|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Вас не обрадует то, что вы там увидите, — сказал мне Миль, когда мы только подплывали к печати, закрывающей остров.
— Я не могу стоять между человеком и его бедой, — сказал он намного раньше, когда мы еще не покинули южный берег. Когда стало ясно, что я не поверну — но не было ни единого пути, на котором я мог бы это сделать. — Но с каждым годом мне все меньше и меньше хочется говорить. Мне все равно никто не верит.
— Однажды, — рассказывал мне он когда-то, в то время, которое я не мог припомнить. — Я увидел то, как умрет наш старый темный магистр, который был до Шеннейра. И я увидел, как падет Шеннейр. И я почему-то не стал предупреждать — я отошел в сторону и наблюдал. И знаете, Рейни, мне понравилось.
* * *
В небольшой комнате было светло и пусто. Стол, два стула; окно, закрытое тканью, из-под которой пробиваются солнечные лучи. Полнейшая тишина снаружи.
Я мог бы отодвинуть ткань, но и так знал, что там увижу. Ровные ряды людей, что окружали дом, с пустыми лицами и пустыми эмоциями. Кто-то стоит, кто-то сидит прямо на земле. Как механизмы, ожидающие, когда им дадут приказ.
Мой собеседник говорил не медленно, но и не суетливо; плавно и спокойно, и человеческого в этом не было ни капли.
— Нас сто четырнадцать человек, — говорил он. — Девять несовершеннолетних. Никого младше двенадцати лет...
Ровные, доска к доске, половицы. Связанный из сухой травы, ниточка к ниточке, коврик. Как по линейке стоящие стулья. Мне было страшно пошевелиться и нарушить симметрию. Дома, которые я успел увидеть в поселении, были совершенно одинаковы, и мучили предчувствия, что если я зайду внутрь, увижу одно и то же.
После встречи предчувствия не только мучали, и были уже не предчувствиями.
— Встать, — я обвел взглядом коленопреклоненных людей, тщательно следя, чтобы каждый выполнил приказ. — Кто из вас главный?
Светлый синдром последней стадии — это не страшно. Кроме смерти, все условно лечится.
— Вы, — непоколебимо прозвучало в ответ.
Хорошо. Нет, все плохо. Где мои настоящие светлые маги, которые снимут с меня бремя ответственности? Это... вот они?
— Кто управляет общиной?
— Общиной управляете вы.
Еле уловимый оттенок гордости в эмпатическом поле подсказывал, что, по их мнению, ответы должны меня немеряно радовать.
И вот тогда я окончательно понял, что замысел пошел не так.
...— Вам нравится, мой магистр? Мы старались сделать так, чтобы в какой бы дом вы ни захотели войти, везде увидели бы порядок.
Спасибо.
— ...самый младший ребенок родился еще на материке. Мы знали, что не успеем вырастить бойцов, а маленькие дети будут уязвимым звеном. Вдобавок, рождение детей на далеких землях, в отсутствие хорошей медицинской помощи, было бы для женщин слишком опасно...
Расчетливо, но к лучшему. Магический фон земли сильно влияет на людей, а на формирующийся плод — и того больше. Для местных это нестрашно, они привыкшие — непривыкшие вымерли — а вот с теми, кто переезжает на новое место, происходят разные нехорошие вещи. Первые колонисты оставили по этому поводу много медицинских записей, которые не стоит читать перед сном и во время еды.
Может быть, это еще одна причина, почему люди так не любят путешествовать. Никому не интересно быть первым адаптационным поколением.
— Откуда вы знали, сколько времени вам осталось?
— Затмение, — с легкой улыбкой ответил светлый маг Кайя. — Солнце почернеет и покроется язвами, тень сожрет треть звезд, и тогда появится светлый магистр. Мы каждый день смотрим на небо.
— По дороге сюда я видел кладбище...
— Древесина ценна. Мы не могли сжечь тела, и пришлось поступить с ними так.
