Хозяин серых мотыльков

Часть первая

1

— Ну-у, Дарья Викторовна! Ну почему?

— Лисицын, это Вы меня спрашиваете почему?

Лисицын жалостливо сложил губы бантиком. Всегда недоумевала, как у парней получается выглядеть так чертовски невинно и это при том, что свою задачу он скопировал у Волкова, не затруднив себя получением минимальных разъяснений от автора.

— Ну, Дарья Викторовна! Без вашего зачета Сергей Иванович меня до экзамена не допустит!

И ведь знает куда давить, подлец. Боженька, за что только ты меня наделил таким количеством жалости?

— Лисицын, — вздохнула я. — Вы не ответили ни на один мой вопрос. Как я могу поверить, что Вы писали код сами?

— Я сам писал!

К слову, когда у студента кончаются аргументы в пользу своей невиновности, он начинает упрямо твердить: "сам". А что "сам", где "сам" этого он не знает и искренне верит, что ему все простят.

Подавила усталый стон. То ли плакать, то ли смеяться.

— Тогда покажите, где реализован счетчик?

Назвать мой вопрос элементарным — посмеяться над значением чудесного слова. Тем не менее, лицо Лисицина приобрело выражение "хозяин размышляет над научным открытием". Пять минут я таращилась в потолок, но открытия так и не последовало.

— Короче, Лисицын, идите к Волкову...

— А чего сразу к Волкову?!

Я сжала губы поплотнее, иначе рискнула бы рассмеяться, что для преподавателя, особенно моего возраста, комплекции, да и (чего уж греха-то таить) половой принадлежности, неприлично. Быть может, занеси меня судьба отучиться на гуманитарные науки, все было б не так страшно, но судьба пнула получить техническое образование и, мало того, отправила преподавать приобретенные знания на аналогичный факультет. В такой области женщин всего одна треть, а уж молодых, сексуальных, худеньких, хорошо одетых, к тому же свободных преподавательниц — кот наплакал. Для некоторых студентов, начиная со второго курса, у коих уже третий год стоически вела практические занятия, маячила як красная тряпка пред носом быка... быков, молодых, нахальных. И откуда только узнают, что свободная?

Грозно помолчала, продолжила.

— ... и пусть он вам расскажет полностью и код, и саму задачу. После этого приходите, поговорим.

Студент просиял и, что для этой социальной группы вполне характерно, от моей доброты окончательно обнаглел.

— А вы долго еще на кафедре будете?

— Часа два. Не больше. Дуйте!

Лисицын бесцеремонно выдернул флэшку из моего родного ноутбука (убить мало гада!) и галопом ускакал за дверь. Сергей, такой же молодой преподаватель, засмеялся и неодобрительно покачал головой.

— В который раз, Даш, ты этот код видишь?

— Ну... пока только в третий.

— Отправила бы сразу, как только открыла.

— Если я так буду делать, то еще, Бог знает, сколько времени проторчу в этом, как любит повторять сестренка, казенном доме. Оно мне надо? А Лисицын все равно мало того, что проучится до пятого курса, так еще и закончит. Вот увидишь.

Сергей поморщился.

— Все-таки я так не могу. Это неправильно.

Вздохнула.

— Знаю. Если б преподавание приносило доход... — я скосилась на свой планшет. — А так мне время для графики надо.

Тут дверь распахнулась, и в проеме появилось улыбающееся лицо следующего второкурсника. Серега качнулся на ножках стула в мою сторону и прошептал.

— Это по твою душу.

— Знаю.

Студент закрыл за собой дверь и растянул губы окончательно, от уха до уха. Это еще суметь так надо.

— Дарья Викторовна! Я к вам!

Коллега снова оказался возле меня.

— Еще бы! У нас на кафедре с такой глупой улыбкой приходят только к одному человеку.

— Иди ты знаешь куда. Остряк, — прошипела я.

Сергей хмыкнул и вернулся к написанию учебного плана. Конечно, сей документ полагается писать в начале года, но никто никогда не заставляет преподавателей делать это вовремя. Опять же — не та оплата труда. Я вот, что печально, еще не начинала.

