Большой круг 4: Такая война!

Перед парнем стоял тот самый Синдзи из видений, которые показал Амор. Цель всего похода и брошенного университета стояла и с кривой усмешкой рассматривала Мака.

— Ты же не... Ты же маг воли и...

Синдзи залез рукой в сумку и достал оттуда странный засушенный комок.

— Что, удивлен? Я тоже, — не пряча улыбки, продолжал он. — Не ожидал тебя тут увидеть. Я думал, он распылит тебя в грязь, когда поймет, что ему пришел конец.

— Кому? — сглотнув, спросил парень и начал накачивать щиты силой.

— Хозяину языка, — наездник кинул под ноги парня небольшой кусочек засохшего мяса. — Узнаешь?

Мак аккуратно присел, взглянув на засушенный раздвоенный язык, и поднял взгляд на Синдзи.

— Это язык Амора?

— Я долго служил Кобаду, — вздохнул Синдзи. — По сравнению с ним Амор просто ангел. Мне приходилось убивать сотнями детей, женщин, младенцев. Пытки, постель по указке. Это была долгая служба. Я успел поменять четыре тела, прежде чем ты умудрился его угрохать.

Парень вздохнул и, поджав губы, развел руками.

— Я сначала хотел отпилить рога, но потом подумал, что лучше взять его самое лучшее оружие.

— Язык? — нахмурился Мак.

— Что-что, а ложь была его самым лучшим оружием, — кивнул Синдзи.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю, что он тебе наврал, но, перед тем как я его уничтожил, он пытался доказать, что он мой брат, — расхохотался Синдзи. — Мне интересно, что он соврал тебе?

Мак сглотнул и неуверенно произнес:

— Ты лжешь, — неуверенно пробормотал темный подмастерье. — Ты хочешь меня запутать...

— Верь чему хочешь, — усмехнулся Синдзи. — Но я считаю — мы в расчете. Ты убил Кобада, а я отправил в бездну твоего Амора. Мы свободны и квиты.

Вдруг что-то встало на свои места. Козлоголовый, долг и древняя ведьма.

— Он сказал, что воскресит мою семью, — растерянно произнес Мак. — Он...

— Солгал, — пожал плечами Синдзи. — Как и всегда. Я знал, что Амор не настолько жесток, как Кобад, но эта его манера лгать... Порой она раздражала.

— Я видел своими глазами, что...

— Ты видел лишь то, что тебе разрешали увидеть. Ни один демон, даже бог, не будет таскать души из другого мира и выполнять их желания. Тем более воскрешать мертвых.

— Ты лжешь, — тихо произнес парень. — Это все ложь.

— Я не собираюсь тебя убеждать. Это язык демона. Ты сам прекрасно знаешь, как узнать имя владельца. Кто из нас, в конце концов, ритуалист?

Мак поднял взгляд на собеседника и с подозрением поинтересовался:

— А что ты здесь делаешь? И зачем гнался за солдатами?

— Видишь ли, — сморщился Синдзи. — Мою настоящую силу, скорее всего, раскрыли. Я долго прятал магию Воли под видом маги воздуха. Мне необходимо было затеряться. А что может быть лучше для того, чтобы затеряться? Война — идеальное место, чтобы исчезнуть.

— Что за чушь? Кто будет избавляться от сильных магов? Это же...

— Это сила, которая может перевернуть трон, если ей вздумается, — покачал головой незнакомец. — Ты думаешь, темных магов империи загнали в тень потому, что они были плохими мальчиками? Они были сильнее, могли реально поменять власть, и у них были вопросы к императорскому роду.

— Это бред...

— Это власть у горстки выродившихся магов, причисляющих себя к императорской семье. Один император чего-то стоит, но и он жалкая тень по сравнению с предками. В Сатории проблема почти та же. Старый род выродился и боится только за свое существование. Поэтому все, кто не желает стать его частью...

Мак сглотнул и уставился неверящим взглядом в наездника.

— В любом случае — я сделал все, что хотел. Я знал, что ты идешь за мной, но с дуру не подумал, что там, над первой заставой можешь быть ты. Больше меня тут ничего не держит.

