Звоночек 5

Пыльная буря.

Эпизод 1.

Война. Между Германией и СССР. Война, которую я ждал одиннадцать с половиной лет, готовил к ней себя и страну, как это ни странно оказалась именно для меня одного, во многом, внезапной и неожиданной. Виной всему въевшиеся в мозг стереотипы. Ведь чем для меня было начало Великой Отечественной? Это "лаптёжники" и "мессеры", хозяйничающие в небе и байкеры на "цундапах", мчащиеся по всем дорогам на восток так, что только пыль столбом! Понятно, что я здесь жизнь положил, чтобы подобного не произошло, но всё же... Для прочих же окружающих меня людей, понятия не имевших об "эталонном" мире, всё шло своим чередом.

Мелкие совпадения — не в счёт. К примеру, фашистам и здесь не удалось официально объявить СССР войну, поскольку передовые десантные отряды, вышедшие из Швеции к берегам Финляндии и Аландским островам, напоролись, вскоре после полуночи, на дозоры советских катеров на границе территориальных вод. Наши СКа, оснащённые теплопеленгаторами, засекли нарушителей границы заблаговременно и, осветив прожекторами, осведомились международным кодом, какого ляда непрошенным гостям надо. В ответ с немецких торпедных катеров, раумботов, идущих под их прикрытием десантных барж, более крупных судов с мелкими десантными ботами на буксире, полного набора ББО со всей Скандинавии, началась стрельба. Немецкий временный повереный в это время даже не запросил ещё встречи с советским наркомом иностранных дел. А когда явился объявлять войну, "москитная битва" с участием наших торпедных, сторожевых и бронекатеров, береговых батарей двух секторов Балтийского морского района, была в разгаре. Мало того, наркоминдел помурыжил немца, не принимая до тех пор, пока не загремело по всему фронту от Крайнего Севера до Месопотамии. Причём, в предлетнем светлом Заполярье, в битву были брошены сразу и главные силы. Береговая оборона отражала попытку десанта в Печенгу, который поддерживала, помимо прочего, эскадра французских линкоров, ветеранов Первой Мировой, с "Шеером" во главе.

Фюрер немецкой нации, не став тянуть резину и начав войну "по погоде", как только просохли дороги, очень выручил Советское правительство, поскольку последнее, даже в том случае, если на границах было бы тихо, всё равно собиралось объявить о всеобщей мобилизации во второй половине дня. Товарищ Сталин и речи заготовил сразу две на разные случаи жизни. Пригодилась, разумеется, та, где говорилось о немотивированной и вероломной фашистской агрессии. Я имел возможность сравнивать. Нет, в "эталонном" мире Молотов выступил так, что в сердце запало, а здесь совсем не чувствовалось того трагизма, как тогда, 22-го июня... Но, это моё личное впечатление. Прочих советских граждан речь Сталина воодушевила и мобилизовала неимоверно.

Для меня же натуральным разрывом шаблона стала речь Гитлера, произнесённая тем же утром по Берлинскому радио, перехват и перевод которой немедленно легли ко мне на стол.

"Национал-социалисты! Немецкий народ! Жители объединённой под покровительством Рейха Европы! Вчера, 14 мая, капитулировал последний оплот презренных плутократов на Европейском континенте и английский народ, брошенный ими в бездну войны, голода и болезней, вздохнул с облегчением. Народ, с которым я всегда пытался строить исключительно дружеские, даже братские отношения, но обманутый своими гнусными правителями, спасающимися ныне в Африке среди чернокожих унтерменшей. Они сами выбрали свою судьбу!

С 1933 года я, как вождь партии, всего немецкого народа, ни на шаг не отступил от своей программы. Успехи этой политики новых экономических и социальных отношений в нашем народе, которые, планомерно преодолевая сословные и классовые противоречия, имеют своей конечной целью создание мирным путём подлинно народного сообщества, а в международных отношениях справедливого и равноправного взаимодействия, уникальны во всём мире.

