Феномен. Казимир неуловимый

Что, опять?!

Только что спокойно лежал в собственной кровати, в тепле и сухости, просыпаюсь — холодно и сыро... Шарю рукой, подо мной гнилая солома, поспешно сажусь, хотя зад в тонких трусах уже промок, рядом болезненный стон и приглушенный шепот:

— Тише, тише, братишка, потерпи...

Кажется, сарай, темно, только пробиваются в щели слабые полоски лунного света. Не успеваю ничего понять, в тишине шаги и окрик, затем перебранка на непонятном языке.

Раздался скрип и стук, в черной стене появился прямоугольный серый проем, на фоне которого возникла зловещая фигура, внезапно вспыхнувший свет фонарика метнулся снизу в сторону и уперся мне прямо в глаза.

— Ого, а это еще что за фраер?! — По-русски, с акцентом. Прибалты? Это про меня?

— Иди сюда, ты!

Кто-то толкнул меня в бок:

— Вставай быстрее, не зли его...

"Игра" называется "Полицаи и пойманные партизаны"?

Поднялся, прикрывая глаза от света, пошатнувшись, шагнул на голос.

— Выходи! Ты кто такой, и откуда здесь взялся?!

Не дожидаясь ответа, горлопан замахнулся свободной от фонарика рукой... И тут произошло нечто странное... Здоровенный кулак медленно и плавно пошел в мою сторону, еще ничего не понимая, я машинально чуть пригнулся, кулак проплыл над головой, а громилу, пытавшегося меня ударить, по инерции развернуло ко мне боком. Его напарник начал так же плавно и медленно снимать с плеча ремень винтовки...

Что происходит, недоумевал я, почему все так... притормозилось-то? Как мухи сонные! Э, нет, наоборот, читал в научном журнале, что муха (нормальная, а не сонная), воспринимает движения человека как замедленное кино. Вот и я сейчас вдруг превратился в такую же шуструю муху, которую голой рукой не прихлопнешь. А от мухобоек надо уходить еще на замахе!

Приклад винтовки в это время все так же плавно пошел в сторону моего лица. Уже осознанно я отклонился влево, и, шагнув к противнику, положил ему руки на плечо, затем, примерившись, въехал коленом правой ноги под ребра. Голова моего противника дернулась, колени подогнулись, и он начал словно неохотно оседать вниз. Не дожидаясь, когда он ляжет, повернулся к громиле, тот уже успел встать ко мне лицом и снова поднять руку для удара. Баловать разнообразием приемов я его не стал, не профессиональный боец, точно также сунул колено в живот, и повторил, на всякий случай, уж слишком здоров бугай.

И сразу время вернулось к прежней скорости. Фонарик плюхнулся в грязь, враги мои легли, где стояли, а мимо меня скользнула темная тень, худющий сокамерник, или правильнее сказать, сосарайник быстро поднял винтовку, несколько раз, с хаканьем, опустил приклад на голову сначала одного, потом второго... полицаев? А кого же еще! Лязгнул затвором, глянул, близко поднеся к глазам, подал мне вторую винтовку, прислоненную к стене снаружи.

— На, держи!

— Зачем она мне?

Мужик посмотрел на меня с недоумением.

— Ладно. Смирнов, возьми карабин! Ловко ты их, я и не успел ничего, хоть бы предупредил... А ты что голый-то?

— Не голый, а в трусах.

— В трусах... Надень вон его штаны, да и рубашку тоже.

Посмотрев на лежащие на земле тела, я передернулся от омерзения. С этой падали одеваться! Да, с живых было бы еще противней, но и с мертвых не хочу.

— Давай так: ты мне свою одежду, а сам его возьмешь.

— Ну, ты... — возмутился было мой собеседник, но, словно опомнился. — Ладно. Смирнов! Отдай товарищу одежду, моя ему велика будет. — Это он так изящно шутит, сам он выше меня, есть такое, но Смирнов-то мне едва до плеча достает.

— Товарищ капитан!

— Давай, не спорь, пока ты от страха зубами щелкал, он обоих уродов положил.

И распорядился:

— Теперь надо уйти по-тихому, вот только Васька очень плох...

