|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Вас не обрадует то, что вы там увидите, — сказал мне Миль, когда мы только подплывали к печати, закрывающей остров.
— Я не могу стоять между человеком и его бедой, — сказал он намного раньше, когда мы еще не покинули южный берег. Когда стало ясно, что я не поверну — но не было ни единого пути, на котором я мог бы это сделать. — Но с каждым годом мне все меньше и меньше хочется говорить. Мне все равно никто не верит.
— Однажды, — рассказывал мне он когда-то, в то время, которое я не мог припомнить. — Я увидел то, как умрет наш старый темный магистр, который был до Шеннейра. И я увидел, как падет Шеннейр. И я почему-то не стал предупреждать — я отошел в сторону и наблюдал. И знаете, Рейни, мне понравилось.
* * *
В небольшой комнате было светло и пусто. Стол, два стула; окно, закрытое тканью, из-под которой пробиваются солнечные лучи. Полнейшая тишина снаружи.
Я мог бы отодвинуть ткань, но и так знал, что там увижу. Ровные ряды людей, что окружали дом, с пустыми лицами и пустыми эмоциями. Кто-то стоит, кто-то сидит прямо на земле. Как механизмы, ожидающие, когда им дадут приказ.
Мой собеседник говорил не медленно, но и не суетливо; плавно и спокойно, и человеческого в этом не было ни капли.
— Нас сто четырнадцать человек, — говорил он. — Девять несовершеннолетних. Никого младше двенадцати лет...
Ровные, доска к доске, половицы. Связанный из сухой травы, ниточка к ниточке, коврик. Как по линейке стоящие стулья. Мне было страшно пошевелиться и нарушить симметрию. Дома, которые я успел увидеть в поселении, были совершенно одинаковы, и мучили предчувствия, что если я зайду внутрь, увижу одно и то же.
После встречи предчувствия не только мучали, и были уже не предчувствиями.
— Встать, — я обвел взглядом коленопреклоненных людей, тщательно следя, чтобы каждый выполнил приказ. — Кто из вас главный?
Светлый синдром последней стадии — это не страшно. Кроме смерти, все условно лечится.
— Вы, — непоколебимо прозвучало в ответ.
Хорошо. Нет, все плохо. Где мои настоящие светлые маги, которые снимут с меня бремя ответственности? Это... вот они?
— Кто управляет общиной?
— Общиной управляете вы.
Еле уловимый оттенок гордости в эмпатическом поле подсказывал, что, по их мнению, ответы должны меня немеряно радовать.
И вот тогда я окончательно понял, что замысел пошел не так.
...— Вам нравится, мой магистр? Мы старались сделать так, чтобы в какой бы дом вы ни захотели войти, везде увидели бы порядок.
Спасибо.
— ...самый младший ребенок родился еще на материке. Мы знали, что не успеем вырастить бойцов, а маленькие дети будут уязвимым звеном. Вдобавок, рождение детей на далеких землях, в отсутствие хорошей медицинской помощи, было бы для женщин слишком опасно...
Расчетливо, но к лучшему. Магический фон земли сильно влияет на людей, а на формирующийся плод — и того больше. Для местных это нестрашно, они привыкшие — непривыкшие вымерли — а вот с теми, кто переезжает на новое место, происходят разные нехорошие вещи. Первые колонисты оставили по этому поводу много медицинских записей, которые не стоит читать перед сном и во время еды.
Может быть, это еще одна причина, почему люди так не любят путешествовать. Никому не интересно быть первым адаптационным поколением.
— Откуда вы знали, сколько времени вам осталось?
— Затмение, — с легкой улыбкой ответил светлый маг Кайя. — Солнце почернеет и покроется язвами, тень сожрет треть звезд, и тогда появится светлый магистр. Мы каждый день смотрим на небо.
— По дороге сюда я видел кладбище...
— Древесина ценна. Мы не могли сжечь тела, и пришлось поступить с ними так.
Как и предполагалось, власть в общине взяли светлые, обучавшиеся в гильдии. Кайя был одним из подмастерьев, чью жизнь удалось выцарапать у темных во время переговоров. Он прошел полное гашение дара, повторное инфицирование от кого-то, в ком дар сохранился, и его искра сияла неровно, и, как мне казалось, в ней был какой-то изъян.
Либо я был несправедлив. Меня этот человек пугал.
Мне нужно было приехать раньше.
— Ссыльных было триста шестьдесят четыре человека.
Кайя c готовностью достал из ящика большой потрепанный журнал, раньше, наверное, служащий для отметок о результатах исследований, и второй такой же.
— Это подневные записи и записи учета. Мы вели учет всех смертей. Самые слабые погибли в первые недели.
Я перелистнул несколько страниц. Пожелтевшие, пострадавшие от воды и плесени, но старательно разглаженные. Записи шли по порядку — имя, дата, причина. Сначала — неровные, написанные разными почерками. Наверное, самовнушение — я не мог видеть сквозящее через буквы отчаяние, но казалось, что слышу его эхо. Постепенно почерк выравнивался, становясь красивым и аккуратным, в ровных разлинованных колонках.
Потом — кривым и практически нечитаемым, словно тот, кто вносил данные в журнал, разучился писать буквы. Сто четырнадцать человек из трехсот шестидесяти четырех. Умерло больше, чем две трети. Я даже не мог толком осознать эти цифры.
— А что случилось шесть лет назад?
Эмоциональное поле Кайи не изменилось, и только темп речи стал медленнее:
— Запасов, которые нам оставили, и тех, которые оставались на базе, едва хватило до первого урожая. Лекарств нам не оставили вовсе. Ограничивающие печати почти не пропускали на остров рыбу. Из-за купола солнце греет плохо, урожаи были небольшими без магии, мы собирали водоросли... Мы учились и обучали других, но первые печати пришлось ставить на Кималеа... многие люди так и не сумели смириться с потерей близких. Из них не вышли маги. Мы говорили им, но они не могли. Потом начали голодать и слабеть те, кто поддерживал печати, урожаи стали еще меньше... мы высчитали, сколько человек может прокормить остров.
— Вы бросали жребий?
В его эмоциях наконец-то мелькнуло нечто, темное и тяжелое, но сразу затерлось волной спокойствия:
— Не на волю случая. Мы высчитали силу дара каждого, и то, насколько каждый будет полезен в грядущей борьбе. Это было общее решение.
За все время, пока он говорил, он так и не отвел взгляда.
— Вы можете меня осудить, но с того дня мы не потеряли ни одного человека.
Осудить? Нет. Но к Шеннейру у меня появилось много вопросов.
Я встал; Кайя встал следом за мной. Мне все время хотелось прикоснуться к нему, потрогать, чтобы убедиться, что передо мной живой человек, не мертвец и не тень.