Но возрождение Германии после поражения в 1918 году, которое она потерпела исключительно из-за отсутствия внутреннего единства, вызвало зависть и враждебность среди людей, неспособных из-за собственных пороков обеспечить своим народам и государствам такой же расцвет. Этот новый подъём нашего народа из нужды, нищеты и позорного неуважения к нему проходил под знаком чисто внутреннего воздержания. Англию, в частности, это никак не затрагивало и ничем ей не угрожало. Несмотря на это, моментально возобновилась вдохновляемая ненавистью политика сдерживания Германии. Изнутри и извне плёлся известный нам заговор евреев и демократов, большевиков и реакционеров с единственной целью помешать созданию нового национального государства и снова погрузить Рейх в пучину бессилия и нищеты.

Вместо того, чтобы объединить свои силы на борьбу с набирающим силу на востоке большевизмом, и сберечь Европейскую цивилизацию, нас, под вопли о спасении Польши, которая сама ввязалась в самоубийственную войну, попытались толкнуть на конфликт с Россией. Плутократы желали бросить Германию на растерзание в тот момент, когда мы были не готовы к битве и занимались решением насущных проблем мирного созидания. Мои соратники знают, с каким тяжёлым чувством я был вынужден, дабы свести к минимуму продвижение большевиков в Европу, направить в Москву своего министра иностранных дел и заключить договор о ненападении, установив, для гарантии, демилитаризованную зону по обе стороны границы. Подобно легендарным Асам, мы оградили Мидгард от Йотунхейма ресницами Имира. Мы сделали всё возможное, дабы установить в Восточной Европе мир и исключить агрессию с той стороны.

А что же правители Англии? Обуреваемые личными страстями, жаждой власти, которая утекала из их рук, жаждой наживы за счёт грабежа своих ближайших братьев по крови, они объявили Рейху войну! Если бы вы только могли представить мои чувства, когда Германия вынуждена была сражаться на западе и в Атлантике, а на востоке, за Демилитаризованной зоной, стояла до зубов вооружённая, испившая польской крови, армия большевиков! С какой болью мы вынуждены были смотреть, как эти чудовища, одно за другим, пожирают свободные государства Прибалтики и вторгаются в Бессарабию и Молдавию, угрожая жизненно важным интересам Рейха.

Летом 1940 года большевики объявили о демобилизации своей армии. Якобы они собрались строить "Новую Европу", направив сибирские реки с севера, из ледяных лесов на юг, в бесплодные пустыни, простирающиеся до границ с Ираном. Они сделали вид, что отказались от своих злобных планов завоевать и покорить народы Европы. И некоторые отщепенцы, отбросы нашего общества, предатели нации, даже им поверили. Извращённой хитрости Сталина позавидовал бы сам Локи, но великих учёных Рейха, вооружённых учением Вел, учением о вечной борьбе огня и льда, ему не ввести в заблуждение! Большевики утверждали, что строят плотину, чтобы не дать сибирской пресной воде изливаться в Ледовитый океан. Якобы, если её там будет слишком много, то наступит Ледниковый период. Какая чушь! Расчёты учёных Германии показали, что реки Сибири могут ещё нести свои воды на север многие сотни лет до падения Луны и тогда события будут развиваться естественным образом. Но большевики, в своей неуёмной злобе и ненависти к истинным арийцам, Германской нации, задумали обмануть природу! Накопив за своей гигантской плотиной огромный объём пресной воды они замыслили в один момент сбросить его в Ледовитый океан и этим сбить со своего естественного пути тёплый Гольфстрим, от которого зависит жизнь народов всей Европы и Северной Америки. Глупо полагать, что эти человеконенавистники хотели бы спасти нас от Ледникового периода. Нет! Напротив, они собрались спровоцировать его противоестественным образом! Если это им удастся, то лёд за один год покроет Европу, как в легендарной древности, до самых Альп и долины Дуная. Скандинавия, Германия, Франция, Англия, прочие Европейские страны, будут заморожены. Не стоит обольщаться и народам, ныне живущим южнее названной линии. Земля их превратится в подобие полуострова Лабрадор. Такие же беды ждут и Северную Америку, которая покроется льдом много южнее Великих Озёр.

Зачем же это большевикам, ведь честь их земли тоже покроется льдом? Это так. Но у них довольно в запасе южных пустынь, куда после оледенения придёт вода. Вот они то и станут той "Новой Европой", где будут вынуждены спасаться цивилизованные народы, сами приходя в рабство к большевикам.