— Подожди командовать, капитан. Для начала обрисуй мне вчерне обстановку — в Париже мы, или в Гадюкино, велик ли сарай, и сколько нас там, да и год неплохо бы узнать, для начала! Ты местный, вводи меня в курс дела!

— Завернул, Париж, год! А диспозиция такая...

Пьяный мат прервал наше совещание, и из-за угла соседней избы вывалилась еще одна мутная личность:

— Йонас, твою мать, тебя только за смертью посылать, офицеры ждут...

Увидев нас, ублюдок оборвал фразу на полуслове, срывая винтовку со спины, и время опять изогнулось и вывернулось, ударив по тормозам. Пока ствол опускался из вертикального положения в горизонтальное, я успел толкнуть вглубь сарая капитана, поднимающего винтовку, (лишний шум ни к чему), взглянуть на Смирнова, присевшего от неожиданности, и понять, что вреда от него не будет. Потом бросился к полицаю, на втором шаге занозив босую ногу некстати подвернувшейся щепкой, сорвал его руку с рукоятки винтовки и завалил своим фирменным ударом колена в живот.

— Так что там с диспозицией?

— А? А! — Теперь уже капитан применил свой фирменный удар прикладом, и пока я натягивал на себя смирновскую одежду и обувь, вводил меня в курс дела.

— Деревня называется Шиловка. На север Даугавпилс, километров двадцать до него. В сарае нас трое, один тяжелораненый, ты четвертый. Что еще спрашивал?

— Год какой, месяц, число?

— Сорок второй, май, тридцать первое.

— Да, нет, первое уже.

Уже первое июня, лето началось, раз я здесь. Как быстро сегодня все закрутилось. В прошлый раз было уютнее, генералом, оно гораздо комфортней. Но сейчас зато все предельно просто, и не надо ничего скрывать, никем притворяться, не надо бегать и прятаться. По крайней мере, от своих. И жирный бонус в виде... Это получается, нынешним летом я буду супергероем, и крошить немцев мне голыми руками, лично. Тоже неплохо, не скучно будет, это уж точно.

— Деревня русская?

— Нет, литвины в основном, русских и нет совсем.

— Почему тогда Шиловка?

— С этой шарадой не ко мне.

— Где немцы, и сколько их, знаешь?

— Немцев человек двадцать, да десяток полицаев. Полицаи местные, а немцы из Даугавпилса приехали погулять к местной шлюшке. Мы хотели их встретить, да вот, не получилось. Устроились они в двухэтажном доме, прямо за этой избой, я покажу.

— Нет, не надо. Раз Васька очень плох, и по-тихому уйти будет проблематично... Короче, сидите здесь, если кто мимо пробежит, стреляйте, а так не высовываться, это приказ.

Когда работает супергерой, у него лучше под ногами не путаться!

Капитан с сомнением посмотрел на меня.

— И карабин не возьмешь?

— Нет. Все, пошел.

Эх, куда я пошел?! Живу в деревне, поросенка ни разу не резал, хотя это в сельской местности обычная работа. И нож у капитана не попросил поэтому, хотя видел, как тот с полицая снял. Как же я немцев потрошить собрался? Или вязать их всех? Ладно, там видно будет, пора, как бы гансы своих не хватились.

Свернув за угол сарая, сразу оказался на подобии деревенской площади. Нужный дом стоял напротив, других двухэтажных не наблюдалось, на едва освещенном крыльце стоял мужик с винтовкой за спиной. Заметив меня, он спустился с крыльца и остановился. Я шел прямо на него, замедления времени пока не было. Дверь распахнулась, на крыльцо вывалилось еще трое вооруженных мужиков, с гоготом и бранью скатились вниз, тоже уставились на меня. Не дойдя несколько шагов до банды, почувствовал — есть! Сходу двумя руками толкнул переднего на стоящего за ним, пока они валились, ткнул носком дырявого сапога в пах третьему, обойдя четвертого, походя, сняв с него винтовку, толкнул его на кучу малу — замедление отключилось. Немного потрамбовал упавших прикладом, собрал винтовки и поднялся к дверям.

