Мы не одни

Мы не одни

Глава 1. Район N8

Необходимость ходить в школу после инопланетного вторжения удивляла Ивана Перова едва ли не больше самого вторжения. Особенно странно зубрить физику со всеми ее постулатами и общими теориями, глядя на раскинувшую стокилометровые крылья стальную "бабочку" под облаками. Но мать сказала — надо, а спорить с ней себе дороже.

Людмила Витальевна, как и многие другие взрослые, звала сына исключительно полным именем — Иван, потому что мальчик рос серьезным и рассудительным, почти как дядя Федор, только ни разу не самостоятельным. С самого раннего детства он пристрастился к космической фантастике — давней любви отца — и пока сверстники осваивали буквари, Ваня катался верхом на пустынных червях, изучал живые океаны и открывал тайны третьей планеты. А став постарше загорелся идеей написать книгу в том же жанре — про далекие звезды, свехсветовые корабли и первый Контакт, вот только в его мечтах и думах пришельцы были добрыми, щедрыми и великодушными. Само собой, малец почитывал разные тексты и знал немало примеров интервенций, скрытных манипуляций и прочих войн миров, однако все они казались слишком жестокими и угрюмыми, чтобы походить на правду.

Но, как и водится в реальной жизни, правда оказалась гораздо страшнее вымыслов и фантазий.

Иван помнил тот День поминутно и вряд ли когда-либо забудет, как брел, уставившись в асфальт, еще ярким и теплым сентябрьским утром, и как в мгновение ока свет померк и все вокруг накрыли вечные сумерки. Сперва мальчик не понял, что вообще произошло — город жил привычный жизнью, машины чадили в пробках, люди шли по своим делам. А затем все больше и больше пальцев устремились в небеса, все громче и тревожнее звучали возгласы: "Смотри!". И шестнадцать миллиардов глаз по всей Земле уставились на причудливые черные громадины, похожие формой на бабочек-махаонов, явившиеся из ниоткуда без спроса и предупреждения.

Первое время с незваными гостями пытались наладить связь, и в новостях регулярно сообщали: переговоры идут и весьма успешно, бояться нечего, а Всемирный конгресс полон оптимизма и верит во взаимовыгодные отношения с нашими внеземными партнерами. Но затем... что-то случилось. Что-то, о чем простому населению, а уж тем более ребенку знать не положено. Телеэфир пошел с перебоями, мобильная связь барахлила, интернет наполнили безумные слухи о разграблениях, похищениях и готовящемся нападении. До самого вечера никто не знал, кому верить и как быть, а ближе к ночи началась война.

Хотя война — это слишком громко сказано. Можно ли назвать честным боем драку боксера и младенца? По кораблям запустили ракеты — Иван сам видел черные точки верхом на огненных столбах — ни одна не долетела до цели. Потом трое суток без перерыва бабахали пушки — звездолеты парили достаточно низко для прицельного огня, но сколько мальчик ни всматривался, как ни напрягал глаза до рези и слез, так и не заметил ни одной вспышки, ни единого всполоха на темно-серых днищах. Зато снаряды несколько раз рвались в черте города — первый фугас угодил в стройку (говорят, кто-то даже погиб), второй оставил на пустыре около третьей школы кратер по колено глубиной.

Тогда же пошли слухи, что это пришельцы бомбят в ответ, и началось то, чего власти всеми силами избегали с начала Контакта — паника. Люди валом повалили в окрестные деревни, кто на машинах, кто на своих двоих, навьюченные как верблюды. Около часа спустя дороги встали в пробках, и пешие караваны протянулись до самого горизонта.

Все это время Иван сидел дома, а новости ему сообщала мама. Часть рассказывали коллеги (Людмила работала кассиром в одном из немногих оставшихся продуктовом магазине), часть передавала по еще исправному проводному телефону подруга из соседнего района. Мама жутко нервничала из-за всей этой непонятной кутерьмы и больше всего боялась, что сына заберут в армию, где его непременно убьют. Пила смесь из пустырника и валерьянки и куталась в халат перед телевизором, по которому второй день шли помехи или противно гудела радужная заставка.