— И куда ты собрался?

— Затеряюсь на востоке или уйду на запад. Я не собираюсь участвовать в войне.

— Какой войне?

— Последней войне империи Антолия, — Синдзи развернулся и пошел к стене, которую образовала ловушка Мака. — Сейчас в империю вторгаются со всех сторон. Все, кто имеет хотя бы маленький кусок земли рядом с империей — уже ввели войска. Этой державе пришел конец.

Наездник приложил руку к стене из рун и немного надавил. Стена под его рукой прогнулась, и руны начали расползаться.

— А что... что мне делать? — растерянно спросил Мак.

— А ты предлагаешь решать это мне? — усмехнулся парень, окончательно развалив стену ловушки.

— Нет, но...

— Мне плевать, что ты будешь делать. Мы с тобой в расчете. Семью твою Амор никогда не оживлял, ты в своем мире, скорее всего, подох, как и я. А сейчас ты свободен. Тебя никто не держит и не контролирует.

Уже выйдя из ловушки, Синдзи вдруг остановился, и, обернувшись, произнес, глядя в глаза Мака:

— Мы в какой-то мере друг другу обязаны, но это взаимно. Поэтому мы в расчете. Однако, если наши интересы пересекутся, то... — тут Синдзи сделал неопределенный жест. — Ты понимаешь, да? Все будет по взрослому...

После этого наездник покинул пещеру, оставив Мака в прострации.

— В расчете, — удивленно пробормотал Мак и поднял с каменного пола кусок засохшего раздвоенного языка.

* * *

Сказать, что это было тяжело — значит солгать.

Это было безумие.

Адское безумие!

Ту ночь я помню как одну из худших в своей жизни.

После ухода Синдзи я около часа не мог собраться и понять, что делать. Мысли метались в голове, словно обезумевшие белки. От неприятия и полной уверенности во лжи, до абсолютной уверенности в его словах и злости на лживого демона.

В себя я пришел, когда меня вернули в чувства оставшиеся в живых воины. Тогда я понял, что в первую очередь надо проверить. Проверить слова Синдзи, чтобы не оказаться в глупой ситуации.

На ритуал потребовался всего час. Он был довольно прост, но результаты оказались для меня крахом последней надежды, что меня обманули. Да, сказать, что это была ложь, было гораздо проще, чем принять, понять и решить что делать дальше.

На месте, где должен был оказаться знак из рассыпанной по кругу золы, оказалась морда козла в обрамлении нескольких демонических знаков. От знака не было ни запаха серы, ни дыма. Это означало, что этот демон мертв, либо никогда не существовал.

В чувства меня снова привели солдаты. Они отвели меня к костру и обложили плащами, которые сумели сохранить. Меня колотила крупная дрожь, я плохо помню тот вечер. Десятники потом рассказывали мне, что я не сводил глаз с пламени несколько часов, не отвечал на вопросы, а потом просто уснул. Из памяти я могу выудить лишь обрывки того пламени, жгучую тоску на груди и пустоту отчаяния в животе.

А вот сон, словно нарочно, не хочет уходить из памяти.

Это были обрывки воспоминаний из разных периодов моей прошлой жизни. Хлоп, я закапываю фотографию супруги и сына в могилу. Помню, я вслух сам себя убеждал, что мне нужно место, куда я могу прийти. Туман, и я уже просыпаюсь в коридоре, лежа на боку, заблевав всю прихожую. Рядом бутылка то ли коньяка, то ли какой-то настойки. Снова туман, и я протираю платком надгробие, что-то рассказывая супруге. Снова туман, и я в аптеке трясущимися пальцами отсчитываю копеечные монеты девушке, которая, брезгливо морщась, сгребает их в кассу. Руки тянутся к заветному флакончику. Снова туман, скамейка у местного отдела полиции и пустой взгляд на бумагу. Свидетельство о смерти. Несколько капель на листе, но дождя нет. Капли капают с носа.

И так всю ночь, туда и обратно...

Смерть — забытье в стакане. Похороны — пьяный угар.

Туда и обратно.

Мне показалось, это продолжалось вечность.