— Почему я вас не слышу?
— Мы вас тоже слышим с трудом. Но я понимаю, что вам пришлось нарастить прочные ментальные щиты, чтобы справиться с тем, что вам пришлось пережить, — серьезно ответил Кайя, — наш магистр.
Я поймал в отражении стекла свое перекошенное лицо и постарался принять более пристойный вид.
-...а связь легко исправить.
И снова по невидимой команде люди встали, обступая нас. Вовсе не бессистемно; на определенном расстоянии от меня и друг от друга. Кайя провел рукой по воздуху, то ли пересчитывая, то ли проверяя, все ли находятся там, где нужно — некоторые и правда сдвинулись, совсем чуть-чуть — и мгновенно соединивший их золотой росчерк ударил меня в грудь.
С головы как будто сорвали плотную ткань. С неба лился чистый солнечный свет — и в нем нереальной зеленью сияли луга и сады. Даже белые стены бывшей научной базы как будто светились изнутри. Светлая магия разливалась вокруг, пропитывая остров как губку, устремляясь по четкой схеме линий, и ей подчинялось здесь все, и мысли чуть размывались...
Я поднял ментальные щиты, отсекая лишнее. Кималеа практически не изменился, но все стало гораздо яснее.
— Теперь вы видите, — сказал Кайя.
Я кивнул, внезапно поняв, что слова не нужны.
Теперь я видел все искры, они сверкали ясно и сильно, полностью одинаковые, и люди совершенно одинаково улыбались, смотря на меня. Я вернулся за ними. Они существуют, чтобы следовать за мной. До моего появления остров был пуст, но сейчас все встало на места.
Светлые печати окружали ровные прямоугольники полей, висели над деревьями, на которых вызревали плоды. Подозреваю, что без магии здесь заведомо ничего не росло. На тропинках, на вершинах холмов виднелись выкрашенные яркой краской камни, к ним вели траншеи — схематичный набросок печатей, которые должна строить община во время общих ритуалов.
Большинство печатей были достаточно просты, и я их даже узнавал. Достаточно просты для того, чтобы их спокойно могли создать ученики, подмастерья и люди, не проходившие обучение в гильдии. Если мощности не хватало, то печати повторялись много раз. Цепи из сотен, тысяч печатей, полностью идентичных. Потому что согласованность действий при наличии светлого синдрома не составляет ни малейшей проблемы.
— Мы знали, что вы прибудете, когда солнце станет оборотным, — спокойно пояснил проводник, не требуя вопросов. — Но старались содержать все в таком порядке, как будто вы ступите на остров сегодня.
Верхушку Кималеа так же окружали сотни печатей, насколько я различал — самых обычных, усыпляющих и успокаивающих. Я не видел их, когда поднимался. Эмпатическое поле накрывало весь остров, и теперь меня пропустили внутрь; а прибывшие на остров чужаки видели лишь то, что им хотели показать.
— Вас беспокоит Кималеа, мой магистр? — Кайя безжизненно улыбнулся и показал мне открытую ладонь, затем сжав пальцы. Я в который раз безуспешно попробовал определить, к какому народу он принадлежит: настоящее дитя Аринди, в котором смешалась кровь всех известных наций и еще парочки неизвестных. — Кималеа не посмеет вас беспокоить. Я, можно сказать, держу его в кулаке.
Выжженные линии на его ладони до мельчайших деталей повторяли лик горы.
Мы прошли сквозь толпу — от каждого человека тянулась ниточка связи, и я ощущал себя ступицей гигантского колеса. Люди оживали, когда я приближался, и я боялся оборачиваться, представляя, как они вновь замирают за спиной.
На пригорке, рядом с ульями пасеки стоял невысокий человек — ребенок? При моем приближении он размотал скрывающий лицо шарф и снял капюшон; я остановился рядом, внимательно разглядывая его лицо, и кивнул:
— Приветствую тебя.
"Младшему — чуть больше двенадцати", как сказал Кайя? Вот я и встретил самого юного светлого изгнанника. Ей чуть больше двенадцати лет, она выглядит старше, у нее четкая оформленная магическая искра, и она светлый маг — насколько может быть светлым человек, перед которым даже не ставился выбор. Внешне не было заметно никаких уродств, но я не надеялся, что ранняя инициация обошлась так легко.
Девочка поспешно поклонилась в ответ и, глотая слова, немного невнятно, но торжественно произнесла:
— Я приветствую своего магистра.
— Как тебя зовут?
Она промолчала. Я подождал немного, решив, что вопрос был неверен или слишком груб, и слишком поздно заметил, что губы маленькой волшебницы дрожат, а в глазах блестят слезы:
— Я приветствую... — тихо прошептала она, — своего магистра...
— Это наша дочь, Юна, — двое, мужчина и женщина, подошли быстро, и встали по обе стороны, приобняв ребенка за плечи. Успокаивающе? С предостережением? — Она не хотела вас расстроить, магистр. Она мечтала увидеть вас всю жизнь.
Всю свою жизнь с рождения, проведенную на крошечном пустынном островке среди умирающих людей.
— Она очень рада, — добавила женщина, наблюдая за суматошно мечущимися пчелами.
Рои то сходились, то расходились, танцуя в воздухе. Но чувства я слышал и так — через эмпатию, через ярче солнца горящую искру.
— Она умеет говорить? — спросил я только тогда, когда отошел достаточно далеко. Девочка, оставшаяся за спиной, вновь заматывала шарф, пряча лицо.
— Умеет, — поспешно ответил мужчина, и пояснил, словно оправдываясь: — Но не понимает, зачем нужны слова. Ведь все и так понятно. Юна очень долго учила приветствие...
...И это единственная фраза, что она сказала с рождения.
Светлый синдром. Неудивительно, что страшнее всех он сказался на слишком рано инициированном ребенке. Под светлым синдромом в крайней форме не нужны слова — люди и так понимают друг друга, словно единый организм.
Светлый синдром. Я учитывал этот риск, когда ожидал, что на острове образуется светлая община. Но была надежда, что на одиноком острове изгнанникам будет не от кого прятаться и не от кого отграничивать себя. Я даже опасался, что раздоры начнутся между ними... Но я недооценил необходимость людей защищаться от того, что вовне.
— Собирайте вещи, — приказал я, и люди начали расходиться. Сосредоточенно, без суеты. Не удивлюсь, если вещи у них сложены заранее.
— Мы можем взять с собой улей? — окликнул меня отец Юны. Насекомые суматошно роились в воздухе и липли к хозяйке, и та гладила их, осторожно собирая с рук. Бедный одинокий ребенок с друзьями-пчелами.
— Можете.
Будет в Аринди новая порода — островная ссыльная.