Несмотря на казалось бы предрешенную судьбу, Ивану строжайше запретили выходить из дома и заставляли учить уроки, а любое сопротивление подавлялось истериками и головомойками. Начиналось все с обвинения парня во всех смертных грехах, включая прилет инопланетян, а заканчивалось жалобами на плохое самочувствие и слабое сердце — опять же, из-за несносного поведения сына.

— Вот помру, — со смесью злости и отчаяния выкрикивала Людмила, — будут тебя лунатики воспитывать. Узнаешь тогда, как мать доводить.

Чтобы не вступать в бесполезные споры и не усугублять и без того шаткую ситуацию, мальчик уходил в свою комнату, но вместо уроков продолжал писать повесть про космического пса Грома — вольного наемника, исследователя древних руин, отчаянного звездолетчика и борца со злом во всех проявлениях.

— Ха! — рыкнул Гром, облокотившись на барную стойку и подмигнув красотке в белом платье. — Так и сказала? Да твою мамашу надо этим гадам первым же рейсом отправить. Улетят в страхе на следующий день!

Но Людмила не любила подолгу сидеть в компании гудящего телевизора. В ней накопилась критическая масса сомнений и тревог, излить которую можно лишь на живое существо. И этим громоотводом вот уже семь лет — с момента ухода папы — считался Иван. Мать без стука входила (хотя тут уместнее написать "вламывалась") в комнату и, видя в руках сына черный блокнот вместо учебников и тетрадок, взрывалась пострашнее атомной бомбы.

— Учишь? — приказным тоном спрашивала невысокая пухлая женщина с невыразительным одутловатым лицом и короткими волосами светло-русого оттенка, хотя прекрасно знала ответ. — Ну-ка дай сюда.

— Не лезь! — вскрикивал Иван и прятал рукопись под подушку, помня о незавидной участи предшественницы, разорванной и выброшенной в мусорное ведро. Хорошо успел написать всего две главы, а тут уже больше половины.

— На! — перед парнем падал школьный рюкзак. — Вечером проверю.

Убедившись, что сын вместо дурости взялся за настоящее дело — а именно за математику, необычайно нужную и полезную во время атаки инопланетян, — Людмила хлопала дверью и возвращалась к телевизору. В эфир пробивались обрывистые кадры репортажей со взрывами и летящими к кораблям земными истребителями. В эти моменты обычно звонила подруга и сообщала свежую порцию слухов — одни ужаснее других — после чего проверка резко смещалась с вечера на "прямо сейчас". Иван по вполне очевидной причине не успевал решить ни единого примера и головомойка вспыхивала с утроенной силой.

Так продолжалось неделю — взрывы на улице, бойня в квартире, а затем со звездолетов градом посыпались безликие механические куклы — быстрые как ветер и сильные как экскаваторы, способные впятером за считанные секунды разорвать бронемашину на запчасти. Стоит ли вообще что-то говорить, если "манекены" спускались на землю своим ходом, валясь из люков точно бомбы.

Корабли висели километрах в трех от поверхности, и падение с такой высоты не только не вредило, но и ни капельки не замедляло роботов. Ни пули, ни гранаты их не брали, но и космические десантники, как вскоре выяснилось, не причиняли людям особого вреда, хотя даже думать страшно, что такой терминатор способен сотворить с человеком.

Сосед маминой подруги вернулся домой через три дня после начала наземной операции и поведал любопытнейшую историю. Как оказалось, его отряд защищал подступы к городу, когда на солдат прыгнули эти чертовы марионетки и буквально за минуту разоружили всех до единого и уложили мордами в пол. После разломали оружие, рации и прочую технику и здоровенными скачками понеслись дальше. Командир, глядя на это, махнул рукой и заявил, что война для него закончена.

