за неё в дальних землях горы шкур, мешки кремня и девять полных туесов тёртой охры.

Последнюю часть пути Бусинка плыла с двумя братьями вниз по Стуже на плоту. Прежняя родня проводила и оплакала её. Братья время от времени осекались на полушутке и прекращали с нею болтать. Так они вспоминали, что должны бы везти её, как ценный груз и говорить промеж собой, как об ушедшей. Новой родне и её покровителям Бусинка везла с собой подарки и угощения, а в путешествии девушку охраняла красная маска из бересты, разрисованная Речным Ужом, сыном и учеником Рыжего Быка.

Плот подходил к Щучьему озеру, когда Бусинка сняла маску, чтобы расчесать волосы. Плот приближался к Волчьему острову, когда Бусинка вплетала в косы нити, свитые из мамонтовой шерсти, с наклеенными яркими камешками на концах, продёрнутые сквозь гремящие и шуршащие раковины жемчужниц.

На кремниевой отмели плот навернулся на камни. Девушка кричала братьям, чтобы они спасали её одежду и подарки, уложенные в берестяные короба. Она-то выплывет, не привыкать, да и неглубоко здесь. Братья поверили её плачу и бросились выручать короба. Но пока они спасали приданое, Бусинку утянул на дно гигантский сом. Охотники на бизонов получили только красивые вещи от своей невесты.

Несколько дней спустя Деда Лис взял у охотников на оленей лучшую лодку-долблёнку и уложил в неё острогу и гарпуны. Два дня он мастерил светильник, а потом прикрепил его к носу лодки и залил рыбьим жиром. Лунной ночью Деда Лис вывел лодку к отмели, где до сих пор ещё торчали вздыбленные брёвна от плотокрушения. К одному из них дед привесил на крапивной верёвке приманку — требуху от оленя.

За ночь за требухою поднимались раки, щуки и судаки. Деда Лис ждал. В предрассветный час, на огонь светильника, — на верёвке уже совсем не осталось приманки, — из глубины вышел сом. Лодка закачалась от его скольжения возле дна, потому что сам сом размером был больше лодки. Деда Лис сжал острогу с той же силой, с какой друг его, Белый Ворон, сжимал рукоять топора и сошёл с лодки в воду, входя остриём в тело подводного зверя. Солнце взошло, когда гигантская рыбина ещё извивалась под ним. Её кровь смешалась в воде с человеческой кровью. Ноги были повреждены поднятыми тушей камнями и разбитыми брёвнами.

Когда сом затих, Деда Лис долго не мог выпустить из рук острогу. Он освобождал её с той же нежностью к онемевшим рукам, с какой его друг, Рыжий Бык оглаживал фигурки оленей, которые лепил из трав, глины и прополиса для заболевших детей.

Дом Сомовой невесты вырос из рыбьих костей, которые Деда Лис, или, как теперь его звали Лис Рыболов, зарыл на берегу. Старик повесил в нём бусы, которые нашёл в желудке сома. Нынче по стенам этого дома висит много бус, их несут грустные девушки в подарок для Сомовой невесты.

На южной стороне острова стояли дома, которым никто не носил подарков.

Вытекая из Щучьего озера, Стужа и Вьюга огибают берёзовый холм. С него стекают в реки семь ручьёв. Каждое лето женщины приносят туда охапки прутьев и камыша, строят из них длинный дом. Что происходит за его стенами, не рассказывают. Мужчинам и мальчикам, которых матери уже перестали кормить молоком, подниматься на берёзовый холм запрещено.

1234

↓ Содержание ↓