Пока я осматривался, в поселении появились новые лица. Группа магов — именно подготовленных обученных магов, я читал это в эмпатическом поле как в открытой книге — дисциплинированно стояла в стороне, дожидаясь, когда магистр обратит на них внимание. Волшебница, которая держала на плече острогу, выдвинулась вперед и отчеканила:
— Простите меня, мой магистр. Люди, которые были мне вверены — я не смогла сохранить всех.
Даже несмотря на светлую магию, мне все время казалось, что вокруг очень холодно. Почему так холодно?
— Вы сделали все, что могли, и никто не мог бы сделать больше, — я смотрел на медные, уходящие в красноту волосы, заплетенные в длинную косу, и быстро перебирал в памяти список имен. — Старшая подмастерье Бринвен.
— Вы помните меня!.. — радостно выдохнула она. Я не стал говорить, что второго рыжеволосого человека в Аринди из двух сложно с кем-то перепутать. Но Бринвен быстро справилась с собой, перейдя на деловой тон: — У пристани стоит корабль. Нам убить всех, кто внутри?
Эмоции не отразили ничего.
Эмпатическое поле стало таким тяжелым, что, казалось, способно расколоть голову любому человеку, против которого обратится. Эмпаты умеют сопереживать; но под светлым синдромом никто, оказавшийся вовне, не является достаточно существующим для сопереживания.
— Нет.
Это их удивило.
Нет, это их не удивило. Фишки не умеют удивляться. Я обвел глазами каждого из собравшихся, и сказал то, что уже должен был сказать.
— Светлая гильдия получила помилование и прощение. Темные маги сожалеют и раскаиваются в совершенной ошибке.
Фишки не удивлялись. Фишки были созданы не для этого, и им было неважно, что сделали темные, что делают темные. Они ничего не простили.
— Сложно поверить, — медленно произнес Кайя. — Темные отняли у нас столько...
Люди качнулись вперед — словно тени сомкнули круг и обрели дар речи.
— Мой ребенок...
— Мои родители...
— Моя сестра...
— Мой лучший друг...
— Вы прибыли сюда вместе с темными.
Я выпрямился, ожидая приговора.
— Вы заставили их вернуться за нами, — сказал Кайя.
— Мы не представляем, через что вам пришлось пройти ради нас, — тихо добавил кто-то.
Их искры сияли рядом, такие близкие и теплые, их эмоции окутывали плотным коконом, полные поддержки, благодарности и жалости, и я постарался не выдать ни боль, ни жгучую горечь, когда сказал:
— Мы возвращаемся домой.
Бринвен вызвалась проводить до пристани. Большую часть пути мы проделали в молчании; но о том, что произошло за двенадцать лет, я рассказал в самых общих чертах, и у спутницы было полно вопросов. Я торопился вернуться обратно — темные не станут ждать долго, чтобы выслать за мной поисковый отряд.
— Мэвер?
— Мертв.
— Жаль, — без эмоций сказала она. — Я хотела убить его сама. Алин?
— Тоже.
— Шеннейр?
— Он умрет.
Волшебница кивнула, словно ни капли не сомневалась в моих словах.
Я сделал знак сопровождающим оставаться на месте и двинулся дальше. Ну что же, я веду себя странно, моя гильдия ведет себя странно, мы отлично подходим друг другу. Правда, понятия не имею, как мы будем вместе работать, но может темные что подскажут.
Пока меня не было, темные зачем-то разнесли пирс, пристань и попытались протаранить кораблем берег. Я могу ошибаться, я, наверное, пристрастен, но вот есть у меня подозрение, что от этих людей хорошего совета ждать не стоит.
Возле корабля толпились люди, и мне пришлось преодолеть сопротивление, прежде чем вспомнить, кто они и почему я должен испытывать к ним что-то кроме отторжения. Темный магистр тоже был там.
...— Еще не поздно повернуть и оставить их здесь!
На палубе виднелись отчетливые подпалины. Двое здоровых боевиков держали за руки высокого заклинателя, лицо которого пачкали красные полосы.
— У меня есть идея, — сказала Шеннейру волшебница с синими кругами под глазами от усталости. — Магистр, давайте оставим на острове Миля.
По-моему, идея понравилась всем, кто ее услышал.
Трава рядом зашелестела, и подобравшийся вплотную заарн тихо прошептал, смотря на меня снизу вверх:
— Этот низкий человечишка. Пробился в командную рубку и попытался что-то сделать с управлением. Но мы отобрали у него штурвал...
Я посмотрел на корабль, крепко встрявший носом в берег, молча отодвинул иномирца в сторону и шагнул к волшебнице. Серая форма, внутренняя служба, наблюдатель?
— И что теперь вы будете делать?
Она с легким расстройством оглянулась на корабль и пожала плечами:
— Теперь у нас есть светлые
На лицах стоящих рядом ясно зажглось: "Вы улавливаете, улавливаете, что это значит?!"
— У вас есть светлые, — согласился я. — У вас есть светлые, и вы сейчас стаскиваете корабль обратно в воду.
Маги потянулись за поддержкой к своему магистру, но темный магистр Шеннейр не обращал на них ни малейшего внимания, развивая в подчиненных самостоятельность, сообразительность, инициативность. Надо брать пример с темного магистра Шеннейра.
Он повернулся ко мне, оживленно, словно собираясь что-то спросить... Я остановился на предписанном расстоянии и склонил голову в коротком поклоне:
— Магистр. Община ждет вашего слова.
Его эмоции потухли разом; Шеннейр холодно сощурился и кивнул.
На палубе Миль прекратил вырываться и уставился на меня, на Шеннейра — я приготовился к гневной речи о подлых светлых, подло усыпляющих темных магов, о мучивших заклинателя жутких кошмарах про говорящих акул и детей акул — ухмыльнулся так широко, что, казалось, лицо его сейчас треснет, стряхнул чужие руки, медленно сделал несколько шагов назад и скрылся внутри корабля.
"Мы не хотим, чтобы темные входили в поселение и смотрели на наши дома. Они и так испортили все, до чего дотянулись, " — сказали мне изгнанники, и потому последнюю, завершающую встречу мы проводили на высоком берегу. Матиас зачем-то увязался следом; стоящая рядом Бринвен вздрогнула, между рядами пронесся короткий вздох, и я испытал мгновенное раздражение.
Я же просил оставаться на корабле. Мог бы не являться так, сразу, и не пугать моих людей. Зачем он вообще напросился в путешествие? Мороки от него больше, чем пользы.
При виде Шеннейра ментальные щиты сомкнулись так плотно, что стали похожи на броню.
— ...Властями Аринди, властью объединенной гильдии Аннер-Шэн, словом темного магистра Шеннейра, словом светлого магистра Тсо Кэрэа Рейни наказание с изгнанников снимается. Изгнанникам дозволено вернуться на материк.