На самом же деле роботы бесчинствовали на планете еще три дня, а затем по неизвестной до сих пор причине пришельцы то ли включили какое-то поле, то ли послали некий импульс, но вся электроника выгорела дотла, а сложная механика проржавела насквозь, будто лет десять пролежала под дождем. Иным словом, на Земле не осталось ни одного работающего компьютера, телефона, автомобиля, танка или ракеты. И до сих пор никто не может ни починить старое, ни сделать новое — устройства попросту не работают, как ни старайся. Поговаривают, когда Всемирный конгресс понял, что "кукол" не остановить и враги вот-вот возьмут столицы, главы ядерных держав договорились использовать последний аргумент — атомные заряды. Но пришельцы как-то узнали об этом и во избежание гибели целого мира отбросили человечество в середину девятнадцатого века.

И когда у наших не осталось ни техники, ни боеприпасов, воцарился так называемый Порядок. Главный пришелец и представители Земли подписали некое соглашение, в котором девять пунктов из десяти засекречены. Формально власть оставалась за действующими президентами, председателями и премьер-министрами, а гости из далекой-далекой галактики обязались бороться с преступностью, паникой и всячески помогать новым "партнерам".

На деле же города заполонили манекены, в то время как похожие на вороньи черепа челноки носились от кораблей к поверхности словно пчелы на пасеке. И ежу понятно, не просто так катались, а что-то вывозили, но что (или кого) Иван не знал — по новостям не сказали, маминой подруге не передали, а сам парнишка всю неделю просидел дома, питаясь припасенной до войны гречкой и консервами. Когда же все более-менее устаканилось, юного литератора отправили в школу, и подросток трижды пожалел, что Вторжение не закончилось ядерным апокалипсисом.

К тому моменту все, кто мог, сбежали подальше от города — в деревни, к родственникам или просто на природу, поэтому из одиннадцати школ осталась одна — в соседнем восьмом районе. И ходили туда (вернее — пытались ходить) лишь те, кто по разным причинам (в основном финансовым) не имел возможности переехать. Одним словом — "сливки" маленького провинциального городка, для коих замкнутый тихий подросток как Земля для оккупантов.

Ивана Перова можно описать одним словом — средний. Средний рост, среднее телосложение, среднее, ничем не запоминающееся лицо, каштановые волосы средней длины и вполне себе обычные карие глаза. Несмотря на внешность, попадающую в ту самую золотую серединку, которую обычно не замечают сверстники, Ваня обладал выдающимся для своего возраста литературным талантом, любил читать, обладал достаточной эрудированностью и потому прослыл зазнавшимся книжным червем. Более того не пил, не курил, не шатался по ночам в сомнительных компаниях и не обладал даже зачатками авторитета среди "правильных" пацанов. Но самое страшное — не умел постоять за себя от слова совсем. Отец ушел к другой женщине, когда мальчику едва исполнилось семь. Мама же всякий раз, замечая на драгоценном чаде синяки, ссадины или порванную одежду, бонусом к избиению добавляла нравоучительную отповедь. Драться — нельзя. Все проблемы надо решать словами. Если задирают — значит в чем-то виноват, поговори и извинись.

Но говорить с дворовой шпаной — значит давать повод еще раз пустить в ход кулаки, поэтому Иван спасался тем единственным социальным навыком, которому научился за все это время — полностью погружался в свои выдуманные миры и никоим образом не реагировал на подначки и наезды. Пошпыняют — надоест — перестанут. Главное, с ним заветный блокнот, который парнишка всегда носил с собой и ценил выше всего на свете. В том блокноте красивой вязью лежала недописанная повесть о мальчике и крутом космическом псе Громе, явившемся из иной вселенной, чтобы спасти землян от злых пришельцев.