— Комаров.

— А? — откликнулся счастливый студент, усаживаясь рядом.

— Код свой или Волкова?

— Сво-о-ой, — обиженно протянул студент. Признаться, это не значило ровным счетом ничего, как и обиженная физиономия, однако в данном конкретном случае Комаров удивил.

— Черт. Вы и вправду сами писали.

— Сам, — студента распирала неподдельная гордость. И он взахлеб начал рассказывать все свои идеи, преодоленные трудности и ошибки на пути к праведному решению задачи, попутно объясняя чуть ли не каждую точку с запятой.

Аплодисменты, товарищи. Решила поощрить человека.

— Ну, Комаров. Однозначно зачитываю. Ваше решение лучше Волковского.

— Серьезно? Бл... В смысле, круто!

Снова сцепила зубы, плечи Сергея за соседним столом выразительно задергались. С трудом дождалась, пока парень вылетел из кабинета, и засмеялась от души.

— Нет, серьезно, Даш, наблюдать, как ты принимаешь зачеты чистый позитив. Надеюсь, в будущем году с теоретическими курсами тебе повезет чуть больше.

— Да, я вот тоже надеюсь.

Спустя два часа я успела девять раз проверить Волковский код и четыре раза Комаровский. Остальной состав группы порадовал независимой фантазией.

Вообще, если на чистоту с самой собой, я их любила. Всех, до одного. Со всей заносчивостью, наглостью, непосредственностью, безалаберностью. Не знаю почему. Быть может потому, что сама совсем недавно была такой же или быть может потому, что просто не любить их невозможно. Сколько позитива вносят в жизнь господа хорошие, если ты — "классный препод", а я за глаза была. Не для всех, конечно. Интересно, что человеки искренне верят, будто я не знаю, что обо мне говорят и пишут. Впрочем, не суть. Я, наконец-то, закончила зачетное безобразие, сложила в рюкзак ноутбук, планшет, ежедневник, ручку и, бегом нацепив куртку, с криком "пока", адресованного Сереге, выскочила из кабинета, галопом понеслась к широкой лестнице.

— Дарья Викторовна! Дарья Викторовна! Дашка!

На последнем возгласе, я все же сообразила, что зовут меня. Обернулась. Коллега стоял в дверях и красноречиво размахивал моими в разноцветную полосочку перчатками. Пришлось возвращаться.

— Заметь, Даш, каждый раз так. Когда-нибудь ты...

— ...забуду голову. Я помню. Ты повторяешь это регулярно.

— Правильно. А ты все так же регулярно забываешь что-нибудь. Единственное, что неприкосновенно для тебя так это техника, все остальное ты постоянно разбрасываешь.

Я вспомнила бардак в своей комнате, вздохнула, про себя согласилась с каждой Серегиной фразой, однако внешне недовольно поджала губы, фыркнула и потопала в прежнем направлении.

— Я тебя тоже люблю, солнышко! — сладко промурлыкал мужчина.

Развернулась, скорчила кислую физиономию.

— А вот так еще сильнее!

В сердцах махнула рукой, сбежала вниз, попутно кивая многочисленным знакомым лицам, и выскочила на первый в этом году декабрьский мороз.

Признаться, Серега не в первый раз повторял подобные фразы в мой адрес. Поначалу даже казалось, что вот-вот пригласят на свидание. Месяцы шли, стало ясно, что никто никаких поползновений устраивать не собирается. Я расслабилась и перешла на чисто дружеское общение, стараясь не напрягаться лишний раз размышлениями, когда он в очередной раз вот так с совершенно серьезным лицом нежным голосом признавался в любви.

Ладно. У всех свои тараканы. Натянула перчатки, поежилась, подняла воротник. Сегодня, прежде чем возвращаться домой, предстояло еще одно важное дело — поход в антикварный магазин. Вчера нашла совершенно восхитительный подарок ко дню варенья Анечки. "Мир магии и ведовства". Издание начала двадцатого века.