В конце полутемного коридора из приоткрытой двери доносился пьяный шум. О, и искать не надо. Свалив винтовки в угол, иду по коридору к двери, она отворяется навстречу, ударом сапога в живот вталкиваю выходящего ганса назад, по скорости его падения понимая, что замедление снова действует, вхожу следом. Пьяный разговор и восклицания размазываются в неясный гул, подхватываю стоящий возле двери тяжелый табурет, и обрушиваю его сзади-сбоку на ближайшую голову, стремясь, чтобы он не свалился на богато сервированный, хотя и порядком разграбленный длинный стол. Повторяю это простое движение ровно одиннадцать раз, по числу сидевших за столом мужчин, обойдя вниманием женщину в вечернем платье, видно, это и есть та "местная шлюшка", о которой упоминал капитан. Останавливаюсь, дожидаясь пока земной шар притянет к себе выведенных из равновесия военнослужащих вермахта, удивляясь, что замедление не отключается, все, вроде, в порядке, и двенадцатый, он же первый добавки не просит, падая, славно приложился черепушкой. А, вон, один тянет из кобуры железяку, повторить фокус с табуретом, мне не трудно. Все, время соскакивает с тормозов, собираю пистолеты, складываю на край стола, их всего пять. Четыре, кажется, "вальтера", и один, может быть, ТТ, кто ж их разберет.

Так, теперь с дамочкой разобраться.

— Ты кто такая?

— Я переводчица, я ничего... — легкий акцент, немка?

— Немка? Как зовут?

— Литовка, Гедре.

— Помогала допрашивать наших пленных?

— Нет! Я только переводила документы!

— Ладно. Оружие есть? Здесь что у тебя? А тут ничего нет? Хорошо, дыши пока, потом я тобой займусь.

Красная после плотного личного обыска Гедре отошла в угол. В это время снаружи хлопнул выстрел, я замер, прислушиваясь, на втором этаже часто застучали сапоги. Да, здесь где-то должны бродить еще штук восемь гансов, я думал, они разошлись по деревне, а, нет, оказывается, на втором этаже разместились, и лестница как раз напротив двери, надо встречать. Опять табуреткой, или уже на пистолеты перейти? Воевать, так воевать, что уж теперь в пацифиста играть.

Проблема в том, что я пистолеты в руках не держал. Возможно, ничего сложного, но видел по телевизору в пору перестройки репортаж о буче в Узбекистане. Правозащитники разоружили милиционера, и попытались пристрелить его из отобранного табельного оружия, да не сумели — не совладали с техникой. Сейчас глянем, что здесь у нас. "Вальтер", наверное, ага, предохранитель, и штучку эту вдоль ствола подергать. Несколько раз пробую нажать на курок, и так, и этак, наконец, гремит выстрел, выбив щепку из шкафа, дамочка дергается, затыкая уши. Сапоги уже на лестнице, пора.

Шагнул к открытой двери, и время снова замедлилось. На лестничном марше, буквально в шести шагах, пятеро немцев один за другим, с автоматом и винтовками.

Вскидываю пистолет, держу двумя руками, целюсь переднему в голову. Тут ничего сложного, со школы помню плакаты в кабинете военной подготовки, совмещаешь мушку и прорезь по вертикали и горизонтали, плавно жмешь на курок. Стрелял только раз в тире, правда много, получалось, правый глаз у меня видит гораздо хуже левого, стрелял, целясь левым, ничего. Сейчас тоже с левого, пять метров не пятьдесят, должен попасть. Бабах! Пистолет бьется в руках, взрываясь выстрелом, звук гулко раскатывается по комнате, отдаваясь в углах, тоже от замедления времени. Передний немец, автоматчик, вздрагивает, и плавно начинает опускаться на подогнувшихся коленях. Идущий за ним тоже сбивается с шага, поймав грудью пулю и ошметки мозгов переднего. Пытаюсь выстрелить еще, и не получается — курок провалился, и не хочет возвращаться. Испытываю мгновенный приступ паники, и тут же с облегчением понимаю — пистолет не может стрелять так быстро, отстрелянная гильза должна вылететь, а новый патрон встать на место. А у меня еще есть! Тяну со стола второй "вальтер", затыкая первый за шнурок, поддерживающий смирновские штаны, попутно оцениваю обстановку в комнате — все нормально, женщина стоит, мужчины лежат, — и возвращаюсь к двери. Передний еще не упал, но уже заметно опустился, на полкорпуса, а второй стоит, как стоял, только немного подался назад. Из оставшейся троицы быстрее отреагировал четвертый, поднимает винтовку, выцеливая, ему и пулю. Еще дважды меняю пистолеты, добивая уцелевших, затем время срывается, на лестнице шум падающих тел, вскрик, стоны, хрип, ругань... А сверху, со второго, не просматриваемого из комнаты марша опять частый топот. Сколько же вас там! Если всего двадцать, то трое осталось. А полицаи должны в деревне ночевать, хотя, кто их знает.