Который год Иван проводил все свободное время с Громом — прямоходящей немецкой овчаркой в крутой кожаной куртке. Гром всегда юморил, не лез за словом в карман и без лишних слов давал плохишам по мордам — будь то простые забияки или вражеские боевые роботы. Одним словом, космический пес был полной противоположностью создателя и по совместительству его единственным вымышленным другом, ибо реальных не водилось по уже указанной причине.

Все, кто не хотел стать новой мишенью шайки Конька, обходили Перова как прокаженного, и надеяться подросток мог только на свои ноги. И бегать ему, к слову, приходилось чаще, чем легкоатлету на тренировках. Иногда парню удавалось отделаться коликами в селезенке и пропотевшей насквозь одеждой. Обычно — нет.

* * *

Сегодня ни Витек, ни его прихвостни в школу не пришли, и Ваня до последнего надеялся, что троицу шакалят похитили пришельцы для особо жестоких опытов.

Занятия начались с ненавистной алгебры. Иван на полном серьезе считал квадратные уравнения разновидностью пытки и с непередаваемым нетерпением ждал того славного дня, когда в расписание наконец-то вернется литература, ныне отмененная из-за нехватки учителей.

Классы как таковые тоже упразднили: малышню младше четырнадцати объединили во вторую смену, всех остальных — в первую, со своими обучающими программами. И более унылого, изнуряющего и скучного расписания, чем у старшаков и представить сложно: алгебра, геометрия (зачем?), физика, химия, черчение (для чего?) и русский язык, который Иван и так знал на десять с плюсом. Но делать нечего — придется страдать, а потом еще и наверстывать упущенное, оставаясь на второй, а то и на третий год.

Ольга Григорьевна — пожилая чопорная дама с курчавыми волосами и толстенными очками кислым тоном озвучила задание на последний урок — десять квадратных уравнений, будь они неладны. Иван тяжело вздыхал, подпирал потный лоб ладонью и до скрипа стискивал карандаш, как вдруг иксы и игреки засияли призрачным светом, пожелтевшие листы превратились в голографическую панель, а измазанная меловыми разводами доска — в лобовое стекло, отсекающее кабину звездолета от усеянной бледными точками черноты.

"— Выше нос, напарник! — прорычал Гром и плюхнулся в кресло пилота. — Мы только что получили отличный заказ из Альфы Центавра. Нужно спасти тамошнюю принцессу из плена космических киборгов-людоедов. Плевое дело, за сутки справимся. Только будь другом — проложи курс до цели, а то я в этой астронавигации вообще не гав-гав.

Пес сцепил мохнатые пальцы на затылке и грохнул сапоги на приборную панель.

— Справишься — получишь приятный бонус. Ходят слухи, принцесса та еще милашка, и я уговорю ее сходить на свидание с моим храбрым и незаменимым первым помощником. Договорились?".

— Договорились, — чуть слышный шепот, каким обычно Иван проговаривал фразы перед записью в блокнот, громом прозвучал в тишине классной комнаты.

— Перов, все нормально? — зевнув, спросила учительница.

— У него крыша поехала! — крикнул один из сочувствующих нелегкому делу Конька, и пятнадцать глоток вразнобой загоготали.

Иван втянул голову в плечи, чувствуя растекающийся под скулами жар и уколы презрительных взглядов со всех сторон. Женская половина смотрела снисходительно, с усмешками, как на больного или юродивого, в глазах же парней кипела неприкрытая жажда размазать эту тварь по стенке, раздавить, растоптать, уничтожить.

В одной из книг, научность которой нынче поставлена под сомнение, подросток прочитал, что ненависть к отклонению от нормы — естественный эволюционный механизм сохранения вида. Мол, сотни тысяч лет назад крошечные племена предков людей таким образом избавлялись от носителей дефектных генов, способных передавать заболевания и патологии по наследству и тем самым привести к вымиранию всей группы.