Как и предполагалось, власть в общине взяли светлые, обучавшиеся в гильдии. Кайя был одним из подмастерьев, чью жизнь удалось выцарапать у темных во время переговоров. Он прошел полное гашение дара, повторное инфицирование от кого-то, в ком дар сохранился, и его искра сияла неровно, и, как мне казалось, в ней был какой-то изъян.
Либо я был несправедлив. Меня этот человек пугал.
Мне нужно было приехать раньше.
— Ссыльных было триста шестьдесят четыре человека.
Кайя c готовностью достал из ящика большой потрепанный журнал, раньше, наверное, служащий для отметок о результатах исследований, и второй такой же.
— Это подневные записи и записи учета. Мы вели учет всех смертей. Самые слабые погибли в первые недели.
Я перелистнул несколько страниц. Пожелтевшие, пострадавшие от воды и плесени, но старательно разглаженные. Записи шли по порядку — имя, дата, причина. Сначала — неровные, написанные разными почерками. Наверное, самовнушение — я не мог видеть сквозящее через буквы отчаяние, но казалось, что слышу его эхо. Постепенно почерк выравнивался, становясь красивым и аккуратным, в ровных разлинованных колонках.
Потом — кривым и практически нечитаемым, словно тот, кто вносил данные в журнал, разучился писать буквы. Сто четырнадцать человек из трехсот шестидесяти четырех. Умерло больше, чем две трети. Я даже не мог толком осознать эти цифры.
— А что случилось шесть лет назад?
Эмоциональное поле Кайи не изменилось, и только темп речи стал медленнее:
— Запасов, которые нам оставили, и тех, которые оставались на базе, едва хватило до первого урожая. Лекарств нам не оставили вовсе. Ограничивающие печати почти не пропускали на остров рыбу. Из-за купола солнце греет плохо, урожаи были небольшими без магии, мы собирали водоросли... Мы учились и обучали других, но первые печати пришлось ставить на Кималеа... многие люди так и не сумели смириться с потерей близких. Из них не вышли маги. Мы говорили им, но они не могли. Потом начали голодать и слабеть те, кто поддерживал печати, урожаи стали еще меньше... мы высчитали, сколько человек может прокормить остров.
— Вы бросали жребий?
В его эмоциях наконец-то мелькнуло нечто, темное и тяжелое, но сразу затерлось волной спокойствия:
— Не на волю случая. Мы высчитали силу дара каждого, и то, насколько каждый будет полезен в грядущей борьбе. Это было общее решение.
За все время, пока он говорил, он так и не отвел взгляда.
— Вы можете меня осудить, но с того дня мы не потеряли ни одного человека.
Осудить? Нет. Но к Шеннейру у меня появилось много вопросов.
Я встал; Кайя встал следом за мной. Мне все время хотелось прикоснуться к нему, потрогать, чтобы убедиться, что передо мной живой человек, не мертвец и не тень.
— Почему я вас не слышу?
— Мы вас тоже слышим с трудом. Но я понимаю, что вам пришлось нарастить прочные ментальные щиты, чтобы справиться с тем, что вам пришлось пережить, — серьезно ответил Кайя, — наш магистр.
Я поймал в отражении стекла свое перекошенное лицо и постарался принять более пристойный вид.
-...а связь легко исправить.
И снова по невидимой команде люди встали, обступая нас. Вовсе не бессистемно; на определенном расстоянии от меня и друг от друга. Кайя провел рукой по воздуху, то ли пересчитывая, то ли проверяя, все ли находятся там, где нужно — некоторые и правда сдвинулись, совсем чуть-чуть — и мгновенно соединивший их золотой росчерк ударил меня в грудь.
С головы как будто сорвали плотную ткань. С неба лился чистый солнечный свет — и в нем нереальной зеленью сияли луга и сады. Даже белые стены бывшей научной базы как будто светились изнутри. Светлая магия разливалась вокруг, пропитывая остров как губку, устремляясь по четкой схеме линий, и ей подчинялось здесь все, и мысли чуть размывались...