Анечка — моя любимая двоюродная сестренка, с которой мы не расстаемся с детства. Почему любимая и держимся вместе до сих пор? Все просто. У нас на двоих восемь братьев, родных и двоюродных. Как-то сплотились мы в окружении эдакого количества мужчин, притом мужчин весьма эгоистичных, нахальных, обожающих покомандовать. Одноклассницы, потом одногруппницы завидовали нам обеим.

— Как за каменной стеной, — утверждали они как одна. Мы же с сестренкой выразились бы иначе. Замурованные в склепе. Это вернее. Брательники, увлеченные гипер-опекой, умудрялись не подпускать к нам ни одного представителя собственного пола. Стыдно сознаваться, лично мне удалось таки узнать, что есть секс, только в двадцать. И то, Леха вынужденно слинял, предпочтя не вступать в связь с женщиной, в довесок к которой шла толпа высоких, кареглазых, чертовски схожих между собой и довольно сильных мужиков. Анечка пострадала не меньше, ибо Лехин друг продержался немногим дольше.

Вот, спрашивается, где в жизни справедливость распределения? Кому-то не хватает и одного старшего, а у нас их восемь. Хорошо о Серегиных фразочках не знают, паршивцы. До сих пор же пасут, после работы по очереди встречают, если поздно заканчиваю.

Я перебежала дорогу на Радищева и спустилась в маленький подвальчик. Высокий, немного неповоротливый седой дяденька, владелец сей замечательной лавки, скрупулезно отчищал антикварного вида резной стол от старой краски. Я сходу вытянула нужную книгу.

— Подскажите, сколько стоит?

Мужчина оторвался от важного занятия, смерил меня оценивающим взглядом. Тихо порадовалась, что одета, как не очень богатый (или совсем небогатый) студент.

— Тыщу, — наконец, изрек емко дяденька, забавно искаверкав слово.

Я кивнула, вынула деньги, отдала, поднялась наверх, в спину неслось возобновившееся ширканье нождачки по дереву. Мне всегда казалось, что с такими вещами надо обращаться иначе, нежнее что ли. Разве нет? С другой стороны, продал же он мне книгу, исходя не из ее реальной стоимости, а просто на глаз, по моей одежде. Надо будет почаще сюда заходить. Красивые вещи стоят. Только одеваться подешевле.

Стоя на перекрестке я заметила поразительного вида женщину. Раньше я ее в Саратове не встречала. Не то, чтобы город совсем маленький и странных людей на пересчет. Нет. Но такую даму еще поискать!

Тонкая, сухая, розовое в серую клетку пальто, шляпа в тон начала двадцатого века с огромными полями, украшенная необъятным букетом и большой виноградной кистью. Дополняли образ зонт-трость и маленькая собачка в розовом свитерке на руках. Прохожие, кутаясь в шарфы и пуховики, с любопытством оглядывали чудаковатое видение. Я хмыкнула и встала рядом, проявляя усиленное внимание к светофору. Нехорошо так разглядывать людей, даже если они и кажутся странными. Ну мало ли что с этой женщиной. Всякое бывает.

Потух зеленый, моргнул желтый, сбоку раздался вскрик и дикий лай. Я обернулась и с ужасом увидела, как розовый песик несется на ту сторону улицы, а наперерез, намереваясь проскочить на желтый, летит шестерка. Не долго думая, сорвалась с места, догнала животное, схватила и на всех парах понеслась вперед, сопровождаемая визгом тормозов. Хорошо не гололед, а то хрен бы выжила. Не знаю. Минуту спустя, хозяйка забрала из моей цепкой хватки свое глупое сокровище.

— Спасибо Вам огромное, милая!

— Ну что Вы, — растерялась я. Никак не выходило успокоиться и начать соображать.

— Как же. Никто не побежал, кроме Вас.

— Да, я как-то... это... — словарный запас иссяк.

— Спасибо огромное еще раз. Торопитесь?

— А... я... ага! — сообразила, наконец, я.

— Ну, идите, идите.

Я послушно зашагала к остановке, куда как раз подъезжал мой двести восемьдесят четвертый. С разбегу прыгнула внутрь и оказалась посреди широкой темной пустой улицы, освещенной рядом фонарей по обочине и маленьким круглым ликом луны с неба.