На среднюю лестничную площадку спиной вперед и лицом ко мне выскакивает очередной ганс. Не повезло тебе, у меня сверхспособность, замедление опять включается, стреляю первым, меняю пистолет. А это что? Из-за лестницы показывается рука, от нее отделяется маленький шарик. Граната? Да они мне так весь стол разнесут! И ведь не думают, что здесь их же раненые могут лежать, пофиг, лишь бы свою голову не подставить! Бросаюсь навстречу, не захватывая, просто движением ладошки отправляю в сторону по коридору, возвращаюсь в комнату. Грохот взрыва, через бесконечную секунду осторожно высовывается черепушка следующего героя. Стреляю, промахиваясь, но вторым выстрелом снимаю самого хитрожопого. Тишина. Судя по динамике движений лежащих на полу, замедление прошло. Итак, девятнадцать, с переводчицей двадцать, будем надеяться, что все.

Сейчас чем-то срочно заняться, чтобы не накрыло разрядкой. Вон, сапоги можно поменять, да и, вообще, переодеться, пусть в немецкий мундир, зато добротный, не то, что эта рвань со смирновского плеча. Помыться тоже не помешает, вся спина в грязи от этой гнилой соломы.

— Гедре, сними с того урода сапоги, и всю одежду, мне кажется, он моих габаритов. А сначала принести воды, оботрусь хотя бы...

Сбрасываю с себя лохмотья... Стоп! Замедление! Пошатнулся, высвобождая ногу из штанины, но не упал, а подзавис, почти как в невесомости. Что происходит? А, Гедре понравился "вальтер", нет, цыпочка, это не твоя игрушка. Оказываюсь рядом с ней, выворачиваю кисть, справляюсь, хоть и с трудом, здоровая, коза, хорошо, люблю крепких девушек. И то, что теперь она виновата не в абстрактной государственной измене, а в конкретной попытке посягательства на мою бесценную особу... Да, это тоже хорошо, морально легче.

— Ты эти шутки брось, иди, куда послали, и не вздумай ничего на лестнице подбирать, больше предупреждать не буду!

Лежащие в комнате гансы пытаются шевелиться, но после пары окриков успокаиваются, а пара человек не подает признаков жизни. Спокойно провожу водные процедуры при помощи Гедре, затем она разоблачает выбранного мной немчуру, причем тот не возражает и не пытается встать. Почти оделся, когда в конце коридора брякнула входная дверь. Выглядываю, капитан и Смирнов конвоируют пару полицаев, несущих раненого.

— Всех положил? А эти что? — Деловито оглядывается капитан. Только сейчас, на свету я заметил, как сильно измордованы мои бывшие сосарайники. Капитан, к тому же заметно хромает, а Смирнов постоянно морщится, прижимая руку к левому боку.

— Тебе оставил. Посмотри, может врач есть среди них. Пошли, Гедре.

— Куда вы? А мы что?

— Хавчик на столе, ешьте, только сильно не напивайтесь. С караулами сам определись, полицаи в деревне еще остались, наверное. А я спать, у девушки в гостях заночую, она местная, ты сам говорил.

Дом Гедре, довольно большой и просторный, оказался через дом от площади. Отрыла нам нестарая еще женщина, видимо, мать Гедре.