Я поднял ментальные щиты, отсекая лишнее. Кималеа практически не изменился, но все стало гораздо яснее.
— Теперь вы видите, — сказал Кайя.
Я кивнул, внезапно поняв, что слова не нужны.
Теперь я видел все искры, они сверкали ясно и сильно, полностью одинаковые, и люди совершенно одинаково улыбались, смотря на меня. Я вернулся за ними. Они существуют, чтобы следовать за мной. До моего появления остров был пуст, но сейчас все встало на места.
Светлые печати окружали ровные прямоугольники полей, висели над деревьями, на которых вызревали плоды. Подозреваю, что без магии здесь заведомо ничего не росло. На тропинках, на вершинах холмов виднелись выкрашенные яркой краской камни, к ним вели траншеи — схематичный набросок печатей, которые должна строить община во время общих ритуалов.
Большинство печатей были достаточно просты, и я их даже узнавал. Достаточно просты для того, чтобы их спокойно могли создать ученики, подмастерья и люди, не проходившие обучение в гильдии. Если мощности не хватало, то печати повторялись много раз. Цепи из сотен, тысяч печатей, полностью идентичных. Потому что согласованность действий при наличии светлого синдрома не составляет ни малейшей проблемы.
— Мы знали, что вы прибудете, когда солнце станет оборотным, — спокойно пояснил проводник, не требуя вопросов. — Но старались содержать все в таком порядке, как будто вы ступите на остров сегодня.
Верхушку Кималеа так же окружали сотни печатей, насколько я различал — самых обычных, усыпляющих и успокаивающих. Я не видел их, когда поднимался. Эмпатическое поле накрывало весь остров, и теперь меня пропустили внутрь; а прибывшие на остров чужаки видели лишь то, что им хотели показать.
— Вас беспокоит Кималеа, мой магистр? — Кайя безжизненно улыбнулся и показал мне открытую ладонь, затем сжав пальцы. Я в который раз безуспешно попробовал определить, к какому народу он принадлежит: настоящее дитя Аринди, в котором смешалась кровь всех известных наций и еще парочки неизвестных. — Кималеа не посмеет вас беспокоить. Я, можно сказать, держу его в кулаке.
Выжженные линии на его ладони до мельчайших деталей повторяли лик горы.
Мы прошли сквозь толпу — от каждого человека тянулась ниточка связи, и я ощущал себя ступицей гигантского колеса. Люди оживали, когда я приближался, и я боялся оборачиваться, представляя, как они вновь замирают за спиной.
На пригорке, рядом с ульями пасеки стоял невысокий человек — ребенок? При моем приближении он размотал скрывающий лицо шарф и снял капюшон; я остановился рядом, внимательно разглядывая его лицо, и кивнул:
— Приветствую тебя.
"Младшему — чуть больше двенадцати", как сказал Кайя? Вот я и встретил самого юного светлого изгнанника. Ей чуть больше двенадцати лет, она выглядит старше, у нее четкая оформленная магическая искра, и она светлый маг — насколько может быть светлым человек, перед которым даже не ставился выбор. Внешне не было заметно никаких уродств, но я не надеялся, что ранняя инициация обошлась так легко.
Девочка поспешно поклонилась в ответ и, глотая слова, немного невнятно, но торжественно произнесла:
— Я приветствую своего магистра.
— Как тебя зовут?
Она промолчала. Я подождал немного, решив, что вопрос был неверен или слишком груб, и слишком поздно заметил, что губы маленькой волшебницы дрожат, а в глазах блестят слезы:
— Я приветствую... — тихо прошептала она, — своего магистра...
— Это наша дочь, Юна, — двое, мужчина и женщина, подошли быстро, и встали по обе стороны, приобняв ребенка за плечи. Успокаивающе? С предостережением? — Она не хотела вас расстроить, магистр. Она мечтала увидеть вас всю жизнь.
Всю свою жизнь с рождения, проведенную на крошечном пустынном островке среди умирающих людей.