И все же это была победа. Малая, невеликая, но победа. Вряд ли двенадцать лет назад темный магистр Шеннейр хотя бы мог представить, что будет произносить подобные слова.
Замотивированные пренебрежением донельзя, самостоятельность и инициативность темные развили в себе во мгновение ока. Когда мы вернулись, корабль уже спокойно качался на волнах, к берегу были перекинуты спешно выращенные сходни, каменная пристань расплавлена и снова разглажена, а маги серьезны и собраны.
Я поднялся по сходням; даже касаться поручней было неприятно — словно живущие здесь темные оставили отпечаток на всем корабле. Надо взять у Миля перчатки.
От Миля я ждал оглушительного скандала, но обманом усыпленный маг молчал. Не произнес он ни слова и в последующие дни.
Возвращались мы стремительно. Даже не стали заезжать в Токитири, на ходу приняв информационное сообщение от маяка. То ли Шеннейр опасался, что светлым понравились острова и они сбегут, то ли что островитяне возьмут корабль штурмом и похитят светлых, то ли что темный островной отдел будет умолять забрать их на родину. В сообщении был призыв немедленно возвращаться, и пришло оно через несколько дней после того, как мы отплыли с Токитири к месту ссылки светлых.
Обстановка на борту царила тяжелая. Светлые почти не выходили из кают, и я старался проводить с собратьями как можно больше времени, поддерживая словами и через эмпатическую связь. Их жизнь, трудная, но размеренная и привычная, поменялась во мгновение ока, и кто-то переносил это так плохо, что даже пугало. После каждой встречи я чувствовал себя выжатым физически и морально.
Настроение Шеннейра портилось день ото дня, и такого дурного расположения духа я у него не видел еще ни разу. Проблему с конфликтами магистр решил просто: запретил темным заговаривать со светлыми и даже подходить близко. Я посмотрел на все это и строго запретил светлым подходить и даже заговаривать с Шеннейром. В результате путешествие проходило тихо, но невероятно скучно.
Темные, разом эволюционировавшие из беспечных разгильдяев в ответственных подчиненных, учились быть невидимками. Корабль вымыли в третий раз и вычистили до блеска почти на следующий день после отплытия с острова — просто на всякий случай. А потом опасно стало даже громко дышать. Не скажу, чтобы я пытался выяснить причины; точнее, пытался, один раз. Видеть Шеннейра было выше моих сил, но от его расположения зависела жизнь моих людей.
— Боитесь за своих светленьких? — с порога разгадал мои мысли темный магистр. — Идите отсюда, Кэрэа Рейни, я не настолько ненормальный, чтобы впустую таскаться в такую даль. Идите к светлым, они вас двенадцать лет ждали.
И я пошел. Меня еще ни разу не отсылали так грубо.
— До чего же, все-таки, магистр вас ценит как ученика, — сказал мне боевой маг, что пытался не пропустить меня к Шеннейру, а потом дожидался результатов беседы у двери. — Даже отослал вас, чтобы вы не попали под горячую руку.
И эти люди что-то говорят про светлых. Порой мне казалось, что даже убивай Шеннейр своих магов — те будут рады и благодарны, что он делает это так просто и быстро, а мог бы долго и сложно.
И только Миль расцветал с каждым днем. Казалось, чем хуже становилось окружающим, тем лучше чувствовал себя он, чем мрачнее атмосфера — тем легче у него на душе. И Миль тоже молчал, иногда зловещей тенью появляясь на палубах и поражая в самое сердце зловещей широкой улыбкой. Теперь никто бы не протестовал, если бы он обрушил всю охладительную систему вновь. Хоть десять систем. Маги подозревали, что ариндийский мастер проклятий окончательно сошел с ума.
Матиаса я вообще не видел. Сначала это радовало — не путается под ногами, и отлично — потом я начал беспокоиться и, не выдержав угрызений совести, нашел его в том же закутке с механизмами. Заарн забился в самый дальний угол и лежал там, спрятав лицо в большое покрывало.
Признаться, я не ощутил ничего, кроме раздражения, когда потянул покрывало за уголок; заарн его отдавать не хотел и тянул на себя. Похоже, островитяне из Токитири все же запихнули тайком подарки: по ткани шла красивая, но характерная островная вышивка: солнце, закрытое тенью, оборотное солнце — фиолетовый круг с золотыми лучами. Солнце Заарнея.
Вряд ли я хотел приносить страдания намеренно. Но, если быть честным перед собой, чужие мучения были в чем-то приятны. Мне было плохо, и я бы не выдержал чужое счастье.
Не так легко в итоге понять, что ты светлый магистр светлым магистром, а как человек сволочь.
— Здесь много кто ходит?
— Никого, — глухо ответил заарн, не поднимая головы.
— Очень хорошо, — я отпустил покрывало и сел рядом, прислонившись к гудящим коробами. Что-то в этом было. — Хорошо. Я тоже побуду тут.
Сволочь так сволочь. Если я осознаю это разумом, то могу тем же разумом корректировать свои действия так, чтобы не причинять никому вред. Если бы в мире было место, где я мог бы спрятаться, то я остался бы там навсегда.
Матиас выпутался из-под покрывала, недоверчиво поглядывая на меня; несмотря ни на что, его искра горела так ярко, что пламя отражалось в глазах.
— Что случилось... человек? Что мне нужно сделать?
Ничего, забавная зверюшка, ничего. Если только ты не можешь залезть мне в голову и исправить то, что там сломалось.
Прибывали мы на рассвете.
Солнце еще не разогнало дымку, и там, откуда мы плыли, вода смешивалась с небом в аморфном туманном хаосе. Все поверхности на корабле покрывала влага.
Побережье находилось на месте, волновые башни проводили нас затухающим светом маяков. Задержались мы только для отправки короткого сообщения с верным позывным и паролем — чтобы береговая охрана Аринди не сожгла стремительно мчащийся к берегу корабль вражеской страны. В темной гладкой воде бухты отражались размытые утренние огни Кипариса: город Кипарис тоже оказался в целости и сохранности, как и главная пристань, а на пристани стояли Нэттэйдж и Гвендолин.
Я уезжал, было трое высших, вернулся, осталось двое. Бедняга Олвиш, его сожрали. Светлые пока вели себя тихо и не выкидывали ничего непредусмотренного, и сплошь незнакомые лица среди темных их не вдохновляли. Обидно, когда возвращаешься мстить, а предметы мести поменялись тридцать три раза. Судя по пристальным взглядам, что прошивали Шеннейра Кайя, Бринвен и еще человек десять, им очень хотелось уколоть темного магистра на тему быстрого оборота темных магов, но запрет общения еще действовал.