Каждое воспоминание, словно рука маньяка, теребит старую, только начавшую заживать, рану. Но бежать некуда. От этой бури не укрыться. Смерч из воспоминаний, ограниченный сводом твоего черепа. Взрыв сверхновой, но только в твоем сознании.

Если ад и существовал, то в тот момент он был внутри моей головы.

Я не помню, на каком воспоминании я проснулся. Однако голова оказалась совершенно холодной, пустой, но с ясными мыслями, которые спокойно и неторопливо вертелись в голове.

Свободен. Свободен от обещаний, от семьи, жены, ребенка, прежней жизни. Свободен...

Кому нужна такая свобода?

Тогда мне пришлось пожалеть о том, что узнал правду. Понятие и принятие пришло со временем, но в тот момент я действительно хотел бы этого не знать. Мне казалось, что мне не нужна была такая свобода. Легче действовать по чьей-то указке и думать, что твоя семья где-то там, жива, и у них все хорошо, гораздо приятнее, чем знать, что ты умер и твоя семья тоже мертва. А тебе жить дальше. Самому решать куда и зачем просыпаться, ради чего и кого убивать.

Это трудно осознать и тем более принять, но жить без указки, по собственному плану оказалась невозможно. Нет, вовсе не потому, что я всю жизнь подчинялся, хотя и это имело место быть. Дело было в том, что у меня и плана-то никакого не было. Смутное желание защитить близких мне людей в этом мире, женщины, где-то дети... Почему-то вспомнилась Левитания.

Мысли начали плыть более четко, и в голове начали звучать правильные вопросы.

Первый был: "Что делать?".

И, как ни странно, ответ появился почти сразу же — жить. Необходимо выжить в тех обстоятельствах, что творились вокруг. Мелькнула мысль о том, что надо сбежать. А куда? Я имперец. Мой говор узнают в любом мало-мальски крупном городе, и в этой ситуации мне будут не рады. К тому же других языков я не знал. Выходит, идти-то мне некуда, и если у меня осталось в душе хоть какие-то намеки на понятия "любовь", "дружба" и "ответственность перед детьми", то все эти понятия находились в Антолии.

Так, первый позыв — выжить, превратился во второй — как победить. Семь воинов и один темный маг-подмастерье против многотысячной армии. Победить армию в десять тысяч?То еще безумие, даже для меня. Если мы покажем хотя бы намек на сопротивление — нас просто размажут по камням ущелья. Как мы вообще могли бы сражаться? Да что там сражаться? Нам бы с голода не помереть в этих горах.

Я хотел пошевелиться, но когда открыл глаза, то обнаружил, что сплю сидя. Ноги настолько затекли, что я не мог пошевелить даже кончиками пальцев. Меня спасло то, что военные всегда останутся военными, и даже в безвыходной ситуации рядом с костром сидел караульный.

Он помог мне вытянуть ноги и лечь. Сам я двигаться толком не мог. Глядя на молчаливого воина у костра, нашелся ответ на свой вопрос. Ответ оказался в воспоминаниях. В истории моего мира было немало побед маленьких армий за счет мужества, отваги и хитрости. По этому пытался припомнить хотя бы одну подобную войну. Ответ оказался на поверхности. Мы не могли сражаться, но мы могли...

* * *

Мак стоял на краю камня, сложив руки на груди в замок. Под его ногами по ущелью тысячи людей двигались по небольшой долине перед заставой, которая продолжала стоять, вопреки всем атакам армии Сатории.

— Не сегодня, так завтра возьмут заставу, — пробормотал стоявший рядом Гурт. — Завтра есть уже будет нечего.

Мак кивнул и взглянул в начало ущелья. Армия уже полностью втянулась внутрь ущелья.

— Уходить надо, — произнес Вар.

— Еды не хватит, — тихо произнес Мак.

— Не хватит, — тихо отозвался Гурт.

Темный подмастерье взглянул в сторону империи.

— Мой новый знакомый сказал, что сейчас все соседи империи, даже самые захудалые, начали вторжение.

— тот маг, что на птице был?