2

— А-а-а, — хрипло протянула я в ночную пустоту. Звук эхом отразился от стен бетонных домов. Растерянно похлопала глазами, краем сознания цепляя, что выгляжу по идиотски. Покрутилась на месте, задрала голову, разглядела на безоблачном небе звезды. Стало жарко. Скинула на тротуар рюкзак, сняла верхнюю одежду, рассовала по боковым карманам что можно, куртку перекинула через ручку.

— Ну и что за радость такая? — зачем-то вслух спросила я.

Неожиданно с неба спикировала маленькая темная тень, следом еще одна, и еще... сотни теней и все неслись на меня. Я зажмурилась, закрыла голову руками и присела. Захлопали крылья, зашуршали перья, коготки стукнулись об асфальт.

— Моя!

— Нет. Моя!

— Я первый увидел!

— Нет. Я!

Кто "моя"? Кого "увидел"? Я осторожно приоткрыла глаза. Вокруг расхаживали, хлопали крыльями многочисленные черные вороны. В поле зрения попали мужские ботинки. Осторожно подняла взгляд выше на орущих. Невысокие, смуглые, миловидные, похожие друг на друга, одеты во все черное, еще и плащи с длинными полами.

"Братья", — про себя решила я. Подумала и добавила: "чокнутые". Попыталась осторожно выбраться из птичьего круга, надеясь, что двое спорщиков не обратят внимания. Не обратили. Я галопом понеслась по пустой улице, попутно вытащив сотовый. Нет сигнала. Чертыхнулась, спрятала. Сзади послышался знакомый шум, в мгновение меня вновь окружили птицы.

— Куда собралась? А ну иди ко мне.

— Почему это к тебе? Ко мне.

— Эта — моя. Следующая — твоя.

— Как же! Пока еще найдем! Я хочу эту!

— Нет. Я тебе предыдущую уступил.

— Та была некрасивая, потому и уступил. Давай эту по очереди.

Чем дальше развивался диалог, тем хуже мне становилось. Я во все глаза смотрела на парней, делящих меня, как два кобеля котлету.

— Ладно. Но я первый.

— Только пусть шевелиться после тебя сможет, а то я так не согласен.

На последней фразе сделалось окончательно дурно. Я скинула рюкзак, размахнулась и треснула им по уху ближайшего "брата". Рванула с места, пока не опомнились. Птицы нагнали несколько секунд спустя.

— Да как ты смеешь?! — заорал позади уцелевший. Я затормозила и приготовилась уйти в глухую оборону.

— Олег! Улетаем! Святозар! — закричал двинутый мной. — Близ... — слово вдруг стало булькающим и совсем тихим. Вороны вокруг всполошились, стаей поднялись в небо, забрав второго нападающего. Открыв рот, наблюдала за поразительной картиной. К черному пятну метнулось серое немного меньше. Секунда и возле моих ног приземлилось знакомое тело в черном плаще, только без головы. Я испуганно оглядела того, кто совсем недавно угрожал мне, как минимум насилием. Рядом снова зашуршало. Подняла взгляд. Серое облако кружилось напротив. Я прищурилась. Мотыльки. Сотни, тысячи маленьких ночных мотыльков. Насекомые расступились, открыв моему взору невысокого мужчину. Черные, чуть вьющиеся волосы доходили до середины шеи, серая толстовка с капюшоном, закатанные до локтя рукава, темно-серые джинсы и абсолютное отсутствие обуви на ногах. Он сделал несколько шагов навстречу, остановился и с любопытством оглядел меня. По спине пробежала приятная волна. Так бывает, когда на тебя смотрит красивый мужчина, и взгляд его не цепкий, не раздевающий, не нахальный, а внимательный, оценивающий. Теперь я пожалела о том, что одета как не очень богатая студентка. Чертыхнулась про себя. Отогнала наваждение. На всякий случай приготовилась защищаться. Рассудок справедливо подсказывал, что убежать вряд ли удастся. От предыдущих не удавалось, а этот их поубивал. Рассуждать о том, насколько все происходящее нелепо, я пока позволить себе не могла.