Шеннейр молчал тоже, и Миль хранил свой странный обет. Я дождаться не мог, когда мы наконец доедем.
На сей раз корабль встречали. Несмотря на раннее утро, практически ночь, обзорные площадки на скалах усеивали люди. Я понимал, зачем это сделано — возвращение светлых требовалось обозначить официально. Толпа вела себя спокойно, темные ее не шугали, пусть среди обычных защитных печатей, что отграничивали пристань, я чуял спрятанные шоковые.
Порой мне казалось, что темные относятся к жителям своей страны как к неизбежному злу. Должен же кто-то пахать землю, делать на заводах полезные вещи, строить города и дороги, короче, служить базисом для гильдии. А вот за пределы своего бытового мирка гражданским высовываться не обязательно. Но обычные граждане Аринди были вовсе не глупы и прекрасно понимали, что перед ними происходит нечто значимое.
Когда мы ступили на землю, верхушки гор как раз порозовели от солнца. Прибытие на рассвете однозначно толковалось как добрый знак. Возрождение, начало новой эры и все такое. Светлые вели себя спокойно и уверенно, даже величественно — как люди, и вправду возвращающиеся в родной дом. Достойно своей гильдии. Через эмпатию я ощущал, чего это им стоило.
— Мы приветствуем вас в Аринди, светлая гильдия Аннер-Иншель, — с холодной торжественностью произнесла Гвендолин, и Нэттэйдж повторил вслед за ней, так же торжественно, но чуть более сердечно:
— Добро пожаловать на родину, светлые.
— Ну что же, — вежливо ответил им Кайя. — Вы долго продержались без нас.
Высшие посмотрели на него так по-домашнему, так по-доброму, что я мысленно прикрепил на подмастерье значок первой мишени. Бринвен на удивление смолчала, а потом я справился с собственными ментальными щитами и перехватил управление над общиной.
— Шеннейр!.. — радостно начал Нэттэйдж, внимательно пригляделся к темному магистру, но со внезапным проблеском самосохранения умолк. Может быть, я слишком копался в мелочах, но Нэттэйдж выглядел нездорово оживленным; Гвендолин — необычно печальной.
— Нэттэйдж! — подхватил я.
— Кэрэа Рейни!
Миль пробормотал ругательство и отошел. Первый выбывший.
— Нэттэйдж, а зачем вы убили и закопали Олвиша? Но это неважно, где мои фейерверки?
— Какие?.. — сбился с мысли темный.
— Провожать нас хотели всем берегом. То есть если два ваших магистра возвращаются, встречать их не надо?
Нэттэйдж возвел очи к небу и смущенно протянул:
— У нас военное положение... Олвиш проводит время на западной границе... почему сразу убил, светлый магистр? Фейерверков нет, так что, сразу убийца?..
— То самое военное положение, которое неотмененное? — я навострил уши, но вмешалась дотоле снисходительно слушавшая Гвендолин:
— Мне кажется, нашим светлым собратьям прежде всего с дороги нужен отдых. Все готово, Иллерни проводит вас в замок.
С чего и надо было начинать.
Я с досадой заметил, как высшие обменялись с Шеннейром короткими взглядами. Не сопроводить сородичей я не мог, и чувствовать, что тебя задвигают в сторону, пока серьезные люди будут обсуждать серьезные дела, было неприятно.
Перед самым выходом с пристани меня перехватил Лоэрин. Лоэрина попыталась перехватить охрана, но порыв артефактора было не остановить.
— Кэрэа Рейни. Я ведь сделал вам корабль. Хороший корабль, — он смотрел на железного монстра Ньен, и трагические нотки в голосе звучали неподдельно: — А вы оставили его на Островах и взяли другой?!
Откуда взял — его ничуть не интересовало. Я подхватил обиженного мастера под локоть и отвел в сторону, сделав светлым знак немного подождать, и доверительно признался:
— Вот этот корабль я привез для вас — чтобы вы с ним работали.
Лоэрин умолк на середине трагедии. Задевать творческую личность я считал излишним — ее творчество служило моим целям.
На пристани к беседующим высшим и магистру подошел Эршенгаль и склонился в глубоком поклоне. Потом что-то сказал. Я мрачно поморщился: ну что же, свое место я понимал прекрасно.
— Тсо Кэрэа, а вы снова светлый синдром не поймали? — заговорщическим шепотом осведомился Лоэрин. — А ведь у вас уже случилось качественное улучшение, и тут опять вам светлых добавили. Слушайте, я перевез некоторое оборудование из Лонгарда, так что подходите, и мы с вами это проверим...
— Короче, Лоэрин. Что вам от меня надо?
— Повторные замеры биоэлектрической активности мозга, — не моргнув глазом признался он. — Ее надо отслеживать на временной шкале. А то знаете эти графики, раз — и упадут куда-нибудь! Кстати, о светлом синдроме, а если промерить светлых для полноты выборки...
Я демонстративно оглянулся на пристально наблюдающих за нами светлых и с любопытством спросил:
— Если мои светлые маги отчего-то услышат, Лоэрин, что вы планируете ставить над нами опыты, то вас порвут на тряпочки. Вы понимаете?
Похоже, настрой компании артефактор чуял безо всякой эмпатии.
— Вы, светлые, тормозите науку, — упрямо объявил он, но рисковать ради движения вперед и прогресса не стал.
Остальных темных близко не подпускали, вероятно, чтобы не пугали только что вернувшихся изгнанников. Поэтому темные сгрудились дальше, выглядывая нас с не меньшим интересом, чем толпа на скалах. В первых рядах стояли Наро. Я отвернулся; говорить с ними не хотелось.
Новое здание гильдии было там, где вода вплотную подходила к скалам. Ступенями карабкалось вверх, опираясь на скальное основание, огибало небольшую галечную бухту, уходило дальше в холмы, поднимаясь на вершинах серебряными куполами. Мастерские и лаборатории, жилые покои, официальные залы и скрытые уровни были разнесены отдельно; коридоры и внутренние помещения пронизывали камень и уходили в подземные пещеры и под морское дно. На террасах были разбиты небольшие сады, и кое-где я даже видел фонтаны. Новое здание гильдии, легкое и светлое, мало напоминало мрачную Шэн, и теперь уже мало походило на Иншель — хотя я все равно улавливал в линиях нечто знакомое.
— Нам нужно ее назвать, — сказал Иллерни. — Что-то вроде Кэрредвин, Кэренуин...
Я отрицательно покачал головой:
— Не звучит.
После избрания нового магистра здание придется переименовывать снова, и потому не стоит устраивать лишнюю путаницу.