— Он самый, — кивнул парень. — Если то, что он сказал, правда — смысла возвращаться в империю нет. От войны не убежишь.

Десятники переглянулись.

— Задумал чего? — тихо произнес Вар.

— Задумал, — кивнул Мак и повернулся к стоящим за ним воинам. — Только для начала надо кое-что признать. Если мы это признаем, то будет легче и проще.

Восемь воинов уставились на него заинтересованными взглядами.

— Мы должны признать, что мы все мертвы, — произнес темный подмастерье, заглядывая в глаза каждому воину. — Мы должны умереть. В любом случае. Если бы случилось чудо, и мы выжили бы в переходе, то в империи нас снова ждала бы война на уничтожение. И там выжить было бы сложнее, чем сейчас на заставе.

Повисла тишина на несколько секунд.

— Я не патриот и не люблю империю все душой, — спокойно продолжил Мак. — Я просто знаю, что в другой стране мне рады не будут. В другой стране, узнай , что я из империи, меня скорее всего убьют. Я не люблю империю, но у меня нет другого дома. Поэтому я буду за нее драться. Какой бы она не была.

— У меня дети, и, наверное, уже есть внуки в Саламатах, деревеньке под Ремом, — произнес Гурт. — Мне есть за что биться.

— Мать под Курками, что на берегу Рума, — произнес Вар.

Воины по очереди начали тихо произносить то, что им было дорого. Когда последний закончил говорить, Мак спокойно оглядел всех.

— Теперь каждый должен произнести очень важные слова, — парень перевел взгляд на старшего десятника. — Я, Мак "Черное Солнце" — мертв.

Повисла пауза на несколько секунд. Воин пожевал губами, но в итоге кивнул и произнес:

— Я Гурт Саламатов. Я мертв.

— Я Вар Курков сын. Я мертв, — повторил Вар.

— Я Рум Кураташан. Мертвый я...

— Пут, леворукий — мертв...

— Лут Медянщик — мертвый...

— Жак Молодой. Я мертв.

— Билл, Кривой топор — мертв.

— Сил Лисий Глаз — Мертв.

Мак кивнул и развернулся к шагающему по ущелью морю людей.

— Как их бить будем? — поинтересовался здоровяк, назвавшийся Кривым топором.

— Не будем, — произнес Мак. — В бой вступим — нас тут же по скалам размажут. Нас всего восемь, а из меня маг боевой, как из плотника вельможа.

— А делать тогда что?

— Сколько их тут? Тысяча? Десять? Сто? — спросил Мак.

— Десять тысяч, — подал голос Гурт. — Десять, не меньше.

— Сколько едят десять тысяч человек? Сколько пьют? Я источника в ущелье не видел.

— Нет в ущелье воды,— мотнул головой Вар. — Только в заставе второй, что держится, есть колодец. Когда дело будет швах, туда яду сыпанут. Так положено.

Парень кивнул и тихо произнес:

— Есть такие воины, которые без боя воюют, — Мак взглянул в сторону степи. — "Партизанами" их называют.

* * *

Телега плелась медленно, раскачиваясь кочках из пожухлой травы. Монотонное и неспешное движение обеспечивал волосатый буйвол. Трое охранников, плетущихся рядом с парой телег, со злостью поглядывали на извозчиков, недовольно перешептывались, но ни одного намека на желание залезть в телеги не показывали.

— И еще три серебряных тали! — продолжал убеждать один извозчик другого, показывая ему овальные монеты с треугольным отверстием посередине, которые висели на шнурке на его шее. — Если ты думаешь, что за такую цену ты сможешь продать где-то столько масла и прошлогодней крупы, то я съем свои собственные портки! С этим же маслом!

— Перестань, — отмахнулся второй. — Ты меня не слышишь! Я говорю, что это не та цена, которую стоит брать, рискуя головой. Ты понимаешь меня? Мы везем продовольствие в армию. Воюющую армию!

— Брось! У нас особое разрешение от начальника армии, — первый извозчик постучал по медному диску на борту телеги. На нем были нанесены четкие буквы на саторском языке. — Никто не будет с нами связываться, если мы под защитой его могущества.