— Она очень рада, — добавила женщина, наблюдая за суматошно мечущимися пчелами.
Рои то сходились, то расходились, танцуя в воздухе. Но чувства я слышал и так — через эмпатию, через ярче солнца горящую искру.
— Она умеет говорить? — спросил я только тогда, когда отошел достаточно далеко. Девочка, оставшаяся за спиной, вновь заматывала шарф, пряча лицо.
— Умеет, — поспешно ответил мужчина, и пояснил, словно оправдываясь: — Но не понимает, зачем нужны слова. Ведь все и так понятно. Юна очень долго учила приветствие...
...И это единственная фраза, что она сказала с рождения.
Светлый синдром. Неудивительно, что страшнее всех он сказался на слишком рано инициированном ребенке. Под светлым синдромом в крайней форме не нужны слова — люди и так понимают друг друга, словно единый организм.
Светлый синдром. Я учитывал этот риск, когда ожидал, что на острове образуется светлая община. Но была надежда, что на одиноком острове изгнанникам будет не от кого прятаться и не от кого отграничивать себя. Я даже опасался, что раздоры начнутся между ними... Но я недооценил необходимость людей защищаться от того, что вовне.
— Собирайте вещи, — приказал я, и люди начали расходиться. Сосредоточенно, без суеты. Не удивлюсь, если вещи у них сложены заранее.
— Мы можем взять с собой улей? — окликнул меня отец Юны. Насекомые суматошно роились в воздухе и липли к хозяйке, и та гладила их, осторожно собирая с рук. Бедный одинокий ребенок с друзьями-пчелами.
— Можете.
Будет в Аринди новая порода — островная ссыльная.
Пока я осматривался, в поселении появились новые лица. Группа магов — именно подготовленных обученных магов, я читал это в эмпатическом поле как в открытой книге — дисциплинированно стояла в стороне, дожидаясь, когда магистр обратит на них внимание. Волшебница, которая держала на плече острогу, выдвинулась вперед и отчеканила:
— Простите меня, мой магистр. Люди, которые были мне вверены — я не смогла сохранить всех.
Даже несмотря на светлую магию, мне все время казалось, что вокруг очень холодно. Почему так холодно?
— Вы сделали все, что могли, и никто не мог бы сделать больше, — я смотрел на медные, уходящие в красноту волосы, заплетенные в длинную косу, и быстро перебирал в памяти список имен. — Старшая подмастерье Бринвен.
— Вы помните меня!.. — радостно выдохнула она. Я не стал говорить, что второго рыжеволосого человека в Аринди из двух сложно с кем-то перепутать. Но Бринвен быстро справилась с собой, перейдя на деловой тон: — У пристани стоит корабль. Нам убить всех, кто внутри?
Эмоции не отразили ничего.
Эмпатическое поле стало таким тяжелым, что, казалось, способно расколоть голову любому человеку, против которого обратится. Эмпаты умеют сопереживать; но под светлым синдромом никто, оказавшийся вовне, не является достаточно существующим для сопереживания.
— Нет.
Это их удивило.
Нет, это их не удивило. Фишки не умеют удивляться. Я обвел глазами каждого из собравшихся, и сказал то, что уже должен был сказать.
— Светлая гильдия получила помилование и прощение. Темные маги сожалеют и раскаиваются в совершенной ошибке.
Фишки не удивлялись. Фишки были созданы не для этого, и им было неважно, что сделали темные, что делают темные. Они ничего не простили.
— Сложно поверить, — медленно произнес Кайя. — Темные отняли у нас столько...
Люди качнулись вперед — словно тени сомкнули круг и обрели дар речи.
— Мой ребенок...
— Мои родители...
— Моя сестра...
— Мой лучший друг...
— Вы прибыли сюда вместе с темными.
Я выпрямился, ожидая приговора.
— Вы заставили их вернуться за нами, — сказал Кайя.
— Мы не представляем, через что вам пришлось пройти ради нас, — тихо добавил кто-то.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