Даже ощущения в гильдии были иные. Вместо гнетущей атмосферы Шэн, темноты и тесноты несмотря на огромные помещения — чистая пустота и прохлада, незаметное касание бесплотного разума. Может быть, оттого, что замок был практически не заселен, и людские радость и горе еще не успели пропитать его стены.
Светлым отдали целый этаж с панорамным видом на море — как я понял, места на склоне считались престижными. Большое пространство было разделено на ряд комнат, полностью одинаковых и почти пустых.
— Здесь все можно поменять как желаете, — пояснил проводник. — Нужно только сообщить оператору.
— Питание... — начал было я, и Иллерни быстро продолжил:
— Специальная диета, витамины, лекарства. Сейчас у ваших магов начнется обратная адаптация, многие почувствуют себя плохо. Если будут частые кошмары, пусть берут успокоительное или ложатся под гипнополе. И пусть больше спят, все. Это я из собственного опыта, — дружелюбно пояснил он. — Когда болеешь или расстроен, лучше спать. По крайней мере, во сне не натворишь глупостей.
— А вы подготовились.
— Что было делать, — пожал плечами темный. — Вы бы слышали, как страшно Нэттэйдж нас запугивал... то есть выдавал ценные указания. Шеннейр своих тоже. Еще перед отъездом. Но на сотню понявших всегда найдется один непонявший, и судить гильдию будут по нему.
Сородичи молча разошлись по жилым помещениям, по-моему, выбирая их совершенно случайно. Пока я проверял, всем ли хватило места, Иллерни вышел из зоны видимости и исчез. Матиас только с досадой щелкнул языком — он что, подхватил этот жест от Шеннейра? — и завертел головой. Заарн все время пытался поймать момент, когда Иллерни появляется или исчезает, но тот либо существовал здесь, либо нет, и пограничных состояний у него не было.
Способности Иллерни чем-то напоминали мои. Особый дар? Мне казалось, я замечаю в бывшем ученике Гвендолин островную кровь, очень, очень слабую примесь. Хотя все искажения искры связаны не с Островами, а со влиянием Заарнея, а островитяне просто хапнули его полной ложкой.
Мне выделили отдельные покои — из нескольких комнат, бассейна и маленького сада. Я прошел по ним, поражаясь, как Гвендолин сумела угадать со вкусами, и еще больше удивился, когда увидел покои Матиаса — темный мозаичный зал без окон, с изогнутыми стенами и глубокими нишами. Матиас сразу же схватил стопку одеял и улез в самую дальнюю нишу под потолком, и затих. Я коснулся стены, передавая благодарность, и получил слабый отклик — как будто нечто огромное меня заметило.
И все же в Нэтаре, несмотря на всю неустроенность, было уютнее. Я отдавал себе отчет, что в Нэтаре проживает гораздо меньше людей; и что замок гильдии — официальное здание, и именно чтобы получить уединение высшие строят личные замки или поместья, но все же...
Перед тем, как отправиться на совет, я еще раз заглянул к сородичам — поспрашивать, все ли в порядке. Кажется, они бы ответили, что все хорошо, даже если бы на них падал потолок. Большинство так и сидело в своих комнатах, как брошенные без дела игрушки, оживляясь только при моем появлении. Но некоторые выглядели заметно подавленно; некоторые — с любопытством осматривались, а Бринвен вместе с отобранным отрядом изучала этаж, особое внимание уделяя защитным печатям.
...Не все так плохо. Они уже реагируют по-разному. Море за окном — наверное, перебор, изгнанникам оно должно было набить оскомину, но новые впечатления и необходимость адаптироваться должны сородичей расшевелить. Светлый синдром слабеет, если не нагнетать. Хотя я все равно не представлял, как скажу этим людям, что скоро разобью их на группы и отправлю в дальние убежища — туда, где они снова окажутся под угрозой. А эти группы еще надо сформировать, разобраться, кто и чем может быть полезен, не разделять понапрасну родных и друзей, проследить, чтобы в каждой группе были сильные маги и лидер, чтобы защищать и контролировать. Отобрать самых слабых, тех, кто плохо себя чувствует и тех, кто с трудом принимает переезд. Станет ли им лучше вдали от основной ставки темных, среди обычных людей, или они наоборот, от стресса полностью уйдут в себя? Свет, а с детьми что делать?!
Размышления почти позволяли отвлечься и не думать, что стряслось в Аринди. Так отвлечься, что я едва не столкнулся с Михаэлем Наро, пробившимся прямо к светлому блоку.
— А где?.. — кажется, маг даже вытягивал шею, чтобы рассмотреть что-то за моим плечом. Я не видел, но знал, что светлые сейчас открыли двери из комнат и все, одновременно, выглянули наружу, чтобы проверить, не грозит ли их магистру опасность.
— Они остались там.
— Как остались? — ошалело переспросил темный. — Зачем вы их оставили?..
В глубине души он уже начал понимать. Но понимание разбивалось о барьер, поставленный разумом. Я обошел препятствие и приказал подошедшему Кайе:
— Расскажи ему. Мы вернем вам потраченные на корабль средства в полном объеме, Михаэль Наро.
Совет проходил в Нэтаре.
Минует время, высшие вновь вернутся в залы собраний к официальным речам под протокол, но сейчас они вновь собрались в кабинете Нэттэйджа.
Нэттэйдж уже заменил аквариум на новый, больше и красивее прежнего. Сам хозяин развалился на диване, Гвен и Шеннейр сидели в креслах, Миль бессистемно кружил по комнате. Даже Олвиш присутствовал — правда, в виде прозрачной тени над руническим кругом. Судя по недовольной мине, тень считала, что мы тратим ее время.
— На нас напала Ньен, — с порога предположил я.
— Не угадали! — радостно отозвался Нэттэйдж. — Ньен натравила на нас Северную коалицию.
Когда-то давно я говорил, что ни одна нормальная вменяемая страна никогда не позволит назвать себя темной. Потому что другие нормальные вменяемые страны соберутся, запинают темную страну ногами и поделят ее имущество между собой. И нет, это не имеет отношения ни к борьбе Света против Тьмы, ни к борьбе Тьмы против Света, ни вообще к возвышенным вещам. Так работают примитивный инстинкт выживания и чистка общества от дезадаптантов, неспособных к социальной мимикрии. Действуй по правилам, а думай как хочешь.
И сейчас у меня появилось дурное предчувствие, что бить собираются Аринди. Впрочем, не сказать, чтобы этому не было причин.
— Ньен открыла границы и пропустила через свою территорию боевой отряд Северной коалиции. И теперь гильдия Джезгелен стоит у наших западных рубежей и требует ее впустить, — с легким недоумением чужой борзостью произнесла Гвендолин. — Джезгелен. Но все называют их Геллен.