Пока я являюсь фюрером германской нации, я не дам этим планам сбыться! Я объявляю Великий поход во имя спасения Европы и призываю под свои знамёна все цивилизованные народы! Мы обязаны пробиться в самое сердце ледяной Сибири, этого новоявленного Йотунхейма, предотвратить строительство чудовищной плотины-убийцы и взять эту ключевую для жизни точку под свой контроль! Да поможет нам Бог!"

— Вот извращенец!!! — выпалил я в сердцах, глядя на стоящего передо мной, в ожидании реакции, майора Петренко, который мне перевод радиоперехвата и принёс. — Этого морального урода хоть святой водой кропи, всё равно подумает, что отравить хочешь! Натуральный бес! А учёных этих... — я замолк, не в силах придумать достойной кары, которую я желал бы обрушить им на голову.

— Да, товарищ генерал-полковник, — вздохнул адьютант, — как вы говорите, каждый понимает в меру собственной испорченности. Не зря вы этих европейцев людоедами постоянно величаете. Выходит, не умеют они жить по другому, кроме, как постоянно кого-то грызть. Не укладывается у них в голове мирное соседство.

— Дааа... — вздохнул я тяжело, — под таким соусом европейцы переть на нас будут, как оглашенные. Этот псих так дело повернул, что речь уж не о расовом превосходстве и жизненном пространстве, а о выживании идёт. Неизвестно ещё, как в Штатах на это отреагируют. Намёк им этот подонок сделал более чем прозрачный!

Следующие две недели показали, насколько серьёзно Гитлер и все его военачальники подошли к делу. О молниеносной войне, видимо, они даже не задумывались. Даже самому неадекватному оптимисту было видно, что выйти в район Андринской плотины, за Урал, в течение одной кампании не получится. Тем более, имея противником "йотунов". Всё-таки, малыми войнами с японцами и поляками РККА сумела внушить Гитлеру если не уважение, то опасение, что в его речи слышалось довольно явно. Более основательный, нежели в "эталонном" мире, подход, повлёк за собой выбор иной стратегии. Огромные пространства, которые предстояло преодолеть, остро ставили вопросы коммуникаций и снабжения. Видимо поэтому основные усилия Вермахта, Люфтваффе и Кригсмарине Гитлер направил на захват побережий внутренних морей, Балтийского и Чёрного, благо "восточнопрусское исключение" и, в меньшей мере, румынская "бесконтрольная" граница помогали на этих направлениях скрытно подвести войска вплотную.

На Балтике, в Финляндии и на Аландских островах, где передовые отряды десантов из Швеции сумели зацепиться поначалу за наш берег, но были выбиты морскими частями береговой обороны, положение оставалось достаточно прочным. Для немцев оказалось сюрпризом, что советские 14-дюймовые пушки в состоянии простреливать Ботнический залив насквозь и даже бомбардировать исходные районы и порты на шведском берегу, Грислехамн и Хольмсунд. На Основные силы десанта, суда в портах, склады и лагеря на берегу, систематически сыпался град "лёгких" 500-килограммовых фугасных дальнобойных снарядов. Береговые артиллеристы только успевали менять расстрелянные лейнера и подвозить боезапас. По этой же причине затормозилось у Оулу, у которого части ПДО и пограничники встали в жёсткую оборону, не давая противнику выйти к ЖД и перезать её, наступление вдоль берега от шведской границы. Пусть там была всего лишь 180-мм батарея на острове Улкомется, которая обороняла подходы к порту, но "старшие братья" на Лапперайне и Аландах, вкупе с выставленными Балтфлотом минами, надёжно блокировали подвоз морем, на который, вероятно, немцы очень рассчитывали. В итоге, "лидирующая" танковая дивизия противника, усиленная ротой "Маусов", пройдя по бездорожью всего 100-120 километров встала, израсходовав топливо. Фронт встал, так же, как и на норвежской границе, где немцы в первый же день на шару попытались ворваться с моря в Печенгу. На северном направлении война во всю кипела не на земле, а на море и в воздухе. Лёгкие силы, наши и противника, засевали Ботнический залив минами на зависть иным колхозникам-ударникам, героям соцтруда. Авиация им в этом помогала, но, в основном, Люфтваффе пытались с воздуха выбить так мешающие им береговые пушки, а наши лётчики и зенитчики, напротив, не позволяли им это делать безнаказанно. Ударная авиация Балтфлота в Ботническом заливе, кроме минирования, блокировала перевозки, как морем, так и по прибрежным дорогам.