Потому что нельзя в нашем мире безнаказанно выбирать такие имена и считать, что все должны их выучить.
— Дочка гильдии Дженеро, — пояснил Нэттэйдж. — Дженеро под сотню лет, это домашняя гильдия нескольких северных стран. Они считали себя светлыми, больше ничего плохого о них я не слышал... Миль, будьте великодушны, не приближайтесь к аквариуму. Вы пугаете моих рыб.
Заклинатель злобно зыркнул на собрата, но поменял траекторию.
— Я еще помню те времена, когда Дженеро состояла из сотни человек, которые строили поселки на северном берегу, и наши светлые переправляли им оборудование. Потом они попросили оружие против моховых холмов и горючих болотных огней... — глаза Гвендолин затянула легкая дымка воспоминаний. — А потом поставки оружия выросли до такого объема, словно мы снабжали небольшую армию. Дженеро стала первой линией обороны против Нэртэс.
— А потом Дженеро разорвали договор, потому что неприлично сражающимся против темных торговать с темными, — подхватил Нэттэйдж. — И мы перезаключили договор через нейтрального посредника, потому что мы клиентоориентированная компания и заботимся о чувствах наших покупателей!
— Я вам говорил, что это плохо закончится! — вызверился на него Миль. — Вот оно где, ваше оружие!
— Так что с Геллен? — прервал я намечающуюся свару.
— Геллен — ударный кулак коалиции на юге. Это те, кто контролирует новоприсоединенные страны. И сейчас маги Геллен стоят у наших границ и требуют, чтобы мы пропустили их на нашу территорию, — вернулась к теме Гвен. — Они подозревают, представьте себе, светлый магистр — какая наглость! — что мы ведем дело с объявленной вне закона темной гильдией Нэртэс.
Да неужто. Да как мы можем?
— А Ньен требует компенсации за уничтоженные корабли, которые штормом прибило к нашим островным берегам, но вместо того, чтобы получить помощь, они нашли смерть... — казалось, на глазах волшебницы вот-вот заблестят наигранные слезы. — Ах да, еще требуют выдать Нэттэйджа. Как обычно.
Нэттэйдж развел руками.
— А я предупреждал, что корабли они не простят, — мрачно пробормотал Миль.
— А еще они что-то мямлили о корабле, полном мертвецов, который пристал к берегу...
— Так что мне, не убивать их теперь было?
Я вспомнил заклинание, что Миль отправил вслед сбежавшему кораблю. Судя по тому, что о произошедшем Ньен все-таки узнала, цель Миля была запугать свидетелей — но он немного увлекся.
Шеннейр не вмешивался в беседу, через переговорные браслеты согласовывая планы обороны с Олвишем. Пока высшие развлекались, объясняя ситуацию забредшему на огонёк светлому. Флажки на карте материка, что висела на стене, отмечали границы зон влияния, и мне становилось страшно, что они в любой момент могут обозначить линии фронта.
Пока мы ездили по островам, темная гильдия Нэртэс успела подмять под себя еще одну страну. А Северная коалиция раздулась вовсе до неприличных размеров, шапкой нависая над материком. Мне все время казалось, что их дела далеко от нас, но вот, беда подошла вплотную.
К западу от Ньен лежала Тамия. Обычная небольшая страна, славу в веках заслужившая одной-единственной роковой ошибкой. Очень давно, чуть ли не во времена колонизации, Тамия попросила у Загорья то ли в аренду, то ли навсегда за плату, то ли навсегда бесплатно потребовала отдать ей светлый источник Маджент — один из семи. Потому что несправедливо, когда одним землям достается все, а другим ничего. Ни одна страна не становилась логовищем зла так быстро.
С нами Тамия связь не поддерживала, подогретая страшными россказнями Ньен. Неудивительно, что из такого окружения под защиту кого-то сильного и большого Тамия не мчалась, а летела быстрее ветра. В итоге Северные вышли к рубежам Загорья и Ньен, Ньен их впустила...
Я схватился за голову и простонал:
— Ой дуракиии...
— Он понял, — прокомментировал Нэттэйдж своим.
Что тут не понять. Как Ньен потом собирается выгонять Северных со своей территории? Да ладно это, в своей борьбе Ньен позабыла, что у нее не только маги темные, у нее военная диктатура и трудовые лагеря. Не могу сказать, что я точно представляю себе, что это такое, но светлый невинный образ оно точно портит.
Хотя, вероятно, Ньен рассчитывала немало поживиться, когда коалиция станет нас добивать. А там — посмотрим.
Я едва не заходил по комнате как Миль. Подчиняться Геллен нельзя — потому что мы, какое удивление, сотрудничаем с беззаконной гильдией Нэртэс. А если отказать Геллен, то почему-то мне не кажется, что они развернутся и уйдут. Если мы не будем сопротивляться — нас назначат темными, будем сопротивляться — нас точно назначат темными. Тупик.
— И что вы делаете?
— Пока, — плавно взмахнула рукой Гвендолин. — Мы тянем время.
— С той стороны действуют какие-нибудь вменяемые светлые?
— Да, — вновь ответила Гвен.
— Откуда вы это знаете? — вновь включился задумавшийся о чем-то своем Нэттэйдж.— А мы такого не знаем. У инфоотдела свои источники?
— Геллен все еще стоят у границы и пытаются изображать законность, — пожала плечами волшебница.
Ну что же, если они хотят нас увидеть — пусть видят. Никаких открытых границ — пусть посылают согласованную инспекцию, а мы попробуем провести встречу на своих условиях. Мы будем светлее ясного солнца и чище совести загорского фанатика, так, что они ослепнут от нашего сияния и на коленях уползут в свои мерзкие темные логовища, до конца дней раскаиваясь в низких помыслах, очернивших Истинный Свет...
— У нас есть возможность до них дозваться и начать переговоры от имени светлой гильдии Аринди? — скромно спросил я.
Лучшая война та, которая не началась. Высшие смотрели странно, но я был уверен, что ничего не выболтал вслух.
— А я вас предупреждал, — мрачно предрек Миль, но никто, как и обычно, не раскаялся.
Нэттэйдж подпер голову рукой и согласно заметил:
— А что бы мы и не светлые? Наша гильдия по факту уже немного светлая, идеологически наполовину светлая, и глубоко в душе, мне кажется, у всех, и у меня есть нечто такое, хорошее... а вот коллеги подкачали.
На лице Олвиша, на мгновение отвлекшегося от общения с Шеннейром, явственно прочиталось "чего?!".
— Магистр? — тревожно окликнула Шеннейра Гвен.
Олвиш попытался что-то высказать, но Шеннейр взмахом руки заставил его замолчать:
— Пусть. Может, и выгорит. Я даю разрешение.
И кратко кивнул, покидая собрание.
После ухода Шеннейра высшие заметно расслабились. Нэттэйдж так и вовсе растекся по дивану, кажется, решив, что его тяжелый труд по заботе о любимой стране закончен, закинул на диван ноги и помахал в воздухе телеграммой с официальной печатью:
— Вильям передает вам поздравления в честь возвращения светлой гильдии, Кэрэа Рейни, и просит прощения за то, что не может прибыть. У него сегодня родилась дочка.
— У Вильяма жена из обычных людей и маленький ребенок, — нежно пояснила Гвендолин. — Он думает, что мы о них не знаем.
Главы внутренней службы и инфоотдела переглянулись с понимающей иронией. Не стоило гадать, кто станет предметом торга и пойдет в расход сразу после Вильяма, буде тому сделать нечто против воли высших. Трогать семьи противников запрещено, но, начав раз, сложно остановиться.
Олвиш так и остался в рунном круге, копаясь в настройках браслета. Проверял, правильно ли дошли все переданные Шеннейром указания; связь в Аринди, как и всегда, работала с неизвестной долей условности. Мне говорили, что дело в древних печатях, что создавали помехи и заглушали все сигналы, идущие через искажение, не позволяя Заарнею их почуять. По крайней мере, помехи они создавали до сих пор.
— Олвиш следит за тем, чтобы Северные не нанесли внезапный удар? — мне не было интересно слушать про личную жизнь темных и про то, что люди продолжают жить как обычно. Отваживаются заводить семьи. Жизнь шла своим чередом. Кто-то двигался вместе с ней. — Эвакуация западных поселений началась? Чем светлые могут помочь?
Организовать людей?
— Своих светленьких, светленький, оставь себе как утешение, — не поднимая головы процедил высший. Олвиш, старый добрый Олвиш. Я даже по нему соскучился — нет, на самом деле, но он вносил в мои отношения с моей жуткой гильдией нотку успокоения. — Тебе же без них жизнь была не мила. Уноешься ведь, если с ними что-то случится. Сопливые моралисты там не нужны...
— Олвиш, вы про себя не говорите, — разом ожил Нэттэйдж. — Вы уже там, работайте, морализм вам справку не дает. Эх, светлым хотя бы повезло со своими Элкайт. То ли дело Юлия. Вот это была волшебница. Настоящий боец. А Олвиш...
Глаза его засветились. Сдержаться и не упомянуть мертвую сестру при живом брате Нэттэйдж не мог. Олвиш вспыхнул так быстро, что я даже испугался.
— Не смей даже произносить это имя!
Вся мечтательность из взгляда Нэттэйджа исчезла вмиг, сменившись вызовом:
— А что? Не я же ее убил.
Замечание было не лишено логики — но Олвиша уже несло:
— Думаешь, никто не замечал, как ты на нее смотришь?!
Рыбы в аквариуме прыснули в сторону, пытаясь забиться в самый дальний угол. Миль замер на полушаге, я позабыл и о призыве сплотиться, и о том, что хотел всех помирить, и только душевное спокойствие Нэттэйджа осталось непоколебимым:
— Замечайте. Только не завидуйте. Достойный выбор, и скрывать мне нечего. Единственный крошечный недостаток... нет, единственная неприятная мелочь, что была связана с Юлией — это ее братья.
— Она же светлая! — в последней отчаянной попытке воззвал Олвиш.
Нэттэйдж сощурился и ровно спросил:
— И что?
Я почувствовал себя абсолютно лишним. Узнать, что Нэттэйдж подбивал клинья к сестре Олвиша, было последним, что я вообще хотел узнать. Хотя темному ничего не светило изначально. Элкайт — совсем не его уровень. Юлия бы раздавила Нэттэйджа мизинцем — но она даже не знала о том, что такой человек существует.
— Хотя бы при светлом про свои извращения молчали бы, — с отвращением скривился Миль. — Больные. Идемте, Рейни.
У входа была непонятная сутолока. Я замедлил шаг, наблюдая, как охрана в остроконечных колпаках преграждает путь семье Наро. Как слабые маги, вряд ли Наро могли долго противостоять, но их печати соединялись, образуя черную вязь классом гораздо выше. Но нападения не произошло; Михаэль заметил нас:
— Как вы посмели?!
Миль приостановился на лестнице и провел пальцем по губам, словно застегивая молнию; Михаэль замолчал, прошивая его каким-то диким взглядом. Миль повторил движение в обратную сторону, и Наро вновь заговорил, но уже чуть тише:
— Почему вы убили людей, уже приговоренных к изгнанию? Почему вы послали проклятие им вслед?!
Миль ухмыльнулся — уже открыто мерзко:
— Ваша южная ветвь была светлой.
— Ну и что?!.. — попробовал возмутиться Михаэль, и Миль вновь коснулся губ, заставляя того умолкнуть.
— Высшие светлые выкупили жизни друзей и родных своей жертвой. Эти жизни были оплачены. Но вы отреклись от своей родни. Вы не стали их защищать. Никто не хотел жертвовать собой... но мир так не работает, Михаэль. Или вы считали, что вы, Наро, особенные?
Наро смотрели на него с ужасом.
— Это неправильно... — слабо произнес кто-то.
— Что неправильно? Что вы выехали на связях, подкупе и родстве с Алином? К вам уже проявили милость, когда оставили в живых и позволили сохранить статус. Ваша светлая родня пошла в уплату, и нет, не благодарите, вам даже не потребовалось ничего делать, — Миль прошел мимо, чуть замедлившись, и доверительно прошептал: — Зато теперь их имущество полностью ваше. Вы вашей семейственностью достали, достали, всех бесконечно достали.
Михаэль с бессильной яростью смотрел ему вслед. Что он мог сделать? Когда корабль с изгнанниками достиг места ссылки, светлые Наро были уже мертвы.
* * *
— Среди изгнанников была очень высокая смертность в первые недели. Я бы сказал, даже невероятно высокая. Старики, дети.
— Старики, маленькие дети, те, в ком светлая искра зажигалась слишком долго и медленно, — поправил Шеннейр. Я молчал, и он продолжил — не оправдываясь, а объясняя, словно несмышленому ученику: — Те, кто умер бы все равно, но до последнего тянул бы силы из остальных.
— Вы клялись, что оставите им жизнь.
— Я сохранил жизнь вашим светлым. Я защитил общину от раннего голода, от внутренних противоречий, от тех, в ком не прижился светлый дар. От слабых. Вы хотели светлую общину — вот ваша светлая община. Вам нужны были светлые — и я их спас.
И все остальное было неважно. Неважно.
— Но зачем вы убили светлых Наро?
— За них, — ответил он не сразу, — можете требовать отступные. Семейка Наро мне просто надоела.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