В Финском заливе, по ночам, птенцы Геринга регулярно по времени и хаотично по месту, видимо из-за проблем точного ориентирования, выставляли мины так, что Балтфлоту приходилось тщательно тралить все фарватеры, особенно в западной части. И, даже несмотря на это, корабли и суда подрывались. Крейсеру "Киров", вышедшему на ночной обстрел шведского побережья, оторвало нос аж по первую башню и его пришлось отбуксировать в долгий ремонт.

Ещё южнее, в Литве, вермахт нанёс удар небывалой силы, сконцентрировав группировку небывалой плотности. Одних танковых дивизий на фронте в 250 километров последовательно ввели в дело одиннадцать штук и они всё не кончались. Попробуй тут вести сдерживающие действия, заставить противника топтаться в ДМЗ месяц! Конечно, лететь по дорогам на байках у фрицев не получилось, наученные горьким опытом, посылали разведку на танках. Причём, уже со второго-третьего дня войны, параллельно дорогам, но никак не по ним. Если местность не позволяла — тогда даже ножками проверяли дефиле. И частенько, на всякий случай, предварительно обстреливали артиллерией подозрительные места. Не ставя рекордов по скорости, тем не менее, танковый кулак в направлении Западной Двины, севернее лесного массива от Августова до Вильнюса, продвигался уверенно и неумолимо. И, при этом, вдвое быстрее запланированных ГШ КА восьми километров в сутки.

В общем, происходило именно то, что и в штабной игре 1941 года. Создав свехвысокие плотности войск и техники на направлении удара, вермахт сметал все препятствия. Среди захваченных в первые дни документов нашлись подробнейшие карты маршрутов с отметками удобных для засад мест и укреплённых узлов обороны, где каждая огневая или наблюдательная точка была привязана к местным ориентирам с высокой точностью, а также фотопланшеты. Минные поля вокруг укреплений снимались обстрелами из "сапёрных" стержневых миномётов. Артиллерийские капониры и башенные огневые точки расстреливались тяжёлой артиллерией и ослеплялись дымами. Танки и штурмовые орудия, не входя в их сектора обстрела, расправлялись с "вертикальными" огневыми точками, миномётными или пулемётными. Если много стрелять, точно зная куда, когда-нибудь да попадёшь, не разобьёшь, так заклинишь.

Но в абсолютном большинстве случаев в качестве тарана немцы применяли отдельные батальоны тяжёлых танков, которых в Литве нашлось три штуки. Каждый такой батальон состоял из трёх рот по 17 "Тигров" и 5 вспомогательных старых "четвёрок" с "окурками", плюс два "Тигра" в управлении батальона и разведвзвод из пяти "четвёрок" с длинноствольными 50-мм пушками. Битый образец немецкого танка, захваченный на Дунае, оказался в моём распоряжении на десятый день войны. Это был самый натуральный "Фердинанд" "эталонного" мира, но с танковой "тигриной" башней на месте рубки. И с таким же уровнем бронирования. 200 миллиметров в лобовой проекции, включая и башню, 80 миллиметров цементированной брони в бортовой. Два стандартных немецких "Майбаха" по 300 сил каждый, электротрансмиссия и, в качестве вооружения, 88-миллиметровка длиной в 56 калибров. Кроме башни в глаза бросались лишь аномально широченные гусеницы, далеко выходящие за железнодорожный габарит. Пленные пояснили, что это облегчённый за счёт брони борта, бюджетный "Маус", обязанный своим именем самому фюреру, которому пришлось не по душе "любимовская" кличка для гордости панцерваффе. Вот откуда росли ноги у сообщений разведки о невероятном количестве "Маусов" едва ли не на всех участках фронта, которые ГШ РККА игнорировал, как ложные, поскольку за ротой натуральных "мышей" в Швеции пристально наблюдал! Да уж, СТТ слишком дороги и тяжелы, для войны на огромных пространствах на востоке подходят плохо. Другое дело вот эта махина, весом, всего-то, слегка за шестьдесят тонн!